Философия принципов

Мизари и Рейн были… молчаливыми. Мягко говоря. Римуру попытался понять, в какой момент Гай дал распоряжение не выпускать его из комнаты, пытался спросить об этом демониц, пытался доказать, что никто его здесь не имеет права запирать. Бесполезно. Девушки стояли с одним и тем же постным выражением лиц, молчали и двигались, только чтобы задержать его. Римуру начал злиться. Просто сидеть здесь и ничего не делать он не хотел. Где-то там Укон Рейган придумывает, как захватить Темпест, пытается открыть на него охоту Гай, волнуется Нуар, не понимают, что вообще происходит, его друзья и семья. А он должен просто сидеть в комнате? Это несправедливо! Он же не беззащитный ребёнок, чтобы под благовидным предлогом запрятать его где-нибудь в безопасном месте, а потом прийти с тортиком и словами, что все проблемы решены. А Гай, видимо, именно это сделать и пытался. И друга ещё приведёт, чтобы тот показал, как здорово сидеть в безопасности, пока взрослые решают свои сложные взрослые задачи. Нелепица. Разумеется, всё это были домыслы. Римуру не знал, что задумал Гай и почему решил оставить его здесь, чего бы это ни стоило, или для чего позвал Леона. Но пока что всё выглядело так, будто Гай успокоил ребёнка, оставил дома, пригласил друга для развлечений, приставил нянек и пошёл решать всех и вся. Ещё и Леон. Вот уж кого точно видеть не хотелось. Холодный парень с ничего не выражающим лицом, которого ничего не интересует, кроме каких-то своих экспериментов. Слизи он был противен на подсознательном уровне. Парень сел на кресло возле окна. На столике перед ним тут же появился чай, а Рейн, незримо подошедшая за несколько секунд для этого, сразу налила его в чашку. Какая милая и услужливая. Наверное, хочет сделать его пребывание максимально комфортным, раз уж он не может уйти. Ну и чтоб не буянил. Вряд ли девушки так уж сильно хотят здесь находиться, как и он. — Спасибо, — кивнул Римуру. Ему всё же было неловко, что он к их обязанностям невольно ещё и дополнительные трудности создаёт. Что ж, оставалось надеяться, что порадовал их хотя бы тем, что перестал рвать и метать, и теперь ведёт себя как послушный гость. Рейн осталась стоять рядом, подливая при необходимости чай и накладывая в блюдце сладости, а Мизари продолжила стоять у двери. Именно она и объявила о долгожданном приходе Леона Кромвеля. Войдя, блондинистый демон молча прошёл в комнату и устроился в кресле напротив. Рейн налила чаю и ему. Они сидели молча. Взгляд Леона был таким же как обычно. Он пил чай, ел сухое печенье и наслаждался видом из окна. Был олицетворением спокойствия. Римуру же был напряжён. Он гадал, рассказал ли Гай о том, что сделал Рейган, о том, что между ними произошло, и о том, зачем здесь вообще Кромвель. Они просто… сидели. Пили чай. И спрашивать Римуру ничего не хотел, не испытывая ровно никакого желания вообще разговаривать с этим демоном. Было ли это из-за Шизу, которая до сих пор занимала большую часть в его сердце, из-за холодного и равнодушного характера Кромвеля, который ставил эксперименты над детьми и не видел в этом ничего плохого, или просто из-за того что пацифисту и безумного экспериментатору не ужиться, что в общем-то соединяет два предыдущих варианта в одном. В любом случае Римуру не собирался скрывать ни своей злобы из-за необходимости сидеть на одном месте, ни неприязни к Кромвелю, ни желания узнать, зачем здесь вообще Леон. И выражал он это всем своим видом: хмуро смотрел на Леона исподлобья, время от времени нетерпеливо вздыхал и без аппетита размачивал печенье в чае. — Гай рассказал мне, что произошло, — неожиданно