Параграф 78 Звездного Устава гласит…

      ***       «Летучая рыба, Летучая рыба, вы находитесь в зоне прямой видимости. Можете восстановить радиоконтакт».       «База, я – Летучая рыба, прямую видимость подтверждаю».       «Посадочная зона три, первая площадка».       «Вас понял, три, первая».       «Ребята, у вас все в порядке?»       «Да, только приведите в готовность противопожарную систему».       «Визуально шаттл в норме».       «Знаю, это не нам. Надо кое-кого потушить внутри…»              ***       С глухим стуком шаттл ударяется о дно причального отсека, и тут же выпускает трап. Спок не мешкает – прямой как палка, он тут же шагает в ангар. Следом за ним подхватываются Сулу и Скотти, но и Кирк не отстает – что есть сил сжимая лямку походного рюкзака и приклад старенького моно-фазера, он идет, чуть не наступая вулканцу на пятки. Не так уж важно, кто доложится первым – Кирк все еще командир группы, а значит, его слово – решающее.       И это слово, много, много нецензурных слов, сейчас что есть мочи просятся наружу, подстегиваемые его безудержным гневом:       – Так и будешь идти?! – он перекрикивает шум остывающих двигателей шаттла и воздушных турбин причального дока, продолжая буравить взглядом этого самодовольного, напыщенного, зеленокровного ублюдка. Даже помня о том, что крики и вопли на Спока никогда не действовали должным образом, Кирк не может удержаться.       – Как идти? – ублюдок притворяется, что не понимает, но Кирк готов объяснить.       – Как будто ничего не случилось!       – Моя манера походки никак не связана с тем, что произошло на задании, – вулканец не повышает голоса и не оборачивается, лишая Кирка последней капли терпения – дальше будет только исступленная ярость. Он не просто достиг сегодня своего предела – любые неприкосновенные запасы были исчерпаны.       – А что, по-твоему, случилось на задании?! – он дергает его за плечо, заставляя остановиться, и между ними тут же влезает Мак.       – Все, хватит, проехали.       – А тебя кто спрашивал?! – Кирк срывается на старого друга, но, видя осуждающее лицо Сулу, ощущая недовольство замерших за его спиной Ухуры, Скотти и Кинсера, ему сейчас не до приличных выражений и такта. Сейчас он хочет разорвать Спока на куски.       – Чего? – Боунс злится в ответ, и тут же вступает Сулу.       – Хорош, кэп. Любой из нас на месте Спока поступил бы так же.       – Вот именно! А то, что сделал ты, еще большой вопрос! – шотландский акцент Скотти проявляется даже когда он говорит на стандарте.       – Ты так считаешь, да, Скотт? – Кирк с радостью переключается на него, краем глаза замечая, как остальные оттесняют Спока от него подальше. Ублюдки… Ублюдки все они!       – Нет, так думают все!       – А я сейчас слышу только тебя!       – А ты поверь ему на слово, – даже обычно молчаливый Кинсер вступается, и Кирк понимает, что это – все, конец, они действительно больше не видят в нем ни командира, ни боевого товарища, ни друга, ни даже человека.       – Как настроение, ребята? – в перепалку вмешивается строгий голос Пайка и тут же ее затыкает.       – Смирно! – по старомодной привычке Кирк рявкает команду в пространство, и группа начинает поспешно вытягивается в струну. Сам он встает напротив полковника.       – Докладывает командир оперативной группы Звездного десанта: задание выполнено, цель уничтожена, потерь нет.       – Особые замечания? – полковник не дурак – его просто бесит, что взбалмошный характер Кирка снова приносит проблемы. Бесит он уже окончательно всех.       Кирк замирает на миг, принимая сейчас самое важное решение в своей жизни, коротко оглядывается на Спока, угрюмо уставившегося в одну точку перед собой, и тут же его озвучивает.       – Во время проведения операции офицер под псевдонимом «Спок» отказался выполнять приказ старшего по званию. Я хочу подать рапорт.       – Ну и сука… – изумленно выдыхает Боунс за его спиной, и Кирк тут же смещается в сторону – к правому плечу Пайка, лицом к группе.       – Разрешите обратиться? – просит Ухура, и это дополнительным клином вбивается в сердце Кирка – сейчас эта сука все им растолкует.       – Обращайтесь, – разрешает Пайк.       – Когда мы заканчивали зачистку, Спок… нашел несколько заложников, но несмотря на это, командир все равно приказал покинуть объект.       Спок переглядывается с Ухурой, и Кирк снова взрывается.       – Я не мог рисковать жизнями членов моей команды, – каждое слово он цедит сквозь зубы.       – Все живы? – Пайк действует на всех как ушат холодной воды, и Кирк бормочет: «Так точно».       – Спок, можешь что-нибудь добавить? – вулканец молчит в ответ, но бросает красноречивый взгляд на Кирка, и полковник подытоживает. – Задание выполнено, потерь нет. Можно считать, инцидент исчерпан.       – Я. Хочу. Подать. Рапорт, – вот только Кирк будет стоять на своем до последнего вздоха. Особенно тогда, когда считает, что он прав. Особенно тогда, когда достиг своего лимита. О, у него было много добродетелей – например, таких, как класть на здравый смыл в патовой ситуации, но сейчас… Сейчас он поступает так, как велит ему не только разум, но и сердце.       – Точно сука, – уже громче повторяет Мак, но его перебивает полковник.       – Уверен?       – Так точно, – отзывается Кирк, кидая мстительный взгляд на Маккоя – его он довел сильнее всех, но не чувствует за собой абсолютно никакой вины.       – Все свободны, – Пайк распускает группу, а Кирку все так же строго выговаривает. – Вы оба через пять минут у меня, ясно?       Он уходит, а Кирк замечает, как Ухура подходит к Споку, и тот степенно ее укоряет на грани слышимости.       – Зачем ты вмешалась? Не надо было…       – Спок! – черта с два он позволит им ворковать прямо у него на глазах! – Приведи себя в порядок – нас никто здесь ждать не будет!       – Думаю, дальше, командир… – Спок снимает с шеи опознавательный жетон и впервые с начала этой гребанной операции смотрит на него без тени сомнений, – вы справитесь без меня.       С тихим звоном жетон падает под ноги Кирка, и Ухура тут же озвучивает мысль всей группы, пока вулканец разворачивается и уходит обратно к шаттлу.       – Не могу поверить… – Кирк тоже не может – Спок не уйдет так просто! Но Ухура говорит не о том, выпутывая собственную цепочку из-под копны длинных волос. – Ты все-таки это сделал!       В ее голосе столько презрения, что бряцанье второго жетона о пол ангара почти не слышно. Она шагает следом за Споком       – Что он сейчас сказал? – Кинсер вдруг снова бурчит себе под нос, и Скотти доходчиво ему переводит, пожевывая цепочку.       – Что он все равно самый главный.       – А ты здесь самый умный, да?! – они напрасно его провоцируют, но они злы не меньше, чем он, поэтому считают, что имеют право ехидничать и зубоскалить.       Скотти плюет ему под ноги, прямо на жетоны, вместе с Кинсером разворачивается к Споку и Ухуре, а через пару слаженных шагов еще два жетона присоединяются к общей куче.       – Ладно! Желание группы для меня – закон, – Кирк ерничает, продолжая выкипать изнутри, и, чтобы окончательно не сорваться, принимается шарить по карманам обмундирования в поисках сигарет.       – Только учтите: назад вас никто не возьмет, – он находит мятую пачку, а вот зажигалку или запал – нет, и Сулу оказывает ему услугу, дав не только прикурить, но и «ценный» совет.       – Остынь, Кирк. Умей проигрывать.       Он предлагает Кирку свое электронное огниво в безраздельное пользование, но тому не нужны их подачки – он пихает обратно маленький футляр в огрубевшие пальцы.       – Смирись. Он выбрал не тебя – это факт, – Мак его так унизительно жалеет, а вкупе с показавшимся из-под одежды жетоном, жалость эта выглядит вдвойне отвратительно.       – Рот закрой – воняет. Тоже факт, – выдыхает Кирк вместе с дымом, и Маккой отвечает тем же – жетон летит не под ноги, а в грудь. Отскакивает и приземляется где-то за спиной.       – Держись от меня подальше, – темперамент южанина не позволит ему оставить последнее слово не за собой, и Мак присоединяется к ушедшим. – Если дотянусь, я тебе шею сломаю.       И остается только Сулу. Сулу, который всегда видел и понимал больше многих, но относился ко всему тому сугубо философски – не лез ни в чужие дела, ни в отношения, ни в души. Он только хлопает Кирка по плечу, на миг улыбается, но тоже уходит.       А Кирк медленно затягивается и смотрит в чужие спины, что остановились невдалеке и вместе. Злость уходит, и на ее месте появляется боль. Такая боль, которую никто из них еще никогда не испытывал. Никто из них никогда ее и не узнает так, как теперь знает Кирк. Ведь он смотрит в спины тех, кто был дороже ему, чем семья. Кто сам стал той семьей. Тех, кто безжалостно бросил его.       Он смотрит на то, как Ухура укладывает руку на плечо вулканца, и напоследок оборачивается. Кирк хочет думать, что в ее глазах презрение или радость победы, но там, кажется, только грусть, и он закрывает глаза. Он хочет запомнить только этот миг, а не тот, в котором Спок его так и не понял…              ***       

Спустя 5 лет       Дельта Вега, Объект «304»

      Она не была новичком – это уже десятая ее вахта. Юбилейная, – но от троицы ган-и поздравлений ждать не стоило – они праздников не признавали в силу своего происхождения. А ригелец-лаборант был здесь впервые, так что еще не знал о необязательной традиции, которую завез на базу какой-то землянин. Или это был андромедец – она уже не помнила. Единственное, на что она могла рассчитывать – сухая улыбка Долера – старожила базы и начальника смены. Которую и получила, приступив утром к работе.       Приборные панели привычно перемигивались, откалиброванные центрифуги потрескивали и жужжали, а старенький репликатор изредка искрил. Все как всегда – уныло и тихо – исследования не то чтобы стояли на месте, но приближались к своему логическому концу слишком уж неторопливо. Со вздохом она проследила за лентой микропластика, выползающей из реплицирующего принтера, неторопливо просмотрела напечатанный набор цифр и букв, которые уже помнила наизусть, и в который раз пообещала себе, что эта вахта – последняя. Всего несколько дней осталось потерпеть, а потом она отпразднует ее завершение в куда более радушной компании. Ну или не последняя – одиннадцатая – тоже юбилей, и два с половиной местных года работы давали ей неплохие квоты. Нужно еще раз все хорошенько обдумать – тухнуть от тоски она может и на родном Альдебаране.       Долер поминутно заглядывал в микроскоп и тут же фиксировал данные в компьютере, проговаривая их вслух. Она сверялась со вносимыми данными на пластике, параллельно сортируя оставшиеся реагенты – три пары конечностей были ее преимуществом перед другими вахтовиками-учеными. Руки и, конечно же, голова – не даром Долер улыбался так благосклонно.       – Села на клетку… Скорость внедрения 29 на 14… Количество рецепторов… – бубнеж Долера постепенно стих, и она поняла, что его запал после первой чашки кофе уже прошел. Скоро он прервется для второй и ее отпустит покурить.       Однако вместо этого ученый вдруг снова усмехнулся – она услышала характерное для землян фырканье – а потом, не оборачиваясь, задал вопрос, который показался ей весьма странным.       – Знаешь, что такое вирус?       Вопрос был без подвоха – они оба знали ответ, но она решила поддержать разговор, гадая, к чему тот приведет.       – Это такая форма жизни, – ответила она из-за прозрачной переборки, отгораживающей лабораторию от фиксаторов и излучающих приборов.       – 25 степень расщепления… – Долер отвлекся на данные и замолчал на добрую минуту, а потом снова фыркнул. – Нет, это такая форма смерти.       – Недобрая шутка, – чувство юмора Долера, да и прочих землян, которых она знала, оставляло желать лучшего. В большинстве своем юмор был либо жестоким, либо обидным, и она опять тихонько про себя вздохнула – всего пара дней, и она отправится туда, где знают толк в настоящих развлечениях.       – Реагент 13Х, количество 56… – Долер вернулся к опыту, запуская подачу вещества, и она отвлеклась от туб и пробирок – за показателями теперь нужно было особо тщательно следить. – Процесс пошел?       – Да.       – Запускаю абсорбирование.       – Минуту, – краем глаза она уловила сноп мельчайших синих искр, и пластик, выдаваемый репликатором, тут же съехал вбок.       Она подхватила лист над полом, по привычке вгляделась в данные – не смазалось ли – и нахмурилась.       – Состав реагента: метионин – не 18 долей, а 16, – водилась за этим чертовым допотопным принтером привычка сбрасывать настройки из-за статики. И сколько бы местные инженеры над ним ни бились, а изолировать так толком и не смогли. Сброс настроек вел к искажению печатного материала, чьи данные обрабатывали компьютеры помощнее – те, что на их основе проводили манипуляции с клетками в сборных инкубаторах. И эта мелкая техническая ошибка могла привести к серьезным накладкам в вычислениях. А могла и не привести, – но она была ответственной и в каком-то роде даже дотошной лаборанткой, что Долер тоже ценил, поэтому не могла его не предупредить.       – Вы исправили? – она видела, как Долер крутит головой, попеременно заглядывая то в микроскоп, то на приборную панель, то на экран компьютера. – Вы же еще не запустили процесс?       Макушка Долера замерла, и даже со своего места она видела, как быстро на шее землянина появились мелкие капли влаги – прямо над жестким воротником защитного халата. Так она поняла, что эта ошибка без последствий не обойдется.              ***       

Земля, Сан-Франциско

