Что нам та Вселенная? (18+)

О том, что экзамен по теории государства и права Чонгук не сдал, Намджун узнал от Тэхёна. Тот, отойдя от течки, как правильный омега вместе с Хоби вымыл квартиру, оторвал от себя этого самого Хоби, отправив его в квартиру Чонгука, и позвонил брату. И первым делом вывалил ему это почти прямо с порога. К этому времени Намджун уже измучился от неопределённости и непонимания того, что он сделал не так. Потому что вроде как расстались они с Чонгуком после первого свидания в лучших традициях ромкомов, когда омега позволил довести себя до дверей подъезда, развернулся и, морща нос, смущённо поблагодарил за "самый чудесный вечер в жизни". Намджун хотел, безумно хотел поцеловать его, но видел, что юноша вроде как боится именно того, что альфа полезет к нему, так что лишь взял его руку в свои и прижал к своей щеке, глядя безотрывно в испуганно задрожавшие золотыми звёздами тёмные глаза. — Спасибо, — почти беззвучно прошептал Чонгук. — За... всё. — Позвонишь? — тихо спросил Намджун. — Я... Я экзамен вот сдам и точно позвоню, — тихонько ответил Чонгук и вдруг осторожно, словно боясь навредить, огладил ладонью щёку альфы. Намджун прикрыл глаза и мягко, низко проурчал в ответ на эту нежность. Чонгук хихикнул, ловко вынул руку из захвата его ладоней и скрылся в подъезде. Нежности пока ему явно давались с трудом. Но ничего, Намджун был готов учить и учить этого мальчика столь сладким вещам. Но Чонгук исчез. Ни в понедельник, ни в среду он не позвонил. Зато в четверг позвонил Тэхён. — Он сдавал этому... декану Чхве? — сквозь зубы процедил Намджун. — Поэтому не сдал? Тэхён порывисто вздохнул и встал, чтобы поставить чайник. Намджун окинул фигуру и лицо брата мрачным взглядом и не мог не отметить, что тот ощутимо осунулся. "Заездил его чёртов Хоби, — с неожиданной злой тоской подумал Намджун. — Не ели они что ли вообще, чёртовы детишки! Кто так себя мордует в течку? Чёрт... Надо было отследить, надо было принести! Он, конечно, не первый раз, но раньше был медбрат, они там сами заботятся, а тут... Вот блядь, а... И как это я..." — Тэтэ, — тихо сказал он, — а как ты?.. — Тэхён повернулся к нему и удивлённо приподнял бровь, и Намджун тут же торопливо пояснил: — Ну, течка... Ты похудел, малыш! Этот твой... Хоби, он... — Тэхён нахмурился и, заморгав, вдруг покраснел, так что Намджун быстро попробовал исправиться: — Нет, я чувствую, по запаху чувствую, что у вас всё очень хорошо, да, но... — Он жалобно посмотрел на насмешливо прищурившегося братишку. — Но ты немного бледен, ты... как себя чувствуешь, малыш? Может, надо что-то? Лицо Тэхёна расслабилось и губы расплылись в его фирменной, так обожаемой Намджуном квадратной улыбке. Он подошёл к брату и обнял его за плечи, прижимая его голову к своей груди. Намджун замер, потому что давно они с братом не обнимались вот так, тепло и откровенно. Он обнял Тэхёна за талию и прижал к себе. — Он тебя не обижал? — глухо спросил Джун, с наслаждением вдыхая смешанный в идеальной пропорции с алкоголем вишнёвый аромат с призвуком миндаля — безумно приятное сочетание. — Честно скажи, ладно? Он молод, так что... — Нет, он никогда меня не обидит, я точно знаю, — мягко, но уверенно перебил его Тэхён странно низким и чуть хрипловатым голосом. — Он просто мой, понимаешь? Я знаю это, знаю, Джуни. А я — его. Улыбку, тихое счастье и свет услышал Намджун в этом голосе и, не сумев сдержаться, прижал Тэ к себе, ощущая, что... теряет брата? Нет, глупости какие! Не теряет, конечно, Намджун как взрослый и вполне адекватный человек понимал это, однако что-то внутри него, в его альфьем ощущении мира неумолимо сдвинулось, искажая привычный уклад. Его медвежонок... О нём самом Тэхён никогда ведь так не говорил, верно? И не должен был конечно, но... Он и сам не мог понять это внутри себя, но стиснул Тэхёна в нелепой попытке удержать его здесь, на этом берегу, осознавая, что это невозможно. А омега между тем тоже обнял его крепче, погладил ему волосы и продолжил тем же полным солнечного мёда голосом: — Джуни, братишка... Поверь мне, просто поверь: он самый ласковый и нежный, он так смотрел, он так меня... Он... Намджун ревниво цокнул, но не мог не признать: таким счастливым он Тэхёна никогда, наверно, не