сказал Кромвель, не меняясь в лице. — Не волнуйся, этот человек поплатится. — О, я уверен, — низким голосом сказал Римуру. — Ведь я об этом сам и позабочусь. — Это был момент, когда Темпест второй раз за всё знакомство, когда Леон проявил какую-то эмоцию. Первый был, когда он почти принял Римуру за Шизу. В этот раз это было удивление. — Что? Думаешь, я не справлюсь?! — разозлился парень. — Не знаю, — всё так же ровно сказал Леон. Он не жестикулировал, когда разговаривал, не менял взгляда или выражения лица, не пожимал плечами, не отводил глаза. Он будто даже не дышал. Он всегда смотрел прямо на собеседника, моргая раз минуту, не менял интонаций и говорил строго по существу. Невозможный тип. — И мне всё равно. Я просто не понимаю, зачем тебе напрягаться, если есть Гай. — И не поймёшь, — тихо сказал Римуру. А как такое можно понять? Его унизили, победили, сломали, а теперь, как какую-нибудь принцессу, спрятали в замке, пока храбрые рыцари бьют дракона. Чего хочет тот, с кем так ужасно обошлись? Наверное, того чтобы это никогда и ни при каких обстоятельствах не повторилось. А есть ли гарантия лучше, чем сильнейший демон, сражающийся за тебя и искренне желающий уничтожить твоего обидчика? Вряд ли. Но это было не то, чего хотел Римуру. Это не то, что ему было нужно. Как ему сможет помочь то, что кто-то за него уничтожит унизившего его врага?! Да ничем! Действительно, зачем работать над собой, зачем становится сильнее, зачем бороться со страхами, грызущими изнутри душу, разъедающими сознание и мучащими сердце, если можно просто сказать сильному мальчику Гаю, что вот тот нехороший мальчик тебя обидел? Так Римуру и останется навечно слабой глупой слизью, ничего из себя не представляющей. Тем, кому всегда нужна будет помощь. Тем, кто не может справляться со своими проблемы. Как он сможет защитить тех, кто ему дорог, если не может защитить даже себя? Так и будет вечность трястись в страхе и со слезами бежать к сильным мира сего за утешением. Проще сразу отдать Темпест Ружу. А что? Это он быстренько вытащил слизёнка из пучины вины и ненависти к себе из-за слабости и глупости. Это Римуру виноват — ничего не изменилось. Но теперь виноват в том, что не был способен исправить собственную ошибку самостоятельно, а просто ныл, вместо того чтобы действовать. Позорище. — Невозможно вечно побеждать. Даже у Гая есть соперник, с которым он не может справиться. — Мне этого и не нужно, — буркнул Римуру. — Дело не в победе. — А в чём тогда? — Леон сделал глоток. — Любой осознаёт свою слабость, когда не может победить. И с этим не всегда легко справиться, особенно если твоё поражение ставит под удар тех, кто тебе не безразличен. И чтобы показать, что ты достаточно силён, чтобы беречь для себя и других мир, который вы любите, нужно победить того, кто нанёс поражение. Именно это является хорошим способом справиться с собой и последствиями, которые когда-то принёс с собой проигрыш. — Тебе-то откуда знать?! — Я не собираюсь, — быстро сказал Кромвель, — растрачиваться на глупые драматичные истории о собственных ошибках и том, что они за собой принесли. Тебе достаточно знать, что я знаю, о чём говорю, не понаслышке. Ты можешь думать, что твоё утешение и решение твоих внутренних проблем в том, чтобы самому справиться с этой ситуацией. Сейчас ты думаешь, что только победа над Рейганом может дать тебе силы двигаться дальше. Но лучше знай, — он ненадолго замолчал, — что даже если сейчас ты просто доверишь это Гаю, ты не остановишься в развитии. Ты всё равно будешь становиться сильнее и могущественнее, чтобы защищать своё. Но сейчас ты должен найти в себе