***
Сегодня Намджун не мог заниматься ничем толково, продумывая детали их первого свидания. Он поднял на уши Чимина, который, поцокав и с сомнением намекнув на неуместность слишком явного выпендрёжа, всё же умудрился заказать столик в дорогом ресторане в торговом центре Lotte World Tower & Mall. Вообще это считалось невозможным в такие сроки, но это же был Чимин. Хотя и он признал, что только потому, что у Намджуна была клубная карта постоянного посетителя и неплохие отношения с семьёй владельца, они приняли его заказ на столик на застеклённой веранде, в самой дорогой части зала. Там из огромных панорамных окон открывался потрясающий вид на Сеул, что, конечно, не могло не понравиться Чонгуку. Передавая Намджуну подтверждение брони, Чимин снова помялся и спросил, уверен ли босс, что именно с этого стоит начинать знакомство и ухаживания за омегой, незнакомым с большими деньгами. Но альфа уверенно отмахнулся от его сомнений: он собирался завоевать Чонгука быстро и навсегда, хотел огорошить его, впечатлить, поразить его воображение той жизнью, которой юноша не знал — или не помнил уже, наверно. Джун был уверен, что если правильно себя вести, не выпячиваться и не выпендриваться в словах, то нужный эффект локация и антураж произведут, а сам Намджун просто даст почувствовать мальчику свой уровень и силу. Ему безумно хотелось увидеть в больших оленьих глазах звёздочки восторга. Он хотел почувствовать себя всемогущим и ярким перед этим юным созданием, которое уже и так имело перед ним сто очков форы из-за своего возраста и потрясающей внешности. Да, да, пусть это было глупо, но азарт охотника было уже не унять. Нет, Намджун, естественно, понимал, что это гордое сердце не покорить исключительно демонстрацией своих материальных возможностей — будь это так, Намджун был бы крайне разочарован мнением Вселенной о нём. Конечно, Чонгука нужно было завоёвывать своими человеческими ресурсами! Но опыт подсказывал, что и внешним блеском-лоском-пафосом пренебрегать глупо. Романтично, но глупо. Так что всё оружие к бою, все карты на стол. Ему нужен был Чонгук. Здесь и прямо сейчас — безумно нужен. И даже не потому, что он не собирался больше отдавать мальчика в течку кому бы то ни было. И даже не потому, что его собственный гон был на подходе. Это имело значение (врать себе Намджун не любил), но не было главным. Ему просто нужен был Чонгук. Как нужен свежий воздух, чистая вкусная вода и душевное тепло. Дышать можно почти любым воздухом, с водой та же история, лишь бы отравлена не была. А без душевного тепла можно прожить вообще. Живут люди, Намджун таких знал. Но! Если есть возможность получить чистоту, свежесть и счастье — за это следует бороться всеми доступными способами. Они с Чонгуком и так слишком много времени уже упустили. Начиная от первого впечатления и заканчивая тем, каким Джун показал себя своему истинному в разных ситуациях, он проигрывал по всем фронтам. И это надо было исправлять. Ошеломительный же эффект от красоты, вкуса, шика и блеска "Ориенталя", куда — легко и небрежно — Намджун поведёт своего омегу, должны были вернуть ему в глазах Чонгука хоть что-то из уже потерянного. По крайней мере, Намджун на это плотно рассчитывал. Несмотря на кислое лицо Чимина и его несколько неуверенное: "Такое место ведь многое требует и от омеги, разве нет?" Ерунда! Чонгук прекрасен в любом виде и состоянии, так что это всё были надумки слишком много думающего секретаря Пака.***
