Что нам та Вселенная? (18+)

— Хорошо, план, придуманный твоим альфой, познавшим своего течного омегу, мы выслушали, — спокойно сказал Юнги и с холодным высокомерием выдержал тяжёлый, многообещающий взгляд Намджуна. — Не надо так смотреть: сначала я хотел сказать, что этот план придумал твой член, но постеснялся секретаря Пака. Чимин, который сидел рядом с ним на диване, цокнул и раздражённо закатил глаза. Они с Юнги всегда общались именно так — слегка насмешливо, но дружелюбно и с полным доверием и пониманием, так что о том, что Мин в минуты гнева невыносим, Чимин знал. — Я всё обдумал, — мрачно сказал Намджун. — Иного выхода нет. — И поэтому ты готов отказаться от своего дела и пойти по тому пути, на который тебя тянет твой отец, чтобы всё между вами и Чонами оставалось так, как есть сейчас? — Голос Юнги звучал насмешливо, он словно не верил, что говорит такую глупость. — Я всегда понимал, что отец меня доконает и я всё равно возьму в руки его компанию, — терпеливо кивнул Намджун. — Он сделал слишком многое, чтобы поставить меня в безвыходное положение, он обложил меня со всех сторон и продумал всё. Он даже начал всерьёз охотиться на Тэхёна, так что если я откажу ему, медвежонок пострадает, я в этом не сомневаюсь. Отец был серьёзен, я это понял. И то, что Тэтэ выбрал себе именно этого альфу, а не другого, сыграло отцу на руку, и тут уже ничего не поделаешь — судьба. — Он отхлебнул из бокала коньяк и поморщился: отчего-то благородный напиток показался ему горьким. — Я проиграл, так что приму это и сдамся. В конце концов мне грешно жаловаться: я по итогу буду иметь больше, чем имел, Тэхён же получит свободу. Оно того стоит. А у меня ещё и Чонгук есть, которому не придётся выбирать, с кем быть душой — со мной или с разорённым моим отцом братом. Он добрый мальчик, ему было бы тяжело. Его покой для меня — главное, как вы понимаете. Особенно сейчас, когда он так... — Намджун отчего-то вдруг покраснел и рассердился сам на себя. — Ну, да, слаб. Он в больнице после течки, у него третий этап, и ему тяжело, а я даже не рядом с ним! Что будет, если ему его поганые родственнички позвонят и скажут... обо всём? Он сейчас так уязвим! Да, он у меня сильный, он справляется, приходит в себя потихоньку, слава богу, осложнений нет. И я хочу, чтобы так всё и было! Это — мой приоритет, как вы понимаете. Он прикрыл глаза и слабо улыбнулся, вспоминая горячие, чуть растерянные глаза Чонгука и его сердито-несмелое: "Ничего такого, хён, чего ты психуешь? Как будет можно, тебе позвонят и ты сразу придёшь, да? Если всё пойдёт, как надо, то это ведь скоро, да?" Этот мальчик... Он давал Намджуну всё, чтобы жить, и как жить без него, альфа уже не мог себе представить. — Хорошо, с Вами и Вашим омегой всё понятно, — начал вдруг Чимин, который до этого почтительно отмалчивался, — и Вас на самом деле можно понять. — Юнги громко цокнул и демонстративно вздохнул, но Чимин лишь послал ему очаровательную улыбку и продолжил: — Но почему Вы решили, что Ваш отец согласится оставить Чонов в покое, если Вы уступите ему? Он же, по Вашим рассказам, ясно дал понять, что их фирма обречена, что они должны стать жертвой, чтобы компания семьи Ким смогла встать на новую ступень роста. И на самом деле Ваш отец не преувеличивал: им нужны новые вливания, так как конкуренция на рынке в их секторе огромна. И Чоны на самом деле находятся в сфере интересов "Technologies of cooperation". И сейчас многие из таких вот небольших компаний в сфере технологий на самом деле поглощаются. Поэтому они и ищут себе покровителей. И будут разорены, потому что мы-то знаем, что не найдут. — Почему не найдут? — подал голос Юнги и налил себе коньяка. — Да, с племяшом они, конечно, пролетели и против истинности не попрут, тут природа за господина Кима подсуетилась. Но ведь они ещё не разыграли свой главный актив — своего сына. Замужество с богатым омегой из влиятельной семьи — да хоть с тем же Ли Джено, от которого господин Ким нос воротит, — и их проблемы разрешены. Думаешь, они в отчаянии не