Встреча
Милтон, штат Делавэр. Весна того же года. 22:13. За два дня до танцев на кухне.
Сняв тяжёлые ботинки, она опускает босую ногу на почти остывший песок, отливающий из-за лунного света серебром; в нём ещё чувствовалось тепло закатного дня. Медленно опустилась и вторая нога. За этим действием последовало целостное ощущение стопами каждой песчинки, которая стремится утопнуть под её весом. Она шагает вперёд, и тихие холодные волны атлантического океана приятно поглаживают обнажённую кожу. Весной вода ещё не успевает нагреться до летних температур и сохраняет в себе весь зимний холод. Погода сегодня, даже в вечер, придушивает теплом, и от этого тепла хочется убежать, позволить себе остынуть в манящих всплесках океана: физически и душевно. Белокурые волосы, отдающие в этой темноте пепельным нюансом, волнами опускаются по спине. Лёгкий ветер всё пытается разворошить их, закрыть ими глаза девушки, но те ей, словно бы, вовсе не мешают. Софи достаёт из кармана небольшую пачку, соблазнительно пахнущую шоколадом, выуживает из немногочисленного остатка сигарету, приостанавливается и прикуривает, закрыв глаза от удовольствия. С первой затяжкой и вовсе замирает, а выпустив облако полупрозрачного дыма, делает глубокий вдох, расправляя бледно-розовые лёгкие в грудной клетке, расширяя её, упираясь органом в рёбра. Как прекрасно было сейчас слышать эти ароматы: сладковатый, немного едкий, но, всё же, приятный запах премиального табака перемешивался с легким привкусом атлантических волн, ударяющихся и рассыпающихся о песчаный берег воздушной пеной. Где-то среди этого всего проскальзывает ощущение собственного парфюма, который, сливаясь с запахом ещё юного, но отчаянного по своей натуре и теперь уже хрупкого женского тела, создаёт свой неповторимый, притягивающий букет, который кому-то мог заменить воздух. Она открывает глаза, похлопав ресницами, и позволяет зрачкам снова всмотреться в красоту этого места: вечно молодой океан, призрачно-прозрачный и чёрный от ночи, по-матерински заботливо укрывает волнами землю, отражая в них половинку бледнолицей луны. Софи ощущает это великолепие, которое будто проходит через неё, всем своим нутром, теперь уже заставляя себя двигаться дальше. Не хотелось останавливаться, не хотелось теперь и включать музыку, способную подкрасить картинку. Но разве сейчас ей не хватает цветов? Она шагает, не сбавляя и не замедляя темп, позволяя ногам чувствовать поверхность, но не утопать в ней. Сегодня эта дорога затягивала в свои объятия и красоту слаще обычного. Сигарета тлела, медленно, порой понапрасну, напоминая о том, что каждый из нас тлеет на своём жизненном пути также медленно прогорая и образуя пепел, безвозвратно падающий и ударяющийся о песок в тех часах, что дарованы каждому при рождении. Мы можем тлеть без какого либо толку, выбрасывая свой дым в воздух, загрязняя его, а можем наполнять чьи-то лёгкие, одаривая их токсичным дофаминовым кайфом. Состояние этого кайфа блаженно, хоть и многие будут кричать о том, что это приближает к смерти. Но смерть ждёт каждого из нас. Все мы несём на себе свои бренные, гниющие заживо тела, ощущая душой весь их вес; такой тяжёлый, заставляющий сгорбиться, склониться и приблизиться к земле. Тело-то знает, что когда-нибудь обязательно окажется в ней и будет зарыто глубоко, замуровано почестями и слезами тех, кому ещё дорого. Оттого и не желает ждать или отдаляться, и никогда не позволит забыть где окажется. И даже если душе вдруг удастся воспарить над ним и над небом, отправиться к отцу всех тварей земных, оно от своего не отступит, — не откажется. Минуло несколько десятков минут, прежде чем в звуки ночи вмешался почти неощутимый хрип. Софи остановилась, напряглась и шагнула на звук, приближаясь к его источнику ровно с тем, как звук становился отчётливей. Сложно было сказать, на что похож он был похож, но отчаяние пропитало его хозяина, и не нужно быть эмпатом, чтобы это понять. Неподалёку, за кустами высохшей травы, Софи обнаружила окровавленное тело. Мужчина, ещё молодой, сплёвывал и задыхался кровью, вытекающей у него изо рта. Живот его был вспорот прямой горизонтальной линией, теперь напоминающей ухмылку на знакомых губах, и часть длинного волнистого кишечника обвивалась неровной верёвкой вокруг нашедшего в этих берегах свою кончину. От чьих рук, Софи не ведала. Застыв над ним, будто в любовании любимой картиной, она набрала номер скорой.Милтон, штат Делавэр. Полночь. За день до утреннего садизма.