      «Добро пожаловать домой», – электронный замок мигнул диодом и привычно безэмоционально проскрипел приветствие. Кирк не стал разуваться, только бросил портфель с паддами на коридорный столик – если в доме и на этот раз не будет ничего пожрать, он развернется и пойдет в китайское кафе на углу – там хотя бы репликатор работал. Просто потому что починить домашний ни он, ни Ухура так и не собрались.       Эта типовая застройка кондоминиумов подразумевала под собой наличие вычурных студий с высокими потолками и несколькими уровнями, но Кирк выбрал самый простой и просторный, а Ухура все равно разделила пространство диванами и ширмами. Он мог ее понять – годы на кораблях и базах заставили привыкнуть к строго ограниченному метражу, и именно поэтому он выбрал студию – пытаясь избавиться от прошлого. А Ухура за него цеплялась, поэтому с завидным постоянством наполняла дом всякой громоздкой хренью.       Она валяется на диване под тонким пледом. Делает вид, что спит, но уже давно не пытается его обмануть – тонкая, изящная лодыжка не укрыта, и тот, кто хоть раз спал с этой мулаткой, знает, насколько она мерзлява. И насколько любит чужое тепло.       Кирк на миг притормаживает, подхватывая бутылку с пола – ополовиненную дозу ромуланского джина. А ведь Ухура грозилась завязать… Вместе с бутылкой он проходит в кухонную зону и обнаруживает на столе ворох голокарточек с изображениями их старой команды. Ухура прекрасно знает, чем рискует, храня нечто подобное, и кем, но все равно периодически ностальгирует. Когда пьет.       Но и Кирк засматривается: Скотти и Кинсер в песках Садра – довольные случившимся отпуском; Мак – обнимающийся с иттеканской «змеей» – он утверждал, что она его именно обнимала, но в итоге вызволять его из смертельного захвата пришлось втроем; общий план группы – они только-только и чудом завершили операцию в джунглях Волос Вероники; он и Спок… задумчиво склонившиеся над приборной панелью гиперпространственного портала; и снова Кирк – в трусах и накинутом на плечи парадном кителе войск Ригеля – пытающийся побриться и нанести ритуальные рисунки на щеки, глядя в миниатюрное зеркало; Сулу – с неизменно крепкой самокруткой – тоже весьма довольный, ведь табак он собирал там же, где запечатлен – на полях Оникса; Ухура – пристроившаяся между Кирком и Споком – вулканец как обычно смотрит прямо на снимающего, Ухура улыбается, незаметно притеревшись к его плечу, а Кирк отвлекся на только что полученную медаль на лычке форменки, но не думает сдвигаться и на шаг…       Одним широким жестом он сметает карточки в картонную коробку, а потом замечает металлическое блюдце, полное окурков от бринна. Вот откуда этот мерзких запах – Кирка тошнит от него, а не от ностальгии. Это Ухура курит бринн – искусственный недонаркотический табак, которым баловались все, кроме Спока – без него некоторые «нюансы» их службы было очень сложно пережить. Это вулканцы – сильнее, быстрее и умнее большинства, а люди, орионцы, андориане и некоторые другие служивые не отказывались от помощи легких и почти легальных стимуляторов. Ухура не ностальгирует – ей скучно, а это чревато Кирку очередным скандалом.       Он выбрасывает окурки в утилизатор, оборачивается к раковине и обнаруживает неаккуратную стопку грязной посуды – а, значит, пожрать у них все-таки что-то есть. Или было – бардак на столешнице знатный. Кирк стискивает зубы, но решает «прибраться» – новым взмахом руки отправляет все, что было на столе, в сторону утилизатора: упаковки от нереплицированных продуктов, тарелки, стаканы, ножи и вилки. На массивной разделочной доске утилизатор давится и перестает работать, напоследок выплевывая не пережеванный мусор. Кирк злится еще больше увеличившемуся бардаку, а потом цепляется взглядом за смятую упаковку от таблеток. Сам он принимал только обезболивающее – синие шарики из стеклянной бутылки, а Ухура предпочитала инъекции гипо, поэтому он поднимает коробку и достает инструкцию.       Что ж, чего-то такого он и ожидал: средств контрацепции для женских особей любых видов, впрочем, как и для некоторых мужских, было очень много, а Ухура выбирала для себя всегда только самое лучшее – оружие, позицию на местности, Спока, таблетки вот… И его это уже почти не задевает, но устроить скандал хочется самому. Для разнообразия и в пику ее высокомерию и гордости.       – Как ты? – хрипловатый глубокий голос за шорохом пледа звучит вызывающе, сексуально. Если бы в нем была хоть толика проговариваемой заботы.       – Бывало и лучше, – следом возникает бормотание новостного падда, и Кирк сминает упаковку вместе с инструкцией в кулаке, прячет их в карман и оборачивается к своей проснувшейся «соседке».       Это она себя так называла и именно этим аргументировала, когда заселялась к нему. Даже то, что они периодически спали вместе и имели друг перед другом строго определенные обязательства, прописанные в свидетельстве о браке, не останавливало ее от этого. А Кирк за два с небольшим года этой Каббалы так и не успел возненавидеть ее так, как она того заслуживала.       Он лезет в холодильник в поисках съестного, находит единственный хот-дог в морозилке и на новом витке раздражения хлопает и дверцами холодильника, и микроволновки – картина маслом: «любимый муж пришел с работы – голодный, холодный и злой».       – Что-то случилось? – ее больше интересуют новости о заложниках, найденных в системе Медузы, чем разговор с его спиной, но Кирк все еще не намерен давать ей спуску.       – Случилось, – ворчит он сквозь зубы, перебирая тарелки. – У нас в доме чистые только кастрюли, холодильник и твоя совесть.       Ухура всегда легко заводилась, и такая банальная претензия очень быстро заставит ее показать зубы.       – Началось – скорей бы закончилось, – Ухура фыркает и перебирается от дивана к обеденному столу.       Она в легком домашнем костюме – больше подчеркивающем, чем скрывающем, но Кирк уже давно не исходит на нее слюной – хочет он отнюдь не этого. А конкретно в этот момент он хочет только есть. Ну и кое-что спросить.       – «Стопроцентная гарантия от нежелательной беременности»? – он вытаскивает таблетки, поясняя, что имеет в виду, и Ухура тут же невесело усмехается. – Мы же вроде как договаривались.       – И что тебя больше злит? То, что я не хочу детей? Или то, что я не хочу детей от тебя? – она наклоняется над столом, смело смотрит Кирку в глаза и берет стакан с остатками джина – эту дрянь предпочитала только она и один небезызвестный вулканец, в очень редких случаях. Плевать ей на любые их договоренности, она всегда решала сама, что ей делать со своей жизнью и телом.       – Сейчас меня злишь ты.       – Ну это я как-нибудь переживу, – она снова усмехается, а Кирк в бессилии сжимает зубы.       Правы были те, кто звал ее сукой – Ухура могла и умела быть беспощадной. И последние три года она упорно тренировала это свое умение именно на нем. А он терпел. Терпел, терпел, терпел… Думал даже, что обязан терпеть, раз он однажды их всех подвел – раз только он считал, что не остановится ни перед чем, чтобы их защитить – даже против их воли. И потому он все еще не собирался посыпать голову пеплом. А Ухура… Ну что Ухура? Пускай точит зубы об него – Кирк и не с таким справлялся. И даже то, что она все-таки не собирается рожать ему ребенка, тоже в конце концов можно пережить.       Несколько раз глубоко выдохнув, он собирается продолжить «обмен любезностями», но его останавливает сигнал комма. Сообщение гласит: «Код 17-01, красный», и у Кирка тут же все внутри падает. Он, конечно, эти пять лет «на гражданке» не расслаблялся, но привычный когда-то позывной заставляет вмиг захлебнуться адреналином и подобраться. С их «красной тревогой» никогда не шутили.       – Прости, дорогая. Мне пора на работу, – он переключается: делает вид, что успокоился, еще раз вздыхает и поднимается на ноги.       – Ну, я пошел? – он издевается, наклоняясь и пробуя поцеловать Ухуру хотя бы в щеку, и та брезгливо отворачивается – игра в счастливую семейную пару надоела ей еще в первый же месяц совместного проживания. Однако она осталась. Потому что знала, что идти ей некуда и не к кому.              ***       – Давно не виделись. Садись, Джим, – Пайк редко звал его по имени. Особенно в стенах Конторы – это означало, что полковник не на шутку взволнован. И волнение это, в первую очередь, распространялось на Кирка. – Не надоело штаны в Академии протирать?       – А у меня есть, кому их штопать, – Кирк фыркает, давая понять, что он – весь внимание.       – Скучаешь по своей команде? – Пайк умел застать врасплох, но точно не вопросами о прошлом.       – Даже не помню, о ком вы, – Кирк выпрямляется в неудобном офисном кресле и начинает буравить взглядом стену напротив – есть у него одно нехорошее предположение, откуда возникают такие вопросы.       – А что означает «1720», помнишь? – Пайк наблюдает за жизнью Фриско в окно многоэтажки и едва ли поворачивает голову, задавая каверзные вопросы.       – 17-20, – поправляет Кирк. – Личный номер Боунса.       – 17-74? 17-75?       – Скотти, Кинсер.       – 17-45?       – Сулу. А еще 17-46, – предчувствие не обмануло – все предсказуемо плохо.       – Да, Спок, – Пайк наконец поворачивается, и по его застывшему, каменному лицу невозможно ничего прочитать. Или прочитать все, но содержание заставит тебя поседеть. – Твой друг.       – Можно сказать, родственник, – Кирк ерничает, но знал бы полковник, сколько в этой скабрезности правды – учитывая их непростые отношения. Но Пайк никогда в них не лез, поэтому Кирк спрашивает прямо. – Это что, тест на память? Или вам понадобились призраки?       – По инструкции, я должен познакомить командира с его новой группой, – Пайк давит каждым словом, и Кирку снова приходится проверять свои зубы на крепость – вот оно как все обернулось…       – Этой группы нет больше…              ***       «Звездный десант» – это была чья-то глупая шутка из прошлого. На самом деле их организация носила длинное, но ничем не примечательное название и для гражданских, и для рядовых военных служб какой-либо расы. На деле же они представляли из себя группу быстрого реагирования, специализирующуюся на вопросах планетарных угроз. Очень быстрого реагирования – очень тихого, незаметного и, конечно же, незаконного. Да и не только с угрозами они работали – спектр деятельности был самым широким. Естественно, командой они были далеко не единственной в своем роде и не самой незаменимой – так, мелкие сошки, «чистильщики», «пушечное мясо» особого назначения. Кирк попал сюда прямо из Академии – профессорам его фокус с Кобаяши Мару очень не понравился, и Пайк нашел отчисленному кадету применение в своей «Конторе» – где-то между «Секцией 31» и «Секцией 42».       По традиции Кирка сначала загнали в «поле», чтобы опыта набрался, но уже через три года он этим набранным опытом мог так поделиться, что вздрогнула бы не одна звездная система, и ему дали повышение. И первую команду. И вторую, и третью – то, как он умел передавать свои знания и приобретал новые, быстро делало из рядовых спецов профессионалов высшего уровня. У него были способности к преподаванию, как это называл Пайк, и через десять лет почти безупречной службы он дал ему в подчинение тех, кто мог бы и сам поучить «непревзойденного гения».       В Контору шли не от хорошей жизни, однако местечко было «теплым»: цели – высокие, убеждения – сплошь во благо, а то, что средства были сомнительные, так это зависело от обстоятельств и собственных умений – никто никогда напрямую не приказывал им убивать. На все они решались сами…       Про себя Кирк не сомневался – он как раз пришелся и к месту, и ко времени, и был весьма горд тем, чего в итоге достиг. Однако и свою очередную команду не спешил сбрасывать со счетов: Сулу был философом с мечом за плечами – причин, почему он здесь оказался, набралось бы не больше десятка – «путь воина» вел его одному ему известной дорогой. Скотти и Кинсер не сошлись с Академией во взглядах на релятивистскую физику – эксперименты прикрыли, а незадачливых ученых выставили за один порог, но приняли на другом. Ухура неплохо владела языком, во всех смыслах – чем ей не угодила какая-либо федеративная организация, Кирк выяснять не стал – ему хватило того, что эта бестия могла послать его на более чем сотне инопланетных языков по всем известному адресу. Умение было очень полезным. Как и привлекательная внешность. Боунс… У Боунса были золотые руки, которыми он мог сделать что угодно – хоть репликатор починить, хоть принять роды у самки горна – под чужим руководством, конечно же. Они с ним так и познакомились – Кирку позарез был нужен ассистент в заварушке у Сатурна и желательно тот, кто умел пользоваться гипошприцами. Боунс не подвел. И не подводил ни разу после – ни в разминировании раритетных боеголовок, ни в похлопывании по спине, когда Кирка тошнило от перегрузок. Вот кто очень быстро стал не только другом, но и той пресловутой семьей – настолько он успел к нему привязаться…       А еще был Спок, и вот где бесполезно было гадать о причинах и следствиях. Вулканцы – скрытный народ, их можно встретить не во всех частях галактики, но если вы ничем им не интересны, то не добьетесь от них даже равнодушного взгляда. «Контактирование на благо логики, знания, разума» – этим все было сказано, и оттого появление вулканца в Конторе было даже не нонсенсом, а уже моветоном – настолько это было нетривиально. И сколько бы Кирк ни бился, а так и не узнал причину появления Спока на Земле – Пайк молчал как рыба, Спок – еще пуще, а все каналы, по которым можно было навести справки, дружно разводили руками.       На этом Кирк и погорел – загадка манила, приковывала взгляд, снилась ночами и ни на минуту не оставляла в покое. Потом все пошло по нарастающей и вылилось в такое дерьмо, что Кирк расхлебывает и по сей день. И до конца жизни, наверное, не расхлебается, но тут уже ничего не поделаешь – они и правда оказались крепко, по-семейному связаны. И прямо сейчас он с этой самой семьей собирается воссоединиться.              ***       Для начала он набирает Ухуру – маленькая месть, но зато какая сладкая. И лучше она обо всем узнает от него, нежели от своих информаторов – яйца Кирку еще пригодятся. Ненадолго, но все же. Ее комм как обычно на автоответчике, но он уверен, что Ухура очень быстро ему ответит – настолько, что он даже не успеет запыхаться на пути к шаттлу.       – Дорогая, жизнь удалась! – он так заливисто смеется, что Ухура даже не скрывает подозрения в недовольном голосе.       – Ну что, пришел в себя?       – Ага! Настолько, что даже лечу проведать старых друзей, – он на ходу кивает пилотам и замирает у трапа.       – Это – то, что я думаю? – мелодичный голос меняет интонации в момент.       – Да. Только знаешь, это – мальчишник – девочки остаются дома.       – Ты не оставишь меня одну! – можно заслушаться, какой выразительной и эмоциональной она может быть.       – Я это уже делаю, – смакует Кирк с непередаваемым удовольствием.       – Ну ладно, ладно… Прости, Кирк, я… – а вот и притворное смирение – она знает, чего может лишиться, и что ей нужно сделать, чтобы этого избежать.       Кирк в ответ лишь ухмыляется и посылает воздушный поцелуй передатчику. Пилоты заводят турбины, и он поднимается на борт, улавливая возмущение из комма.       – Что-что, дорогая? Я тебя не слышу, – вот когда настало время глумиться – когда она ничего уже не сможет ни сделать, ни сказать за ревом двигателей. – Я тебе перезвоню.       Это так мелочно, что ему даже становится на секунду стыдно. А потом он вспоминает, что именно привело их к таким отношениям, кто и почему, и стыдить себя тут же прекращает. Он бы очень хотел быть благородным, честным и справедливым, но жизнь давно отучила его быть наивным. Он теперь прекрасно знал, что даже самые близкие люди могут его предать. Что – и он их может. Что – обстоятельства иногда сильнее, а чувства – и того хуже, но это – данность, с которой он смирился пять лет назад. И он пытался все исправить, правда пытался, но что-то восстановлению уже не подлежит.              ***       Первыми в его списке стоят Скотти и Кинсер. Они отдыхали в орбитальной тюрьме – забытом добропорядочными гражданами Федерации местечке. Тут хватало всякого сброда, среди которого порой клингоны были самыми добрыми и честными созданиями Вселенной. Почему «отдыхали»? Потому что чьи-то вездесущие руки не давали их обладателям покоя – Скотти мог боевой флагман разобрать в считанные часы, а Кинсер… В том омуте водились такие черти, что Кирк до сих пор вспоминает о них с дрожью и благоговением. Сколько раз эти технические гении вытаскивали их с того света, Кирк бросил считать после первого десятка раз – у него другая забота появилась – следить, чтобы эти черти не умыкнули чей-нибудь интересный механизм на задании и не взорвали его раньше положенного времени.       Уйдя из Конторы, Скотти и Кинсер пустились в тяжкие и наделали много шуму в самых необычных частях галактики, поэтому, когда дело запахло жареным, предпочли пересидеть шумиху в том месте, где их точно искать не будут. Об одном только забыли – Контора свои бывшие кадры никогда не упускает из виду. Даже мертвые. Поэтому Кирк знал, куда лететь, и знал, что сказать, чтобы его послушали.       Он прибывает вовремя: из темного угла грязного кабинета начальника тюрьмы, пожилого плешивого членистоногого гму, он слушает, как тот распекает незадачливых «сидельцев» – Скотти был недурен помухлевать в карты, Кинсер своей «харизмой» «обрабатывал» лошков, и за пару лет они неплохо подзаработали, даже сидя в тюрьме. Ну а то, что из-за этого зона в третий раз затевала бунт и устраивала беспорядки – сопутствующий ущерб. Скучно Скотти стало.       –… я тебя! С твоей подружкой! Запихну в мусоросборник! И отправлю на утилизацию к ближайшей звезде! – начальник переходит на родное наречие, продолжая плеваться от злости, а Скотти только ухмыляется.       – И это все?       – Зависит от того, захочешь ты дальше слушать или нет, – Кирк поднимается на ноги и подходит к столу начальника, ближе к свету тусклых флуоресцентных ламп – угрозы эти отнюдь не пустые – их «сладкая парочка» вполне реально может отправиться «загорать».       – Ха! Так и знал, что это ты! – Скотти рад искренне и не забывает про ответную любезность. – Когда мы вошли, здесь уже странно пахло.       И он имеет в виду не тошнотворный секрет, который раса гму обильно выделяла в минуты волнения, он непрозрачно намекает, насколько он действительно рад своему бывшему командиру. Хотя с этим, Кирк уверен, у них проблем не будет. Ни со Скотти, ни с Кинсером, ни с остальными. Они все, конечно же, все еще на него обижены. Все еще считают, что обижаться есть на что – ведь это он своим рапортом поспособствовал роспуску группы. Ведь это он струсил и это он был настолько горделив, что отказался признать свою ошибку. Хуже того, позволил ей превратиться в полноценный скандал с «хлопаньем двери», и отказался принимать ответственность за последствия. Но если бы они только знали… Если бы только знали, чего это стоило Кирку. Он бы ничего для них не пожалел – ни жизни, ни своей чертовой гордости, вот только на плахе оказалось его сердце, и он их подвел, не выдержав борьбы в одиночку.       – Всегда пожалуйста, – Кирк притворно кланяется и усаживается на край стола, спиной к гму. – Расклад такой, Скотти: ты сейчас принимаешь решение не только за себя, но и за Кинсера…       Последний перебивает, коротко рыкнув, и Кирк снова усмехается, ностальгируя.        – Ты всегда «как все», Кинсер. Так и не научился думать сам?       – А может, ты уже прямо скажешь, что тебе надо? – Скотти щурится и недобро смотрит в ответ, но уже наверняка подозревает, что именно Кирку от них надо.       – Всего одно дело. Я прямо сейчас вытащу тебя отсюда, а ты потом сам решай, вернуться тебе или остаться, – поясняет Кирк и деловито откашливается, душа приступ кашля посерьезнее на корню. – Что скажешь?       – Я вам не мешаю, чертовы земляне? – членистоногое между тем начинает хаотично метаться по кабинету и даже закуривает, стремясь успокоиться.       – Будьте добры, затушите сигарету – я не переношу дым, – обманчиво спокойным голосом просит Кирк, не отрывая взгляда от Скотти. А про себя молится, чтобы гму послушался, иначе разговор их закончится в ту же минуту. Парочкой смертей.       Начальник тюрьмы проглатывает сигарету, поперхнувшись подобной наглостью, а на лице Скотти читается весьма однозначный ответ.                     ***       Сулу они забирают на обратном пути из Облака. Кирк был уверен, что найдет его где-нибудь в степях Сааки – где-то, где можно было бы бесконечно медитировать и тренировать владение мечом, но Сулу оказывается в претенциозном орионском борделе. Конечно же, в качестве охранника, а не товара. Местечко было прибыльным после полномасштабной войны с работорговлей, и теперь позволить себе содержать бордели с орионцами могли очень и очень немногие. Чтобы удержаться на плаву, они рьяно заботились о безопасности своего бизнеса, поэтому нанимали только лучших из лучших. Сулу был именно таким, однако дело тут было явно не в его альтруизме. Кирк скорее поставит на чувство справедливости – оно могло завести Сулу куда угодно. Если он ее хотел. Однако если не хотел, то вполне мог поддаться прокрастинации. И видимо сейчас был как раз такой период.       – Вот от этого окурка пахнет лучше, чем от тебя, – сутенер распинается долго и со вкусом, тыча огрызком сигары перед носом Сулу, и тот флегматично соглашается.       – Простите, больше не повторится.       Сулу в плохой форме и окончательно расслабился – небрит несколько дней, в мятой рубашке и, похоже, с похмелья. Что заставило его принять подобный вид, Кирк думать не хочет – он знает, что как только Сулу получит достойную цель, он не отступится, пока ее не достигнет. Кирк здесь как раз для этого.       – Не сомневаюсь. Ты уволен.       Охранники за спиной сутенера намекают на то, что с работодателем лучше не спорить, и Сулу сдается, напоследок окинув их презрительным взглядом. Кирк в это время уже торопится на парковку – потрепанный флаер Сулу он узнает даже из тысячи таких же – сам не раз его водил. Старый друг не заставляет себя долго ждать – с полупустой сумкой на плече он шагает между рядами машин, на ходу пытаясь прикурить сигарету. Чиркает зажигалкой раз, другой, бросает сумку под колеса флаера, а когда зажигалка так и не поддается, он срывается: выбрасывает ее, сплевывает сигарету под ноги и выдает несколько непечатных фраз на родном языке. Далеко же Сулу свернул со своего «пути воина»…       – Не знаю, как ты, а я рад тебя видеть, – Кирк действительно рад – Сулу всегда его успокаивал одним своим присутствием. С ним он мог и на клингонов пойти, и на чокнутых ромуланцев – везде они были победителями.       Сулу разворачивается и улыбается в ответ так же, как в старые добрые времена – с уважением, достоинством и выше упомянутой доблестью. И единственная заминка перед тем, как они снова отправятся в путь, будет состоять лишь в том, как быстро Сулу расправится и с сутенером, и с его охранниками-прихлебателями.       Сулу справляется за 4 минуты 42 секунды – и это неплохой результат после пяти лет «каникул». Зря Кирк в нем сомневался.              ***       За Боунсом, как и за Споком, они возвращаются на Землю. Все равно вылет будет с нее, а пока координаторы готовят им «коридор» до места проведения операции, у Кирка будет время для того, чтобы навестить оставшихся сослуживцев.       Боунс теперь обитает в Токио. В тех кварталах, где дурь покупают не за валюту. Да и не дурь уже – модную синтетику, что не выдает ни один репликатор. Где могут починить любой автопротез или имплантат. Где могут продать любой товар из изученной Вселенной и где все еще жива старая добрая мафия. Боунс плохо сходился с людьми, предпочитал антиквариат и хороший бурбон, поэтому место, где на него никто не будет обращать внимания в огромной толпе разномастных лиц и где он сможет пополнять свои коллекции «не отходя от кассы», пришлось ему очень по душе. Он приторговывал раритетом, что попадался под руку, штопал местный молодняк, побывавший в разборках, и жаловался каждому встречному на скуку и кишащих кругом бактерий.       Кирк находит его у старьевщика – в криво приклеенной бороде и с сундучком золотых маллакийских личинок, из чьего панциря готовили как сильнейшее психотропное, так и лекарство от всех болезней – если, конечно, знали рецепт. Такой товар был Боунсу «не по плечу», и он, естественно, хотел от него избавиться как можно скорее, вот только не успел – и местная мафия, и полиция вышли на его след в мгновение ока. Может, донес кто, а может, и подставить решили. Суть же была довольно проста – Боунс опять в дерьме, а Кирку опять придется его из него вытаскивать. Что ж, насколько он помнит, счет у них всегда перевешивал в пользу Боунса, так что Кирк только рад отплатить.       Он берет с собой группу захвата в угольно-черных костюмах – такие носили только генномоды из шайки Хана, а тех побаивалось даже Адмиралтейство, так что разговор у них будет очень коротким. Очень – костюмы-то фальшивые, и если Хан узнает об этой «проказе», Кирк наживет себе новую кучу неприятностей. Ну а пока – Боунс несется через толпу, спасаясь от «покупателей», а на перекрестке застывает между двух огней – полиция и бандиты берут его в кольцо, и появление «чернорубашечников» во главе с Кирком смотрится как никогда эпично.       – На землю! Руки за голову! – полицейские еще пытаются храбриться, надеясь взять его живьем, а Боунс, наблюдая появление за их спинами «черных», только злобно фыркает.       – А можно не надо? Здесь грязно, а на мне новый костюм, – он и правда одет как местный торговец средней руки – в узкие брюки и рубашку нелепой расцветки. Кирк пытается не ржать в голос, но получается плохо. – К тому же… если я буду стоять, то вы не сможете стрелять.       Пальцами поднятых рук он указывает себе за спину – на мафиози, но те уже и не думают геройствовать, тоже приметив «кавалерию».       – Красавец, ничего не скажешь, – Кирк подходит ближе, отодвигая полицейских с дороги собственным фазером.       – Тебя чего принесло? – Боунс привычно ворчит, с опаской поглядывая на «черных», и Кирк расплывается в новой довольной улыбке.       – Могу помочь тебе по старой дружбе. Только ты сам выберешь причину, по которой вернешься.       Он всем дает выбор и никого за уши не тянет – все и так знали, что должны Конторе по гроб жизни. Боунс быстро оценивает ситуацию и опускает руки.       – Все, парни, свободны, – полицейские переглядываются на отмашку, но оружие опускают, глядя, как Боунс неторопливо шагает им навстречу.       – А если бы я побежал, ты бы стрелял? – спрашивает он полусерьезно, заглядывая Кирку в глаза.       – Ты думаешь, я стал бы целиться в старого друга? – Кирк крутит в руках фазер, показывая разряженный индикатор, и Боунс только фыркает – только что их счет сравнялся.              ***       – Ну что, так ничего и не скажешь? – у него выдается минутка заскочить домой за вещами, но Ухура наконец заказала нормальную еду, и Кирк остается на обед – может статься, что это – последний приличный прием пищи на неопределенный срок. Хотя нет, все-таки определенный – доктора давали ему не больше трех месяцев, а с нагрузкой на задании, это время практически обнулялось. Что ж, он и не собирался ждать до последнего – иридовая «спорынья» в терминальной стадии была поистине отвратительно болезненна. Одна из немногих инфекций, которая не поддавалась лечению никакими средствами – угораздило же Кирка… Впрочем, сейчас не об этом. Ухура.       Ухура одаривает его презрительным взглядом, затягивается и выдыхает дым прямо в лицо. Тот закашливается, но продолжает достойно.       – А вот тебе все привет передавали.       – Так уж и все?       – М-м, почти.       – Значит, его ты не нашел.       – Найду, – он ей врет – он всегда знал, где обитает Спок.       – У тебя что, карта есть?       – А я и без карты найду. Но ты можешь сэкономить мне время: где он может быть? – он ни разу не замечал, чтобы они общались, и он очень хочет знать, поддерживают ли они связь.       – И тогда ты возьмешь меня с собой, – Кирк на это только многозначительно улыбается, и Ухура понимает правильно.       – Удачи! – она хватается за бутылку и наливает себе порцию джина, а Кирк по-прежнему тщится ее остановить.       – Ты знаешь: если начать, потом сложно остановиться.       – А мне это не грозит – я не курю, – Ухура злобно усмехается, намекая на то, что прекрасно слышит кашель Кирка по ночам. Просто она грешит на кашель курильщика, а Кирк не спешит ее разубеждать. Единственный, кому он об этом расскажет…              ***       Тот единственный обитал в Египте. Отнюдь не потому, что пытался разгадать загадки пирамид, а из-за наличия в Каире обсерватории с самым мощным и продвинутым телескопом в их квадранте. Спок когда-то лелеял мечту поступить в Вулканскую академию наук, да только физиологией не вышел, оттого свободное от заданий время посвящал себя собственным исследованиям. Он мог бы пригодиться земной Академии, но, судя по тому, что все-таки оказался в Конторе, тоже где-то свернул не туда.       