Галлюцинации

Понятие "перекантоваться" затянулось даже для меня. Уже неделя прошла, а домой всё не попасть, какого-то дьявола ключи то и дело мне делают неправильно, и они не подходят к замку на двери. И если сперва Фреш не смотрел на мои попытки отпереть дверь, то в последующие — стоял группой поддержкой позади и держал руку над кнопкой заказа пиццы, которую мы едим после неудачных попыток. С такими темпами в дверь я не войду не из-за ключей, а по причине резко поменявшихся габаритов. И это с учетом того, что вешу я и сама так, словно под одеждой у меня совсем нет мяса, а только кости и жалкие сгустки нервных клеток. В этот раз я с работы возвращаюсь на грани того, чтобы просто вынести весь мозг парню из лавки по ремонту ключей, двойная смена не прибавила мне настроения и воли к жизни, так что идея кажется даже очень недурной. Джим, а так зовут этого "ключника", уже завидев меня издали, спешно приготовил сделанный комплект и при виде моего выразительного лица слёзно принялся заверять, что теперь-то точно всё будет в порядке. Я по традиции шлю его на три весёлых, забираю то, за что заплатила ещё в первую встречу и, даже ничего не сказав, заруливаю на улочку к дому. Уже по привычке иду сперва к Фрешу, чей Кадиллак так и стоит пятном неприличного буйства красок на дорожке у коттеджа, наледь тоже всё еще здесь, на крыльце вероломно пытается меня опрокинуть, но я хватаюсь за перила и совершаю восхождение трех ступенек до входной двери. Уже хочу войти, не стучусь даже, но рука замирает на полпути, когда слышу женский смех изнутри, а следом ему вторит голос монстра... И почему-то зайти теперь кажется неловким, неправильным и... горьким. Смех повторяется, и это становится последним аргументом в пользу капитуляции к собственному крыльцу. И думаю я уже совсем не о ключах... Почему мне стало так жгуче обидно — не имею понятия, но больше не тянет в ту часть дуплекса. И даже вопреки дикой усталости я бы не отказалась пойти и отработать еще смену, занять себя чем-то, что выжало бы досуха и рассыпало в труху. Ключ входит в замок, и тот легко поддается, я, наконец, отпираю эту сраную дверь. И сразу же скрываюсь за её спасительным пленом, закрывшись изнутри и сползая по стенке до пола. Кошмар... Я что, позволила себе проникнуться симпатией к этому паразиту? О его природе уже наслышана, даже в шутку прозвала инопланетянином. Но все же, когда я успела настолько пробить все рамки допустимого дна? Смотрю на своё, пока ещё своё, жилье и понимаю, что лучшим будет убраться, выбросить в мусор всё, что испорчено, включая свои эмоции. Как там говорил Лебовски? Хуй с ним... Почаще бы повторять себе это. Уборка помогает медитативно выкинуть всё, что тебя давно бесит. Можно даже сломать что-нибудь попутно для пущей убедительности в том, что ты, чёрт возьми, еще хоть над чем-то имеешь контроль. В мусор полетела и футболка, которую я взяла погонять у Фреша, пока мои вещи в стирке. К сожалению, они так и остались там, но я не уверена теперь, что пойду за ними. И снова мысли возвращаются к нему, и меня это бесит. Бесит и начавший пиликать уведомлениями телефон. Оказывается, это он и пишет, спрашивает, мол, чё как? И каково же мое счастье от понимания, что в сообщениях меня никто цензурить попросту не способен. "Отъебись" — о, как же прекрасно это ёмкое слово! В нем весь уклад и стиль жизни интроверта, его девиз и мироощущение, тонкая душевная организация и креационизм рождения. Идеально! С упоением шлю ему этот ответ и заваливаюсь после капитальной уборки спать прямо голой. Мой дом — моя крепость. Даже если так продлится всего день-два. Выспавшись, мне кажется недостаточным то, насколько я показываю миру "фак", ведь в выходные это чувство имеет тенденцию к обострению. Так что вылазка в местный маркет у дома приносит плоды в виде дешевого винишка и простой закуски из не менее дешевого сыра и винограда. Во все тяжкие я конечно не осилю, но