— Я люблю ночные прогулки вдоль морского берега. В этом есть особенная романтика, время будто останавливается. Ты идёшь, куришь хороший табак, слышишь ночной зов океана. Особенно мне нравится идти босиком. Это даёт дополнительную эйфорию, — приятный, тихий и почти нежный голос прервал Джек Кроуфорд, разливая свой бас по кухне. — Мисс Верт, Вы были под чем-то? Допрашиваемая ухмыльнулась, поправила прядь волос и покачала головой. — В такие моменты я предпочитаю трезвость. Сегодня я зашла непривычно далеко. Во многих смыслах. И обнаружила это тело. Затем я взяла телефон и позвонила в скорую, описав ситуацию. Они же подключили Вас. Пока ждала, попыталась хоть как-то применить свои медицинские навыки. — Но Вы психиатр, — Уилл Грэм уставился на неё в попытке подкопаться и проследить за изменениями в реакции, требовательно ожидая ответа. Прошлую ночь он снова не спал и выглядел как забитый, ещё недавно невинный агнец, только-только вкусивший плоть и кровь человеческую. Убийство Гаррета Джейкоба Хоббса не прошло бесследно и давало свои последствия. — Да, это так, но это ведь медицинская специальность и оказывать первую помощь нас обучали на первом курсе, вне зависимости от направления. Всякое может случиться, — она взглянула на часы и поднялась. — Прошло полтора часа с тех пор, как Вы здесь. Кто-то хочет кофе? Джек взглянул на Уилла и, увидев его одобрение, принял предложение. Они в любом случае ждали доктора Лектера для консультации. Свидетельница, найденная ими, не казалась напуганной. Она была подозрительно спокойна. Убийцей они её назвать не могли, да и вероятность того, что Софи имеет какое-то отношение к делу, — тоже угасала в них двоих, но это был второй труп за сутки, и зацепиться хотелось за любой возможный выступ на поверхности дела. — Чудно, а для вашего коллеги, которого мы ждём, приготовить? — Пожалуй, если кофе не растворимый. — Не беспокойтесь, я предпочитаю благородные сорта, и варю его сама. Они находились на просторной кухне, поэтому Софи была на виду и не создавала ощущение опасности. С выученной ловкостью автоматических движений она начала приготовление крепких напитков по неизменному десятилетиями рецепту покойной ныне тёти. Девушка достала прелестные белые кружки для кофе и лишь взяла одну в руку, чтобы перелить напиток, как за её спиной прозвучал ещё один голос.***
Не успел Ганнибал Лектер занять удобное положение в кровати, как раздался раздражающий своей бесцеремонностью звонок мобильного. Очередной вызов, очередное тело и вновь подниматься, чтобы привести себя в безупречный вид, а затем ехать осматривать труп и выслушать речь свидетельницы. Это надоедало, но наблюдать за растлением Уилла Грэма было одним из немногих развлечений, увлёкших его в этот непростой период. Ни дом, ни улица не кажутся ему знакомыми, — здесь он впервые. На просмотр тела он опоздал, несчастного уже увезли на скорой. Быть может, он выживет, и тогда у Джека появится больше возможностей. Но пока его возможности были ограничены, и доктор Лектер уверенно шагал к дому, чтобы расширить потенциал Кроуфорда. Он входит в открытую дверь, ровный тёплый свет рассеивается по чистой светлой прихожей. Оставляет обувь там же, где смог распознать обувь коллег, — вероятно, хозяйка дома не терпит грязь и, приструнив отдел ФБР, заставила их раздеться. Проходя вглубь дома, ориентируясь на голоса коллег, он замечает запах. Родной и тёплый до щемящей боли за грудиной, напоминающий о том, что больше никогда не случится. Запах полный уюта и чистой близости. Запах, вызвавший в нём теперь раздражение. Эти духи… В трезвом сознании он понимал, что ими пользуется не одна девушка на целом свете, но факт этот раздражал, словно бы находился в доме той, которая украла их у единственной, что имела право на них. Ганнибал не позволяет сердцу обречь себя на надежды. Нет, это не она, это невозможно. Ни теперь, ни когда-либо ещё. Однако под ноги ему бросается кошка, ласково урча и потирая голову о ногу