пойдут на это? И на что решится этот Хосок, когда речь пойдёт о реальной перспективе разорения? Не пойдёт ли лесом твой Тэхён, несмотря на все твои жертвы, когда Хосок поймёт, что обречён, если не начнёт задницей шевелить в нужном направлении? — Если будет обречен, он может принять и такое решения, я понимаю это, — негромко ответил Намджун, отводя взгляд в окно. Да, он обдумывал и это, и сердце у него сжималось, когда он думал о том, что он не может гарантировать счастье Тэ, никак не может, и никакие жертвы с его стороны не помогут. Но это... — Не это важно, — размеренно покачивая ногой, продолжил он. — Моё единственное условие отцу: если Чоны и разорятся, то разорить их должен кто угодно, но не семья Ким. Тэхёну не должно быть стыдно или неловко за своих родных перед своим женихом. А у Хосока должен быть выбор. Он должен сам его сделать — полностью свободный от желания отомстить или возможности сказать, что мы вынудили его что-то сделать. Только тогда то, что между ними, пройдёт проверку и будет иметь шанс на что-то серьёзное. — А ты прям так уверен, что у них всё серьёзно? — насмешливо отозвался Юнги. — Ты же их даже не видел после Чеджу! Может, они там разругаются и расстанутся! А ты тут так об их будущем переживаешь, что дело своей жизни похерить хочешь и из трусов выпрыгиваешь, чтобы отцу угодить! — Да почему же похерить? — зло отозвался Намджун, у которого терпение заканчивалось. Он прекрасно понимал, что не Юнги виной тому, что сейчас он не мог быть таким же спокойным и рассудительным, как всегда, но друг словно нарочно выводил его из себя! Неужели его мотивы, его объяснения непонятны? Самому ему они казались просто совершенно прозрачными и очевидными, потому как это решение всех оставляло в выигрыше! Всех! Но Юнги тупил, упёрся своим знаменитым рогом и талдычил из чистой вредности, что Намджун прогибается и напрасно прогибается! А Намджуну не до всего этого было, вот правда! Он понимал, что все его ощущения спровоцированы чистой физиологией, как у подростка, но поделать с собой он ничего не мог. Всё его существо все эти дни рвалось только к одному — к сладкому и красивому мальчику, запертому, словно принц в башне, в четырёх стенах своей палаты в больнице. Намджун сам привёз туда Гука, проведя с ним его течку и едва уговорив, даже чуть нарычав, когда тот попытался воспротивиться возвращению. И вот теперь его со страшной силой тянуло к истинному, ведь он омегу не просто познал — повязал. Но так как метку он пока Чонгуку не поставил, то его альфа ещё не закончил обряд присвоения. И всё внутри Намджуна постоянно дрожало: от страха, что кто-то заберёт его омегу, от желания и страсти, от того, что альфа выл и требовал себе своё обратно. Чонгука хотелось рядом постоянно. Контролировать, чтобы у него всё было, успокаивать и утешать, гладить, вылизывать, целовать, трахать! Слушать его голос — и умирать от счастья! Сжимая в объятиях, чувствовать его тело в своих руках — живое, гибкое, сильное — и ощущать биение самой жизни в биении его сердца под своей ладонью или губами! И от того, что он не мог этого делать, всё внутри у Намджуна на дыбы вставало против такого положения вещей. Однако жизнь требовала своего, и разумная его часть не шла на поводу у звериной. Он заставил себя оторваться от сладкого мальчишки, собрать волю в кулак и вернуться к своим делам. Он честно пыхтел над скопившейся документацией, разгребал внутренние дела, начал ранее запланированную реорганизацию юротдела и подготовку к заключению выгодного контракта с японцами. Он терпеливо откладывал нервно подрагивающими пальцами телефон, когда тот, словно помимо его воли, снова и снова оказывался в его руках. Нет, звонить Чонгуку было нельзя до того времени, о котором они договорились, — до девяти вечера. Тогда Чонгук уже был свободен от процедур, тогда он мог оторваться от своих конспектов по Теории, к зачёту по которой готовился со всем пылом и страстью, на которые был способен. Они договорились — и Намджун честно соблюдал договор, хотя, видит бог, это было