на мою комплекцию напиток бьёт в голову, как шаман в бубен. Следом в компанию включается музыка, рок-н-ролл да погромче, и я уже сожалею, что не прикупила черном рынке огнестрел и не пошла в киллеры. Работа веселая, всегда есть на ком снять стресс, еще и платят за это столько, что этот дуплекс можно было бы купить вместе с соседом. Хочется верить, что методично напиваюсь я в этот день не из-за него. Хочется, но с трудом верится... Бутылка кончается очень быстро, мысли – тоже. Я случайно разбила кружку, смахнув её со стола, когда танцевала под трек из криминального чтива. Совсем забыла про еду и пью на голодный желудок, голову уносит в дальние дали, и от этого хотя бы немного, но легче морально. Слышу звонок в дверь, я вроде как жду курьера с пиццей и иду открывать прямо так: в одной рубашке на голое тело и с почти пустой бутылкой вина в руке. Открываю, а там естественно не курьер. А он... Одет привычно ярко, но без улыбки и дверь не даёт закрыть, сунув в проем ногу и втолкнув собой внутрь, чтобы войти. Я и в трезвом-то виде ему не соперник, а сейчас и вовсе похожа на макаронину, которую он осторожно прислонил к стене. — Хей, вот это да! В честь чего гуляем и без меня? — от него веет свежим воздухом и жвачкой, кажется, гулял... Провожал ту, что смеялась у него дома? — У меня тут рок-н-ролл на обломках прошлого, — отвечаю заплетающимся языком и позволяю его рукам вытянуть из пальцев согретое мной стекло бутылки, которую он ставит на тумбу рядом и придерживает меня, — вход по приглашениям... — Да-а, неслабо тебя жмыхнуло. Пойдем-ка, умоемся, — Фреш тянет за собой, но я не хочу никуда и протестующе толкаюсь, но монстр просто на руки подхватывает, заставив охнуть. И без того ведь голова кружилась, а теперь совсем как на центрифуге, приходится уткнуться в шею монстра, вблизи рассматривая пурпурные диски суставов между абсолютно белых позвонков. Он довольно хорош собой, как для монстра, взгляд мой ползёт выше, до его лица и глаз, которые видно сейчас под стёклами очков, на них до этого было написано "WORRY". Волнуется? Становится стыдно за то, что причина сейчас в его руках. А еще непонятно, почему я — эта самая причина? В ванной не хочу от него отцепляться, хочу верить в чудо хоть еще пару секунд и даже не сразу понимаю, что он просто не настаивает и продолжает держать на руках, кося лиловые странные глаза, на которые я цепко смотрю сквозь призму алкоголя. — Фреш? Ммх, почему ты такой альтруист, а? Привязываешь к себе тем, какой, а потом течение тебя куда-то... уносит... К другим берегам, — монстр на мои слова полностью поворачивает ко мне лицо и чуть ближе наклоняется, будто выискивает что-то или проверяет. — Не знал, что ради разговора с тобой о чем-то подобном, тебя надо напоить до неприличия, — он все же ставит меня на пол, кивнув на раковину, чтобы я попыталась свежестью воды согнать с себя хмельную паутину. Умываюсь, а он за спиной стоит и, кажется, на мои обнаженные бедра смотрит, хотя, за очками не так хорошо понятно направление его взгляда. Но выражение "жопой чую" в данном случае уместно максимально. — Я когда пьяная, то честная, аж самой тошно, — смеюсь и с удовольствием хорошенько мочу лицо прохладной водой. От этого легче намного, даже дышится без натяжения, отчетливее ощущается, как пахнет моё любимое яблочное мыло... И его жвачкой тоже пахнет, словно тесное помещение наполняется с каждым вдохом больше, и теперь его отражение позади моего выглядит немного в другом ракурсе и смущает, заставив выключить воду и развернуться. Парень улыбается, будто хищник, загнавший в угол, и делает шаг ближе, сам вытирает мне лицо полотенцем и руку пригревает на сгибе плеча и шеи. — Ты глупая, Вэспер. А если плохо станет? И почему ко мне не зашла после ключей, я вообще-то думал, у нас всё на одной волне, нет? — тон звучит огорчённо и даже не наигранно. Но сулит нечто, что мне никак не разобрать. — Меня бесят твои