давнего и пропащего друга. Ганнибал замирает, смотрит на тёмное создание, на блики от лампы на гладкой шерсти и тихо вбирает в грудь воздух. Быть может, сон всё-таки настиг его? — Господа, дамы, прошу прощения за задержку. Надеюсь, никто не утомился? — Ганнибал улыбнулся, с неподдельным интересом поглядывая на спину той, что стояла у плиты, позади всех. Он наблюдал за ней внимательно, ощущая, как внутри остановились все системы организма. Девушка замерла на пару секунд, медленно положила кружки на столешницу, восстанавливая дыхание, в испуге сбитое приветствием. Обернувшись, она застыла вновь, в глазах пробежала странная тень, а зрачки расширились. Что, к сожалению, не заметит идиот, ибо, даже будучи слепым, человек уловил бы паузы и тембры голосов, которые беспощадно намекали о чём-то глубоком и сокрытом. — Доктор Лектер… Не ожидала увидеть Вас, — контроль над собой она взяла почти мгновенно. В глазах Ганнибала тоже что-то промелькнуло. — И я Вас, леди, — Ганнибал поправил пиджак, бегло осмотрел девушку, сразу отмечая, как нездорово она похудела. — Вы что, знакомы? — С долей разочарования произнёс Кроуфорд. Всё же, ему был выгоден более объективный анализ от доктора. — Были когда-то, весьма давно, — девушка вновь развернулась, разливая ароматный кофе по чашкам. — Однако приятно, когда тебя помнят, верно, Софи? — Ганнибал проходит внутрь кухни, тихо присаживаясь за стол и продолжая поглядывать на неё. — Это безусловно льстит. Софи быстрыми шагами подошла к столу, но чашки поставила мягким движением, — пока лишь для Уилла и Джека. Не смотря на Ганнибала, вернулась вновь к плите, за ещё одной двойной порцией, — для них двоих. Ганнибал, наконец, перевёл взгляд и, как ни в чём не бывало, вернулся к Джеку и Уиллу, узнавая текущее положение дела и те задачи, выполнение которых требуются от него. Он слушал внимательно, периферийным зрением улавливая каждое движение девушки, что стояла спиной сбоку от него. Ему было интересно; нравилось наблюдать за ней, за каждым движением и взмахом руки. И внутри себя он чувствовал радость, такую простую, от одного её вида, от осознания, что вновь может слышать, наблюдать, говорить с ней. И ему не понадобилось долгих размышлений для того, чтобы принять решение не упустить её вновь, не позволить упорхнуть и исчезнуть. Он добьётся, обязательно добьётся, её расположения, позволения укрыть от всего страшного и жестокого мира. Разве она заслужила одиночество? Что с ней станется, если она ещё год-другой пробудет без него? Ганнибалу не хотелось думать, что всё будет хорошо. Мужчина чувствовал, или, может, хотел чувствовать, что без него ей будет трудно, что только он способен подарить ей спокойствие и гармонию. Впрочем, всё это было неважно. Оставалось лишь он, она и принятое решение. Однако не сейчас и не сегодня. Слишком много внимательных глаз, так и норовящих залезть в душу, выкрасть из неё фрагменты тёплого прошлого. К тому же, не следует напирать. Её характер не потерпит такого, да и нервы девушки не хотелось расшатывать, пока на то не будет действительной необходимости. Всё так же молча Софи поставила перед ним чашку с кофе, который был приготовлен несколько иначе, чем её. Ганнибал отпил, и его губы задела лёгкая, мимолётная улыбка. Впрочем, не было сомнений в том, что она помнит, как именно он любит. Это давало некоторые надежды. — Что ж, благодарим, мисс Верт, мы с Уиллом узнали у Вас всё, что планировали. Поговорите с доктором и больше, во всяком случае я на это надеюсь, мы Вас не обеспокоим, — Джек поднялся и взглянул на Уилла, призывая пойти с ним. — Ганнибал, мы подождём снаружи. Ганнибал кивнул, молчаливо наблюдая за тем, как двое агентов покидают кухню. Вместе с тем, как они вышли, Лектер слегка повернул голову в сторону стоящей Софи. — Присядьте, Софи, полагаю, после такой увлекательной прогулки Вы устали, — губ его коснулась задумчивая улыбка, он взглянул на неё, провожая глазами до стула. Когда она присела, обеими