пыткой. Но ведь и Чонгук не звонил и не писал днём. Мог он — значит, будет и Намджун. И только когда совсем уж было невыносимо, он набирал короткое ободряющее смс и отсылал его с вечным "Просто поддержать хочу. Безумно соскучился. Не отвечай, если занят". Чонгук читал тут же, всегда отвечал — может, и не словами, но сердечками, смайликами, коротким и требовательным "Вечером!" — и это грело Намджуна, давало ему сил жить и ждать дальше, но на следующую такую смс он снова долго решался. До вечера. Надо было дожить до вечера. А вечерами... Они разговаривали вечера напролёт. Намджун сидел в своём кабинете с бокалом коньяка или вина, почти не пил — скорее, важен был сам антураж: мягкое удобное кресло, приглушённый свет, хлопья снега за окном, и свежий, чистый, иногда сердитый и резковатый, иногда задумчивый, иногда — тёплый и смешливый — голос любимого омеги в телефоне. Видео они не включали по настоянию Чонгука, который сказал, что не собирается каждый вечер наводить марафет, чтобы Намджун мог его увидеть. И никакие мягкие заигрывания, уверения в неземной-небесной, которой омега, безусловно, обладал в глазах сходящего с ума от любви альфы, никакие увещевания и хитрые подводки — ничего не помогало. Чонгук категорически отказывался. Ладно... Намджун был терпеливым, он всё равно добьётся своего. Пока хватало и голоса. Они не виделись пока всего лишь десяток дней — а он уже дурел от голоса своего мальчика, а что будет, когда он его увидит... Может, и к лучшему, что Чонгук упрямился. Они говорили о миллионе вещей. Нужных и нелепых, рассказывая о себе, делясь важным и ежедневными глупостями. Чонгук начинал с того, что основательно пересказывал всё, что выучил или узнал за день, Намджун его поправлял и переспрашивал. Иногда дразнил, выводил на шипение или смешил, подставляясь под его иронию. И наслаждался хрусталём его смеха, закрывая глаза и смакуя вино, которое ему вовсе теперь не нужно было, чтобы ощущать себя пьяным и счастливым. А потом они постепенно сбивались на личное и на личности. И каждый раз Намджун осторожно, исподволь копал всё глубже, осознавая, насколько ранима и трепетна душа его любимого, насколько привязан Гуки к тем немногим, кто проявил к нему в жизни внимание и хоть какую-то заботу. Да, омега был страшно обижен на своих бывших опекунов, он прекрасно разобрался в том, что они с ним сделали, однако, когда он вспоминал о времени, проведённом в их доме, голос его был тёплым и живым, он, забываясь, говорил восторженно, вспоминал, как любил пулькоги, которое готовил его дядя-омега, о том, как они с Хосоком и его отцом ходили на пруд на рыбалку и Чонгуку дали выиграть в игре, кто больше наловит рыбы. Да, да, они поступили подло, но они не бросили его, не отправили в детдом, не проявляли к нему пренебрежения, он был часто очень счастлив в их доме! Поэтому он и стал отвечать на их звонки, поэтому и надеялся... Милый, наивный, доверчивый малыш... Хватать его, заталкивать себе за пазуху, беречь, никому не показывать, не отдавать, не давать в обиду, слушать его голос, греть на груди, облизывать, тр... Стоп! Не туда. У Намджуна внутри всё заходилось острой нежностью и такой же острой болью от мысли, что будет с Чонгуком, когда он узнает, зачем именно его дядья возобновили своё общение с ним! Но кроме того — и это было для Намджуна поводом для стыда и мучений совести — всё внутри у него прихватывало сладкой дрожью от мысли, как сможет полюбить его Чонгук, если он будет для него хорошим альфой. Нет. Не хорошим. Лучшим. Идеальным альфой! Как этот благодарный искренний мальчик будет смотреть на него, что будет... делать... Стоп! Нельзя, нельзя... Намджун позвонил отцу несколько дней назад и попросил продлить срок, данный ему на раздумье. Взамен пообещал, что результатом его размышлений останутся довольны все. Отец с неохотой, но разрешил. — Месяц, Намджун. И то только потому, что Ли Минхо уехал на открытие филиала в Штаты и вернётся лишь к середине февраля. Но к концу января Тэхён должен быть готов его принять. Если ты мне