Когда мы отлучились от света?

      Домик был небольшой и старый, на бревнах, в некоторых местах, поросший плесенью и мхом, но несмотря на всё это, выглядел он довольно-таки крепким. Чем-то он даже напоминал землянку, хоть и не находился в земле, да даже какой-никакой каменный фундамент дома был виден, но не было чего-то похожего на веранду или сени. Довольно массивная дверь сразу вела внутрь дома, а стеклянные окошки были маленькими и такими же деревянными. В избушке всё было по классике. Печка, главное устройство в большинстве частных домов, стояла прямо напротив двери, чуть ли не впритык к правой стене дома, если смотреть от входа, ровно посередине. Перед печкой находился небольшой умывальник с приделанной к нему бутылью для воды, похожей на те, что используют в кулерах. Прямо же за печкой стояла аккуратно заправленная полутороспальная кровать, что выглядела довольно-таки новой. Сразу же слева от входа стоял небольшой, по всей видимости Б/Ушный, СССРовских времен шкаф с двумя дверцами, на одной из которых висело большое и, вероятнее всего, тяжелое зеркало. За шкафом, всё у той же стены, стоял небольшой холодильник, в высоту где-то 150 сантиметров, на удивление, в хорошем, а самое главное рабочем состоянии. У левой же стены, посередине, прямо под окошком, располагался столик, с глупой прозрачной клеёнкой в цветочек на нём. Посередине всего дома находился красный ковер, с зелеными узорами, а под ним, скорее всего, погреб или что-то подобное. Но ко всему прочему в доме также находились другие предметы: несколько обогревателей (один был в виде вентилятора, другой — в виде переносной батареи на колесиках), электрический чайник, микроволновка, а ещё плита с приделанной к ней духовкой внизу. Над кроватью и столом располагались парные розетки и, наверное, за холодильником они тоже были, должен же он откуда-то питаться. В самом доме были две небольшие люстры. Одна была над столом (выключатель от нее был размещен справа от стола), другая же — посередине дома (выключатель от неё находился рядом с входной дверью). Но это всё не так и важно, главное — сутки парни тут точно проживут.       — "Хм, интересно, откуда тут электричество... — подумал Роменский, пропуская продрогшего Никиту в дом, после чего входя следом и параллельно включая свет, наконец-то разгоняя этот непроглядный и гнетущий мрак, что царил в округе. — Пока мы шли я не замечал ни телеграфных столбов, ни опор ЛЭП, или как они там называются...". В доме было довольно прохладно, даже холоднее чем на улице, и из-за этого при входе туда на лице и кончиках пальцев парней начало неприятно покалывать. Но ребята, быстро сообразив, включили оба обогревателя, а также, наполнив чайник водой, поставили на электрическую подставку и включили.       "Хотя, возможно, из-за этого густого леса я их просто не увидел", — заключил свой мысленный монолог Давид, беря подушку с кровати, далее кладя её на шерстяной ковер, а после садя туда Никиту и обставляя его обогревателями — супер схема! Точно, а ещё он передал Бергу запасное махровое одеяло, доставав его из отдельно кинутой от остальных вещей сумки, невзирая на размеры этого одеяла и всё неудобство, что он доставил им в пути, взяли они его, видимо, не зря.       — Та-а-ак, — задумчиво и еле слышно протянул Давид, когда послышался характерный щелчок, оповещающий о том, что вода вскипела, а сам чайник отключился, и, разворачиваясь в сторону выхода, где они по приходе скинули свои рюкзаки, достал из Никитиного две небольшие коробочки с пакетиками черного и зеленого чая.       — Тебе какой, Никит, зелёный или черный? — следом из того же рюкзака доставая пластмассовые кружечки, спросил Берга Роменский. Но спустя несколько секунд так и не дождавшись ответа, он обеспокоено глянул за спину, на парня, что сидел весь бледный и абсолютно не двигался, опустив глаза в пол и смотря будто куда-то сквозь него.       — Ники-и-ит... Всё нормально? — уже полностью развернувшись в сторону Берга и достав из рюкзака несчастные кружечки, позвал своего парня Роменский — безрезультатно. С невольным и усиливающимся волнением Давид стал аккуратно подползать к Никите, боясь испугать его каким-нибудь своим резким и небрежным движением, если тот вдруг придет в себя. Находясь рядом с Бергом и видя, как тот не реагирует ни на что, руки Роменского, совершенного его не слушаясь, задрожали так, словно он сам замерз, хотя в доме, благодаря обогревателям, было уже довольно тепло.       — Никита... Ники-ит... Эй... Слышишь? Солнце, Никита... — аккуратно взяв Берга за плечи, начиная слегка и очень осторожно трясти, звал уже, к счастью, не дрожавшего, но такого же холодного на ощупь даже через одежду парня Давид. Тревога в душе всё сильнее и сильнее увеличивалась, а вдохи и выдохи становилось делать всё труднее и труднее, словно что-то спирало грудь, не давая полноценно дышать. Нарастала паника и волнение за Никиту, что до сих пор сидел и не отзывался, весь бледный и холодный.       — А... Да... Давид? — с непониманием вопросительно проговорил Никита, потихоньку приходя в себя и немного удивляясь тому, когда Роменский резко и неожиданно обнял его, и всё же спустя пару мгновений Никита обнял его в ответ. — Ты чего?..       — Господи, Никита, ты чего меня так пугаешь? — наклоняя и кладя голову на плечо Берга проговорил Роменский, ещё сильнее обнимая толком ничего непонимающего парня, у которого, заметив такое состояние Давида, тоже не на шутку разыгрались нервы.       — Я тебя зову-зову, а ты в пол смотришь ничего не замечая и не слыша, весь бледный, — уже успокоившись под нежными поглаживаниями его головы и спины руками Никиты, сказал Давид, поднимая свою голову и смотря прямо в глаза своему парню, всё так же немного обеспокоенно. Берг выглядел намного лучше чем пару минут назад, бледность пропала и появился небольшой, еле заметный румянец на щеках и кончиках ушей. Из-за чего его лицо — вся та часть, которая не скрывалась за маской — выглядело довольно-таки мило. Давид немного улыбнулся, почти незаметно и мимолетно.       — А... да я что-то задумался, — неуверенно прошептал Никита, отводя взгляд в сторону и немного отворачиваясь от Роменского, взор которого в этот же момент вновь наполнился тревогой и волнительным недоверием к словам любимого, а и без того слабая улыбка вовсе сползла с лица, руки же аккуратно сняли маску с лица Берга и положили её куда подальше, — может, я замерз, оттого что до этого мы плавились на солнце, а потом лес, прохлада, резкая смена температур и всё-такое...       — Ну да, возможно, — сказал Давид после того, как Никита вновь посмотрел на него, и постарался одобрительно улыбнуться, вышло слегка криво. — Ну ты как нормально? И чай-то какой будешь?       — Зелёный, — кратко ответил Берг, проигнорировав первый вопрос и искренне, мило и широко улыбнувшись Роменскому, когда тот встал и подошёл к уже которую минуту остывающему чайнику с водой. Давид же, завидев теплую улыбку Никиты, также нежно улыбнулся уже без задних мыслей, казалось, не заметив того, что на его первый вопрос так и не ответили.