силы, чтобы признать: личная победа над Рейганом не избавит тебя от тех сомнений и страхов, что уже поселились в твоём уме. — Хочешь сказать, Укон Рейган — испытание моей силы воли? — недоверчиво буркнул Римуру. — Нет, Укон Рейган — жалкое ничтожество, избавление от которого сделает солнце ярче, а траву зеленее. — И замолчал. Но эти слова — самые последние — показали Темпесту, что даже Леон разозлился на Укона, что даже в нём этот поступок вызвал к человеку лютую неприязнь. Да, Леон не умел и не хотел показывать эмоции, но это не значило что в нём их нет. И Леон также признавал в этой ситуации виноватым… не Римуру. Не из-за его слабости, не из-за его глупости. Он также не сказал, что Римуру виноват в том, что после… не смог справиться с одолевшей его волной отчаяния. Он только дал совет. Сказал, что считает его способ справиться неправильным. Но не эмоции, не чувства. Неужели лишь один Римуру считает себя виноватым? — Но у него ничего не получилось бы, если б я… — Думаешь, ты что-то мог сделать? Что ж, это возможно. Как возможно и то, что ситуация могла ухудшиться, поступи ты по-другому. А чему бы тебя научила эта ситуация, если бы её не произошло? Гадать можно бесконечно, были ли наши действия ошибкой, так что это бесполезно. Ситуация есть, и лучшее, что ты можешь сделать, — разрешить её. Такой, какая она есть. Виноват ты в ней сам или нет. Но… — теперь молчание Леона было неловким. — Но ты не виноват. Ни один нормальный магверь или человек не посчитает тебя виноватым. Даже частично, даже на минуту. Ты должен выбросить это из головы. — Ты не можешь знать, что я чувствую… чувствовал. — Не могу, — легко согласился Кромвель. — Знать — не могу. Понимать — не могу. Но судить я в силах и вправе. Я тебе неприятен. Я прав? — неожиданно спросил он. — Что бы ты сделал, окажись у тебя на меня рычаг давления? — Вызвал бы на бой без права отказаться или сбежать. — Верно. В этом и суть абсолютной вины Укона Рейгана. Римуру не понял. Совсем не понял. Как это связано с тем, что произошло? Или с тем, что Римуру необязательно самому побеждать Укона? Да, Римуру бы использовал открывшуюся возможность по-другому. Но он бы так же не оставил Леону выбора, окажись они в описанной ситуации. Так чем он лучше? Что это доказывает?! Кажется, вопрос был большими буквами написан на его лице. Леон устало вздохнул. Ему надоела уже вся эта возня. — Возможно, однажды ты поймешь. Сейчас тебе достаточно просто принять, что Гай всё сделает. — Я должен сам. — Я уже объяснил… — Я хочу сам! Мне это нужно! Да. Не прикрываясь страхом за жителей Темпеста, не прикрываясь желанием знания, что он достаточно силён для победы над такими противниками, не прикрываясь чувством вины. Месть. И только. Месть тому, кто причинил боль, кто сломал, кто разрушил сознания, кто привёл к самоуничижению. Может, Гай и помог справиться со многим, но с Римуру до сих пор было далеко не всё в порядке, и ему это нужно. Нужно победить, одолеть Укона Рейгана собственной рукой, поставить на колени. Ему не нужно было, чтобы проклятый человек признал ошибку, чтобы исправился, изменился, извинился… Может, именно это чувствовал Укон Рейган по отношению к самому Римуру. Отомстить тому, кто лишил желанного и заставил чувствовать себя униженным и оскорблённым. Но их ситуации не равны. Далеко не равны. Это не Римуру развязал конфликт с Фалмусом, это не из-за его корысти и жадности многие погибли, это не из-за него началась война, это не он… Не он. Насколько было справедливо желание мести Рейгана? Насколько Римуру в чём-либо перед ним виноват? При честном правдивом ответе на эти вопросы