Балтимор, штат Мэриленд.
Шорох графита по шершавой бумаге удивительно четко совпадал с гармоничными переливами звуков, доносящимися с другого конца комнаты. С каждым новым штрихом выводилось всё более чёткое изображение. На языке ещё стоит вкус отменного кофе. Сегодня выбор пал на фортепианное соло из оперы «Орфей и Эвридика». Ганнибал всегда предпочитал слушать именно рояль, а не оркестр во время рисования, возможно, именно из-за широкой гаммы инструмента. Переливы правой руки пианистки и лёгкий аккомпанемент левой были настолько идеальны, что, на мгновение, рука зависла в воздухе, и мужчина погрузился в чистоту звучания. Музыка. Вечерами именно она помогала сосредоточиться на том, что было действительно важно. То, что несомненно могло дать толчок будущим событиям. Тонкие нити сюжета, которые создавал мужчина, должны были непрерывно виться дальше, разрастаться и заплетаться в нечто совершенное. Великое. Недосягаемое. Сегодня он был там: не сумел отделаться от навязчивой мысли о посещении мюзикла, хоть и не стал бы называть этот жанр своим любимым. Но зная, что там будет Софи, он решил стать частью сего мероприятия. Ему было любопытно наблюдать за девушкой. Эмоции Верт, её мимика, равномерное дыхание и спокойствие, всё это было любопытным опытом; информацией, которую теперь, при прямом общении с ней, он получить не мог. Снова Гюго… Неужели французский классик в их взаимоотношениях знаменует новое начало? В первый раз, кажется, с него всё и началось. Мелодия подходила к концу, и резкий переход на четырнадцатую сонату Бетховена вырвал мужчину из мыслей и вернул в комнату. Подняв взгляд от наброска, Ганнибал выпрямился в кресле и осмотрел стол. Бокал «Domaine de la Romanee-Conti» все так же стоял нетронутым, и кровавая жидкость соответствовала настроению, которое уже долгое время не оставляло его в покое. Ганнибал ждал. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что Софи будет бежать. Не признаваясь себе, ему, всем вокруг. Доктор чувствовал сладкий шлейф эмоций и горечи от прошлого. Их прошлого, которое девушка решила оставить, бросить, зная, что для Ганнибала это значит очень многое. Что же… Иногда не всё в жизни складывается удачно. Порой даже он мог просчитаться и быть вынужденным изменять правила, пусть и в его собственной игре. Ему хотелось, чтобы дама, так же как он, наслаждалась их общими воспоминаниями, желала продолжать начатое, идти рука об руку и создавать новые идеи, воплощать в реальность события, придуманные давно, но пылящиеся где-то в глубинах его огромной библиотеки. Однако всё оказалось не так, как он представлял. Чёткий план пошел совсем в другую сторону, и теперь очень многое зависело от того, как он разыграет очередную карту. Он. Один. Софи сейчас, по собственному желанию, оказалась на другой стороне, и будет ли у них продолжение, в чем он, конечно же, не сомневался, — это лишь вопрос времени. Или всё же не по собственному? Слишком тяжело было признавать собственное поражение и вину, что обвивала его душу теперь, сжимала с каждым воспоминанием, рисунком. Как же хотелось сбросить ответственность за все чувства на неё, но он не мог. Ганнибал слишком хорошо понимал, почему она ушла. Он встал и неспешно поправил галстук. Слепое ожидание не принесет результатов, поэтому мужчина направился к выходу и, сняв с вешалки пальто, достал из внутреннего кармана письмо. То самое, которое, казалось, совсем недавно получил от Софи. Мужчина медленно провел кончиками пальцев по твердой крафтовой бумаге, жесткой и шершавой, которая могла ошибочно подсказать стиль и настроение пишущего. Однако, в самом письме не было агрессии, ненависти или страха. Там было спокойствие, рассудительность и, быть может, сожаление. Ах, эти ее черты характера, которые он всегда уважал, и которые особенно импонировали в Софи. Ганнибал прекрасно отдавал себе отчет в том, что девушка написала это обдуманно и взвесила каждое слово. Порой