Высокая тонкая фигура в потрёпанной дутой курточке и надвинутой на самые глаза шапке с небольшим помпоном, немного сгорбленная, с рюкзачком за спиной... Чонгук вышел из огромной, сияющей золотой подсветкой двери отеля, едва волоча ноги. Он медленно, словно в забытье, прошёл несколько шагов, и сердце Намджуна, который наблюдал за ним с ближайшей парковки в нескольких метрах от входа, как и обещал, не выходя из машины, сжалось: не позвонит. Устал. По нему и видно было, что ему тяжко. Но потом Чонгук остановился, в нерешительности помялся и медленно достал из кармана телефон. Несколько секунд он гипнотизировал его взглядом и стал набирать номер. Наверное, никогда ещё звук вызова собственного телефона не дарил Намджуну столько радости. Он завёл машину и выехал под свет фонарей прямо перед испуганно замершим омегой. Вышел из машины и тепло улыбнулся навстречу восхищённому взгляду из-под чёрных длинных ресниц: — Добрый вечер, Гук. Он сказал это как можно мягче, потому что юноша был явно немного растерян. Они договаривались, конечно, однако он точно не ожидал увидеть Намджуна так... быстро, словно тот возник из ниоткуда, а не подкатил на шикарной тачке. Джун внезапно ощутил себя немного польщённым этим растерянным восхищением и открыл перед Чонгуком дверь в свою машину: — Садись. И тут же увидел в огромных, чистых и таких искренних глазах восторженное довольство: видимо, Чонгук лишь теперь осознал, что и этот мужчина в щегольском вечернем костюме и чёрном шикарном пальто с небрежно повязанным под ним кашемировым платком, и эта великолепная машина, гостеприимно распахнувшая перед ним блестящую металлом дверь, — всё это было только за ним и только для него. И скрыть свои эмоции этот милый зайчонок (ну, хотя бы про себя-то можно было так его называть?), конечно, не смог. Ещё бы! Белый Lexus LX, малыш, конечно, глаза заблестят у любого, кто хоть немного разбирается! И салон с премиальной отделкой! Как было устоять? Тем более, что там было так просторно, тепло и так заманчиво для истинного пахло сильным и мягким дорогим алкоголем... Этот салон принял уже успевшего замёрзнуть, видимо, Чонгука в свои тёплые объятия — и тот явно поплыл. На его тут же зарумянившихся губах появилась блаженная улыбка, когда он уселся в пассажирское кресло и стал вертеться, оглаживать пальцами мягкую дорогую кожу обивки и полированное дерево панелей. Намджун, усмехаясь, уселся на своё место и, коротко бросив: "Пристегнись", — плавно тронулся с места. Молчать Чонгук не стал: несмело, но очень стараясь выглядеть солидно разбирающимся человеком, он начал расспрашивать Намджуна о машине. И тот отвечал, неторопливо, уверенно. Он видел, что юноше нравится вот так просто — ехать, так что не спешил. Рассказывая о девятнадцати динамиках аудиосистемы Mark Levinson, Джун, однако напряжённо обдумывал следующее: ну, ладно, блеснуть перед восторженным мальчонкой машиной — дешёвый, но эффективный трюк. Чонгук повёлся, так как был юн и горяч. И сейчас, в тепле салона, он уже не выглядел уставшим побитым щенком, которым едва выполз из ресторана. Он всё рассматривал переднюю панель, задавал вопросы, которые говорили о том, что он знает многое о машинах и действительно интересуется этим чудом техники, но... Под его дутой курточкой была какая-то серая невзрачная водолазка, а тёмные джинсы явно были старыми, надетыми лишь чтобы дойти до работы и обратно. Вряд ли Чонгук даже и в универ-то ходил в таких. Может, в честь субботы у них сегодня и не было пар, так что он из дома вышел только на подработку. На ногах у парня, несмотря на зимнюю непогоду, были весьма неубедительные полусапожки с потёртостями сбоку, и даже перчаток у него почему-то не наблюдалось. Это не делало его менее привлекательным или желанным для Джуна, наоборот, но... Альфа не мог не признать, что одет Чонгук был совсем не для шикарного "Ориенталя" на вершине Lotte World Tower & Mall. Что