видел. — Значит, как и сказал, — вздохнул он, — будет моим зятем? У вас правда всё решено? — Я хочу поговорить с отцом, — чуть помедлив, откликнулся Тэхён. — Не думаю, что я ему настолько интересен, что он попробует вмешаться. Я ничего ему не рассказывал, конечно, но он никогда обо мне и не спрашивал ничего. В отличие от тебя и твоей жизни... — Он вдруг напрягся и вырвался из объятий Намджуна. — Джуни... — Его глаза были полны тревоги. — Чонгук на самом деле очень переживает. Он почти в отчаянии. Но он, кажется, безумно боится, что ты узнаешь о том, что Чхве его завалил на экзамене, и что-то предпримешь. — Поэтому и не звонит? — мрачно спросил Намджун. — Опять в игры свои играет... Он вдруг ощутил себя ужасно уставшим. Он слишком ждал этого звонка, он мечтал о нём и о том, как снова позовёт Чонгука на свидание, фантазировал о том, что могло бы быть потом, о том, что можно и нужно сделать, чтобы это "потом" случилось.. А на самом деле потом было только разочарование, утомительная, какая-то на редкость скучная рутина с отчётами перед Рождественскими праздниками, раздражающая суета в офисе, постное лицо Чимина, который понял, что с боссом что-то опять не слава богу, попытки избежать настойчивого приглашения на обед от отца, который на самом деле, видимо, решил всерьёз взяться за личную жизнь Намджуна... А Намджун даже и не знал, что он может сказать отцу, если этот обед состоится. Есть у него перспективы с истинным или нет? Есть у него то, что надо отстаивать и оберегать, или это всё его собственные тупые мечты? Будет у него что-то с этим капризным мальчишкой, или можно смело отдавать себя в жадные ручонки Ли Джено и его планов в отношении общего бизнеса? Это была она — столь ненавидимая им неопределённость. И хотя он знал и адрес, и номер телефона того, кто мог бы её разрушить, он не мог себя заставить с места сдвинуться. Ждал, как идиотский Хатико, и боялся, что Чонгук... просто забыл о нём. И если Намджун это выяснит, то... Да, он был идиотом, да, он был старым дураком, но старым и битым дураком, так что, может, ему стоит это простить? А вот сейчас выяснилось, что всё очень просто: то, что он вроде как сделал для Чонгука, не сработало, и вот теперь его мальчик страдает, а он представления не имеет, как поступить, чтобы было правильно, чтобы не навредить ему ещё больше. — Это не игра, — убеждённо возразил Тэхён. — Он просто не привык, что кто-то может ему помогать с такими вот личными делами. Он боится, наверно, что ты... ну... попробуешь вступиться и... — С какой стати я должен лезть в это? — тяжело вдохнув, пожал плечами Намджун. — Я полез в тот раз, только потому что он попросил сделать что-то со своей ситуацией. А если ему не нужна моя помощь, навязывать её я, естественно, не буду. — Он отвернул голову к окну и заскользил бездумным взглядом по укрытым снегом деревьям в Тэхёновом дворе. — Мог бы ведь просто позвонить и объяснить всё. Что за омега... — Позвони ему сам, — тихонько отозвался Тэхён. — Позвони, что тебе стоит? Или напиши. Намджун нахмурился. Да, позвонить... Если бы только Тэхён знал, сколько раз его палец дрожал над кнопкой "вызов" за эти дни. Если бы только знал! Но Чонгук ведь сказал, что позвонит сам. Когда сдаст экзамен. Не сдал — вот и не звонит? Но... про написать речи не было, ведь так? Он достал телефон и нашёл нужный чат. Тэхён подошёл к нему со спины и заглянул через плечо. "Написать... А что написать? Что пишут в таких случаях?" — мучительно ворочалось в голове у Намджуна. — Напиши "Привет", — тихо подсказал Тэхён. — Напиши, что ждёшь его звонка. Напиши, что скучаешь, что он... нужен тебе? Намджун искоса глянул на брата и, нахмурившись, решительно убрал телефон в карман. — Напишу, — хмуро пообещал он. — Чуть позже. — Вы стоите друг друга, — покачал головой Тэхён. — Вот правда: Вселенная не ошиблась на ваш счёт. "Что нам та Вселенная, — раздражённо подумал Намджун. — Мы и без неё бы могли спокойно любить и терзать друг друга. Я бы точно не упустил такого омегу, если бы встретил раньше. И без запаха, и без вот этой ломающей рёбра, словно не моей, чужой тоски — неужели бы не почувствовал его? Отказался бы от него из-за возраста? Уступил бы его кому? Нет! Ни за что! Написать? Какая чушь".