она была импульсивной, но не сейчас. Натиск пера на бумаге лёгкий, словно текст был подготовлен заранее и хорошо отредактирован. Поднеся бумагу к лицу, мужчина медленно вдохнул запах. Легкие нотки лаванды, которую перекрывал терпкий аромат бергамота, напомнили ему о том, что, несмотря на внешнюю утонченность, Софи могла быть твердой и не уступать многим в быстроте мысли. Сколько раз за два минувших года он перечитывал его? Вот так, стоя посреди кабинета, вдыхал уже почти выветрившийся аромат её рук? «Дорогой Ганнибал, Знаю, ты не можешь поставить между нами точку, поэтому сделать это собираюсь я. Благодарю тебя за все эти годы, но в нашей жизни стало слишком много безумия. Я любила тебя и всегда буду любить. Но так безопаснее для нас обоих. Знаю, что в какой-то степени это я подтолкнула тебя ко всему тому, что произошло. Но они ищут Чесапикского потрошителя. И, если он не затихнет, найдут. Тебя и меня. Я не хочу для нас такой участи, но знаю, что теперь эта жажда и интерес в нас обоих, и, если мы не остановимся сейчас, — не миновать беды. Пора затихнуть по разные стороны баррикад.Прости и прощай.
Вечно твоя,
Софи Верт»
Ганнибалу хотелось разозлиться, почувствовать себя обиженным, но как он мог, зная, теперь точно зная, что она хотела лишь уберечь его от себя же самого? Он увлёкся игрой с ФБР и услышал все её слова лишь после того, как потерял. План Софи сработал чётко, Ганнибал Лектер переключился на её поиски, поставив всё на паузу. Возможно, это оставило его непойманным и свободным. Но такая свобода была уже не для него. Он слишком хорошо знал её, они слишком хорошо знали друг друга. Если она поставила точку, то самым лучшим шагом было принять это. Но мог ли Лектер оставить её? Впрочем, хотелось и узнать, добилась ли она того, о чём упомянула в письме, — безопасность для них двоих. Чесапикский потрошитель ушёл, но ненадолго. Он лишь представлял, как за утренним кофе она случайно или специально может наткнуться на статью, оповещавшей о теле, на котором следователи обнаружат знакомую подпись Потрошителя. Это не значит, что Ганнибал не убивал, найти покой он мог в том, какую философию нёс в себе. Поглотить уродство, сделать абсолютно бесполезную жизнь полезной на его личном пиру. Он выполнил то, что было поручил себе сам, убедился, что все подозрения насчёт Софи отведены. Хоть глава поведенческого отдела был излишне насторожен, абсолютно никому не доверял, но всё же Ганнибал был для него другом. Своеобразным другом.Мидл-Ривер, округ Балтимор, штат Мэриленд.
Этот вечер Софи проводила в компании с красками. Она не считала себя хорошим художником и, как сама говорила, прилично владела только кистью. Рисовать, изображать графически никогда не удавалось в точности. А если быть точнее, — её внутренний критик заставлял отправлять эти работы в мусорку. Но каждый раз, ощущая безликий холст и держа в руке кисть, она на мгновение прикрывала глаза, вдыхая в себя вишнёвый сигаретный дым, смешанный с запахом ладана, и начинала ощущать эту безликость и чувствовать то, чем её олицетворит. В своём обряде Софи была почти обнажена. Чувствуя грудной клеткой ночной воздух, она откидывает халат назад, усаживаясь в шортах на подушку и принималась за дело. Она ещё не знала, что это будет. Изредка бросала взгляд на пионы, что стояли на подоконнике. Чему быть, того не миновать. И ничего лучше и новее сюда не подойдёт. Так что теперь она ждала его, каждой своей клеточкой почти чувствовала его присутствие рядом. Как он и предполагал, насколько осознанный это был поступок: поместить на подоконник единственные цветы в этом городе, которые он узнает издалека? Лектер тенью скользит мимо однотипных домиков с их неприметными хозяевами, как зачарованный следя за пионами. Окно его, однако, не интересует. Дверь поддается почти сразу, не издав и звука. Слишком тихо. Ему не привыкать вот так прокрадываться в ночи, но сейчас все должно быть иначе. Он, не скрывая