бы там себе ни думал Намджун, рядом с ним, таким расфуфыренным, Чонгук и выглядеть и чувствовать себя будет... нехорошо. Чёртов Чимин... Мог он быть хоть где-то хоть раз не прав?.. Они продолжали вести неторопливую беседу, Намджун ехал к центру города, неторопливо вливаясь в стандартные пробки разной длины, которые были сейчас ему на руку, потому что он уже понимал, что маршрут надо срочно перестраивать. Только вот каким образом? Куда? Он успевал отвечать глядящему на него блестящими глазами Чонгуку об особенностях ухода за дорогой машиной и о том, почему он нечасто пользуется услугами водителя на этом Лексусе, а сам пытался быстро сообразить, где можно покормить наверняка очень голодного и уставшего омежку, чтобы тот не почувствовал себя обиженным. А может... — Ты есть хочешь? — спросил Намджун, когда Чонгук на некоторое время умолк, восторженно рассматривая в лобовое стекло неторопливо текущий им навстречу вечерний Сеул. — Ну... Хочу немного, — чуть смутившись, кивнул тот, — я же не ел с обеда. Может, заедем ко мне? У меня есть куриные оладьи с грибами. — И он кивнул на свой рюкзак, который бросил на заднее сиденье. — Сегодня разрешили взять за хорошую работу. Они вкусные. Намджун неопределённо промычал, старательно удерживая насмешливое хмыканье при воспоминании о своём заказе в "Ориентале", и сказал, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и чуть небрежно: — Нет, давай-ка я тебя чем-нибудь горячим угощу, а не разогретым. Ты что больше всего хотел бы съесть в такой вот холодный зимний вечер? Он кинул на Чонгука косой взгляд и не мог не похвалить себя за то, как светло и широко улыбнулся юноша. Пока всё правильно. — Я-а-а... — протянул омега. — Ну-у-у... А можно что угодно заказывать? — Ну, французскую бриошь с фуа-гра из самого городу Парижу не потяну, — не моргнув глазом, серьёзно ответил Намджун, — это заказывать надо заранее было, но всё остальное... Чонгук засмеялся. Звонко, чисто, словно ручьём лесным окатило — свежим, бурливым. Он запрокинул голову и прикрыл глаза, блаженно улыбаясь. — Нет, бриошь не надо, — сказал он. — Хочу пельмени с креветками. На пару. — Намджун удивлённо выгнул бровь, а Чонгук снова блеснул белоснежной улыбкой и кивнул. — Да, хочу. Обожаю пельмени. Могу показать кафе, тут вот как раз недалеко, удачно мы приехали. Там они просто объедение. Только это... дорогие. — И он хитро прищурился. Намджун солидно хмыкнул и кивнул: — Ну, не каждый день я такого красивого омегу по городу катаю. Разорюсь, уж так и быть. И Чонгук снова засмеялся, откидывая голову на подголовник пассажирского кресла и подставляя взгляду тонкую шею и идеальную линию челюсти, которые хотелось бы... Намджун быстро сглотнул, улыбаясь, и уставился на дорогу. Это испытание он выдержит. Он не тронет, не даст повода усомниться, не спугнёт. Он здесь не просто надолго — он хочет остаться здесь навсегда. А значит... Пельмени так пельмени. Чимин, да будет его имя светло в веках, простит.***
Он ни разу не пожалел о своём решении. Чонгук смеялся и разговаривал живо и откровенно. Попытался даже на соджу намекнуть, но Намджун сказал, что на уставший организм оно подействует нехорошо, так что "перебьёшься". Чонгук озарил его белозубым смешком и забил. Пельмени и впрямь были на удивление вкусными. Они заказали с разными начинками, и Намджуну понравились все, хотя раньше он их как-то не очень уважал. Чонгук совсем не смущался и не стеснялся ни его, ни своего внешнего вида. Когда они раздевались в кафе, он лишь на миг задержал слегка озадаченный взгляд на шикарном костюме альфы, но потом гордо одёрнул свою водолазку и поправил подол чуть растянутого синего свитера — и больше интереса