очки, я не вижу тебя настоящего, — я не отстраняюсь, но сама тянусь к его очкам, которые не смела трогать всю прошедшую неделю, снимаю их и вижу его взгляд впервые открыто. Его левый глаз действительно дает понимание, что инопланетянином я его прозвала не зря. Словно зубами окруженный, выглядит зловеще, пристально и хищно. Но и меня такое едва ли отпугивает, а вот дает чувство облегчения — очень даже. Словно теперь мы могли быть честны друг перед другом без всякого "если". — Так только в них было дело? Знал бы – снял бы сам куда как раньше. Правда, есть одна загвоздка. Я твои эмоции буквально вижу, тебе норм? Есть не стану... Наверное... Хотя не отказался бы, ты выглядишь сладко. — И почему мне кажется, что речь не про чувства, а про мою филейную часть? — Тебе не кажется, — он подмигивает и тычет пальцами под рёбра до щекотки, и я почти верю ему, если бы не треклятый голос, который я слышала за его дверью. — Ах ты маракуйя! — я неприкрыто смеюсь над получившейся альтернативой другого слова, как и над фактом того, что мои эмоции он рассматривает как пирожные на витрине, — судя по всему, на кого-то оно действовало лучше, да, Фреш? Впервые за всё время услышала признаки наличия половой жизни в твоём храме "свежего пофигизма". — О как... Рад, что моя половая жизнь – предмет твоих дискуссий и вопросов, мы на верном пути, — монстр всё еще стоит так же близко и рукой уже не касается, уперевшись ей в раковину за мной и малость отрезав от надежд ускользнуть нетрезвой походочкой и выместить недовольство в службу поддержки из-за слишком долгой доставки пиццы. — Не отрицает, ты смотри-ка, — я толкаю его в плечо залихватски, но в глазах почти слезами стоит колючая как песок боль и неприятие этого факта. И я не понимаю, почему он смеется, это жестоко... — Ты про Мелани поди? О да, повод ревновать меня к чувихе с работы, которая малость нетрадиционной ориентации и пришла выдать мне по первое число за несданный график. Хахах, впору было мне ревновать, если б ты с ней встретилась. Она охоча на таких девчонок, которых можно одной рукой носить, — Фреш тычет меня пальцем в нос и весело жмурится, — или тебя всё-таки познакомить? — Да лети ты! — я фыркаю и от того, чем заменился посыл монстра, и от того, что ощутила облегчение после услышанного. Почему-то поверила сразу же. Даже если лжёт, я просто хочу верить, чёрт возьми, потому что сил на принятие пилюль горькой правды у меня больше нет и не будет. Звонок в дверь разбавляет атмосферу, я сразу оживленно стремлюсь напролом через монстра, который и с места то не сдвигается, когда я его толкаю в попытке пройти и открыть. — Кого-то ждешь? — он щурит глаза до пристального выражения, но я штурмом беру его непоколебимость, оттолкнув больше словами, чем силой, на уровне скорее куриной, чем человеческой. — Да, жду, причем давно. Ну, пусти, а то он уйдет! — прорвавшись в прихожую, теряя тапки, слышу недовольный фырк парня позади, но он меняется на смех, когда я открываю дверь и с видом самым блаженным расплачиваюсь за пиццу. А пьяную душу приятно качает от понимания, что я, не обладая никаким таким даром, как у Фреша, отчетливо увидела проскользнувшую в его взгляде ревность. Мы квиты. И тем приятнее есть эту чертову пиццу, пусть и остывшую, но в компании этого цветного недоразумения. Правда , я совершенно не помню, где свернула не туда и уснула на его плече. Не помню и то, как он меня выкрал и с какого-то дьявола унес к себе. Не помню, как уложил в постель и накрыл одеялом, а потом долго сидел рядом с задумчивым видом. Но вот что я точно помню — это его пальцы, погладившие по лицу, оставив надолго приятное и тёплое чувство, о котором мне довелось за жизнь позабыть. И спалось хорошо до одури, но вот проснулась я не в самом добром здравии. Голова раскалывается и ощущение, что в горле нагадили голуби. Думаю и говорить не нужно, насколько меня мутит. Еще и пальцы какие-то онемевшие и при любом