своего появления, сразу направляется в спальню. Медленно. Шаг за шагом. Ступал тихо, боясь не обнаружить Софи. Незапертая дверь, — так не похоже на девушку. Боялся и худшего, — разгромленной обстановки, что свидетельствовала бы о ужасном происшествии практически прямо у него под носом. Но мужчина застал её. Было облегчение и одновременно тянущее чувство где-то глубоко в груди. Останавливается у зеркала, поправляет и без того идеально завязанный галстук. Демонстративно, как жест с цветами у открытого окна, вздыхает. — Стоило оно того, м? Нравится сепарация? — нарочито уставшим голосом. Знает, что застал достаточно интимный момент и не позволяет себе подойти ближе. Он будет стоять у этого отполированного зеркала сколько потребуется, разглаживать на костюме несуществующие складки и лишь изредка бросать пытливый взгляд на обнажённую спину Софи — прекрасной в своем творческом порыве. Знакомые ароматы окружают его, опутывают, словно он попал в ловушку к пауку, что вьет невидимые сети. Ганнибал охотно втягивает в себя воздух, едва заметно ухмыляясь. Его игра началась. — Сaprice dans la nuit?Может выпьем кофе? — поначалу она проигнорировала Ганнибала, чтобы затем встать и накинуть на себя чёрную майку. — Мне всё нравилось, а Вам? — У меня были дела, — бросает через плечо, завершая свой маленький ритуал у зеркала. — И я вынужден был их оставить. Софи прошла в спальню и остановилась в дверном проёме, облокотившись на карниз, и тоже взглянула в зеркало. Лицо её изображало усталость, макияжа на ней не было, поэтому скрыть недосып сейчас было невозможно, но совсем безжизненной она не выглядела, а в голубых глаза красовался азарт. Переведя взгляд на его отражение, Софи, не скрывая интереса, рассмотрела его от головы до кончиков пальцев ног. Что же за изменения произошли с ним? — Неужели Вам не понравилось чувство свободы? Самостоятельность? Я отпустила Вас, скрылась, но вот Вы снова здесь. Зачем? Ганнибал неторопливо стягивает с себя пиджак. — Нет, мне не понравилось. Не стоит больше так делать, Софи. В комнате стула не оказалось, так что Лектер проходит мимо собеседницы, намеренно избегая соприкосновения. Провожая его взглядом, Софи задерживается в комнате. Удовольствие — удовольствием, а благовония и недокуренную сигарету всё же стоит потушить, иначе пришлось бы сменить ещё одну квартиру. После устранения пожароопасных рисков девушка открыла шкаф и набросила на себя лёгкий шёлковый халатик чёрного цвета. Ткань приятно погладила не менее шёлковую кожу, рассыпаясь по её фигуре. Кажется, он стал больше. Софи подумалось о том, что в ближайшее время стоит заниматься не только спортом, но и остальными компонентами так называемого «здорового образа жизни». Однако далеко не все привычки хотелось менять, но ещё немного, и она сможет выступать в роли анатомического экспоната для студентов-медиков. В юности художница не понимала подобных проблем. Видела и знала о людях, которые не могут похудеть, но мысль о том, что существуют люди, которые не могу набрать вес — всегда проходила мимо. Как бы теперь с этой мыслью не столкнуться, особенно после перенесённой недавно болезни. Впрочем, в своём состоянии она была виновата сама: никому ни весточки, никаких социальных связей, излишнее погружение в работу. Всё это привело к тому, что она самостоятельно, с трудом доползая до аптечки, лечила себя от слишком разбушевавшейся простуды. Что это было? Она не знала. Да и как только всё пошло на спад, опять наплевала на здоровье и вернулась к тому, что интересовало мозг и питало душу. Стоит пояснить то, как Софи вообще оказалась в Соединённых штатах. Да и в целом некоторые детали упущенной биографии. Француженка с великой тягой к прекрасному. С пятнадцати лет её ум выдавал выдающиеся рассказы, а ближе к двадцати годам — романы. Однако учёбу она выбрала по иной направленности, — клиническая психология в парижском медицинском университете, где впервые и