***

      Ночь. Всегда относительно спокойная и так невероятно манящая к себе пора, тихая и безмятежная. В нашем лесу она такая же, только насквозь пропитанная небывалой тревогой, мраком, опасением, леденящим холодом и смутой. Тишина в этом месте не была успокаивающей, она давила, все в округе давило. Каждая травинка, каждая веточка, каждая иголочка - всё что получалось разглядеть в этой беспросветной и безнадежной тьме напрягало и заставляло испытывать жуткое чувство медленно крадущегося, словно дикий зверь, холодного и колкого ужаса. Чернота этого места поглощала абсолютно всё, из-за чего казалось, что ты в полнейшей, пустой и мрачной неизвестности, леденящей кости неопределенности. Земля словно терялась под ногами, а небо, и без того тёмное, закрывалось еще более чёрными и гнетущими ветками высоких деревьев, в результате чего становилось невозможным увидеть ни единой звездочки, что там говорить о луне, которая навсегда, безвозвратно покинула небо в этом месте. Пустая, черная округа захватывала тебя своей пучиной отчаяния, ужаса и страха, пожирая все хорошее, что находилось внутри тебя, после оставляя там только холод, холод пронизывающий тебя до ниточки и заставляющий чувствовать леденящую кровь, сокрушенную дрожь во всем теле. Тебе не убежать. Уродливые, жестокие и прочно стоящие на неизвестности охранники этого не допустят. Ты скован. Воздуха здесь нет, ты дышишь безысходностью и своей никчемностью. Ты обречен. Тебе уже ничего не поможет.