***

Чонгук открыл не сразу. Намджун буквально кожей почувствовал его испуганное горячее дыхание за дверью, из-за которой ринулся на него терпкий шоколадный аромат. И сам омега тоже сообразил, конечно, что Джун его почуял. Может, только поэтому и открыл. Намджун не боялся встретиться с Хоби: через два дня после течки и удачно сданного Тэхёном экзамена они уехали встречать Рождество на Чеджу. И Намджун подозревал, что в том числе и для того, чтобы освободить сразу две квартиры, где можно было бы расположиться влюблённым из второй, менее удачливой пары. В кармане у Намджуна был телефон с смс от Чимина, в котором секретарь выражал сожаление по поводу того, что начальника не будет на корпоративе в честь Рождества, желал ему весёлых праздников и ставил в известность о том, что на десять дней директор Ким свободен от дел. В руках у Намджуна было пять пакетов с едой и другими подношениями, чтобы его не выгнали взашей сразу. Он был уверен: студент, который готовится к экзамену по ненавистному предмету, не сможет выгнать из дома человека с жареной курочкой, десятком гарниров и большим шоколадным тортом, который он на всякий случай выставил вперёд, чтобы его точно было видно, когда Гук выглянет в глазок. Это было читерство, ведь Хоби по секрету поведал ему, что Чонгук — жуткий сладкоежка, но сейчас для Намджуна не было запретного оружия. Он также знал, что проклятый декан Чхве поставил пересдачу на самый канун Рождества, словно издеваясь над столь желанным для себя омегой, словно желая сломать и его, и праздник для него, потому что (опять же по словам Хоби) Чонгук не верил, что может этот экзамен пересдать. По крайней мере, с первого раза. Но Намджун не зря и сам прошёл студенческие годы, и Тэхёну в его старших классах помогал весьма успешно. Так что он под завязку был затарен всякими средствами для улучшения внимания, сосредоточенности, бодрости и сил — всем, чем была богата современная корейская медицина и пищепром. Чонгук был в старых серых спортивных штанах, толстых вязаных носках и огромной старой тёплой кофте с длинными, закрывавшими кончики пальцев рукавами. На улице сильно похолодало, Рождество будет суровым в этом году, так что и в квартире было холодно. Он, видимо, спрыгнул с дивана, поэтому тапок на нём не было. Большие глаза виновато моргали, а губы приоткрылись в немом вопросе. — Хён, — наконец выдохнул он, — про... прости?.. — Мне тяжело, — стараясь звучать спокойно, сказал Намджун. — Отойди, дай пройти. Чонгук молча подвинулся и пустил его в квартиру. Самое главное было сделано. Просто так он отсюда уже не уйдёт, так он решил. Сгрузив пакеты на стол, Намджун развернулся и внимательно посмотрел на мнущегося в дверях кухни парня. — Я знаю, почему ты не позвонил, — сказал он, — я уважаю людей, которые держат своё слово, но я никак не думал, что ты так дотошно будешь следовать именно своему слову. Я ждал. Очень ждал. Я по тебе соскучился. Сильно. — Х-хён... — Чонгук прикусил губу и опустил глаза. — Понимаешь... — Понимаю, — ответил Намджун. — Не сдал и не сдал. Тем более, что мы оба знаем почему. — Нет, нет, — встрепенулся Чонгук, — ты не подумай! Это я сам виноват, сам! Намджун озадаченно нахмурился и чуть склонил голову. Сам?.. — Понимаешь, — начал с явным усилием Чонгук, — я готов был не очень. Правда, не очень. Я думал, что в воскресенье всё успею, и я бы успел, но не мог... Я просто не смог... — Глаза юноши забегали по кухне, а в голос послышалась такая растерянность, что Намджуну стало его отчаянно жаль. — Из-за меня? — тихо спросил он. — Из-за свидания? Не смог сосредоточиться? Чонгук шмыгнул носом и сердито нахмурился, но