ручками согреваясь о чашку горячего напитка, мужчина на миг добавил к своей улыбке и взгляд теплоты. — Вы действительно случайно нашли труп и рассказали агентам всё как есть? — Да, всё так, — дама кивнула, отпивая кофе и пряча смущенный взгляд. — Хорошо, Софи, я Вам верю и не буду более ничего спрашивать. Считайте, что на сегодня всё. Девушка опустила чашку и взглянула на него недоверчиво. Её явно смутило его последнее предложение, впрочем, как и его присутствие. Ганнибал смягчил взгляд, заглянул ей в глаза, заставляя замереть, и прикоснулся к её руке, но не спеша сжимать, лишь подушечками пальцев. — Fredo di mano, caldo di cuore, — проговорил он, ощущая холод её рук и продолжая внимательно смотреть на неё. Затем поднялся, мягко прикоснулся к плечу Софи, уже собираясь уходить. — Обещаю, я отведу от тебя все подозрения, даже если для них есть повод. С тем и удалился, не оборачиваясь и ликуя. Губы его расплылись в победоносной ухмылке. Он своё возьмёт, как и всегда. Хлопок. Свет. Нарастающий звук. Затишье. Они уехали. Времени на слишком серьёзные обдумывания не было, в дело пошла симпатическая система. Зверь набрёл на свою лань. Что он сделает дальше? Что у него на уме? И это — крайне интересно, но недостаточно безопасно, чтобы выяснять. Сборы не длились более получаса. Собрав самое необходимое, — дары многократной работы, пару холстов, истерзанный скетчбук, самую необходимую одежду и вещи личной принадлежности, — всё было враз уложено в чемодан. Что делать с остальным, в частности с книгами? Сложный вопрос порождает сложный ответ. Впрочем, за остальным она успеет вернуться, если, конечно, такой ход будет возможен. Нельзя было сказать, что она боялась его. Скорее не хотела новых диалогов и связей. Она уже поставила точку. Но для Ганнибала эта «точка» сейчас может превратиться в запятую. А новых встреч Софи не сильно хотела, опасалась. Но даже опасение не могло затмить томного, тоскливого и придавленного желания, которое жаждало этой встречи вновь. Софи не лгала, но чувства старалась притупить посредством разума, хоть обычно рационализм падает под их гнётом. Не такая большая, как дом, но уютная и изящная квартирка ждала её в соседнем штате. Две просторные комнаты, ванная, гардеробная и спальня. Первая комната сходу обозначилась, как кабинет, — Софи работала над романом, собственно ради него и приехала сюда, на брег океана, дабы прочувствовать эту атмосферу. Часть комнаты занимали чистые холсты и художественные принадлежности, где-то среди этого своего часа ждала гитара. Сама квартира была исполнена не роскошно, а скорее минималистично, но с эстетическими акцентами: высокие потолки, монотонные стены, пространство. Кухня отличалась изящным убранством, представляя собой место, где вполне могут создаваться величайшие кулинарные шедевры. В отличие от Ганнибала, Софи готовила редко и, зачастую, просто. Если, конечно, следила за тем, что готовила. В ином случае приходилось делать несколько заходов на приготовление одного блюда. Что говорить о гардеробной? Самое любимое, необходимое и утончённое. Спальня была самой маленькой комнатой, но Софи она понравилась больше всего, ведь там её ждала огромная кровать и зеркало во весь рост, пара тумбочек, растений и более ничего лишнего. Что ещё нужно художнику? Разве что красивый вид заката или рассвета за окном, на подоконник которого можно присесть, раскурить сигарету и остановиться во времени. Неделя прошла весьма спокойно. Но всё же, возвращаясь домой с мюзикла по произведению французского классика Виктора Гюго, она обнаружила на ручке двери чудесный букет своих любимых пионов. Чистых, белых, но с нежно-розовым переходом у самого края лепестка. Приятно, что он помнит об этом. Делая очередную затяжку в распахнутое окно, она чувствовала касание ветра по своему уставшему телу. Он возвращается, а вместе с ним и старые традиции их отношений. Но раз он уже нашёл, то и смысла бежать, вероятно, нет. Хочет увидеть её? Она позволит.