это обещаешь... — Нет, — твёрдо сказал Намджун. — Я не сказал ни слова о Тэхёне. Я попросил время обдумать ситуацию и найти удобный для всех выход. Не более. Отец помолчал, недовольно хмыкнул, но дожимать не стал. Время дал. И Намджун воспользовался им по полной. Чем больше разговаривал он с Чонгуком, чем больше общался с Тэхёном и Хоби, которые остались на Чеджу до конца новогодних каникул и звонили раз в два дня, чтобы подразнить Намджуна прекрасными видами тех мест, откуда выходили на связь, — чем больше в его жизни было этих людей, тем яснее высвечивалось решение, которое не гарантировало им всем точного абсолютного счастья, но позволяло избежать большинства неразрешимых проблем. Да, совершенным оно не было, но, в конце концов, раз он берёт все издержки такого решения на себя, то какая нахрен разница?! Он хотел, чтобы и дальше Чонгук светло улыбался, когда слушал его рассказы (Намджун ощущал эту улыбку в тех вопросах, которые его мальчик задавал ему). Он хотел, чтобы и дальше Тэхён шкодливо щурил свои невозможные глаза, пытаясь побольше выведать у старшего брата о его отношениях со своим истинным. А Хоби при этом сконфуженно краснел рядом от того, насколько откровенными были вопросы его хитро квадратившего улыбкой и играющего бровями омеги. И раз это решение могло помочь Намджуну всё так и сохранить, то, и не будучи совершенным, оно заслуживало звание, сука, идеального! Но вот теперь, когда он, всё обдумав и собравшись с духом, позвал Юнги и Чимина, чтобы закинуть первый пробный камень по поводу этого своего решения в этот вроде как дружественный ему огород, ему выдают море сарказма, фырканья, закатывания хитрых лисьих глаз — и всё вот это вот! Да, Юнги, принял всё в штыки. И ведь главное — с чего?! — Я вообще-то собираюсь дело своей жизни не просто в унитаз слить! — старательно унимая в груди нарастающее бешенство, снова начал Намджун. — Я тебе, дураку, его передаю! Тебе — своему другу и правой руке! Ты же ныл, что застаиваешься на своей должности и перспектив развития не видишь! Вот тебе — перспектива! Вот тебе — новое поле для деятельности! Так и скажи, что испугался! — А я и не отрицаю! — вскочил Юнги, встрёпанный и злой до невозможности. — Да, это непривычно! И с твоей стороны это безответственно — оставлять такой большой бизнес на человека, который мало в нём разбирается, и с ножом к горлу требовать, чтобы он согласился за пять минут! — Ах, смотрите-ка, я, сука, тебя поуговаривать что ли должен! — зарычал на него в ответ Намджун, понимая, что он — всё. — Какого хрена ты выёбываешься! Дела не знаешь? Кому ты мозги пудришь! Ты меня замещал, и не раз, ты в делах компании шаришь так, как мало кто шарит, как я порой не шарю! Тебя знают и уважают все наши постоянные клиенты, ты ебошишь здесь с утра и до вечера, ты... — Да у меня Сокджин беременный! Не до этого мне всего! — заорал уже откровенно выведенный из себя Юнги и застыл, выкатив глаза на замершего с уроненной челюстью оппонента. У Намджуна, поражённого до глубины души, всё внутри смешалось и растеклось противоречивыми ощущениями по сердцу. Юнги и Сокджин пытались завести ребёнка долго, чего только не перепробовали и даже уже успели смириться с тем, что, видимо, не получится, и вот теперь, когда так важно, чтобы Юнги был рядом... — П-поз-здравляю... — выдавил из себя Намджун и медленно опустился на диван, глядя на встрёпанного и красного Мина исподлобья. Да что с ним? Юнги же его лучший друг! Откуда такой сволочизм, Ким Намджун?! Он встрепенулся, вскочил, схватил Юнги за руку и стиснул её, заглядывая виновато ему в глаза: — Правда, дружище, поздравляю! Юнги, это же оху... Это же просто охренеть как здорово! Ты чего молчал? Просто сразу сказал бы... Чимин в это время быстро выскользнул из кабинета, оставляя двух приходящих в себя альф наедине. — Спасибо, — отдуваясь, фыркнул Юнги и уселся на диван, хватая бокал с коньяком. — Не сказал, потому что мой боится пока говорить кому-то, сглазить боится. Ты же знаешь, как у нас... как мы... — Он нервно