познакомилась с Ганнибалом Лектером. Так зачем писателю и спортсменке в прошлом образование психиатра? Ответ прост — для лучшего понимания людей, в крайнем случае для стабильного заработка. Ну а люди ей всегда были интересны: их поведение, причины, возможности. К тому же, именно хорошее понимание психологии и психиатрии сделало ей успех, помогло получить признание в литературных кругах. На сегодняшний день она работала над романом, события которого происходили на берегу холодного океана. И ради погружения в атмосферу Софи на пару месяцев уехала в штаты, совсем не ожидая подарков судьбы. Она была одна. В своей работе предпочитала отстраняться ото всех, оставаться с собой наедине, слушать тишину и писать её. Но подобное стала практиковать лишь в последние несколько лет. Ранее позволяла себе советоваться с Ганнибалом, они вместе читали её рукописи, поправляли, дорабатывали, созидали. Но теперь, когда она сама у себя это отняла, решила никогда более и не испытывать. Ганнибал уже на кухне накидывает пиджак на спинку стула, тут же отодвигая его подальше от стола: приглашение присесть. Чуть наклоняет голову набок, щуря темные глаза. — Позвольте мне самому сделать кофе. Вы с ним совладаете, не сомневаюсь, но хочу добавить в него новые нотки. Будет немного горчить. Аккуратно закатывает рукава, принимаясь хозяйничать на чужой кухне. Некоторые полки в шкафчиках покрыты тонким слоем пыли, но его это совсем не удивляет. Удивительно, что она вообще умудрилась закупить хоть какие-то сносные продукты. — Присаживайтесь, Софи, не утомляйте меня ожиданием. — Что ж, все кулинарные возможности этой кухни в Вашем распоряжении, Ганнибал, — прохладой повеяло от её губ, но указанную позицию она заняла, закинув одну ногу на другую. Положение тела её было не закрыто, не сжато, она раскинулась на стуле весьма свободно, чувствуя себя уверенно и равнодушно. Длинные волосы всё такие же нежные, волнистые, на стыке золота и серебра, собраны в неряшливый пучок, что уже с трудом держался на карандаше, который использовался вместо заколки. В этот раз на открытой шее и декольте виднелась тонкая цепочка из белого золота, а на ней кольцо. Свадьба их так и не состоялась, но после ухода Софи не могла носить его на нужном месте, как не могла и оставить где-то. Поэтому хранила его у сердца, как тепло последних августовских дней. — Не все возможности, Софи, но благодарю, — скользит взглядом по ногам девушки. Пускай та и потеряла в весе, кожа её выглядит все так же потрясающе. Локоны, обрамляющие лицо полуночницы, требовали отдельного внимания. — Сами колдовали над волосами? Вам идет. — Merci, — девушка улыбнулась лишь уголками губ, но комплимент действительно был приятен. Однако позиций своих менять не хотела. Во всяком случае пока. Раскусит ли он, что это в большей степени наигранное или поверит её холоду? — Вы оставили мой вопрос без ответа, — проговаривает девушка, обращая взгляд к окну. Ганнибал беззастенчиво разглядывает её, едва приподняв уголки губ. С питанием и режимом Софи он разберется чуть позже, но знать ей об этом не обязательно. Пока что. Были ли эти голубые глаза столь же прекрасны тогда, два года назад? Или этот блеск появился лишь в приобретенной свободе? Доктор не помнит. Не придавал тогда этому значения, за что и поплатился. Он чувствует раздражение: совсем чуть-чуть, где-то на периферии сознания. Отмахивается от него мысленно, как от назойливого насекомого. Успокаивает себя очевидным: только от него будет зависеть, как долго эти глаза будут блестеть. Улыбка становится теплее, будто бы и не было никакой разлуки. Небольшая квартирка еще не успела перенять все черты характера своей хозяйки, но легко узнаваемые благовония быстро возвращают Ганнибала в прошлое. Он не собирается с этим бороться: позволяет себе окунуться в этот темный омут с головой. Мужчина ожидаемо быстро находит с новой кухней общий язык, возня с приготовлением напитка не занимает