Вулканец в Египте еще по одной причине: температура воздуха, максимально комфортная для него. Кирк покрывается потом, едва шагнув из транспортера, а когда находит Спока, и вовсе мокрый как мышь. Он застает его за послеполуденной сиестой – медитирующим на открытой террасе его скромного бунгало. Горячий ветер лениво перекатывает песчинки, а вулканец даже не шелохнется – почти не дышит, ушедший в себя. Кирк присаживается сбоку, в полуметре – не хочет его прерывать, но у них не так уж много времени до отправления шаттла на орбиту. Да и он долго не выдержит наедине с ним – без того, чтобы начать выяснять отношения.       Через пару минут Спок чуть меняет позу и спрашивает, не открывая глаз:       – Встречался с ними?       Кирк не вздрагивает, потому что ждал этого вопроса. Потому что знал, что вулканец в курсе причины его появления здесь. Единственной причины.       – Ты – последний.       – Неужели и доктор Маккой будет? – только Спок звал Боунса «доктором» – все из-за тех выдающихся способностей. Негласно его мнение разделяли, но «Боунс» появилось раньше – Мак как-то раз разбил пробирку с плотоядными бактериями, которые в последствии сожрали большую часть исследуемых животных в одной серьезной лаборатории, потому кличка прижилась с подачи Кирка, а Маккой с тех пор обзавелся «золотыми руками».       – У всех есть болевые точки, – Кирк хмыкает, выдавая прописную истину, а Спок не соглашается, парируя другой.       – Там, где мозоль, уже не больно.       Засиделся он на Земле – уже начал перенимать местный «фольклор». Хотя Кирк подозревает, что Спок как всегда подразумевает не то.       – Это ты об Ухуре? Можешь не волноваться, с ней все в порядке. Мы уже третий год вместе.       Спок застывает на долгую секунду, а потом открывает глаза. Но уж точно не потому, что скабрезности Кирка его задевают.       – Поздравляю, ты снова герой.       – Да нет, это ты – герой, – Кирк усмехается без веселья, зная, что Спок и на этот раз его поймет. – Я просто оплатил ее клинику – она чуть не спилась.       – Теперь… вы счастливы? – у Спока нечитаемый взгляд, а Кирк бы очень хотел знать, о чем тот сейчас думает. Хотя бы о том, ревнует ли он хоть кого-то из них. Знает ли он вообще, что такое ревность. Но Спок как всегда непрошибаем.       – Не совсем. И на то две причины: первая – она не хочет иметь детей…       – А вторая?       Кирк закашливается, достает влажный платок из кармана и сплевывает в него густую фиолетовую слизь – самый показательный симптом «спорыньи». Он протягивает платок Споку, демонстрируя, и взгляд того тут же становится острым. Слишком понимающим и режущим без ножа почти буквально.       – У меня нет времени убедить ее в обратном, – Кирк подытоживает, а вулканец быстро берет себя в руки.       – Это весьма… интересная история. Но какое отношение к ней имею я?       – Цинично. Ты прям совсем «отуземился» – начал проявлять эмоции, – он поддевает его, наступая на ту самую «мозоль», и Спок тут же закрывается.       – Хорошо. Полетели. Мои условия ты знаешь.       – Оставим ее дома готовить жаркое, – Кирк соглашается, усмехаясь – он, конечно же, помнит обо всем.              ***       – Что читаешь? – Боунс лениво оборачивается к Сулу, занявшему себя чтением очередного философского трактата. Это «доктору» в тесных стенах корабля быстро становится скучно, а Сулу всегда найдет себе развлечение.       – Ты слов таких не знаешь, – беззлобно усмехается он, но Боунс не отстает.       – А вдруг пойму?       – О том, как самураи мечтают умереть.       – О-о-о… – только и может выдать Боунс – у него, с его маниакальной депрессией, такие книги были под строгим запретом. – Ну тогда я пошел.       Скотти и Кинсер развлекаются игрой в голо-карты – Кинсер все время проигрывает, что приносит Скотти несказанное удовольствие даже в тысячный раз. Он отвешивает ройланцу шутливые щелбаны и тот недовольно ворчит. Боунс, потеряв надежду на Сулу, пристает к ним.       – Что, голубки, в камере не наигрались?       Кинсер рычит в ответ, угрожающе оттопырив верхнюю губу, и Кирк решает прервать их, пока дело не дошло до шутливой, но драки.       – Кончайте лаяться, друзья мои, – предупреждает он, заходя в отсек, и вываливает на стол перед собравшимися универсальные опознавательные чипы, крепившиеся под лямку нижней майки.       – Лаяться мы еще не начинали, – улыбка Скотти быстро гаснет при его появлении, и Боунс поддерживает общее настроение.       – Вот пока только собачимся.       – Эй, «номер два», лови! – Кирк тоже показывает зубы, кидая Споку передатчик с красной цифрой на плате. Они не в игрушки тут играют и времени на то, чтобы заново «наводить мосты» у них нет.       Передатчик приземляется тому на колени, и вулканец открывает глаза, недовольный, что его медитацию опять прервали.       – Что это?       – Простые числа, – поясняет Кирк. – В случае чего, проще опознать будет.       Он раздает остальные почти не глядя, и тут же ловит недовольный взгляд Боунса – тому досталась шестерка – его нелюбимое число. У Боунса было много тараканов в голове, и с некоторыми из них им пришлось смириться.       – Не каркай, а то яичко снесешь, – Скотти фыркает и начинает собирать карты со стола. – У самого-то, небось, единица?       Они все знают ответ на этот вопрос, так что Кирк не заморачивается.       – Простите, – двери открываются, и в отсек заглядывает один из рядовых. – «Гости» прибыли.       – Уже идем, – откликается Кирк, разворачивается и шагает к двери, но слыша тишину за спиной, оборачивается – все застыли как один и выразительно смотрят на него.       Он больше не их командир, но хотят они того или нет, им придется подчиняться. По крайней мере, пока они на задании. Дело не в субординации – что пять лет назад, что сейчас, они больше не считают его своим товарищем. Вот только Конторе плевать на все это. Плевать на их «тонкие душевные организации» и на то, кто с кем спит.       – Ну, чего ждете? Кофе в постель? – вот только и Кирку на это плевать – его поставили перед фактом. Он даже не рассматривает это задание как попытку примирения – у него не так уж много времени осталось, и простят они его или нет не важно. Вот насколько он отчаялся.       На объект их доставляет пограничный катер звездного флота – уж кем их представили, точно значения не имеет – главное, что офицеры не задают вопросов. В небольшом причальном ангаре прохладно, и группа накидывает выданные куртки, чтобы не продрогнуть раньше времени. Первым из прибывшего шаттла высаживается паренек – почти подросток на вид. Но он одет в униформу десантника, и обманчивое личико вместе с копной буйных медных кудрей, сразу вызывают у группы вопросы.       – Это еще кто? – Кирк слышит с верхнего яруса, как Боунс пихает Сулу локтем.       – Первый раз вижу, – откликается тот.       Парень бросает на них тяжелый взгляд, поправляет лямку объемного рюкзака и скрывается в недрах корабля, а следом за ним появляется тот «гость», которому они точно будут рады. Ну, некоторые из них. На трапе появляется Ухура, и Кирк тут же слышит чужие улыбки.       – Ну что, кто-нибудь что-нибудь скажет? – Ухура в форме десантника всегда выглядела горячо, а сейчас и вовсе светится из-за встречи со старыми друзьями.       – Это неописуемо! – Скотти кривляется, и Ухура ему подмигивает.       – А теперь что-нибудь более содержательное.       – Ты отлично выглядишь!       – Привет!       – Как ты?       Улыбки и объятия наполняют ангар, и Кирк тоже ухмыляется, глядя, как каменеет лицо Спока, остановившегося недалеко от него.       – Что, ситуация перестает быть томной? – о, он очень хотел бы высказать Споку все, что думает – о прошлом, о настоящем, о будущем, но знает, что вулканец будет как всегда глух к нему. Поэтому может только глумиться. Пусть даже доставляя тем самым боль и себе.       – Какой же ты… – Спок не договаривает, щурясь и обжигая взглядом словно фазером.       – Ублюдок? О, еще какой! Я неустанно совершенствуюсь.       – Я вижу, – Спок отворачивается, но Кирк продолжает ухмыляться в спину.       – Ну не мог же я позволить девушке скучать дома одной, – пусть он думает, что это его рук дело. Пусть разочаровывается в нем дальше, если есть куда – как Кирк и сказал: у совершенства пределов нет, так что все претензии Спока не по адресу.              ***       Первым делом по прибытии Ухура направляется в душевой отсек – ей пришлось изрядно попотеть, чтобы вначале уговорить полковника отправить ее следом, а потом – догнать пограничников. Кирк вполне может представить, что и как она сделала для этого, а потому не сомневается в серьезности ее намерений. Уже давно. Вот только ее намерения больше его не волнуют.       Спок, конечно же, будет Ухуру «сторожить» – потом у них может и не представиться случая поговорить наедине. Да и его собственный перфекционизм не позволит оставить какие-либо вопросы между ними неразрешенными. Кирк только фыркает про себя на всю эту суматоху и идет подслушивать.       – Ты в порядке? – Спок тактично отворачивается, когда Ухура выходит из кабинки и направляется в раздевалку.       – Зачем пришел? – с ним она тоже не любезна, но и ему есть что ей предъявить, пока она наспех вытирается и натягивает одежду.       – Я искал тебя… – тихо произносит Спок, и Ухура только фыркает на манер Кирка.       – И вот нашел. Но ты опоздал. Лет так на пять. И что же ты хотел?       – Прошло столько лет… Но может быть, ты мне все же пояснишь, что значила та твоя фраза: «Я так редко тебя вижу, что нашла того, кто сможет тебя заменить»?       – А то и значила!       – Значит… Он меня заменил? – Кирк слышит в голосе Спока хорошо скрытую сталь и уверен, что и Ухура, специалист по связи первого уровня, тоже ее слышит. Разве что интерпретируют они ее по-разному.       – Не совсем, – Ухура тоже могла и хотела быть безжалостна время от времени. – Но он старается.       На целую минуту повисает напряженная тишина, пока вулканец барахтается в чужих мотивах и побуждениях, стараясь не запутаться окончательно, а потом наконец замечает пристальный взгляд Ухуры.       – Почему ты так смотришь?       – Пытаюсь вспомнить, как к тебе отношусь.       – И как же ты ко мне относишься? – у него и раньше были проблемы с людской эмоциональностью, но вкупе с собственной, он вообще перестал кого-либо из них понимать.       – Сначала ответь, что означала твоя не менее странная фраза: «Он мне дороже, чем ты»?       – Именно это и означала, – Спок достойно парирует.       – Понимаю, – Ухура злится еще сильнее и присаживается зашнуровывать ботинки. – Только теперь, наверное, с поправкой: «был» дороже?       – Почему «был»?       – Потому что был дороже тебе, а теперь спит со мной! – Ухура садистски улыбается, но Спок все еще пытается держать удар.       – Это ничего не меняет…       – Да, потому что ты – бесчувственный ублюдок, – Ухура перегибает палку – только Кирку подобные эпитеты были позволены и могли быть прощены. В драке. Но Ухуру-то он ни за что не стал бы трогать.       Стерпев, Спок пытается свести разговор хоть к какому-то конструктиву.       – Уже поздно что-либо менять…       – Ты – ублюдок, а еще – трус. Он, хоть и сволочь редкая, зато с ним в постели гораздо интереснее, – это удар ниже пояса, и Спок заслуживает его, но Кирк все равно не хотел бы, чтобы они окончательно разругались накануне задания.       Он выходит на порог раздевалки и деланно стучит по шкафчику.       – Не помешаю?       Спок тут же поднимается на ноги и уходит, а Кирка в очередной раз тошнит от его двуличия – с его слухом, он прекрасно знал, кто это там сопит в шлюзе – и все равно позволил их услышать, а потом позорно сбежал. Поэтому Кирк плюет на него и сосредотачивается на Ухуре.       – Не думал, что вы так быстро помиритесь.       Ухура обжигает взглядом в ответ и тоже выходит в коридор, но Кирк рвется следом – раз уж начали теребить старые раны, так нужно делать это до крови.       – И все-таки, что у него есть такого, чего нет у меня? – ему и правда интересно, в чем он проиграл Споку. Даже тогда, когда он и сам прекрасно знает, каким Спок может быть. Ему интересна точка зрения Ухуры.       – Не беспокойся: я сказала, что буду с тобой, и слово не нарушу, – но она, конечно же, не станет об этом говорить. Никогда не станет. Но непременно уколет и его.       – Да? – и Кирк послушно заводится, и хватает ее за руку. – А если я сам попрошу тебя уйти?       – Я буду с тобой, раз мы договорились, – Ухура отвечает твердо, но все еще насмехается. – Но знай: мне все время будет хотеться изменить тебе с ним.       Она отталкивает Кирка плечом и, гордо вскинув голову, скрывается за переборкой, а тот только чертыхается: не хотел он доводить до греха, но теперь иначе и не получится. И Ухура, и Спок его вынуждают. И это при всем при том, что они оба в своем праве: вулканец пытался усидеть на двух стульях, но, в итоге, уселся мимо обоих, а Ухура никогда и никому не позволила бы делать из себя разменную монету – во всем этом был виноват Кирк. Но он оказался между молотом и наковальней, а потому считал, что свое наказание давно получил.              ***       – Как вы знаете, при создании Федерации как содружества, всеми его участниками были заключены многие мирные договоренности и подписаны упреждающие или запрещающие документы. В том числе в них был тот, в котором говорилось о запрете на создание биологического оружия. Как с целью самозащиты, так и в качестве единицы вооружения. По нашим сведениям, такие договоры соблюдаются не всеми участниками содружества. В связи с этим, наши исследования тоже были остановлены не полностью, – Пайк дает время осознать информацию и мысленно присвистнуть, а потом переходит к делу. – Два дня назад база, которая по всем документам не должна существовать, стала посылать сигнал на открытой частоте. Сигнал не поддается дешифровке, однако Объединенные силы Федерации рано или поздно обнаружат его источник – базу, что находится в седьмом квадранте, на Дельте Веге – территории, переданной вулканским народом в пользование Федерации. Так как на данный момент ею были заинтересованы только земляне, у нас могут возникнуть проблемы с федеративной контрольной комиссией.       