глотнул, закашлялся, Намджун подвинулся к нему, постучал по спине. Юнги благодарно кивнул и, покашливая, снова заговорил: — Ревёт он у меня. Понимаешь? То есть... Плачет. Боится, что не сможет выносить. У него же было три выкидыша. Ему нервничать нельзя, пугаться нельзя, плакать нельзя, ему ничего нельзя, а он... Ему надо, чтобы постоянно кто-то рядом был. — Так чего ты тут делаешь, глупый альфа? — тихо спросил Намджун и сердито нахмурился. — Почему ты не... — Я сам знаю, что делать! — огрызнулся Юнги. — Он то хочет меня видеть, то не хочет. Его кидает из эмоции в эмоцию. К нему брат и папа приехали, у меня там, дома, омежник. Мне то "иди он зовёт", то "погуляй, Юнги-я, пожалуйста, у него опять..." А ты хочешь, чтобы я в таком состоянии... — Нет, нет, Юнги, — торопливо перебил его Намджун. — Теперь, конечно, нет, я же не знал. — Он снова воодушевлённо улыбнулся и заверил: — Я могила, ты же понимаешь, ну, а Чимин, сам понимаешь... — В Чимине нет сомнений, — кивнул Юнги, слабо усмехаясь. — Да и в тебе тоже. Просто... — Он потёр шею и выдохнул. — Я и сам не знаю, почему меня так коробит от мысли, что ты уйдёшь, что поддашься своему отцу, что я буду заниматься тем, что мне нравится, — потому что я на самом деле люблю это место, ты это знаешь, — а ты... В это время вернулся Чимин. В руках у него была красивая бутылка дорогого вина и три бокала на подносе. Они выпили, снова поздравив Юнги. Благо, рабочий день кончился и в здании почти никого, кроме них, не было. — И всё же, — снова начал Юнги, — что будем делать? Намджун вздохнул и потёр лицо ладонями. — Да чёрт его знает. Видишь ли, ответ отцу мне надо дать через три недели. Ну, две с половиной. За это время как-то может проясниться ситуация с Сокджином? — Не знаю, — пожал плечами Юнги. — Да и дело не в нём. — Послушай, — начал осторожно Намджун, — я ведь не просто взваливаю на тебя ответственность, я даю тебе права, я передам тебе часть своих акций, у тебя будет второе по значимости право голоса, я... — Это ты мне зачем говоришь? — В голосе Юнги снова зазвучало раздражение. — Я хочу предложить тебе не рубить сгоряча, — с готовностью отозвался Намджун. — Подумай: у тебя будет ребёнок. А я верю, что вы всё преодолеете и он появится на свет, чтобы порадовать папку и отца. И так ли будет плохо, если к этому времени у его отца будет такая шикарная доля в этой компании? И такая должность? — Она никогда не будет моей полностью, и ты это понимаешь, — сердито ответил Юнги. — Ты знаешь моё отношение к делу, разве смогу я... — А если никому не рубить сгоряча? — вдруг прервал его Чимин. Он сегодня по больше части молчал, так что Намджун с Юнги удивлённо на него посмотрели, и тогда он стал пояснять: — Я имею в виду, что вы оба получили достаточно информации на сегодня. И Вам, господин Мин, стоит обсудить всё с мужем, прежде чем решать за вас двоих, что предложение господина Кима вам не нужно принимать. Может, ваш муж, наоборот, вдохновится вашим подъёмом по карьерной лестнице и это поможет ему принять грядущие тяготы беременности? — Ему нельзя волноваться, — буркнул, недовольно хмурясь, Юнги. — А это тоже волнение. — Хорошо, — покладисто ответил Чимин, — у вас есть теперь рядом его папа и брат, можно сначала обсудить с ними, насколько эта новость будет волнительной или, наоборот, очень радостной для Вашего драгоценного супруга. И насколько ценной она будет для Вашего лично и Вашей пополняющейся семьи будущего. — Болтаешь мастерски, — слегка уязвлённо ответил Юнги и насупился под довольным взглядом хмыкнувшего Намджуна. — И убалтываю тоже, — спокойно кивнул Чимин. — Это, господин Мин, называется опыт. — Да! — не выдержал Намджун. — За это мы тебя так ценим, дорогой мой... — Но и у вас, господин Ким, — безапелляционно перебил его Чимин, — есть те, с кем Вам бы поделиться своим таким важным для всех решением. — Хе-хе, — многозначительно выдал Юнги. — Мхм. — Я не собираюсь, — досадливо кривясь, ответил Намджун, — ни у кого спрашивать разрешения на... — Кто говорит о разрешении? — сделал большие глаза