много времени. Он не солгал, кофе получается как нельзя лучше: терпкий, в меру горячий, с ноткой мускатного ореха. Добавив в полученное зелье еще и сушеные цветки лаванды, удовлетворенно кивает сам себе. Щепотка соли, тертые ягоды морошки, немного сливок (предварительно проверяет срок годности: от кого угодно можно ожидать подобной оплошности, что уж говорить о его порой невнимательной подруге), и вот уже обе чашки стоят на столе. Будь сейчас в этом помещении кто-то другой, а не эти двое, выглядело бы весьма романтично. — Прошу прощения, действительно оставил вопрос без внимания. Намеренно, — мягко опускается на второй стул и перенимает позу визави. — Свобода, Софи, очень растяжимое понятие. В полной мере её не постигла ни одна живая душа. Ганнибал переводит взгляд со светлой копны волос на тонкую шею. Якобы случайно касается своей, расстегивает самую верхнюю пуговицу, позволяя свежему воздуху, как преданному щенку, лизнуть разгоряченную кожу. — Вы наверняка и сами знаете ответ, мисс. Замечали, что наиболее приближенные к свободе люди — это те личности, что лишились своих близких? О, стоит умереть дорогому для индивида человеку, и у того с плеч падает груз ответственности. Не надо больше переживать о чьем-либо здоровье, о его успехах и неудачах. Теперь он несет ответственность только за себя. Особенно ярко это прослеживается у невротиков. Не меняя положения, девушка следила за ним, цеплялась взглядом, в котором читался интерес и внимательность. Она опустила взгляд на шею. Ах, как ей всегда нравились его галстуки. Скромные, но роскошные, всегда с какой-то интересной деталью, намёком. — К счастью, мы оба живы и не находимся в психбольнице для невменяемых преступников, — уже тише произнесла девушка, лёгким движением касаясь нижней губы. Затем берёт обеими руками чашку и, немного погревшись, сделала осторожный глоток, чувствуя, как постепенно напиток раскрывает все тайны своего вкуса. И вот зачем он это сделал? Это вновь напомнило об их связи, вновь уносило туда, куда возврата быть не должно. — Всегда удивлялась Вашему умению делать еду искусством. Лектер вдыхает аромат чуть поостывшего кофе, делает маленький глоток. Неспешно поднимается со своего места, в два счета оказываясь подле Софи. — Позволите? Карандаш вот-вот не выдержит возложенной на него ответственности, — все так же избегает прикосновений, стоя за спиной художницы как застывшее изваяние. Все тот же прелестный парфюм… Доктор медленно сглатывает, позволяя аромату проникнуть внутрь. Зрачки его расширяются, но пульс и частота дыхания остаются прежними: Лектер умеет контролировать себя. Она не вздрогнула, даже не пошевелилась, когда тот встал. И, признаться, сама от себя не ожидала такого доверия. Зачем он пришёл? Отомстить за сотворённое? Звучит несколько бредово, ибо, будь это так, она бы здесь не сидела. Возможно даже не начала бы писать книгу. Не переехала в штаты. От осторожности и нежности действий Ганнибала во время манипуляции с волосами по телу пробежали мурашки, хотелось вздрогнуть, но она держалась. И как, однако, приятно было это движение, ему можно было бы даже приписать заботу, но не здесь. Здесь другое. И Софи было крайне интересно это «другое». Чем всё обернётся? Она знала, что он легко сломает её, если решит попытаться восстановить прошлое, зашить разрыв. Но не потому что девушка его боялась и поддалась из чувства страха, а наоборот, — Софи и сама хотела воссоединения, но её отталкивали неизбежные последствия. Он любуется проделанной над волосами работой, как любуются на свое детище художники, поэты, скульпторы и прочие деятели искусства. С любовью, скрытой от всего остального мира и жаждой добавить что-то еще. Хотя бы один мазок, штрих, слово… Лектер поджимает губы, отводя взгляд в сторону. — Мы можем подарить друг другу свободу, Софи. Проще передвигаться на двух ногах, не оглядываясь постоянно на потерянную конечность. Психиатр произносит это