***

      — Давай! Ты же так этого хотел! Обещал рассказать мне ту легенду, когда мы сюда приедем, не отнекивайся теперь, — уже готовясь ко сну, переодеваясь в свою пижаму, упрашивал Давида Никита. В доме было уже достаточно тепло, поэтому решено было переодеться во что-то более легкое и оставить включенным только один обогреватель в виде батареи, поставив её около кровати, ведь тот "вентилятор" был слишком шумным. И всё же сколько бы не возмущался Берг на все его "нормально" или "Давид, уже тепло!" Роменскому было всё равно, он волновался за здоровье Никиты, так как тот, невзирая ни на что, так и оставался холодным, именно поэтому Давид заставил его помимо пижамы одеть две пары носков (одни были обычными, другие же — толстые и шерстяные), а под и без того махровую рубашку пижамы ещё и тонкую кофту с длинным рукавом и горлышком — свитер, проще говоря.       — Да ладно-ладно, расскажу я, расскажу, — немного посмеиваясь отвечал Роменский, уже переодевшись в свою пижаму и расправляя постель, к слову о пижамах, они у них были, если можно так выразиться, парные. Ещё в первый день, когда Роменский наконец-таки переехал жить к Бергу в квартиру, свою же, договорившись с Никитой, он решил сдавать посуточно, получая с этого какую-никакую копейку. Давид подарил Никитушке пижаму, дополняющую рисунок его ночнушки в виде сердечка и надписи "Only together is warm", и он до сих пор так и не рассказал Бергу, как он их нашел или где заказывал их.       — Есь... — тихо проговорил Никита, плюхаясь на кровать и развалившись звездочкой, широко-широко улыбаясь, прикрыл глаза, удовлетворённый результатом десятиминутных уговоров. Давид же только закончивший с одеванием постельного белья и расстиланием кровати недовольно, но так мило, по мнению Берга, глянул на него: Э-э-эй, Никита, я только расстелил, да и двигайся вообще!       — Не-е-ет... — зевнув, блаженно протянул Никита, за что тут же получил. Давид, конечно же, не теряя ни секунды, начал щекотать Берга, из-за чего тот с громким смехом начал брыкаться, стараясь оттолкнуть прилипшего и щекочущего его парня. Вскоре переставая мучать Никиту, вполне довольный результатом Давид легонько и очень нежно чмокнул его в губы, на что тот также нежно ответил взаимным, чуть более глубоким поцелуем.       — И всё равно ты холодный... — еле слышимо прошептал Давид себе под нос, как только отстранился, но заметив на себе прикованный, вопросительный взгляд поспешил исправиться. — А-а-э... Нет, ничего. Всё, выключи свет, садись рядом и слушай значит...

***

      — Слушай, ты уверен, что это того стоит? — надсадно, с некоторым беспокойством спрашивал женский, незнакомый нам голос.       — Слушай, а ты ведь сама прекрасно знаешь, что да! Я пойду туда и найду его! — твердо, с раздражением прикрикнул мужской голос.       — Но ты ведь даже примерно не знаешь, что произошло! и где... — истерично начал женский голос, также срываясь на крик.       — К твоему сведению, я знаю, где он был в последний раз, и я уверен, блять, уверен, что это всё тот чертов лесной особняк, куда он направлялся! — на высоких тонах кричал мужской голос.       — Чёрт с тобой, но запомни, запомни до конца своей жизни, что я тебя предупреждала, — сказав это, женский голос умолк, после чего послышался хлопок дверью.