движении кружится голова. Блеск... — Воу, я даже не глядя чувствую, что ты сейчас отчалишь в мир иной. Живи, малая, я принес минералочку, — знакомый голос колет череп пополам, и я морщусь в попытках сесть. Фреш подхватывает под лопатки и помогает, тут же всунув в руки стакан с шипящим сосудом Грааля, к которому я припадаю как в последний раз и теперь могу открыть глаза. Парень сидит бок о бок, приподнимая и поддерживая, что очень кстати. — Мм... Нормально так скукурузило после вина. Это кошмар, из чего оно было сделано? — тру виски, а на лоб ложится прохладная костяная ладонь. Приятно, я жмурюсь и притихаю, наслаждаясь притупившейся мигренью и с ужасом понимая, что выгляжу, вероятно, как помятая тряпка. — Ну, знаешь, бухать в одно лицо да еще и дешёвый портвейн на голодный желудок и твой вес... Чего ты ожидала, интересно? Держи-ка, это тоже выпей, — Фреш вкладывает в ладонь пилюлю и подает с тумбочки еще воды, на этот раз в стеклянной бутылке. — Я надеюсь, это яд, — бурчу, впрочем, с благодарностью и легко проглатываю лекарство в надежде на то, что оно ускорит хоть немного возвращение в адекватное состояние. И не кажется теперь нелогичным то, что Фреш меня перетащил к себе. Опасался, что я просто сдохну с утра, похвально поступить так с его стороны. В комнате у него всё привычно, и пестрость окружения смотрится даже гармонично. Кажется, он любит лиловый. Такого цвета гардины и пушистый ковер, в ворс которого так приятно опустить босые ноги. Телевизор перед кроватью и вовсе впечатляет: его диагональ как вся моя ванная комната, не иначе. Под ним тумба и приставка, джойстики пятнистые, словно в пятнах краски и выглядят стильно. Если не смотреть на его Кадиллак, то стиль у Фреша все же прослеживается. Так я думаю, пока не поднимаю взгляд к люстре под потолком. — О Господи, это что за мармеладные галлюцинации? — я смеюсь, понимая, что замена слову вышла даже удачнее, чем запланированный оригинал. Стоит подумать над тем, чтобы самой заменять мат на подобные словечки, это смешно. Фреш улыбается, но он снова в очках, на которых теперь значится уже виданное прежде "CUTE". Я тычу пальцем в середину очков, поправляя их на носу монстра и улыбаюсь. — Ну, милая, чем люстра то не угодила? Кадиллак еще понятно, он выкрашен не под стать твоему зрению, — парень поворачивается к люстре, напоминающей взрыв фейерверков абсолютно всех цветов радуги с совершенно хаотично перемешанными ниточками, имитирующими искры от взрыва. — Погоди, зрение? Ты видишь иначе? Ой, это объясняет то, почему твои вещи похожи на мечты потребителей псилоцибина. А как ты видишь? Это какого цвета? — я показываю на свою домашнюю рубашку бордового оттенка с принтом бабл-чая спереди. Фреш тычет в пузырьки на картинке пальцем, щекоча живот и фыркает. — Никакого. Я вижу цвета, только когда они в сочетании не менее трех или кислотного оттенка. Вот принт я различаю, а тон футболки уже нет, он тёмный, — Фреш рассматривает меня и нагло берёт и наматывает на палец прядку выкрашенных волос, — но я помню, что твои волосы синие, сейчас они выглядят менее ярко для меня. — Обалдеть... Ты, выходит, постоянно видишь окружение в разном цвете. У меня бы случился отлет кукухи от такого, — не даю ему баловаться с моими спутанными волосами и смотрю на улыбку, где вычурно притаился золотой зуб на верхней челюсти, — мажор. — Не случился бы, если бы ты жила так с рождения. Для меня это норма, а вот как вы все видите постоянно одно и то же – это уже странно с моей точки зрения. И почему мажор, хахах? — парень и не думает отлипать, и мне почему-то тоже не хочется, и плевать, что пора бы домой, чтобы выходной провести в горизонтальном положении в компании сериалов и рисования. — Мажор потому что зуб золотой. Выбили за наглость? — За защиту одного неблагодарного существа, — сказал как отрезал, я просто не могу найти, что ответить и глупо открываю и закрываю рот будто вобла на