в глазах у него блеснуло не по-хорошему, так что Намджун понял, что угадал. — Нет, — упрямо мотнул головой омега, — ты тут ни при чём, хён, нет! Я сам виноват! Прошу, не думай, что это... кто-то ещё... — Он поднял на пристально глядящего на него Намджуна взгляд и на мгновение с силой сжал губы. — Это только я и мои загоны. Ты тут ни при чём, хён. Он просто воспользовался тем, что я не был уверен в своём ответе. Мне вообще-то повезло с билетом, я учил, но сбился на определении, так что это был повод задать дополнительный вопрос. Ну, и вот. Он стал гонять по другому материалу и загнал... Но только я виноват, что не был готов нужным образом. Прости, что не звонил, хён... — Чонгук снова шмыгнул, развернулся боком и опёрся спиной о дверной косяк, задирая голову и прикрывая глаза. А потом совсем тихо закончил: — Я хочу сдать эту проклятую теорию и забыть о ней больше всего на свете сейчас. Но всё равно... Не могу... Я не сдам, хён. Намджуну больше всего на свете сейчас хотелось поймать его в свои руки, сжать так, чтобы хрустнули его чёртовы рёбра, и спрятать его голову у себя в сгибе шеи — чтобы не дурил, чтобы вдохнул и почувствовал то, как он дорог Намджуну, как альфа его хочет уберечь от этого мира. Но этого точно не стоило сейчас делать. Чонгук выглядел странно хрупким в этой своей безразмерной кофте и толстых штанах. Может, потому что вырез кофты и белой футболки под ней не скрывал тонкого изящества его шеи. Может, потому что из-под длины рукава были видны кулаки, сжатые в отчаянии. А может, потому что губы, даже прикушенные белеющими странно и остро зубами, всё равно дрожали. Он боролся — его мальчик. Он боролся с собой и пока безнадёжно проигрывал. И его состояние явно было ненормальным. Каким бы ни был стресс, испытанный им из-за провала на экзамене, как бы он ни накрутил себя, сначала пытаясь скрыть своё состояние от Хоби и Тэхёна, а потом грызя себя в одиночестве, — всё равно. Намджун чувствовал это по запаху, горьковатому, остро-сладкому. По тому, как тяжко дышал Чонгук, как хрипло отзывались в его горле, под мучительно ходящим кадыком, глотаемые им слёзы. Он был на грани. И что — из-за какого-то там экзамена? Нет, не может быть. Судя по рассказам Тэхёна, по тому, что сам он смог узнать, Намджун не мог поверить в то, что первая же неудача вот так могла сломать Чонгука. Он быстро достал из пакета небольшую бутылочку с отличным укрепляющим напитком и приложил её к своей шее, зажав в ладони. — Мы всё исправим, — тихо сказал он. — Слышишь, Гук? Я здесь. Я рядом с тобой теперь. И ты точно справишься. Чонгук, не открывая зажмуренных глаз, помотал головой. — Наоборот, — шёпотом отозвался он. — Ты можешь мне всё испортить, хён. — Нет, — отрезал Намджун и быстро открыл крышечку бутылки, попробовал — чуть тёплая, не такая холодная, как была, — и подошёл к Чонгуку, протягивая ему питьё. — Выпей. Чонгук удивлённо покосился на бутылочку, но молча взял её и приник к горлышку. Прикрыл глаза, и на бледных губах появилась слабая улыбка: вкусно. Намджун пристально оглядел осунувшееся лицо юноши, отметил тёмные тени под глазами, капельку пота на виске, и решительно сказал: — Ты не всё мне говоришь, Чон Чонгук. А я хочу знать всё. Чонгук судорожно глотнул и закашлялся. Бутылочка в его руке дрожала, так что Намджун решительно вынул её из его пальцев, тем более, что он почти всё выпил. — Хён... — сквозь кашель прохрипел Чонгук. — Не надо... — Ты расскажешь мне всё за ужином, Чонгук, — перебил его Намджун, у которого в душе поднималась волна гнева, но он лишь стиснул пальцы и коротко хрипло кашлянул. Нельзя. Не сейчас. Он легко похлопал юношу по