Кирк все это уже знает – успел ознакомиться с документами, пока собирал группу. И хоть что-то подобное его не удивило, но план действий сам собой начал складываться в мозгу. Десятки и сотни планов разрешения этой проблемы. Самый простой и действенный Пайк сейчас и озвучивает.       – В первую очередь, вы должны отключить сигнал передатчика, но это не все: помимо лаборатории, на базе расположены четыре пусковые шахты с протонными ракетами запредельного радиуса действия…       Кирк наблюдает, как Ухура тревожно поглядывает на вулканца, как сам Спок начинает «медитировать» с открытыми глазами. Как Скотти завороженно присвистывает, а Боунс презрительно кривится, ища, куда бы сплюнуть.       – Спок, тебе совсем не интересно? – он призывает их собраться, выбрав самое слабое, по части лояльности, звено.       – Это грозит… – Пайк недовольно хмурится и продолжает, – еще более серьезными проблемами. Задача номер два: обеспечить эвакуацию персонала и уничтожить базу. Предварительно сняв банк лабораторной информации и, по возможности, оценив ситуацию с научной точки зрения.       Это камень в огород конкретно Спока, но Пайк никого не будет тыкать носом в старые ошибки – он просто строго разграничивает их обязанности.       – Для выполнения этой части задания, с вами пойдет доктор, – тот кудрявый мальчишка, что до этого момента пытался слиться с темнотой в углу конференц-зала, шагает ближе к полковнику и чуть кивает с по-прежнему неприступным видом.       – Надо же, не пронесло, – бормочет Боунс себе под нос и впивается взглядом в означенного «конкурента».       – Если у вас есть вопросы, задавайте их сейчас, – голос у паренька оказывается спокойным, но каким-то усталым. Если не обреченным. Кирку его почти жалко – чтобы быть таким молодым в подобном месте, надо быть очень сведущим в некоторых вопросах. А Кирк на собственной шкуре знает, куда приводит таких «гениев» чертовка-судьба.       Вопросы, конечно же, есть у Боунса – он поднимает руку, и доктор кивает.       – Слушаю вас.       – А Санта-Клаус существует?       Группа начинает хихикать, доктор замыкается, и Кирк решает заканчивать с раздачей «ценных указаний».       – Если вопросов больше нет, готовимся к отлету. У вас осталось два часа на еду и отдых.       – Удачи, – веско бросает Пайк и отбывает в командорскую рубку, а доктор останавливает поднявшихся было офицеров.       – Подождите минуту, сначала я сделаю вам антидот.       – Чего? – вздрагивает Кирк, и группа снова разражается смехом – о его нелюбви ко всяческим уколам, шприцам и иголкам шутили даже немые.              ***       Через означенные два часа катер выходит на орбиту. В полной амуниции группа грузится в шаттл и отбывает на Дельту Вегу. В пилоты им достаются два очаровательно зубастых близнеца из юпитерской колонии, так что полет проходит весело.       – Дамы и господа, наш полет проходит на высоте не скажу сколько метров над уровнем поверхности. Спасательные парашюты под сидениями не предусмотрены конструкцией нашего космолайнера. Если вы рассчитываете на прохладительные напитки и горячий обед… Ха! Обломитесь! – голосом стюарда рапортует один, а второй его поддерживает:       – Приятного полета, уважаемые пассажиры. И спасибо за то, что воспользовались услугами нашего флота!       – Ненавижу уколы, – тихо бормочет Кирк себе под нос, пока группа пытается расслабиться и настроиться на работу.       – А кто их любит? – откликается Скотти, тоже потирая «ужаленную» шею.       – Это скорее прививка, – вступает молоденький доктор. – Как при плановом медосмотре.       – А вот он и докторов не любит, – Скотти кивает на Кинсера, и тот тут же рычит с самым злобным видом – ему досталась специголка из-за его твердой кожи.       – Хотя, за что любить? – Скотти фыркает, а пацан мрачнее лицом. – Эй! Ты тайны хранить умеешь?       Скотт все никак не успокоится, однако это играет им на руку – доктор явно никогда не бывал на боевом задании, его срочно нужно расслабить старой-доброй шуткой.       – Конечно, – отзывается тот – ему по статусу положено.       – Сходишь с нами хоть один раз – на расстоянии взгляда убивать будешь, – Скотти говорит это с преувеличенной серьезностью, но не выдерживает и десятка секунд, как начинает смеяться. И его смех поддерживают остальные.       – «Кинсер» – странное имя, – доктор не остается в долгу, и Скотти тут же вступается за друга.       – Что, не нравится?       – Почему же? Нравится. Только у ройланцев это женское имя.       Группа переглядывается – Скотти очень не любит, когда шутят над Кинсером, и вдвойне не любит, когда шутят над ними в связке.       – Женское? Тогда ты будешь «Клизма». Потому что доктор.       На этот раз больше всех веселится Боунс – конкуренцию он все еще не терпит.       – Не стоит на них обижаться, – Спок отрывается от наблюдения снежных покровов в иллюминатор и пытается сгладить момент – помнит, как сам был новичком в их группе. – Они придумывают псевдонимы и позывные, основываясь на устаревших традициях и псевдо-ритуальных правилах службы в военных структурах Земли. Например, «Скотт» – потому что он – шотландец.       – Кинсераттондар Дари, – кряхтит Кинсер, и сразу становится понятно, зачем сокращение.       – «Ухура» на самом деле «хура». Земное динамитное дерево – взрывается так, что по кускам себя не соберешь, – объясняет Боунс.       – А «Боунс» и вовсе костей от тебя не оставит, – подхватывает Скотти, и Мак ехидно ухмыляется в ответ.       – Сулу – исключение, – тем временем продолжает Спок. Ему бы только разглагольствовать.       – Это мое настоящее имя, – кивает Сулу.       – А почему «Спок»? – интересуется доктор, и вулканец тут же осекается. Кирк давно подозревал, что этот псевдоним имеет глубокое значение, но все не находил времени открыть словарь вулканского. Ухура знала наверняка, но стоически молчала. Что ей снова чести не делало.       – Он так сам захотел, – отвечает Кирк. – А никто и не спорил.       – О, «первый номер» прорезался, – комментирует Боунс, и дискуссия на этом затихает. Они пока не готовы к возвращению «капитана-балагура», но Кирк больше не собирается щадить их чувства – как они обижены на него, так и он все еще обижен на них.       – Девушка! Это салон для некурящих! – один из пилотов разворачивается в кресле, почуяв дым – Ухура не будет собой, если хоть раз не затянется перед миссией – тоже еще одна негласная традиция.       – Рули вперед – собьешься с курса! – отбривает она любые претензии, и Кирк, чувствуя подступающий все сильнее адреналин, спешит на ней и отыграться.       – Как она тебе? – он поигрывает бровями, обращаясь к Споку.       – А тебе? – вулканец, конечно же, подтекст не ухватывает, и Ухура тут же розовеет от злости.       – Мне нравится, когда она сверху, – Кирк поясняет недвусмысленным жестом, и Спок, кажется, тоже зеленеет, осознав скабрезность. – А тебе?       Спок в ответ задирает голову и демонстративно отворачивается, в кабине повисает тишина, и Кирк понимает, что все же немного поспешил с приведением группы в «боевое» расположение духа.       – Прошли 18 квадрат, подлетаем, – через несколько минут объявляют пилоты, и офицеры тут же подбираются.       – Мы пока тут повисим, позже нас сменят. Как будете готовы, включите сигнальный маяк, – разъясняет один Кирку, и тот кивает.       – Маяк? – удивляется Скотт, а Кирк вспоминает, о чем «забыл» предупредить.       – Да, внешней связи там нет, так что это – единственный способ привлечь их внимание.       – Становится все интереснее, – подытоживает Скотт, а шаттл замирает над местом высадки.       – Ну что, готовы? – Кирк коротко оглядывает команду, и Боунс отвечает за всех.       – Я был готов, пока ты не спросил…       – Понеслась!              ***       Люк шаттла открывается, и они быстро высаживаются. Короткой перебежкой минуют заснеженную поляну между холмов и подходят к базе – нескольким вакуумным контейнерам, допотопной энергостанции и приметному ржавому ангару. На поверхности – фикция, сама база находится на глубине почти трехсот метров и представляет из себя вмурованный в бетон бункер с единственным входом. У базы была многоступенчатая зашита, но доктор обещал, что с доступом не будет проблем. Что ж, это они скоро выяснят на деле.       У входа в ангар они останавливаются: держат местность под прицелом и осматриваются, пока Ухура присаживается в снег с паддом.       – Доктор, будьте добры ключ, – тот снимает микрочип на цепочке с шеи, Ухура вводит код, но перед тем, как нажать последнюю кнопку, замирает и прикрывает глаза.       – Чего вы ждете? – док еще не знает, какими суеверными они могут быть – то, о чем ему говорил Спок, лишь вершина айсберга.       – Загадываю желание, – Ухура подмигивает ему и наконец открывает доступ.       – Первый, – Сулу встает к дверям ангара вплотную и отсчитывает глухие щелчки запорного механизма. – Второй, третий, четвертый…       – Сейчас откроется, – Ухура выдыхает, но делает это слишком рано.       – Нет контрольного щелчка, – останавливает их Сулу.       – Так, уходим, сейчас сработает защита, – командует Кирк.       – Я повторю еще, – упорствует Ухура.       – Я сказал: уходим! – Кирк оборачивается, кидая на нее гневный взгляд, но и остальная группа не думает двигаться с места.       Наоборот – Скотти и Кинсер дружно ударяют плечами по железу, и двери наконец-то разъезжаются с отвратительным скрежетом.       – Сука ржавая, – комментирует Скотт, а Кирк только упрямо сжимает зубы – он их командир только номинально, и о былом доверии и подчинении не стоит и мечтать. По крайней мере, это они так считают – Кирк же знает, что делает все правильно, даже несмотря на их возражения.       – Спасибо, Господи, я вспомнил, как меня зовут… – бурчит Мак себе под нос, и Скотти с Кинсером в ответ усмехаются.       Входной отсек тускло освещен автоматическими неоновыми лампами – пустой и просторный. Прямо напротив входа располагается лифт, а слева от него, в полу, Скотти обнаруживает массивный люк.       – Что там? – Кирк оглядывается на него.       – Аварийная лестница, – узкий тоннель со вмурованными в стену перекладинами уходит глубоко под землю.       – Желающие есть? – предлагает Кирк, и группа сразу же открещивается – никому неохота топать пешком.       – Да там метров двести будет…       Они загружаются в лифт, и только доктор остается на пороге.       – Он не поедет, – его слова подтверждает характерный сигнал о перегрузке.       – А вдруг? – Кинсер, шедший последним, оборачивается.       – Персонал станции – шесть работников – лифт больше не примет.       С недовольным бурчанием ройланец возвращается, и Кирк отдает команду.       – Кинсер, прикрой доктора, если что, – с плазменным огнеметом и самым мощным бластером, что были у них в ходу, для него это легче легкого.       Двери лифта закрываются, а ройланец продолжает недовольно бурчать себе под нос.       – Чуть что, так сразу Кинсер…       Кабина скрипит и ползет удручающе медленно. На табло сменяются цифры пройденной глубины, и когда число переваливает за трехзначное, а лифт и не думает останавливаться, команда начинает откровенно скучать.       – Я же сказала, что она откроется, – когда это она такое говорила? Кирку сейчас не до глупых придирок – он единственный, кто помнит, что они на боевом задании.       – Хочешь сказать, что знала это? – огрызается он, и тут же вступает Спок.       – Мы внутри – этого недостаточно?       Кирк кидает на него взгляд через плечо и отказывается обращать внимание на тщательно подавляемые попытки Боунса, Сулу и Скотти не ржать над ними. Хотя бы не улыбаться так откровенно. Точно, совсем расслабились. Стали вспоминать прошлое – когда такие перепалки перед заданиями между ними тремя были еще одной традицией.       Зато оставшимся на поверхности доктору и Кинсеру не до смеха.       – Перестань нервоточить, док, – к стандарту Кинсера нужно было еще привыкнуть, но расхаживающий взад-вперед мальчишка, кажется, не обращает внимания на чужие особенности речи. – Клетки не восстанавливаются.       Доктор послушно замирает, ставит под ноги свой походный чемоданчик и устало приваливается к косяку двери – они оставили вход в ангар открытым, и Кинсер потирает руки от легкого мороза.       – У людей не восстанавливают клетки только центральной нервной системы. Все остальные организм успевает обновить примерно за четыре года. У вулканцев, орионцев, кассиопейцев и некоторых других рас восстановление происходит…       – Ну да, нервные, а я как сказал? – Кинсер обрывает намечающуюся лекцию, и доктор понимающе умолкает.       – Что, не по себе? – ненадолго правда умолкает – ни Кинсер, ни Кирк, ни остальная команда ничего об этом ребенке не знают, кроме очевидного – что он умен не по годам.       – С чего бы? – это для Кинсера подобные ситуации не внове, это он должен спрашивать. – Мы же здесь ненадолго.       Он коротко оборачивается к лифту, прислушивается и продолжает:       – Да и там все в порядке. Ведь так?       – Разумеется, – кивает док. – Если только…       Он вдруг застывает лицом, а потом отталкивается от двери и делает несколько судорожных шагов к лифту.       – Если только что?..              ***       Лифт прибывает в полную темноту. Створки открываются, и группа моментально расходится в стороны от освещенной кабинки. Замирает и прислушивается с десяток секунд, а потом Кирк подает голос.       – Кто что видит?       – Думаешь, у нас разное «ничего»? – откликается Скотти, и еще через несколько секунд Кирк выходит на свет.       – Тут нет никого.       – Не разделяю твоего оптимизма, – Боунс ничей оптимизм никогда не разделял и напоминал об этом от случая к случаю.       – Если бы хотели стрелять, стреляли бы, пока мы были на свету, – Спок со своими логичными умозаключениями тоже иногда приходился кстати.       