крючке рыбака. Но теперь этот элемент для меня навсегда заиграл другими красками. Смотрю на его челюсти и мне уже не весело от понимания, что кто-то не оценил его альтруизм. Да, Фреш бесит и ещё и как, но не до такой же степени! Эдакая ревность просыпается — давать ему по черепу хочется только мне. Собственничество? Да! И что вы мне за это предъявите? И теперь еще интереснее, чего ещё я могу не знать о нем или видеть в искажённом моим потрёпанными неудачами рассудком облике. Возможно ли то, что я слишком предвзята? Да оно скорее всего так и есть... Ко скольким мы несправедливы, стоило самим обжечься множество раз. Но этот факт, тем не менее, не то, из-за чего я готова измениться абсолютно. Время. И только оно способно если не исцелять, как любят писать в умных и не очень книжках, то хотя бы притуплять остроту восприятия в штыки некоторых вещей, признаков и черт. В других. В себе. В мире. — Ладно, герой-спаситель и нервоед. Моральная компенсация. Ты заслужил. Пойдем кофе попьём, — предлагаю некое подобие мировой, хотя и войны как таковой мы вроде как не ведем. Она то вспыхивает, то гаснет до бордовых углей, в которых тонет до поры до времени жар, что иногда мне напоминает нечто не слишком похожее на желание соперничества в подколах, а вот на кое-что другое — весьма. Это не то, о чем я хочу думать сейчас, так что смотрю выжидательно и рассматриваю под прикрытием этого его лицо. Идеально белое. Но на общем фоне, если присмотреться, видно серые точки, отливающие перламутром. Своеобразные, но веснушки, рассматривая которые я невольно подаюсь чуть ближе. Естественно, это не остается незамеченным. — Хоть что-то тебе во мне нравится, — снова щёлкает мне по носу несильно, а я возмущенно хохлюсь на такое замечание. Спорить не хочется, не в том состоянии я сейчас, так что просто поднимаюсь и шаткой походкой плетусь собираться к себе, чтобы умыться и организовать кофе уже там. Фреш сверлит мне спину взглядом, но чуть погодя и он оказывается в прихожей и скептически смотрит на мои вялые попытки натянуть на ноги ботинки. Но его терпение терпит фиаско: монстр сажает меня на лавочку у входа и на колени опускается на пол, одарив хитрой ухмылкой и надписью "SWEET" в очках. За ногу берется руками и с нечитаемым выражением лица чуть гладит лодыжку пальцем, до того как надеть и зашнуровать ботинок. Хочется съязвить, отпустить нечто остроумное, но в голове какое-то пюре вместо мыслей, и не факт, что именно похмелье тому виной. Но я все сваливаю именно на самочувствие и предпочитаю отвернуться. Не потому что неприятно, отнюдь. А как раз наоборот, и от этого в голове еще больший сумбур, а подпитывать чужое самолюбие еще сильнее мне совершенно не хочется, а то еще не ровен час лопнет от его переизбытка. Фреш же от происходящего в плохоскрываемом восторге, растянул обычное дело до неприличия, но ему этого было мало — монстр хотел моего взгляда всё это время, но так его и не получил, пока не закончил завязывать шнурки. Я не стану это комментировать, делаю вид, что так и было задумано, накидываю куртку, шапку комкаю в руках и вываливаюсь из дома, чтобы просто перетечь в свою половину дома. А там — все признаки тотальной моей деградации. Опять набился мусор в виде пустых упаковок от пиццы, сыра и каких-то орешков. Бутылка от вина венчает заляпанную тумбу в коридоре, а на диване скомканы какие-то вещи. Вообще говоря, у меня пустовато. Уныло... Сразу видно — не жирую. Денег хватает на еду и то с трудом, остальное я действительно пытаюсь вкладывать в бесконечные красные квитки долговых квитанций, они будто кровью налогоплательщиков выкрашены и вечно мозолят глаза, торча из почтового ящика на входе. А потому дома минимум мебели, полы обнажённо блестят ламинатом, люстры простые, а на второй этаж я вообще поднимаюсь редко, там чердак и наверное пауки. Хоть кому-то комфортно... Интересно, что на чердаке у Фреша? Сдается мне, какие-то игровые