спине, помогая откашляться, и сказал, уверенно, безапелляционно: — А сейчас идём, ты должен немного поспать. Лицо у Чонгука вытянулось, он открыл было рот, чтобы возразить, но Намджун крепко взял его за запястье и потянул за собой. Где спальня, он помнил. — Х-хён, что ты делаешь? — почти жалобно спросил Чонгук, когда Намджун подтолкнул его к кровати. — Сколько ты не спал, Гук? — тихо спросил альфа. — Я? — Чонгук чуть поёжился, словно ему было холодно. — Я... пару ночей, но... — Ляг, — приказал Намджун. — Давай, Гуки. Что бы там ни было, сон — первое лекарство. — Я не засну, — сердито откликнулся Чонгук, пытаясь от него отстраниться и вырвать свою руку из его крепких пальцев. — Если бы мог, что, по-твоему, не спал бы? Намджун тяжело вздохнул, отпустил руку упёртого ослёнка и быстро стянул с себя пальто, а потом и тёплый свитер. — Х-хё-он? — испуганно протянул Чонгук, отступая к окну. — Ты ч-чего? Намджун шагнул к нему и притянул его в свои объятия. — Не бойся, — шепнул он в ухо юноше, чьё сердце заполошно заколотилось под его рукой. Чонгук ухватился за его плечи и сжал их, явно не понимая, чего хочет: то ли оттолкнуть своего альфу, то ли... — Я всего лишь помогу тебе заснуть, милый мой мальчик... Ну же... Расслабься. И он, ловко скользнув рукой вверх, сжал парня сзади за шею и притянул лицом к своей запаховой железе. Быстро прикрыл глаза и отпустил с силой самый устойчивый свой аромат — аромат покоя. Чонгук, ахнув от того, что ткнулся губами ему в шею, стиснул его плечи до боли, но потом невольно глубоко вдохнул, снова вдохнул, хрипло прошептал: — Опять... хён... — и задышал с тихими всхрипами, жадно, тиская ткань его рубашки вместе с кожей и невольно прижимаясь всем телом к нему. Он вдруг задрожал в руках Намджуна, сердце его забилось гулко, яростно, а потом... стало успокаиваться, биться размереннее, спокойнее. Пальцы Чонгука перестали мять плечи альфы, стали лишь чуть поглаживать, словно в растерянности, а тело затяжелело, так что Намджуну пришлось крепче обхватить его, зашатавшегося на ослабевших ногах. Он чуть приподнял юношу и осторожно понёс к постели, опустил на пушистый светло-шоколадный плед, присел рядом и склонился к нему, безвольно откинувшемуся на подушку. Чонгук медленно моргал, пытаясь сфокусировать взгляд своих волшебных глаз на нависшем над ним альфе, но это не очень получалось: его веки явно были слишком тяжёлыми. Щёки юноши были по-прежнему бледны, но губы — приоткрытые, выпускающее тяжёлое ароматное дыхание — стали розовее. Намджун охватывал его запахом, умиротворяя, смиряя и заставляя сдаться, и ласкал взглядом его лицо. Он сжимал обеими руками плед около головы Чонгука, чтобы удержать себя и не коснуться этих приоткрытых губ. Внезапно Чонгук медленно открыл глаза и, заглянув Намджуну в душу, перевёл взгляд на его приоткрытый в тяжёлом дыхании рот. Губы Чонгука шевельнулись, и альфа склонился ниже, чтобы услышать: — Джун... Поцелуй... меня... Сердце у Намджуна и так билось как загнанная птица о прутья клетки, а после этих слов — кто бы выдержал? Он не мог отказать ему, этому парню, что сейчас гипнотизировал его губы, а пальцами мягко вёл по его напряжённой руке, чтобы добраться до шеи и обнять её, пытаясь притянуть его к себе. Намджун сдался и, сгребая Чонгука в объятия под поясницей и шеей, стал его целовать. Юноша застонал почти сразу, жертвенно, хрипло. Его тёплые влажные губы были покорно приоткрыты, но Джун не стал сразу нырять языком в его рот. Сладко рыча от удовольствия, он сначала облизал эти губы, насосался их робкой, отдающей шоколадом нежности. И только когда почувствовав, как, отвечая, лаская, они