Чимин. — Но подумайте, господин Ким, как отреагирует Ваш чувствительный омега, Ваш чудесный брат и его жених, если вы скроете от них свои сомнения, муки и решение, а потом они узнают обо всём — и не от Вас. — Чимин умолк и многозначительно посмотрел на недовольно щурящегося Намджуна. — А они узнают, господин Ким, и вы об этом прекрасно знаете. Не в этом мире, не в этом бизнесе можно хоть что-то подобное скрыть. — Чимин снова замолчал, но альфы были заняты обдумыванием его слов, так что никто ему не возразил, и он продолжил: — Среди тех, кто Вам так дорог, кого Вы решились защищать такими в чём-то кардинальными средствами, нет ни одного, кто бы по возрасту, статусу и разумности мог с Вами сравниться, так что, если кто и решит оспорить Ваше мнение, всё равно сила за Вами. Однако, согласитесь, они имеют право знать об этом договоре с Вашим отцом. Тем более, что он напрямую касается всех их! Особенно Вашего милого брата! Намджуна выдернуло из водоворота сомнений и обрывков мыслей, в который повергли его слова Чимина, даже не то, что именно тот говорил, а то, что внезапно на этих словах о Тэхёне в голосе омеги зазвучала... нежность. Джун поднял на Чимина глаза, и тот, поймав этот его взгляд, внезапно стушевался и отвёл свои в сторону, в окно. Однако это странное смущение длилось недолго, так что он почти тут же начал говорить, возможно, чуть более торопливо: — Я Вас прошу всего лишь подумать, не решат ли они, что Вы пренебрегли ими, их мнением, если не Вы расскажете им обо всём? — Чимин сделал несколько медленных глотков из бокала, который до сих пор грел в пальцах, и значительно добавил: — Мы ведь все знаем, насколько юные щепетильны в отношении своих прав на собственные решениям, не так ли? Разве я не прав? Он уже совершенно выправился, так что от неуверенности в его голосе не было и следа, но... Но Намджун спросит. Обязательно спросит. А пока... — Да хоть бы раз ты был не прав, — процедил он сквозь зубы и тремя широкими глотками допил вино. — Не хочу. Я — не хочу. — Ты — бздишь, — поправил его Юнги. — Нет, правда, Джун, подумай! А если вдруг этот ваш Хоби не хочет быть связан с бизнесом родителей, если у него что-то своё там, в Штатах... Сколько там ему? — Двадцать четыре, — недовольно откликнулся Намджун, — чего у него может там быть? Да и потом, как ты себе это представляешь? Дорогой Хоби, не дашь ли ты нам официальное разрешение на разорение твоих родителей? Только дай гарантию, что потом моему Тэ это никак не аукнется? — Никто не может знать, что на уме у другого, — ответил вместо Юнги Чимин. — И я не прошу Вас даже советоваться. Я прошу лишь дать им шанс высказать своё мнение насчёт этой ситуации. Потому что не хочу, чтобы потом кто-то из них на вас обижался. Вы будете переживать, злиться и рычать на меня — а мне оно надо? — Я подумаю, — буркнул Намджун. Ему не хотелось. Он всё так хорошо придумал, в его голове всё было немного печально, но очень достойно, правильно и благородно. На самом деле он просто не знал, как рассказывать Тэхёну и Чонгуку о предательстве людей, к которым они пусть и не испытывали горячей приязни, но и такого отношения с их стороны к себе не ожидали точно — должны были, это да, но ведь не ожидали же! Однако Намджун уже понимал, что чёртов Пак Чимин опять прав. Прав во всём! Чонгук, возможно, и простит его, потому что альфа в конце концов прежде всего его интересы пытается соблюсти, а вот Тэхён с его независимостью и особенно Хоби... Эх, Хоби, Хоби... Зачем ты Чон? Отринь отца да имя измени... Эх...