автоматы. Или всё увешано многоцветными плакатами. Или запчасти от Кадиллака. Последнее вообще кажется наиболее подходящим, при случае даже хочется... проверить? Именно проверить, а не спросить, ведь тогда будет повод снова оказаться по ту сторону моего запустения. — Кофе только растворимый. Твоя выпендрёжная натура потерпит такое? — я ставлю чайник на плиту и слышу, как монстр следует за мной, будто хищник, что одним присутствием мог прижать к месту. Моя душа жаждет суицида, так что мне до лампочки его попытки произвести впечатление своим ростом, манерой загадочного молчания и не менее загадочными взглядами. — Ну, я ведь терплю тебя, утёнок, — он подходит почти вплотную и спускает очки, снова заставляя залипнуть в его странный взгляд. Знает, зараза, что мне непостижимо нравится в них смотреть, и нагло этим пользуется. И его ехидная улыбка в такой момент подсказывает, что не всё просто так с его глазами, и о чем-то либо я не в курсе, либо он не договаривает. — Мда. Уровень твоей терпимости поражает, — саркастично тяну в ответ и занимаюсь поисками хотя бы аспирина, чтобы унять гудящий в голове гонг боли и звона в догонку к тому лекарству, что дал мне скелет. Фреш просовывает руку под моей, тыча в нос блистером таблеток и заставляя спиной прижаться к нему. — Стесняюсь спросить, откуда ты это вытащил, фокусник, — не отходя, поднимаю голову к нему, затылком утыкаясь в его руку. А он смотрит сверху вниз, вовсе сняв очки полностью и довольно жмурится. — Показать? Тебе понравится, — он тянет слова, а я ведусь на его провокации, как лох на распродажу. — Ну-ка? Я заинтересована, — разворачиваюсь и дерзостью ломлюсь в его взгляд, — где у паразита заначка? Фреш шире улыбается, он так близко, что его выдох ощутим на коже, та сразу покрывается почти болезненными мурашками как при ознобе. Но я не я, если не догну свою линию, не подумав о последствиях. Тем более таблетки он мне так и не отдал, когда я попыталась забрать. Подловил, теперь добьется ответа за свои слова. Монстр берёт меня за запястье и укладывает мою руку на карман своих джинс, расшитых пёстрыми нитками. Но на этом не останавливается, нажимая поверх своей, ведёт ниже по бедру и назад. Чувствую под тканью его кости, а мы нос к носу близко. Вино? Не смешите меня, вот в какой момент в голове настоящее безумие, сродни опьянению. Снова горит кожа, но я не отдергиваю руку, а концентрирую рассеянное происходящим внимание на поисках кармана. Его же рука скользит по моему предплечью выше — до плеча, фаланги несильно сжимают, а Фреш наклоняет голову, внимательно глядя мне в глаза так, будто душу разглядывает, видит каждый дюйм в её наполнении и знает о ней больше, чем я сама. Словно под дых бьёт воспоминание о его словах. Тех, где он сказал, что может рассмотреть и поглотить эмоции, и от этого мне не страшно, но неловко до головокружения. Блистер из кармана выдёргиваю так резко, как будто пластырь с руки и отстраняюсь под видом выключения чайника и запивания лекарства остатками выдохшегося лимонада. По-моему, сердце переехало мне в горло, и я убеждаюсь в этом, когда слышу за спиной мягкий хмык Фреша. — Понравилось, я же говорил. — Иди ты в поле! — бурчу в ответ и завариваю парню кофе, всё по честному, а после ухожу в душ, всё ещё ворча под нос и постоянно ощущая его взгляд на себе. Сдается мне, он увидел и ощутил не только это, но и куда больше, чем мне бы хотелось показывать. Не знаю — насколько, но спасибо и на том, что спрашивать паразит ни о чем не стал. Ни сейчас, ни потом, когда я присоединилась к скудной попытке завтрака, а разговор на удивление склеился в простые обсуждения житейских вещей. Я даже не кусалась, как обычно, а он не дал намёка на произошедшее, но он все равно остался тенью в его заинтересованном взгляде. Давал понять, что в курсе, насколько мне на самом деле дерьмово, и, кажется, теперь чёрта с два от меня отвяжется. А я чёрта с два буду против...