***

      — Блин, что за глупости, вовсе не страшно, да и в целом ничего не понятно, — сказал Никита немного зевая и облокачиваясь спиной и головой на стену позади него, параллельно сложив руки крестом и потянувшись. В доме было темно, но благодаря свету от фонарика на телефоне Давида, который он только что включил, свет ловко расползался по небольшому помещению избушки.       — Да блин, Никита, это только начало! — возмущенно пробормотал Давид, слегка обижаясь на то, что его перебили, не давая нормально начать рассказывать. Темнота вокруг парней вновь начинала сгущаться, а фонарик постепенно тухнуть.

***

      — Вот и он, я дошёл, я уже так близко! — воодушевленно сказал знакомый нам мужской голос. Перед ним стоял огромный трёхэтажный, мрачный особняк, располагавшийся в "Dark Forest", что в прямом смысле означает "Тёмный Лес".       — Боже, наконец-то! — продолжал ликовать голос. Человек, которому он принадлежал, выглядел потрепано. Вся одежда, что сидела на нём была порвана, а также грязна, испачкана в земле, словно она не стиралась около месяца. По всему телу молодого человека были шрамы, открытые и кровоточащие царапины, глубоки порезы из которых также текла кровь, большинство этих ран гноилось, а вся оставшаяся одежда, что сидела на мужчине насквозь пропиталась и гнилью, и кровью. Левая рука была нечеловечески изогнута, она опухла и была полностью синей, болталась, как ненужный и недействительный, но прикрепленный отросток тела. Она тоже гнила и была почти полностью облита свежей в основном синей, липкой венозной кровью.       — Я найду тебя! Я знаю, что ты там... Осталось немного, верно? — подбадривал себя человек, еле как идя через лес, хромая и спотыкаясь об выступающие и повсюду торчащие корни деревьев, а одной здоровой рукой пытаясь хоть как-то сохранять равновесие.       Из особняка веяло холодом и затхлым запахом. Человек, что стоял перед ним, пах не лучше. Он слишком много преодолел, чтобы добраться до сюда, он не остановиться, он сделает это. Он найдёт его.       Войдя в особняк всё было тихо, слишком тихо. Мужчина начал потихоньку исследовать здание. Сырые, пропахнувшие плесенью красные ковры были протянуты по всем коридорам, по всем этажам, благодаря им этот мерзкий запах стоял повсюду, да что там! казалось, что само здание пропахло им насквозь. Этот громадный дом напоминал лабиринт, мрачный и смертельный, лабиринт в котором нет выхода. В особняке было темно, хоть глаз выколи, ни черта не видно, всё оборудование, что было у мужчины либо сломалось, либо разрядилось, ничем не осветить...       — Зажигалка! Агрхк... Где она... — немного вскрикнув сказал человек, облокотившись на ледяную и тёмную стену этой усадьбы, сквозь боль, совершенно не слушавшейся его правой рукой пытаясь прошерстить все свои уцелевшие карманы, молясь, что она нигде по дороге не выпала.       — Да! Нашёл! Только... М, да, подойдёт, прекрасно, — наконец-таки найдя зажигалку в одном из карманов своей одежды, он постарался дотянуться до самого к нему ближайшего факела, зажигая его, что, хоть и с трудом из-за здешней сырости, у него получилось. — Теперь-то лучше.       За окнами уже стояла непроглядная тьма, а небо окутали густые, черные облака, стало ещё холоднее, и только факел, что был перед ним, вселял хоть какую-то надежду и доставлял малое тепло. Шорох где-то позади.       — Кто здесь? - резко обернувшись за спину и испытав новую порцию боли, судорожно спросил мужчина. — "№"@!, это ты?       Человек уже поднимался на третий этаж этого особняка, мысли в его голове путались, крутились, словно черт на американских горках. Шорохи, шорохи, ШОРОХИ где-то позади. Пустота, ничего. Гул, гул, какой-то не понятный гул нарастает, звон в ушах сильнее, сильнее, сердце, качающие уже буквально воздух, бьется всё сильнее, сильнее, легкие жжёт, болезненно жжёт. Гниль, запах гнили, что-то гниёт. Взгляд, взгляд, взгляд, чей-то взгляд ПОЗАДИ. Безумие, безумие, там ничего, пустота. Слежка, слежка, слежка. Так холодно и так пусто. Зачем он здесь? Это того не стоило, не стоило, не стоило. Смотрит, смотрит, смотрит, кто-то за мной СМОТРИТ. Это он... человек видит его, бездна, он смотрит на него, пустота, он видит его, холод, он слышит его, отчаяние, он понимает его, спасение, он спасёт его.       Хруст, дикий крик, мимолетная боль, смерть, кровь, гниль, труп, запах, разложение, падаль. Его пустые глаза смотрели на человека, человек больше не чувствовал ни боли, ни героизма, ни страха, ни отваги, человек не похож на человека. Этого человека больше нет, он не выполнил свою цель, он не смог, он никто, просто пустое место. А он и есть пустота. Он - спасение, отчаяние, холод, пустота, бездна.