Но именно благодаря ему группа выдыхает и включает фонари, пытаясь рассмотреть холл, в который их доставил лифт.       – Эй! Тут есть кто-нибудь? – кричит Кирк, и на последовавшую тишину опять реагирует Боунс – шалят у него нервишки, шалят.       – Они что, в отпуск уехали?       – Тогда ждать придется долго, – слышится тихий голос Сулу из «тыла»       – Может, зайдем в другой раз? – с нервным смешком Скотти выхватывает лучом фонарика надпись на стене «добро пожаловать» и чертыхается – гостеприимством тут пока не пахнет.       Пахнет тут пылью, старым дезинфектором и немного гарью. Вкупе с тишиной и темнотой радушие выходит сомнительным.       – Каменный век… – следом Боунс обнаруживает плакаты по пожарной безопасности и оказании первой медицинской помощи, электрические щитки и переплетения труб под потолком.       – Не каменный – прошлый, – поправляет Ухура – она пока единственная при деле: наскоро развернув падд и планшет, она подключается к системе жизнеобеспечения базы, пытаясь выяснить, в каком та состоянии. – Все в норме: воздухоток присутствует во всех помещениях, температура стандартная, а свет просто погашен.       – А зачем они его погасили? – не унимается Боунс.       – Меня спрашиваешь? – фыркает Ухура. – Я включаю.       Следом за нажатием клавиши слышится потрескивание ламп, и группа щурится от яркого холодного света. Они оказываются в небольшом переходном тамбуре – здесь сосредоточена техническая разводка большинства систем базы, и, еще раз осмотревшись и не найдя чего-то примечательного, Кирк шагает в коридор, ведущий к лабораториям и жилым помещениям.       – Ладно, пойдем, найдем их.       Ухура на автомате шагает следом, но потом останавливается.       – А нам не надо подождать доктора?       Со вздохом Кирк поворачивается и предлагает:       – Спок, Боунс, отправьте лифт назад и ждите, остальные – за мной.       И как бы он ни был рад всех их видеть, но Пайку не стоило уповать на скорое примирение под воздействием адреналина боевой операции. С Боунсом это не работало. Как и со Скотти. А про Спока он вообще молчит. Ровно, как и о том, каковы их шансы на успешное выполнение этой миссии с подобным отношением друг к другу.       Кирк шагает дальше в коридор, так и не услышав возражений, и, по всей видимости, активирует датчик движения, потому что следом раздается противный скрежет и сигнал сирены. «Нарушен внешний периметр», – сухо оповещает невидимый динамик под потолком, и вместе с компьютерным голосом шуршат стеклянные переборки, что отделяли тамбур от коридора.       Группа реагирует моментально: Ухуру, успевшую шагнуть за ним, дергают со спины за защитный жилет и вытаскивают в холл, а Кирк успевает только коснуться прозрачной двери, прежде чем та захлопывается прямо у него перед носом. «Активирован процесс самоликвидации», – компьютерная сучка продолжает «радовать» их под вой сирены, и Ухура бросается к первому попавшемуся рубильнику на стене, щелкает, но тот отказывается бесполезен. Сулу, Скотти, Боунс и Спок налегают на дверь, пытаясь разжать створки, сдвинуть их хоть на миллиметр в сторону, но ни ножи, ни штыки, ни вулканские мышцы этому не помогают. «Необходимо ввести код», – предлагает компьютер, и Ухура присаживается на пол с паддом. «Пожалуйста. Для выполнения операции у вас есть 120 секунд».       – Ухура, ты можешь подобрать код? – Спок редко проявлял эмоции вообще и на заданиях в частности, но здесь и сейчас все решает время, которого у него нет на самоконтроль.       – «Код», «код»! Какой код?! – психует Ухура, тщетно колотя по падду.       – Отжимай! Отжимай!       – Там не за что ухватиться!       А Кирк как-то разом успокаивается: глядя на перекошенные лица за стеклом, он понимает, что все еще что-то значит для них. Пусть даже это и было когда-то вбито в них тренировками.       – Отойдите все, – командует Спок, доставая фазер. – Кирк! К стене!       Они расходятся, и Спок выпускает короткую очередь по переборке. Тщетно – это биолаборатория – здесь защита от разгерметизации лучше, чем на космическом корабле. Ни фазер, ни бластер, ни даже магнитно-резонансный импульсник Сулу тут не помогут.       – Уходите, – приказывает Кирк.       Вот только Спок качает головой, и Кирку приходится повторять громче и выразительнее.       – Уходите! Это приказ!       – Да пошел ты… – теперь он считывает ответ Боунса.       – Идите, я остаюсь, – Ухура тоже предлагает им не умирать вместе с одним идиотом, которого однажды по ошибке назначили их командиром.       – Ухура, – Спок звучит и предупреждающе, и угрожающе одновременно, но та не меняет своего решения.       – Я остаюсь.       Спок тут же присаживается рядом с ней, заглядывает в падд, но тоже не видит в нем ничего обнадеживающего.       Они не обязаны погибать вместе с Кирком. Они прекрасно знают, насколько сильно он бы этого не хотел, но они не двигаются с места, и это в какой-то мере отрезвляет его. Что же так быстро помогло им опять сплотиться? Неужели старые привычки заржавели, но все еще действуют? Или дело тут вовсе не в нем, и поддерживают они только друг друга?       Боунс начинает нервно ходить из угла в угол, Сулу присаживается к стене и достает заначенную самокрутку, а Скотти бросает беспомощный взгляд на Кирка. Они ничего не могут сделать…       «70 секунд», – компьютер ведет отсчет, а Ухура бросает подбирать коды и вторит мыслям Кирка.       – Я ничего не могу сделать…       – Вот теперь точно – крышка! – хихикает Скотти и тянет руку к Сулу. – Дай-ка.       Он крепко затягивается, следя за чуть поплывшим взглядом друга, и снова хихикает.       – Только Кинсеру не говори.       Со всей серьезностью Сулу запирает свой рот на воображаемый замок и выкидывает ключик, и Скотти нервно хохочет. Ухура же не разделяет их веселья – под внимательным взглядом Спока она подходит к дверям, и Кирк, к своему удивлению, отмечает, что у нее повлажнели глаза.       – Я сделала все, прости… – она еле шепчет, и Кирк прикладывает палец к своим губам – им раньше нужно было поговорить – на пороге смерти любые слова уже бессмысленны. Раньше нужно было выяснять отношения. Раньше – просить прощения, понимания, принятия. Раньше – говорить правду. Как никогда хорошо сейчас осознают это только Кирк и Спок, подошедший к Ухуре сзади. Та оборачивается, утыкается в его плечо, а Кирк поднимает руку и прикладывает ладонь к стеклу. Раньше надо было жалеть – он и жалел! Но сейчас, глядя в остекленевшие глаза Спока, он уже ничего не изменит. Это конец.       – Прости и ты меня… – говорит он им обоим, и Спок закрывает глаза.       «20 секунд», – компьютер продолжает считать, когда вдруг одна из небольших неприметных дверей справа от лифта распахивается и из нее вываливается на пол запыхавшийся доктор. Он вскакивает на ноги, запинается, снова встает и бежит к оставленному Ухурой падду. Он падает на колени, хаотично перебирая в руках с десяток пластиковых черных карточек с выбитыми на них символами, находит нужную и вводит код в систему. «Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять… Код принят. Большое спасибо», – это звучит как благословение. Как благословение – тишина от заткнувшейся сирены.       Доктор приваливается к стене, все еще пытаясь отдышаться, утирает лоб с прилипшими к нему волосами и ни на кого не смотрит. Система перезапускается, мигают лампы освещения и лабораторные переборки с громким пшиком открываются.       – Ну что такие кислые, сладкие мои? – в мгновение ока Кирк нацепляется на себя довольную глумливую улыбку и вышагивает из коридора, минуя замерших Спока и Ухуру. Те отскакивают друг от друга, опомнившись, и он только фыркает. – Не надо стыдиться своих чувств. Все честно. Друг помог другу.       И раз уж время для них все еще не остановилось, а продолжает идти, он все-таки выскажется о наболевшем. Даже хлопнет Спока по плечу и подмигнет, а тот отскакивает от него как ошпаренный и с таким шоком смотрит в глаза, не в силах поверить ни интерпретации Кирка, ни своим собственным реакциям, что кажется, еще немного, и он либо упадет в обморок, либо ударит Кирка.       – Такова жизнь… – заявляет вдруг Сулу с улыбкой на губах, и Кирк переключается, соглашаясь.       – О, какая точная и глубокая мысль…       И он хочет ее продолжить, но тут с грохотом появляется Кинсер – все из тех же неприметных дверей. Падает, поднимается, утирает пот и на тяжелом вдохе цедит, найдя взглядом доктора.       – Ну ты метеор, ученый… Кто тебя ужалил?       – Да, кстати, доктор! – Боунс моментально находит «крайнего». – Что это было?!       Паренек делает еще несколько глубоких вздохов и объясняет:       – Вахта на станции меняется каждые 12 часов. В течении 10 минут нужно ввести код. Если этого не сделать, автоматически включается режим защиты.       Не поднимая головы, он тяжело встает на ноги, и потому не видит, как Кинсер достает бластер из-за спины.       – Чтобы отключить защиту, нужно ввести правильный код…       – А что, правильные коды тут на стенах пишут?! – взрывается Ухура.       – У меня был… код… – доктор поигрывает желваками, но все-таки поднимает взгляд на группу.       – И когда ты собирался нам об этом сказать? – не унимается Ухура.       – Простите… я забыл.       – «Забыл»?! – сатанеет Боунс.       Кирка подмывает расхохотаться в голос, но нервы сдают у Кинсера: все, кто когда-либо недооценивал его из-за небольшого, по средним гуманоидским значениям, роста, делали это посмертно, – вот и сейчас он хватает доктора за грудки одной сильной тяжелой рукой и со всей дури впечатывает этого незадачливого ученого в стену.       – Если ты. Клизма. Еще раз. Что-нибудь забудешь, – раздельно и очень внушительно рычит он в чужое лицо. – Я сломаю тебе хребет. Раздавлю каждый сустав. Выдавлю глаза и разорву рот. И больше никогда не буду с тобой водиться. Усек?       И он ведь действительно сделает так, как сказал.       – Усек?! – переспрашивает он еще громче и грознее, когда доктор в ответ не пытается ни вырваться, ни захрипеть от недостатка кислорода.       – Заебешься, – тихо, но спокойно наконец отвечает он, и через несколько ошарашенных от такой бравады секунд тишины, Кинсер вдруг улыбается, а потом и вовсе начинает похрюкивать от веселья.       Он отпускает доктора, и тот валится на пол, но ему тут же помогают подняться Сулу и Скотти.       – Ну ты крут!       – А у тебя есть яйца! Это против Кинсера-то! – хохочут они, и даже Боунс кривится в благосклонной улыбке – мальчишка и правда оказывается не так прост. И они простят его сейчас, потому что второго раза точно не будет. Потому что Кирку, Споку и Ухуре приходится смириться – им-то цена подобной ошибки хорошо известна.              ***       – Доктор, если они не ввели код, значит, там никого нет? – спрашивает Кирк.       Из коридора, ведущего в лаборатории, они попадают в еще одно вспомогательное помещение: здесь находился пункт санобработки и узел подпространственной связи. Ухура снова подключает свои падды к компьютеру базы и теперь может вести более прицельный поиск. Кирк одним взглядом следит за ее манипуляциями, другим – за доктором, что с весьма знающим видом рассматривает стеллажи с распечатанными данными.       – Если они здесь, я их найду, – уверяет Ухура, и доктор только пожимает плечами, позволяя ей попытаться.       – Ничего более странного в жизни не видела… – произносит она через несколько минут, и вся группа оборачивается к экранам компьютеров. – Датчики засекли движение в боксе рядом с лабораторией. Если им верить – на станции больше ни души. Но! Система индивидуального поиска показывает, что все сотрудники в столовой.       В доказательство она переключает картинки, на которых схематичными точками показано расположение источников сигналов.       – В лабораториях могут быть животные, а индивидуальные ключи поиска могут быть встроены в ключи от комнат, – доктор отвлекается от записей на стеллажах и дает им исчерпывающий ответ.       – Четкое единичное движение! – светящаяся точка на карте базы перемещается довольно быстро. Причем, минуя переборки не через двери или шлюзы. – Кто-то идет в столовую прямо через стены…       Вместе с Ухурой группа пораженно застывает на несколько секунд, но Спок успевает быстрее Кирка.       – Предлагаю выяснить все опытным путем.       Он переключает фазер в режим оглушения, и группа реагирует так же. Короткими перебежками они начинают двигаться из помещения в помещение, проводя осмотр. Еще пара технических отсеков находятся в относительном порядке, склады с оборудованием, запасами воды, сжиженных газов и дилития тоже не вызывают подозрений, и только на подходе к новому «перевалочному» холлу они останавливаются и напряженно переглядываются – доктор обнаруживает дверь, испещренную выстрелами фазеров.       – Здесь стреляли, – констатирует Сулу и бесстрашно просовывает палец в отверстие от луча, тут же пачкаясь в чужой крови, оставленной на дверях.       Он демонстрирует руку Кирку, и дальше группа двигается молча, максимально тихо и с фазерами уже в боевом режиме – если здесь кого-то убили, к чужакам могут отнестись так же «радушно».       Они попадают в сеть шлюзов между лабораторными отсеками и жилыми помещениями сотрудников, и теперь коротко перекликаются: «чисто – чисто», исследуя территорию. На одной из развилок Кирк тормозит доктора, достает из-за пояса небольшой трехразовый парализатор и предлагает тому.       – Возьмите.       – Спасибо, но я не люблю оружие. Какое-либо, – парализатор действовал на нервную систему моментально, что могло привести к разным последствиям. Но о вкусах не спорят, а потому Кирк лишь пожимает плечами и жестом показывает доктору держаться поближе к нему.       Первое помещение представляет из себя перевернутый вверх дном кабинет – луч фонаря Боунса выхватывает опрокинутые стулья, кипы бумаг и пластика на полу, покореженный стол и обесточенные компьютеры. Напротив кабинета и чуть правее светится камера еще одного дезинсектора – галогеновые лампы по всему периметру стен и потолка равномерно гудят. Скотти осматривает техническую подсобку с электрическими щитами – там распределялась нагрузка с оборудования. Щиты периодически искрят, и Скотт неосторожным движением чуть не ловит заряд собственным телом. Все эти помещения выглядят в спешке брошенными, однако они пока так и не нашли ни одного признака того, что базу покидали. И очень скоро становится ясно, почему – Сулу доходит до конца коридора и оттуда рапортует:       – Они заварили дверь.       