***

Звонок доктора Хвана застал его на парковке, когда он, тепло попрощавшись с Чимином и огрызнувшись напоследок в сторону Юнги, уже шёл к своей машине. Хван просил его приехать, тут же торопливо добавив, что ничего страшного не произошло, но есть очень серьёзный разговор, касающийся здоровья и, главным образом, поведения Чон Чонгука. У Намджуна внутри всё сжалось от радости и зашлось от беспокойства. Он увидит Гуки... Он увидит своего мальчика... Видно, он опять что-то натворил, но ведь это вообще неважно! Намджун всё разгребёт, он всё решит и во всём поможет — и тогда, возможно, сможет даже потрогать... то есть поговорить с омежкой с глазу на глаз. А там уже — как пойдёт. И даже если Хван попросит к Гуку не заходить, он всё равно... хоть одним глазком... Потому что невыносимо же! Хван объяснил ему, что он сегодня на дежурстве, но позвонил так поздно не поэтому. Отведя Намджуна в свой кабинет, он сказал: — Я прошу Вас о содействии, господин Ким. — Намджун приподнял брови, и Хван, нахмурившись, кивнул. — Да, о самом деятельном содействии в очень важном, но крайне... мхм... деликатном деле! Но сначала о более простом: уже третий день пациент Чон Чонгук настойчиво требует отпустить его домой, перевести на дневной стационар. Чтобы ночевать дома. — А... А разве уже можно? — удивился Намджун. — Ну, в принципе это возможно, — кивнул Хван, — однако и Вам, как и ему, я скажу так: в его случае это нежелательно. Мы не отпускаем вообще-то после лечения от зависимости на третьем этапе, ждём хотя бы четвёртого. Но ваш омега очень настойчивый. Он меня просто терроризирует и моих доводов не слушает. Только вот боюсь, что это из-за того как раз-таки деликатного дела, о котором я хотел с вами поговорить. Намджун кивнул. Беспокойство и настоящая тревога, завозившись на словах о том, что Чонгук зависим, никак не хотела отпускать. Хван же, усевшись поудобнее в своё кресло, деловито начал: — Вашему Чонгуку после успешной, но тяжёлой для него течки требуется относительный психологический покой и хорошее питание. И я сейчас не только о еде и витаминах говорю: ему нужно питание для всего организма, так что поддерживающая терапия в его случае один из ключевых моментов. На дневном стационаре она будет сжата по времени: между процедурами не будет проходить достаточного для полного и безболезненного усвоения лекарств времени. Тем более, что даже здесь, под нашим присмотром, Чонгук умудряется чуть ли не перетруждаться, готовясь к своему зачёту и читая новую литературу, которую ему прислали для следующего семестра. Да, Намджун об этом знал: Чонгук рассказывал, что староста их группы скинул уже пару десятков названий монографий, которые понадобятся на первых же неделях по разным предметам. И Намджун тогда похвалил их за предусмотрительность, но ему и в голову не приходило, что Чонгука это может утомить. — А представьте, что будет с ним, когда строгого больничного режима для него не будет, — продолжил Хван. — И если бы он просто учил! Он же постоянно переживает по этому поводу. Он нервничает, ему тяжело и, кажется, страшно. По крайней мере, его показатели говорят именно об этом. И даже Вы, кого он уважает и, кажется, основательно уважает, не сможете же быть с ним двадцать четыре на семь, так что мне кажется неразумным сейчас рисковать и отпускать его в относительно свободное плавание. — Согласен, — кивнул Намджун. Параллельно он сосредоточенно пытался вспомнить, не говорил ли он в последнее время Чонгуку что-то, что могло того встревожить? Не слишком ли он призывал его учить? Не давал ли понять, что слишком многого ждёт от своего мальчика? Чем-то должны же были спровоцированы его тревожность и страхи? Может, Чонгук боится повторения истории с Теорией государства и права? Может, так повлияли на него шутливые слова Намджуна о том, что если он будет усердно учить и не встретит больше претендентов на свою истинность, то диплом с отличием ему обеспечен? Намджун замер. Чёрт... Тогда Чонгук спросил, как он сам закончил вуз, и Намджун не удержался, похвастался двумя красными дипломами двух факультетов... Идиот. Он прикрыл глаза и осторожно выдохнул. Вот идиот! — Но при этом та проблема, о которой я начал говорить, — донёсся до него голос Хвана, — решалась бы легко именно дома и... рядом с Вами. Хотя Вам было бы при этом ужасно тяжело. Поэтому мы часто решаем её при помощи веб-камер. Но... Даже не знаю, возможно ли это в вашем случае. И я не вижу иного выхода, кроме как попросить Вас помочь нам с, увы, максимальным неудобством для Вас, зато с