обыденно, не придавая фразе никакой эмоциональной окраски, но в его глазах легко читается веселье. Доктор забавляется, то и дело намекая художнице о её маленькой слабости. Прошлое кусает девушку за пятки, не позволяя убежать дальше… положенного. Самого же Ганнибала прошлое не трогает: это он вцепился в него зубами. Лектер закидывает галстук на плечо, склоняясь ближе к макушке Софи. Опираясь одной рукой в резную спинку стула, второй он аккуратно, будто прикасается к хрустальной вазе, проводит по мягким волосам. Он оставил лишь несколько прядей, спрятав остальные в прическу. Их-то и поглаживает, играет с послушными локонами, пропуская те между пальцев. — Не только с едой я могу быть искусным, — прикасается губами к чужим волосам. Всего на секунду, невесомо. — Я нарушил ночной ритуал? Не хочу быть виновником Вашего недосыпа. Галстук скользит по рубашке и возвращается на законное место, задевая цепочку на шее Софи. — Не держите меня в подвешенном состоянии, — мягко коснулась своего плеча, поёжившись от ночной прохлады, принесенной городскими порывами ветра. — Считаете, что, разбежавшись, мы лишились возможности идти прямо? Софи не двигалась, но наслаждалась каждой проделкой Ганнибала. Конечно она знала, каким он может быть с ней. Но только ли с ней? Её кольнула мысль о том, что может быть кто-то ещё. Она смотрела в окно, на тёмное небо, чувствуя дыхание Ганнибала на своей щеке. Какое резкое спокойствие посетило её в этот момент. Спокойствие и позабытое чувство защищенности. Софи слегка повернулась, решив заглянуть в его глаза, и по инерции поправила цепочку, но в тот же миг решила снять её, однако никак не удавалось нащупать замочек. Ганнибал же тихо смеется, выпрямляясь во весь рост. — Прямохождение — удел людей с полным набором нижних конечностей. Мы же с Вами либо ползем, либо передвигаемся рывками и скачками, пугая случайных прохожих. — Недосып мой постоянный спутник. Или Вы спешите? — ах, игра продолжается. Несколько это начинало раздражать, но выгонять его она пока не хотела. Пиджак исчезает со спинки стула, перепорхнув на плечи художницы. Дорогая ткань норовит соскользнуть, так что Ганнибал поправляет упрямый предмет одежды, оставляя обе ладони на плечах Софи. Незначительный жест, но он с наслаждением чуть запрокидывает голову, шумно выдыхая. Дальнейшие его слова звучат отчего-то тише: — Не спешу. Мой постоянный спутник немногим отличается от Вашего, но способен подождать, — таинственно усмехается, возвращаясь в свое привычное состояние. — Тремор от кофе, ma chérie? Игнорирует её попытки победить цепочку. Нет, не сейчас. Он не станет помогать, хотя злосчастный замочек мозолит глаза. Лектер хочет видеть эту вещь на ней. — Уилл Грэм? — Софи незначительно повела бровью. — Милый мальчишка. Есть в нем что-то интересное… — завершила краткую опись игривой ухмылкой. Но скрывать нечего — Уилл заинтересовал и её. Интересный индивид, в своём роде гениальный, если рассматривать гениальность как что-то извращенно-мыслящее, нестандартное. Она чувствовала, как Ганнибал, подобно хищнику, медленно, но верно, устанавливает телесный контакт. Девушка чувствует, как ему хочется до неё дотронуться, как хочется вдохнуть аромат её духов и лёгкий запах сигарет. Но она в этом ему не поможет. — Может и от кофе. Он был крепким, — с этими словами Софи удалось изловить замочек. Он попался в удобную позицию. Мужчина коротко качает головой, чуть сжав расслабленные плечи собеседницы. Сразу же, будто бы извиняясь за этот собственнический жест, чуть поглаживает подушечками больших пальцев выступающие ключицы. — Держитесь подальше от Уилла, ma fière biche, эта гончая имеет острые клыки и чуткий нос. Вам не нужны неприятности. Лектер делает несколько шагов назад, отступая глубже во тьму. Тонкая полоса света, проникающая через большое окно, четко разделяет кухню на две стороны, создавая интересную иллюзию. Перейдёт ли он сегодня эту черту еще раз? Вряд