к одежде не проявлял. Ему было не до того: Намджун всё для этого сделал. И мальчик, отзывчивый и пылкий, видя живую заинтересованность в его глазах, говорил открыто, смеялся весело и ел с огромным аппетитом. В общем, вёл себя вполне естественно, несмотря на то, что это было их вроде как первое свидание. И Намджуну это просто до ужаса нравилось. Он ненавидел свидания вслепую, которые в какой-то период времени стали ему устраивать знакомые сердобольные омеги, видя, что "такой кадр прозябает в одиночестве". И ненавидел именно за то, что на таких свиданиях омеги, из какого бы круга они ни были, вели себя нарочито. Нарочито мило. Нарочито развязно. Нарочито сдержанно. Намджуна подташнивало от их неискренности, хотя он и понимал, что они пытаются ему понравиться, пытаются подстроиться под его ожидания — и это вообще-то ценно должно быть! Но нет, ему это претило. И каким бы ни был омега красивым — а иных ему не предлагали — это портило всё. И никакая дорогая и со вкусом подобранная одежда, великолепный от дорогого визажиста макияж, изящные и уместные аксессуары — ничто из внешнего мира не могло им помочь. А внутренний их мир зачастую был достаточно убог и откровенно строился на желании выгадать, на принципе "ты мне — я тебе". И почему нет, Намджун вообще не был восторженным романтиком, но если это просто время провести — да пожалуйста, а вот если с претензией на место в сердце — нет. Точно нет. А тут перед ним на удобном мягком стуле в кафешке очень средней руки сидело настоящее чудо, хлопало ресницами, смеялось, обнажая передние заячьи зубки, рассказывало об экзамене по римскому праву, наворачивало за обе щёки дешёвые пельмешки — и было так откровенно счастливо! И вот теперь, когда Намджун увидел это, ощутил, каким солнечным может быть Чонгуков шоколад, услышал этот свежий смех, ощутил его, пусть и не окончательное, но — доверие (о, это сладкое, сладкое слово!), разве он сможет отпустить его, этого омегу? Теперь, даже не будь Гук его истинным, Намджун бы всё равно совершенно точно захотел бы заполучить это чудо в свои руки. И что ему та Вселенная! Будь у Чонгука и кто другой в истинных — Намджуна это бы не остановило. После того как омега вдруг вот так просто, без суеты и метаний открылся перед ним, у него больше нет шансов избежать Намджуна или сбежать от него. А Чонгук, видимо, совершенно не подозревал, какие сильные и хищные чувства овладевают его визави. Он вёл себя так... Наверно, потому что устал, а потом получил радость от поездки на великолепной машине. И это лишило его сил осторожничать. Да и Намджун чуть-чуть поигрался со своим ароматом, внушая мальчонке свою безопасность для него. Так что Чонгук живо и охотно отвечал на его вопросы, с удовольствием вспоминая смешные истории, и сам первым заливался от них смехом, порой не в силах закончить рассказ. Намджун диву давался от того, как волшебно менялось сейчас у него представление о своём истинном. Перед ним не было ни сурового и строгого омеги-недотроги, который осуждает саму мысль о неравной паре, ни опасливо затаившегося и не знающего, чего ожидать от альфы, растерянного мальчишки, который в растрёпанных чувствах прибежал требовать у него метку. Это был милый и в меру открытый парень, который с теми имел из общего только красоту и искренность. Чонгук улыбался, и от его усталости на лице ничего не было. Наоборот. Даже и без соджу, от одного только тепла в помещении и в разговоре, он разрумянился, глаза его блестели то дерзко, то смешливо, он пытался подшучивать и над Намджуном. А тот только и мог думать о том, как безумно боится спугнуть вот такого Чонгука. Такого, от которого его сердце сладко замирало и таяло радужной