Створы и правда заварены намертво – потеки металла образуют толстый непроницаемый шов. И другого входа нет, поэтому единственное, что они могут сделать – применить «подручные средства» и взорвать дверь. Скотти всегда носит с собой парочку «импульсов» – отлично справятся и с металлом, и с камнем. Двери рушатся внутрь коридора, однако волноваться об устроенном погроме не приходится – лабораторные отсеки уже оказываются основательно покореженными: на полу – кучи стекла, осколков пластика и дерева от мебели, облицовочного материала, кусками содранного со стен – и прочий хлам, что можно было сломать и бросить на пол.       Кирк нервно сглатывает, и дальше группа продолжает осмотр строго через прицелы фазеров. Спок идет впереди – ступает медленно и аккуратно, стараясь не шуметь на мусоре. По одному они двигаются следом за ним, осматривая все закутки и ниши в шлюзах и не забывают оглядываться назад. По потолку змеятся трубы системы жизнеобеспечения, кое-где с них капает вода, струится пар или сыпятся искры. Перед первым поворотом Спок притормаживает, и группа останавливается, доверяя ему разведку. Он осматривается и не находит ничего подозрительного.       – Чисто, – докладывает он, переступая по стеклянному крошеву, и поправляется. – Почти…       А потом он не успевает сделать и шага, как с потолка срывается сильная струя пара, и Спока вместе со всем коридором мигом затапливает белым маревом. Ухура первой бросается к нему с истошным воплем, но Кирк успевает перехватить ее в последний момент.       – Куда?! Обваришься!       Скотти и Сулу тут же проверяют боковые ответвления шлюза в поисках обходного пути, но находят только тупик. Боунс осматривает стены в поисках той, что потоньше, и уже через десяток секунд подзывает Кинсера – на этот раз они обойдутся без взрыва – у Кинсера были с собой еще и термические патроны, и агрегат, стреляющий ими. Тот был помесью ручного пулемета старого образца с Земли и новейших боевых разработок остальной галактики. Кинсер поднимает оружие, Боунс и Скотти еле успевают отскочить, а в следующий момент кирпичная кладка стены уже зияет проемом величиной с самого Кинсера. Кирк обнаруживает в проеме боковой туннель, а не закрытое помещение и подзывает остальных. Буквально через пару метров они оказываются в главном коридоре и снова вскидывают фазеры – на кучах мусора и осколках теперь стала появляться черная засохшая кровь.       Спока они находят на втором повороте – присевшим как раз над большими отчетливыми следами.       – Я не могу предположить с точностью, что именно здесь случилось, но точно могу сказать, что здесь кого-то убили, – он поднимает на Кирка выразительный взгляд, а тот только чертыхается.       – Слышь, ты не пугай так больше, а? А то тут у некоторых нервишки пошаливают, – он кивает на подоспевшую Ухуру, а про себя с облегчением выдыхает – даже не поцарапался ведь, стервец!       – Я надеюсь, о них есть кому позаботиться, – равнодушно откликается вулканец, поднимаясь на ноги.       – Знаешь, что… – тут же дергается Ухура, но Кирк ее останавливает – не сейчас, еще рано расслабляться. Да и для пустых претензий у них точно нет времени.       – Тихо, – он вскидывает фазер и начинает двигаться дальше по коридору.              ***       Сулу находит хозяйственный отсек. Там хранились запасы воды и еды, были плиты для приготовления пищи и большая холодильная камера. О своей находке он оповестил тихо и весомо: «Там что-то есть», и потому группа снова подобралась и двинулась вперед.       Хозяйственный отсек был отделен от столовой пленочными жалюзи, заглянув за которые, Кирк тут же подал сигнал об опасности. Спок моментально и бесшумно оказался рядом, и тот скомандовал ему прикрывать, заново отодвигая жалюзи. За ними виден массивный обеденный стол в центре помещения – за столом спиной к ним сидит лаборант-ригелец. Он опрокинул голову на руку, другую распростер по столешнице, и кажется, что он просто безмятежно уснул, не заметив окунувшейся в тарелку бороды. Довершает эту пасторальную картину бардак на столе – помимо пищи и энергетических брикетов, судки, стаканы и столовые приборы брошены, как после знатной вечеринки. А еще на столе абсолютно невозмутимо восседает белая крыса – грызет кусок хлеба и не обращает внимания ни на своих «сотрапезников», ни на прибывших гостей.       – Эй, вы меня слышите? – Спок двигается следом за Кирком и осторожно прикасается к плечу лаборанта. Спок в перчатках и не может моментально оценить его состояние, поэтому ему приходится искать пульс, но тут уже и так все понятно: ригелец – труп.       – Вот, кто умеет ходить через стены, – Кирк корит себя за несообразительность, но не очень сильно – главная загадка все равно еще впереди.       Ухура приводит доктора, и тот тут же начинает действовать: еще раз перепроверяет пульс, которого нет, укладывает свой чемоданчик на стол и достает защитные перчатки. В этот момент распахивается боковая дверь, и из нее выглядывает Боунс – он с Сулу, Кинсером и Скотти прошли по обходному коридору.       – Мышь? – Мак брезгливо морщится, и доктор его поправляет.       – Крыса.       Ничем не примечательная и совершенно обычная земная крыса. С лысым хвостом и красными глазами. Которой не страшны любые преграды.       – Что с ним? – интересуется Скотти, когда доктор находит у лаборанта ампулу в зажатом кулаке. Док тщательно принюхивается к трупу, еще раз перепроверяет ампулу и констатирует без удивления.       – Цианид.       – Это объясняет, почему он молчит, – Кирк чертыхается про себя: с каждой минутой здесь все «чудесатее и чудесатее».       – Помогите, – просит доктор, и они откидывают ригельца на спинку стула – у того открыты глаза и рот, лицо застывшее и безмятежное.       Доктор берет образцы слюны и слизистой носа, а Ухура находит на столе индивидуальные ключи работников лаборатории. Все шесть.       – Вот, откуда сигнал, – она демонстрирует им карточки, довольная найденным ответом, но пока что это никого не радует.       – Его надо заморозить, – доктор обращается к Кирку, и тот отвлекается от разглядывания трупа и мыслей о том, что совсем скоро присоединится к этому бедолаге.       Кинсер и Мак перетаскивают тело к морозильнику, и там их ждет еще один сюрприз – первый из троицы ган-и. Эта раса признавала только самосожжение в качестве достойной смерти, поэтому вдвойне удивительно обнаружить одного из них в морозильнике, да еще и изрешеченным огнем фазера. Впрочем, что бы здесь ни случилось, выбора у оставшихся ученых не было. Если они, конечно, не хотели, чтобы ган-и начал отвратительно вонять, разлагаясь.       – В него выпустили как минимум пять зарядов. Это слишком много для одного ган-и, – Спок присаживается над трупом и рассматривает обожженную форму.       – Значит, живучий был, гад, – бурчит Кинсер – все знали, что ройла не любят ган-и, но никто не знал, почему.       – Тебе бы и этого не хватило, – фыркает Боунс, намекая на чужую толстую шкуру, но тут уж что есть, того не отнять.       Доктор находит у ган-и опознавательный чип, и тот послушно загорается цифрами в его руках.       – 78Е, – читает доктор. – Посмотрите у того.       Он кивает на ригельца, и Спок находит точно такой же – 78Е.       – Хм-м, на клонов они не похожи, – Кирк ерничает скорее по привычке, и на это никто не обращает внимания. Даже он сам.       – Это не личный номер, – доктор задумчив и закрывается от них, заново сосредотачиваясь на работе. – «Е» – это серийный номер антидота. Последняя серия…       – Вас что-то смущает? – Спок чуть щурится, внимательно следя за реакцией пацана, но тот так глубоко уходит в свои размышления, что его приходится еще трижды окликнуть, прежде чем он поднимает на них свой тяжелый расфокусированный взгляд. И тут уже без слов становится понятно, что все максимально плохо.       Дальше они двигаются, разбившись на пары, чтобы быстрее осмотреть жилой ярус. Кинсер и Скотти, конечно же, идут вместе, и в первой же личной комнате одного из лаборантов находят ее хозяина.       Из душевого отсека слышится слабый шум воды, и первым делом они направляются туда. Второй лаборант-ган-и лежит на полу душевой кабинки, выпростав из нее массивные ноги – босые и израненные – в комнате, как и в душевой, и во всем ярусе, все тот же сплошной кавардак. Все та же поломанная мебель и горы разнообразных осколков.       Сулу, Ухура и Кирк, прихватив с собой доктора, проходят несколько десятков метров по веренице коридоров прежде чем натыкаются на что-то стоящее – на двери с обозначением биологической опасности данного помещения. За ними они обнаруживают самый настоящий зоопарк. Точнее – ряды металлических клеток с животными, птицами и рептилиями. Большинство существ с Земли – кошки, собаки, овцы, змеи, игуаны, попугаи и голуби. Вонь в этом зверинце стоит такая, что Кирк тут же морщится и начинает дышать ртом. От трибблов такого запаха точно не было бы. Он чихает в локоть, вспомнив о своей аллергии на шерсть, а доктор, завидев его реакцию, достает из своего чемоданчика гипо с антигистаминным и комментирует увиденное.       – Животные в лаборатории – незаменимый материал.       Он указывает на падды, висящие рядом с клетками, а Ухура присаживается над одной из них, разглядывая небольшую собачку. Та выглядит довольно обычно и здорово, но стоило только протянуть к ней руку, собака тут же кинулась на прутья и загавкала тонким звонким голосом.       – Кусается! – Ухура фыркает, зная, что клетка надежна, а Кирк не может не поддеть.       – Какая порода собачки?       – Джек-рассел-терьер, – читает Сулу с соответствующего падда. – Кличка «Кейси».       – Обязательно заведу себе такую, «Кейси» назову!       – Зачем? – доктор не понимает шутки, и Кирк недовольно бурчит.       – Опыты ставить буду.       – Это не смешно, – доктор обижается, и Ухура тут же подтверждает его право на это.       – А вы думаете, он шутит? – она одаривает Кирка выразительным взглядом, и тот и хотел бы на него ответить, но в разговор вмешивается Скотти, докладывая по рации об их находке.       «У нас еще один. Ган-и».       «А у нас пока все чисто», – откликается Спок, что ушел вместе с Боунсом.       – Кстати, ты не хочешь составить компанию своему бывшему? – Кирк отключает связь и продолжает вводить в курс их «любовных» дел доктора. Зудит у него, понимаете ли. Но Спок на расстоянии вытянутой руки спустя чертовых пять лет разлуки, и никто не сможет осудить его за то, что у него рвет крышу от этой близости.       – А ты даже не бывший, тебя не было никогда! – Ухура послушно заводится, но доктор предпочитает сосредоточиться на работе.       – Дайте, пожалуйста, передатчик, – просит он Кирка и, когда получает, просит уже Скотти. – Посмотрите, какого размера у него зрачки.       «Глаза закрыты», – Скотти отирает холодный пот со лба, а тише выплевывает. «Сам смотри…»       Кинсер, изучавший помещение, отвлекает его, похлопав по плечу. Он протягивает ему кусок стандартного мыла с отчетливыми следами зубов ган-и.       – А ты попробуй, вдруг вкусно, – Скотти отмахивается, мечтая оказать где угодно, но только не здесь.       – Эй! Девочки? – Боунса эта атмосфера заброшенной лаборатории тоже достала, оттого он зубоскалит не к месту. – Вы там что, в душе моетесь?       Он замечает труп, нервно усмехается и, продолжая кривляться, интересуется у парней.       – Кто это тут у вас? – и сразу без перехода. – Третьим возьмете?       Скотти вызверяется моментом – у него тоже нервишки шалят. Он толкает Боунса в грудь и рычит.       – Рот закрой!       – Кричи на труп в душе! – в таком состоянии Мак не останется в долгу и не промолчит. Но перед Скотти встает Кинсер, и Боунс меняет подход. – Ну да, вас же двое…       Скотти деловито отодвигает друга с дороги, шагает вперед, заставляя Боунса отступать, и цедит сквозь зубы.       – Да тебе и одного хватит…       Пока идет битва злых взглядов, Мак как бы невзначай поглаживает кобуру с фазером, а Скотти весьма однозначно прячет правую руку за спиной – наверняка нащупывает энерго-нож под жилетом.       – Жарко тут у вас, – появившийся в дверях отсека Спок разряжает обстановку одним своим спокойным голосом. Со своей тайной и тщательно скрываемой любовью к человеческим идиомам. – Нашли повод пострелять?       Скотти и Боунс расслабляются и отводят глаза, а вулканец вдогонку добавляет в голос стали.       – Может быть, на счет «три»? Раз, два…       – День сегодня нервный, – Боунс поправляет кобуру, но держит руки открытыми и на виду у Спока.       – Ага. Может, бури магнитные? – Скотти вторит Маку и отходит на шаг в сторону. И это все, что нужно знать об их отношении к Споку. Кого они готовы слышать и слушать. Кирк бы все-таки довел дело до тройничка. Или заподозрил бы неладное, если бы присутствовал при этом разговоре.       Внезапный шорох, донесшийся из коридора, заставляет всех троих занять позиции и приготовиться к атаке, но шумевшим оказывается всего-навсего доктор – он заходит в отсек, оглядывается на Споков прицел, но не ведет и бровью.       – Где он? – док спрашивает про труп, и Спок молча кивает в сторону ванной комнаты. Боунс выходит из-за двери, а Скотти и Кинсер выглядывают из-за угла.       – Здесь.       – Доктор, вы не боитесь ходить один? – вулканец не может не упрекнуть нарушением инструкции, а потом вздрагивает от раздавшегося сзади голоса.       – А я тогда кто? – Ухура двигается легко и бесшумно, но Спок бы ее услышал, если бы сам не был на взводе.       – Перенесите его на кровать, – доктор просит Скотти и Боунса, и те, недовольно переглянувшись, берутся за дело.       – Может, ему еще и комнату проветрить? – опять ворчит Скотти.       – Думаю, дальше вы сами справитесь, – Боунс направляется на выход, и Ухуре со Споком приходится идти за ним – они еще не все проверили.       