становилось ясно — произошедшее было несправедливо по отношению к Римуру. И его желание мести оправданно. — Это уже другой разговор. Только не ударься в другую крайность. — Это в какую же? — злобно спросил слизь. — Не уподобься ему. — Как же ты мне надоел! — взорвался Римуру. Одна простая фраза, которая обычно его и не разозлила бы даже, стала последней каплей, а рядом был лишь один источник раздражения, на котором и сконцентрировалась вся злость. — Вечно такой холодный, такой спокойный и рациональный! Грёбаный камень с глазами, сраный робот! Раздаёшь советы… Считаешь себя правым во всём, ни за что не чувствуешь вины?! Какой молодец, умеешь разбираться с последствиями ситуаций, которые сам же и создал. Да тебе положена награда! — Римуру буквально откинул столик, разделявший их с Кромвелем и навис над демоном, продолжая кричать. — Вот только это ты испортил жизнь Шизу, а когда расплата пришла за тобой, сказал, что вообще сделал ей одолжение! Может, это ты ударился из крайности в крайность, вообще не осознавая теперь своей вины за чьи-то загубленные жизни?! Эти дети были ни в чём не виноваты, и именно из-за тебя они прожили короткие несчастные жизни, наполненные горем, отчаянием и страданиями! — Темпест занёс кулак для удара, но Кромвель вовремя отскочил, поэтому кулак разнёс кресло. Затем он дал знак не вмешиваться демоницам, которые почти кинулись к Римуру, чтобы остановить. Римуру вновь приблизился к Леону и схватил за воротник. Это выглядело нелепо со стороны из-за разницы в комплекции, но все свидетели и участники происходящего прекрасно понимали, на чьей стороне будет победа, дойди всё до мордобоя. — Скажи, как тебя не съедает совесть? Как ты заставляешь заткнуться вину? — зашипел Римуру прямо в лицо Кромвелю. — Как убеждаешь себя в собственной правоте, видя последствия своих действий? — Никак. Самым неожиданным для Римуру оказались объятия. Леон крепко прижал его к себе, погладил по волосам, зарылся носом в макушку. Он почти оцепенел от этого действия, уже ровным счётом ничего не понимая. Ярость куда-то улетучилась также быстро, как появилась. Теперь он стоял истуканом в чужих объятиях. Это было страннее некуда. Леон оказался тёплым, даже скрываясь за несколькими слоями одежды, равномерное дыхание колыхало пряди, руки невесомо гладили спину. — И совесть ест, и вина поёт, и понимание собственных ошибок не даёт спать по ночам. А потом ещё и ты явился предо мной в этом обличии, как призрак самой ужасной из них, пришедший за моей давно гнилой душой. Сначала, — он сел на кровать, посадив Римуру себе на колени, — я видел в тебе лишь её. Но это прошло очень быстро — хватило одной встречи. Более жёсткие принципы, более чёрное мировоззрение, более сильная воля. Как усовершенствованная и доведённая до идеала версия того, что и так было прекрасно. — Ты её что… — Нет. Не любил, не был влюблён и даже не чувствовал подобной симпатии. — Тогда что ты сейчас делаешь? — Римуру в недоумении поднял голову и всмотрелся в лицо Леона. К счастью, на таком маленьком расстоянии было легко рассмотреть всё до мельчайших деталей. — Ты не она, — усмехнулся Кромвель, и расстояние между их лицами исчезло вовсе. Его губы были очень нежными. В поцелуе не было страсти, как было с Гаем, — он был столь же холоден, как и сам Леон. Хотя сейчас его лицо горело, и Римуру с мысленным беззлобным смешком заметил, что щеки Леона слегка покраснели. Но насколько поцелуй был холоден, настолько и нежен. Леон не вёл его, а позволял действовать самому, лишь следуя за его движениями. Возможно, Римуру никогда в жизни так быстро не менял неприязнь на горячую симпатию.