сладкой ватой, оставляя внутри сладкую, липкую, горячую лужу. Разговоры их могли бы быть бесконечными. Намджуну интересно было всё, а Чонгук был настроен на то, чтобы выложить ему всё, что он захочет знать. И всё же времени у них было не так много. И когда дело пошло заполночь, Намджун напомнил своему Золушку, что пора домой. Чонгук тут же деловито выхватил свой телефон, о котором ни разу не вспомнил до этого, и чуть нахмурился. — Да-а... Посидели мы. — Он неловко усмехнулся. — Чёрт, давно пора. Намджун быстро оплатил счёт, и они вышли из кафе, провожаемые внимательным взглядом официанта. Тот был альфой, и всё время, пока обслуживал их, пытался прислушиваться, о чём таком так весело болтает юный омега, которого так щедро угощает явно слишком богатый для такого непафосного местечка взрослый мужик. Но придраться было не к чему: алкоголя они не заказывали, пьяным ни тот ни другой не выглядели, Намджун рук к Чонгуку не протягивал, а тот выглядел откровенно счастливым, так что им никто ничего так и не сказал. Но подумать — явно подумали. И не только официант. И — да — Намджуну было наплевать. Однако отметить для себя — он отметил. И принял то, что так теперь будет часто, пока Чонгук не повзрослеет, не заматереет и не оформится в высокого сильного мужчину, чтобы не выглядеть слишком юным рядом с Намджуном. Готов ли был Намджун ждать и терпеть эти любопытствующие или беспокойные взгляды на себе? Да хоть всю жизнь. Чтобы вот так сидеть рядом с Гуком и плавиться под сладким пламенем почти чёрных огромных глаз? Чтобы смеяться вдвоём из-за историй, которые рассказывал Чонгук о своих однокурсниках и преподах? Чтобы вот так ловить довольные постанывания Чонгука, когда пельмешек в его рту пускал ароматный бульон? Чтобы потом негромко, поигрывая бровями, рассказывать этому омеге о том, какой большой проект с известным американским брендом он, Ким Намджун, вместе со своей фирмой вывозит сейчас, и видеть в его глазах почти благоговение напополам с уважением? Чтобы иметь право на всё это? Да нахер все пошли. Он готов и не на такое. А когда омега, снова с восхищением обтрогав всю обивку внутри машины, на обратной дороге заснул в своём кресле, Намджун не выдержал. Он знал, что поздно, он понимал, что Чонгуку надо домой, что у того завтра день подготовки, а потом последний экзамен сессии, но... Намджун и так был хорошим мальчиком всё это время. Он заслужил хотя бы маленькое поощрение. Так что он свернул и остановился на подъезде к набережной реки Хан, почти на берегу в виду моста. Он заглушил мотор, отстегнул ремень, развернулся к Чонгуку и замер. Просто смотреть. Просто... смотреть. Смотреть, как бегут тени по его щекам, как бликует на них ночной Сеул, как в тепле машины под рукавом сладкого сна мягко разалелись его щёки и как эти губы... Такие нежные, сочные, словно запретные сладкие плоды, они манили, тянули Намджуна. Он порывисто вздохнул и быстро вышел из машины. Ветер поднимал ленивую белую рябь на неровном мрачном покрывале воды. Ломаясь и плавясь, плыли по этой ряби фонари и фары машин — редких в этот час на мосту. Ночь, прекрасная в любом уголке этого мира, пленяла Намджуна всегда и сейчас снова захватила его — разнеженного, возбуждённого, счастливого, наверное... Ветер подхватил, будоража, ночной покой, Намджун поёжился и понял, что стоит уже какое-то время лишь в костюме, так как пальто своё он отдал тёплому сонному омеге, который так сладко... — Ты простудиться хочешь, что ли? — Голос у Чонгука был хриплым и очень недовольным. В руках он держал пальто Намджуна, и стоило тому, вздрогнув, обернуться, как юноша быстро пошёл к нему и протянул ему это пальто. Намджун, чувствуя себя отчего-то