минимальными рисками для Чонгука. — Я слушаю, — напряжённо сказал Намджун. Эти экивоки доктора начинали его подбешивать. — И, конечно, сделаю всё, что от меня будет нужно, для моего омеги. — Вы ведь знаете, — кивнув, сказал Хван, — что третья стадия лечения — это чистка и подпитка организма омеги. — Читал, — коротко отозвался Намджун. — И чистить надо в том числе и семенные протоки и каналы, отвечающие за смазку у омеги. — Хван умолк и пристально посмотрел на слегка охреневшего от такой терминологии Намджуна. Тот, естественно, напрягся, но даже не покраснел. Доктор. Это доктор, мы в больнице, всё в порядке. — Так вот, — удовлетворённо хмыкнув, продолжил Хван, — с этим у нас проблемы. Чтобы их почистить, омеге надо дважды в день в течение пяти дней оргазмировать с полной отдачей. — Намджун слегка кашлянул, потому что ему показалось, что он сейчас подавится, но нет, сдержался. Хван ободряюще кивнул и чуть понизил голос: — Я понимаю, что всё это не может Вас не смущать, господин Ким, и мы обычно не разговариваем с альфами о таких подробностях: омеги сами справляются, получая минимальную помощь. Самое важное, что при этом омега не должен испытывать перегрузки, связанные с полноценным половым актом, понимаете? Намджун чуть заторможенно кивнул и быстро отвёл глаза, чтобы Хван не понял, что он нихрена пока не понял. Он — не понял, а вот член в штанах у него стал активно прислушиваться к словам "смазка", "оргазм" и "половой акт". И его можно было понять, но это не облегчало положения Намджуна. Твоего налево папашу... Этого ещё не хватало! Хван между тем продолжал как ни в чём не бывало: — В общем омеге в этом случае нужна эякуляция без проникновения. — Он значительно посмотрел на откровенно зависшего альфу и вздохнул. — Дрочить ему надо, понимаете? Но так, чтобы при этом смазка выделялась. Это особый, тонкий процесс, обычно омега для полноценного оргазма всё же должен испытать проникновение, чтобы была задета простата. И надо вдумчиво подойти к... э... процессу, чтобы и семя было, и смазка, если проникновения не планируется. Впрочем, обычно при определённых действиях альфы — даже онлайн или как-то иначе — это вполне достижимо. Так вот. — Хван выдохнул. — У Чонгука это не получается. Он может довести себя до эякуляции, однако полноценного оргазма не получает, кончает без смазки. У Намджуна кругом шла голова от того, как много всего он узнал, но он старался держать лицо. Лишь дышал хрипловато. И член ломило. И он не знал, как теперь встанет и пойдёт... Хотя ладно, на нём же пальто. А так — всё в порядке, конечно. — Почему же у него... — Голос был хриплым, так что Намджун откашлялся. — ...не получается? — Кто знает, — вздохнул Хван. — Скажите, а он предлагал вам секстинг или... ну... вебкам или секс на камеру? — Намджун гулко сглотнул и, прикрыв глаза, помотал головой. Хван вздохнул. — Я так и думал. А ведь обещал сказать. Маленький врунишка. Намджун рассеянно кивнул и стиснул пальцы в кулаки. Бля... Вебкам, серьёзно? Его мальчик — и вебкам? Без шансов, доктор Хван. — Ещё раз прошу прощения, что говорю с вами об, этом, господин Ким, — мягко сказал Хван, — я понимаю, что тема неудобная, однако. Скажите, вы бы не могли приезжать к нему утром и вечером, чтобы ваше присутствие... — Он замялся. — ...или ваши действия помогали ему? Только смотрите, — торопливо добавил он, — секса полноценного не должно быть. Он должен быть очень возбуждён, он должен кончить, однако вы... — Он виновато поджал губы. — Я останусь ни с чем, — кивнул Намджун. — У нас по-прежнему ванна в палате господина Чона, — слабо улыбнулся Хван. — И, как вы понимаете, если он в ответ поможет Вам, то ничего страшного... — Можно я тогда, как и раньше, буду оставаться у него ночевать? — перебил его Намджун, внутренне прося прощения у говорливого доктора и чувствуя, что ванна нужна ему срочно. — Если вы пообещаете... — Обещаю! — отрывисто сказал Намджун. — Начинать с сегодняшнего дня? Хван выгнул бровь и усмехнулся. — Конечно, — негромко и душевно ответил он. — Хоть сейчас.