стали шевелиться под его губами, как мазнул по его губам горячий язык омеги, со стоном прошёлся по этому языку своим и проник в горячий, влажный рот своего истинного. Этот поцелуй был чем-то похож на их первый, но в нём было больше откровенности и свободы: их никто не остановит, если они не захотят останавливаться. И Намджун с упоением, ощущая, как закручивается в паху жаркое и тяжкое желание, вылизывал Чонгуку рот, сосал его язык и снова и снова возвращался к губам, захватывая их в плен и прикусывая, терзая, то отпуская с нежным чмоканьем, то снова, рыча, нападая. Чонгук немного задыхался, но не пытался отстраниться. Откровенно заворожённый поцелуем, он стонал хрипло и низко, его руки обвились вокруг шеи альфы, а пальцы стискивали волосы на его затылке, делая больно и приятно одновременно. Он и сам через какое-то время стал прикусывать губы Намджуна, но больше всё же отдавался ему, так как брать дело в свои руки сил у него явно не было. Однако когда Намджун, повинуясь своему желанию, опустился с жадными поцелуями на его шею, он, задыхаясь, вдруг отчаянно зашептал: — Не надо... Джун, мне нельзя... Сейчас нельзя... Иначе... течка... Как ни странно, но слово "течка" отрезвило Намджуна мгновенно. Это было слишком серьёзно и сработал выкованный годами инстинкт: к этому надо отнестись со всем вниманием, на которое способен здесь и сейчас. Так что он замер, напряжённо моргая, чтобы прогнать туман возбуждения, и, когда получилось, пристально заглянул в расплывающиеся, всё ещё мутные от страсти глаза Чонгука. — Течка? — Голос у него был хриплым, страшноватым, так что он откашлялся, ловя на лице Чонгука следы подступающей паники. — Что с течкой, маленький? — Чонгук задышал тяжелее и попытался отстраниться от него, прикусывая снова задрожавшие вспухшие зацелованные губы. Намджуну невыносимо было именно сейчас осознать, что почему-то его омега вдруг испугался его. Так что он закрыл глаза, выдохнул и снова отпустил запах на охоту. Омегу надо успокоить, надо уверить этого почему-то снова дрожащего мальчика, что всё будет хорошо, что альфа не сердится, что он защитит и спасёт от всех бед. Чонгук стал дышать медленнее, и его пальцы мягко начали гладить напряжённые плечи Намджуна. — Хён, — сбитым шёпотом сказал он, — хён, ты же не будешь... злиться? — Нет, маленький, — тихо, бархатно проурчал Намджун, обводя взглядом румяное лицо омеги и стараясь не смотреть ему в глаза, — просто скажи мне, что с тобой? Это связано с течкой, милый? — Течка, — выдохнул Чонгук, и вдруг всхлипнул. — Ненавижу течку... Всегда так больно было. И такой слабый, такой жалкий! Я ненавижу омегу в себе, когда... течка! — Ты боялся, маленький? — тихо спросил Намджун, прислушиваясь, как в его собственной груди разгоняется замершее было от страха сердце. — Боялся, что эта течка будет невыносимой без... меня? — Не б-боялся... — Чонгук отвернул голову в сторону, убегая от его беспокойного взгляда, и вдруг по его щеке скользнула серебристая змейка, которую он тут же попытался стереть дрожащими пальцами, но наткнулся на плечо Намджуна — и его рука лишь сжала это плечо. — У меня сессия, я гото... готовиться должен был... А без тебя это было бы... слишком долго и... — Что ты сделал, милый? — севшим голосом спросил Намджун, уже почти обо всём догадавшись. — О, боже, Гуки... Что ты сделал? — Химия, — едва слышно отозвался Чонгук, и Джун, скрипнув зубами, стиснул в пальцах ни в чём не повинный плед. — Отложил... Два раза. — Он поднял на заледеневшего Намджуна глаза и выговорил сквозь поджатые губы: — Думал, что надо, понимаешь, хён? Но первый раз... И после встречи с истинным... Побочка