застигнутым врасплох, слегка тормозил и не ответил, лишь глядел на надутые губы и чуть трепещущие на ветру черные кудри омеги. Тогда Чонгук, цокнув, сам подошёл ближе и, встав на носочки, накинул ему на плечи пальто. И Намджун прикрыл от удовольствия глаза: от плотного материала пахнуло сдобной булочкой с корицей и горячим шоколадом — его самым любимым ароматом. Чонгук же, выполнив свою миссию и чуть ёжась, сунул руки в карманы своей курточки и замер, глядя на бликующие воды реки Хан. — Я здесь раньше никогда не был, — тихо сказал он. — Почему мы здесь? Ты любишь это место, хён? — Не хотел тебя будить, — хрипло ответил Намджун и стал вдевать руки в рукава пальто. — Ты так сладко спал. А здесь тихо и хорошо. Думал, ты ещё поспишь, прежде чем домой пойдёшь. — Я устаю, — смущённо, словно оправдываясь, пояснил Чонгук, кидая на него виноватый взгляд. — Прости, я... Просто у тебя в машине так... Так тепло... Его зубы вдруг стукнули и тело продрало явственной дрожью: снова поднявшийся ветер после тёплой машины был слишком настойчивым для его курточки. Однако он не сдвинулся с места и даже не посмотрел в сторону открытой машины. Лишь обнял себя руками, продолжая немного покачиваться с пятки на носок и смотреть на воду. Намджун приблизился к нему и осторожно положил руки ему на плечи. — Ты замёрзнешь, — тихо сказал он, мягко привлекая его к себе. — Ты же тоже не хочешь заболеть? Чонгук промычал отрицательно и качнул головой. Намджун, не чувствуя сопротивления, притянул его к себе на грудь и осторожно обнял, смыкая руки на его животе. — Здесь правда красиво, — тихо сказал Чонгук. — И тихо. Слышно только город и... ночь. Намджун улыбнулся ему в висок и промолчал. Чонгук вдруг отпустил свои плечи, и его руки повисли вдоль тела, так что Джун смог прижать его к себе теснее. "Сдаётся... он мне сдаётся..." — Он окольцевал тонкую юношескую талию одной рукой, а второй обхватил его за плечи. Чонгук напрягся, но Джун тут же шепнул ему, чуть склонившись к его уху: — Только согрею, Гуки... Только согрею тебя, чтобы ты мог ещё немного здесь постоять. Хорошо? Чонгук не ответил, но Намджун увидел, как он медленно прикрыл глаза, и по его губам легко скользнула улыбка. — Снова притравливаешь меня, хён? — прошептал он. — Мне и спалось так хорошо, потому что там везде твой запах... Он такой приятный, он так... так успокаивает меня... — Мы просто постоим немного вот так, — хрипло проурчал Намджун, выкручивая себя на минимум, потому что сердце так и рвалось в груди от почти неконтролируемой певучей радости. — Смотри... На том берегу видишь? Нет огней, и так темно, будто мир заканчивается полосой реки Хан, а по ту сторону — ничего. Чонгук заморгал, глядя вдаль, а потом невольно поёжился и сам прижался теснее к Намджуну. — Правда, — пробормотал он. — Жуть какая-то. А Намджун довольно ухмыльнулся, пользуясь тем, что омега не видел его лица. Старый трюк, но всегда срабатывал с омегами, какими бы сильными и смелыми они ни были. Да что там с омегами — с ним тоже сработало в первый раз. Правда, он тогда был совсем мальчишкой, а омега, который привёз его сюда, был большим шутником. Они потом ещё пару месяцев встречались после таких вот полуночных обжиманий. Намджун снова улыбнулся и едва заметно коснулся губами виска Чонгука, который продолжал смотреть во тьму противоположного берега. — Не переживай, — прошептал альфа, — тьма пугает всех и всегда. Но ты не один — так что мы справимся. — Чонгук коротко хмыкнул и снова поёжился. И Намджуна окончательно проняло совестью. — Ладно, пора домой, Гуки. Завтра у тебя трудный день. — А у меня бывают лёгкие? — вздохнув, пробормотал Чонгук и без возражений пошёл к машине.