***

      Давид не спал, не мог уснуть, время было около часу ночи, беспокойные мысли о состоянии Никиты не покидали его. Вот он, его парень, лежал рядом с ним под одеялом, Роменский чувствовал его тело, что прижалось к нему, его слабое, холодное дыхание, что опаляло спину. Чувства и вопросы так и крутились в голове Давида: "Может зря они это вообще затеяли, вдруг Бергу станет хуже? Он такой холодный... Температура? Скорее наоборот пониженная. При каких заболеваниях пониженная температура? Что делать? Завтра же утром собираться и идти обратно? Но Никита так хотел полюбоваться озером находящимся неподалеку... И всё же здоровье важнее, но как лишить Берга этого желания, что он загадал ещё на день рождения? Ничего же страшного не случится, если они побудут тут ещё денек, а вечером уедут? Какие лекарства мы брали? что вообще лежит у нас в аптечке? Есть ли там что-то, что непременно сможет улучшить состояние Никиты? Станет ли ему лу...?". Так и не успев ответить на все эти вопросы, в конечном итоге, Давид всё же уснул.

***

Холод, пустота, бездна. Холод, пустота. Холод.

***

      — Мх... — проснувшись и кое-как открыв глаза, Давид первым делом глянул в телефон, который показывал время 3:12, после же выключил его, решив перевернуться на другой бок. Уже потихоньку погрузившись в дремоту, он вдруг резко открыл глаза — вторая половина кровати пустовала. Спать больше не хотелось, он обеспокоенно вскочил, принимая сидячее положение, и вновь тревожно переводя взгляд на кровать, не веря, до сих пор не осознавая, что Берга на ней нет. Давида охватил страх, возбуждённо мотая головой и взглядом во все стороны и углы этого дома, он безнадежно пытался разглядеть хоть что-то: Никит?..       Ответа не последовало, Давид тут же попытался найти телефон, который он только что держал в руках, но тот словно сквозь землю провалился.       — Да блин, где он? — уже вскрикнул Роменский, и это будто помогло ему, телефон нашёлся под его ногой, видимо скатившись туда. Он, не теряя ни секунды, включил фонарик, освещая им весь дом. Никого.       — Что, блин... — пробормотал Давид, теперь полностью поднимаясь с кровати и осматривая весь дом, и вправду пусто, всё на своих местах, кроме Никиты, и всё же одна деталь зацепила его взор. — Чёрт! Нет-нет-нет, я же закрывал дверь, я точно закрывал дверь.       — Куда он мог пойти в такую темень, в такой холод и только в одной пижаме? — быстро накидывая на себя свое серое трико и кофту, а также прихватывая полосатую толстовку Никиты, Роменский поспешил на улицу. Тишина, очень тихо. Свет от телефонного фонаря был очень слабым, он даже-даже не освещал деревья, что стояли в трёх метрах от Давида: Никита, ты где? Никит...!       Ответа не было. Тревога, паника, безнадежность охватили Давида. Он один, стоит в полнейшем мраке, с ног до головы поглощённый чернотой окружения, неизвестностью и страхом за жизнь любимого человека, дичайшим ужасом. Куда ушёл Никита? Где его искать? Как справиться с этой темнотой ничего с собой не имея? Как помочь любимому человеку? Как спастись от холода, пустоты, бездны. Или Никиту уже не спасти?