началась... кажется... — Что? — одними губами произнёс Намджун. — Что с тобой? — Спать не могу. Трясётся внутри всё... Тошнит сильно. Чонгук бессильно откинулся на подушку и закрыл глаза. Из-под век заструились, уже откровенно и безнаказанно, слёзы. Намджун нашёл его руку и прижал к губам. Сердце тряслось от желания рвануть из грудной клетки на помощь глупому оленёнку, а в голове скрежетали шестерёнки, прокручивая возможные варианты дальнейших действий. Чонгук же, подстёгиваемый его молчанием, продолжил: — Я не хотел, хён... Но первый раз у нас ещё и не намечалось ничего. Тогда началось — я чуть не сдох уже в первый час. Выпил почти на автомате. Как рукой сняло — и я не смог... остановиться. Допил все три. А потом... Мне надо просто сдать эту сессию. Надо было сдать без долгов. Чтобы стипендия была. Только вот... — Он зажмурился, стиснул челюсти и едва договорил: — Не вышло... Намджун потянул его за руки, заставил сесть и сжал в своих объятиях. — Маленький... Что же ты... Маленький мой... Чонгук сам сунулся к его шее и сделал несколько рваных вдохов, а потом коротко и жалобно простонал. Намджун прижал его крепче и стал поглаживать по спине, успокаивая ещё и теплом своих рук. — В воскресенье прихватило снова, — начал опять Чонгук с усилием. — Так скрутило, что я чуть не утонул... В ванне лежал... От испуга глотнул первую, даже не помню, как добрался до неё. Я просто испугался, правда. Хотел тебе позвонить, хён, хотел! Но... было же уже поздно, да? Поэтому я и вторую выпил. И третью. Думал, что выдержу. А в понедельник началось. Всё как в тумане. Говорю — а сам не помню, что говорю. Чхве меня и это... поймал. Думаю, и запах был, поэтому его и понесло. Намджун глухо зарычал, ощущая дикую тоску и растерянность. Нужное решение уже зрело в его голове, но слова Чонгука о декане Чхве острой болью отозвались в его душе. Омега, видимо, понял, так что попытался успокоить: потёрся щекой о его шею и обнял за плечи. — Хён... Я сам виноват, только я, я же говорил тебе. Я не собирался тебя звать, мне надо было справляться самому, я понимаю. Но когда ты вошёл... Этот запах... Я чувствую, что, если ты останешься, меня снова схватит. Я знаю, знаю! Хён! — Болезненно блестя глазами, Чонгук уставился на Намджуна. — Я не хочу первый раз... в течку. Не хочу как животное, хён! Не хочу! Прости, что расклеился рядом с тобой, прости что заставил себя поцеловать!.. Я справлюсь, хён, справлюсь! Но тебе лучше уйти! Я выдержу, я потом тебе позвоню, я к врачу пойду, терапию... пройду... Только бы сдать этот чёртов экзамен! Голос Чонгука сорвался на тонкий всхрип, и горячая влага обожгла висок и щёку Намджуна. Тело в его руках содрогнулось, и он услышал глухое рыдание человека, у которого кончились силы бороться. Горькое отчаяние, боль и страх — всё было в этой истерике. Чонгук стыдился себя, не давал Намджуну поднять своё лицо, отворачивался — и лишь теснее прижимался к нему, тыкаясь иногда мокрым носом ему в шею. А Намджун стискивал зубы, вспоминая, есть ли у него способы давления на администрацию Сонгюнгвана, но сначала надо было решить вопрос с проклятой "отложенной" течкой. То, что это было опасно, безрассудно и откровенно глупо, Чонгук знал и сам, так что упрекать его в этом не было никакого смысла. Тем более, что мотивы у него были самыми понятными. Не выпуская ревущего Гука, притиснув его одной рукой к своему телу, Намджун дотянулся до пальто и достал телефон. Так просто своего омегу он поганой химии не отдаст. Иначе зачем ему нужны были деньги, опыт, связи и вся эта жизнь, что он прожил без дрожащего в его руках глупого и отчаянно уже любимого мальчишки?