ли. Ганнибал натягивает на себя маску безразличия, проводит языком по нижней губе. Упоминание о детективе отзывается ноющей тоской где-то в районе груди. Мозг будто пульсирует, гоняя по черепной коробке очевидное: эти двое не должны пересекаться ни при каких обстоятельствах. Есть вещи, которые должны оставаться личными. Некоторые люди должны принадлежать только ему. Даже в большей степени, нежели себе. Теперь он звучит холодно, что не мешает ему дежурно улыбаться. Слишком сдержанно. — Оставьте цепочку на месте, Софи, если не собираетесь отправляться в кровать, — не просит, приказывает. Приказ этот окутан мягким бархатом его голоса и необъяснимым теплом, но то поверхностно. Стоит нырнуть чуть глубже и наткнётесь на тонкий лёд. Немного помедлив, она всё же опускает руку, хотя в глазах девушки пробежал азарт. — Я и не попытаюсь к нему приблизиться, но если твоя собачка сама захочет что-то разнюхать — я буду бессильна, — Софи поднялась со стула, оставив на нем лишь свою ладонь, и взглянула на Ганнибала, отыскивая в тени глаза. — Чего Вы хотите? Воссоединения? Говорила холодно, её раздражала происходящая ситуация, ибо доминирующую позицию привыкла занимать она. Ганнибал приподнимает обе брови, смотря на Софи, как на неразумное дитя. Даже чуть подаётся корпусом вперёд, всем своим существом выражая деланное возмущение. — О каком бессилии может идти речь, если мы с Вами пойдём рука об руку? Ни одной, как вы выразились, собаке, — Лектер спешно проглатывает нелестное слово, прерываясь в своём монологе на долю секунды, — не под силу будет выйти на Вас. На нас. Я ответил на Ваш вопрос, Софи? — издевка скользит только в последней фразе. О, сколько вопросов и взглядов он проигнорировал за эту ночь — не счесть. Но этот оставлять без ответа было бы невежливо, негуманно. Психиатр, все так же перемещаясь в тени, сдвигается ближе к сердцу кухни, чтобы нежно провести пальцами по гладкому столу. Допивает кофе, ставший на вкус теперь чем-то волшебным, отдаленно напоминающим дорогой виски. Тот редкий его вид, что сперва кажется горячим, обжигающим, спускаясь затем в желудок ледяным шариком, предварительно порадовав владельца карамельно-молочным вкусом. — Советую сделать ещё хотя бы глоток. Кофе только сейчас раскрывает нам свой секрет, — двигается во тьме как уверенный в себе хищник, не стесняется горячо выдохнуть девушке в обнаженную шею, прежде чем лишить ее своего пиджака, отчего она вздрагивает, а он наблюдает множество мурашек на нежной коже. — Со временем он становится холоднее, но его вкус Вас удивит. Попробуйте ощутить за горечью что-то еще, Софи. Ваши вкусовые сосочки уже отвыкли от многообразия, так что не торопитесь. Ганнибал снисходительно улыбается ей, приводя свой внешний вид в порядок. Ему пора возвращаться: дела находят его в любой точке подлунного мира. — Не беспокойтесь, за всю ночь я обязательно найду время, чтобы распробовать Ваш очередной шедевр, — предыдущую речь она проигнорировала. Что, если вновь переменить квартиру? В голове Софи это прозвучало подло, но мысль была интересная. Играть с ним в догонялки? Не получится, всё равно найдёт, а если нет, то жизнь сама снова сведёт их. Девушка сделала пару шагов к окну, которое полностью раскрыла. Цветки сирени стояли на подоконнике в ожидании солнца. Кончиком пальцев она мягко провела по лепестку, чувствуя исходящий от него аромат. Рядом лежали сигареты. Нет, она дождётся его ухода и лишь затем закурит. Она присела на подоконник в ожидании, не без внимания наблюдая за каждым его передвижением. Не без усилий Ганнибал оставляет за спиной замок одиночества, возведенный Софи в порыве отчуждения от всего и вся. Однако в походке доктора сквозит лёгкость: теперь то своего не упустит. Даже если девушка решит упорхнуть в неизвестном направлении, он её найдёт. Не сам, так чужими руками, уж для этого приложит все усилия. Его отпечатки пальцев в доме Софи не заметит только слепой первокурсник.