Мак медленно движется вперед, вскинув фазер наизготовку, а Спок и Ухура притормаживают у двери в следующее помещение – литая сталь отогнута сверху и сбоку, как будто кто-то неимоверно сильный пытался выйти, позабыв и про электронный ключ, и про утопленную в двери ручку.       – Что скажешь? – Спок достает фонарик и коротко осматривает отсек в щель между стеной и дверью.       – Такое даже тебе не под силу, – выносит вердикт Ухура.       – Это все, что ты хочешь сказать? – Спок отвлекается и тоже не может сосредоточиться на задании, где слишком много неизвестных факторов. И слишком много волнующих его людей.       – «Сказать»? Насчет чего? – а вот Ухура держится лучше.       – Насчет всего.       – «Насчет всего» – я замужем, – отбривает она, и Спок чуть морщится.       – Я уже информирован… Только зачем тогда твой муж нас сюда притащил? – Спок не был бы Споком, если бы не подозревал двойное дно. Особенно в деле, где замешан Кирк.       – Ты слишком впечатлительный, – заявляет Ухура вулканцу, но тот как всегда не об этом.       – Он тебя любит, а потому бесится.       – Перебесится, – Ухура заканчивает разговор и собирается идти дальше, но Спок не двигается, замерев прямо перед ней.       – А ты когда перебесишься? – вопрос риторический, да и Ухура в ответ смотрит так, что и без слов становится все понятно. У них слишком много друг к другу взаимных претензий, и это уже мешает им выполнять задание.       – Эй! Если вы уже кончили… – Боунс окликает их, кривясь от отвращения, – может продолжим?       Ухура обходит Спока стороной и останавливается рядом с Боунсом, прицелившимся на замок очередной двери.       – Подожди, – она вытаскивает из-за пазухи несколько карточек, быстро находит нужную и прикладывает ее к замку.       – М-да, свой адрес я тебе не скажу, – комментирует ее самоуправство Боунс, пока Спок подтягивается к ним и встает в прикрытие.       – Все ключи лежали на столе в столовой, – Ухура поднимает свой любимый плазменный штурмовик, и по сигналу они заходят в отсек.       Помещение оказывается еще одной жилой комнатой – все тот же бардак на полу, столах и полках, и тот же труп – на этот раз четырехрукая альдебаранка, застывшая на кровати лицом в подушку.       – Здесь никого, – Боунс теребит лаборантку по плечу, но реакции уже не ждет – все и так понятно.       – Здесь никого, – эхом откликается Спок, проверяя ванную комнату. Он осматривается и зачем-то комментирует: – Зеркало разбито.       – Примета плохая, – о, Боунс и его приметы – еще одна хорошая возможность вывести Спока из себя. Поэтому он спешно затыкается и пристает к лаборантке, пытаясь перевернуть ее на спину.       – Зачем? – вулканец тут же отвлекается и хмурится.       – Хочу посмотреть, как она выглядела.       – Маньяк, – цедит Ухура сквозь зубы и чуть приподнимает брови – это Мак-то изменяет своей брезгливости?       – Вот, – Спок находит в бардаке на столе голограмму с изображением альдебаранки и вручает ее Боунсу.       – Симпатичная, – ерничает тот, но все равно передергивается.       Он бросает голограмму обратно на стол и там же находит нераспечатанный брикет альдебаранской жвачки – шутка была убойная – придавала не только свежее дыхание, но и на раз прошибала мозги ментоловой свежестью.       – Э-эй! Хочешь? – Боунс глумится, надрывая брикет и предлагая жвачку лаборантке, но та, конечно же, не отвечает. Зато Спок закатывает глаза, а Ухура презрительно морщится.       – Падший ты человек, Боунс…       – Как говорил один умный человек: лучший способ побороть искушение – это ему поддаться, – Боунс не видит ничего предосудительного в том, чтобы хоть как-то выплескивать копящийся стресс.       И он с лихвой его сбрасывает, когда через пару секунд вдруг включается чудом уцелевший на столе будильник, и начинает играть музыка, а Боунс разворачивается стремительным движением, вскидывает фазер и превращает устройство в кипящую пластиком лужицу.       – Пора на работу, дорогая…       Спок снова хмурится, а Ухура расслабляется и даже кривится во вполне приятной улыбке.       – Не завидую я твоей будущей жене.       – Ну уж нет! Одного раза мне хватило, – Мак тоже лыбится, хотя все еще заведен до предела. – Да и куда лучше жена друга, чем жениться самому.       – Для кого-то молчание – золото, – Спок такое не проигнорирует – он встает к Боунсу лицом к лицу и не сводит с него предупреждающий взгляд. – А для кого-то – залог здоровья.       Вся галактика была свято уверена, что вулканцы не знакомы с таким понятием, как юмор, но этот полукровка шутить умел. Да так, что у некоторых зубы вылетали изо рта. Прямо с корнями и кусками десен. Поэтому Боунс тут же поднимает руки в примирительном жесте.       – А кто сказал, что я говорю о тебе?       Спок решает не раздувать конфликт и оборачивается к Ухуре, но тут же натыкается на ее испуганный взгляд. Она отступает назад, и Спок с Боунсом тут же хватаются за оружие – за их спинами альдебаранка медленно поднимается и садится на кровати.              ***       Она покачивается, руки опущены вдоль тела, а взгляд отсутствующий и прямо перед собой. Доктор осторожно присаживается у ее ног, медленно прикасается руками к ее шее, проверяя нервную и лимфатические системы, а потом чуть оттягивает веки, рассматривая посеревшие белки больших влажных глаз. Альдебаранка не реагирует даже когда он притрагивается к чувствительным точкам за ушами, и док оборачивается к своему чемоданчику.       Они все ждут, когда он достанет какой-нибудь навороченный трикодер, который тут же даст им ответы на все вопросы, но вместо этого пацан достает совершенно обычный медицинский фонарик. Он отодвигает путанные волосы со лба лаборантки, снова трогает веки, а потом включает фонарик, чтобы проверить реакцию зрачков. В доли секунды зрачок размером с крупную ягоду клубники сужается до пары миллиметров, а альдебаранка взмахивает руками, встает на ноги и, путаясь в чуть съехавших штанах защитного комбинезона, как сомнамбула, шагает вперед.       Доктор отшатывается, маячившая за его спиной Ухура сжимает штурмовик и встает на перерез, но лаборантка только отклоняется от курса, продолжая шагать. Она доходит до стены отсека, ударяется в нее лбом, но как будто не видит переборки, снова делает шаг вперед, ударяется, отскакивает – и снова, и снова, и снова, пока Ухура не хватает ее за плечо и не разворачивает к себе.       – Эй!       Но альдебаранка не слышит ее – выскальзывает из-под руки и снова ударяется о стену.       – Доктор, остановите ее! Она же сейчас себе голову расшибет!       – Уже поздно: она в реактивной фазе, – как ни в чем не бывало доктор собирает свой чемоданчик, а Ухура продолжает негодовать.       – Ничего не поздно! Эй!       Она отталкивает лаборантку от стены, заставив развернуться, и та невидяще шагает в другую сторону. Натыкается на Боунса, идет к отрытой двери, там сталкивается с подошедшим Кинсером, а потом бредет вперед по коридору. Бойцы выскакивают следом за ней, наблюдая, как альдебаранка, запинаясь о мусор, упорно двигается, ничего не замечая. Через несколько метров коридор поворачивает направо, но лаборантка не меняет курса, и всем телом встречает щиток, висящий на стене. Дверца щитка открывается, из переплетения проводов сыпятся искры, и альдебаранка замирает на миг, как будто осознав опасность, но потом снова делает шаг вперед и закономерно получает сильнейший удар тока. Она падает на пол и замирает. Тут же начинает пахнуть горелой изоляцией и шерстью, щиток гаснет, а группа наблюдает за всем этим, широко раскрыв глаза.       – Что это было? – с трудом сглотнув, вопрошает Боунс, но даже Спок, любитель логических умозаключений, не берется комментировать ситуацию. Только доктор по-прежнему невозмутимо шагает мимо них к, теперь уже точно, трупу.       – Я серьезно! – Маккой еще не паникует, но уже орет так, что его в любом уголке базы будет слышно.       И рация закономерно оживает голосом Кирка.       «Пришлите доктора обратно – у нас кое-что есть».       – А у нас кое-что было! – отвечает Ухура, но Кирк настаивает.       «Уверен, у нас интереснее».       – Доктор, – Спок все еще делает вид, что уж теперь-то готов выполнять его приказы, но скорее банально трусит, пока не может прийти к логическому выводу о случившемся. – Нам нужно вернуться в лабораторию.       – Идите, я вас догоню, – спокойствие на лице этого пацана нервирует еще больше, но сейчас не время задавать вопросы – Кирк предпочел вызвать специалиста, а не разбираться со своим «интересным» самому. – Помогите мне кто-нибудь…       Кирк в это время инспектирует пробирки, реторты и колбы на столах и шкафах в главном лабораторном отсеке. Вооружившись гипо с антигистаминным и любопытством малолетнего камикадзе, он разглядывает и нюхает все, что попадает под руку. Наткнувшись на пробирку с чем-то, напоминающим по запаху серу, он откладывает ее в сторону и продолжает осмотр. Ни компьютеры, ни лабораторные журналы, ни стопки распечатанного пластика его не интересуют – он уже ученый – знает, как опасно знать то, что не следует.       – Рассказывай, что у вас, – Спок приходит первым, обегает взглядом отсек и сосредотачивается на командире.       Тот возвращается к пробирке и сует ее прямо под нос вулканцу.       – На.       Едва вдохнув, Спок отшатывается и морщится.       – Что это?       Кирк в ответ только смеется, и Спок морщится еще выразительнее.       – Ты это хотел мне показать?       – Нет, конечно, – Кирк переключается на рацию. – Сулу, новости есть?       «Он так и не пошевелился. По-моему, даже не дышит», – отвечает Сулу, и вот теперь вулканец слышит тихое бормотание из передатчика.       – Пойдем, покажу, – Кирк сжаливается и оставляет свои забавы. Кивнув на затемненное защитное стекло, разделяющее лабораторию на несколько отсеков, он машет подошедшим бойцам и ведет всех за собой.       В соседнем отсеке оказываются все те же шкафы с пробирками и папками пластика, столы с микроскопами и другими приборами, переносной бокс с манипуляторами для работы с опасными веществами, и компьютеры. В центре отсека большой рабочий стол, заваленный паддами, стилусами, трикодерами и прочей канцелярией. За столом сидит человек в защитном костюме, но без маски и с закатанными к локтю рукавами. Его голова опущена на грудь, глаза закрыты, левая рука сжимает простой грифельный карандаш на раскрытом журнале регистрации данных, а правая свободно свисает вдоль тела. В правой у ученого зажат фазер, а палец – на спусковом крючке.       Медленно и осторожно группа заходит в проем между отсеками и обнаруживает у одной из стен лаборатории третьего лаборанта-ган-и с несколькими обожженными отверстиями в теле. Скотти присаживается над трупом, несколько секунд вглядывается в лицо, а потом молча качает головой – этот уже точно не встанет. Он неосторожно переступает, тихо шаркнув по гладкому пластику подошвой ботинка, и человек за столом шевелится – левой рукой вдруг перелистывает страницу журнала.       Группа вскидывает фазеры и замирает, а потом Кирк делает шаг вперед, но Спок у его левого плеча поднимает локоть, останавливая, и шагает сам. Кирк только сцепляет зубы на это самоуправство – Спок и самоотверженность – это нонсенс, Спок и противоречие всему и всем – норма. Но Кирк остается в центре, и Скотти, что по правую руку от него, движется вместе с вулканцем. По сигналу Скотти касается чужого плеча, и ученый вскакивает. Он отталкивает стул, на котором сидел, разворачивается, вскидывает руку с фазером и вполне осознанно давит на крючок, переводя ствол с Кирка на Скотти, на Кинсера и Сулу за их спинами. Фазер только глухо пикает, не выпуская заряд – очевидно, его энергия кончилась.       – Все, все, спокойно, – Спок, переместившийся в сторону, отвлекает ученого на себя. – Все кончилось, успокойтесь.       Он опускает свой фазер и кладет руку на фазер Кирка, опуская и его. Скотти следует их примеру, и ученый перестает «стрелять». На его вытянутой с фазером руке отчетливо виден ряд следов от инъекций на предплечье – почти десяток небольших красных точек, рядком, от запястья к локтю. Каждая из отметин подписана маркером – кривыми смазанными буквами и цифрами.       Несколько секунд ученый тяжело дышит, смотря прямо на Кирка, но руку с фазером так и не опускает.       – Мы получили ваш сигнал, – раздельно и четко произносит Кирк, внимательно следя за чужим взглядом.       Ученый вдруг прикрывает глаза, опускает руку, а потом просит хриплым надтреснутым голосом.       – Стреляйте… в меня… – его руки начинают мелко дрожать, и Кирк на секунду переводит взгляд на Спока, предупреждая того. – Пожалуйста…       – Просто расслабьтесь, – увещевает вулканец, показывая раскрытую ладонь.       – Я правда… больше не могу… – человек чуть приоткрывает глаза, но больше не может сфокусироваться. – Постарайтесь… не подпускать меня к себе…       Затем он вдруг роняет голову на грудь и застывает полностью – даже дыхание выравнивается. Потом он резко дергает головой до хруста шейных позвонков и падает на колени, уперевшись руками в пол. Он прогибается в спине, поводит плечами и чуть стонет, двигая затекшими суставами. Правую ногу он поднимает и выпрямляет в колене, вытягивая ее назад, а потом поднимает голову.       – Эй? – на этот раз первым не выдерживает Скотти.       На его голос ученый вскидывается, замирает снова, а потом медленно, на коленях, начинает двигаться назад. Его движения плавные и четкие – от дрожи больше нет и следа, и в эту минуту он больше всего напоминает напуганное, но готовящееся к атаке, животное.       Человек поводит головой из стороны в сторону, теперь определенно четко видя всех собравшихся, но все еще двигается назад, пока не оказывается под столом.       – Не надо бояться, – Спок аккуратно присаживается на корточки и протягивает ученому руку.       – Вылезай-вылезай, все – свои, – Скотти вторит ему.       Человек по-птичьи моргает на звуки их голоса, на очередном шаге задевает столешницу плечом и макушкой, тут же пригибается и снова замирает – от входа в отсек слышатся голоса опоздавших Боунса, Ухуры и доктора. Последний подходит к смотровому окну в пластиковой перегородке, а Ухура докладывает на пороге.       – У нас все. Что у вас?       – Смотри сама, – фыркает Кирк и рано расслабляется.       – Кто это? – в изумлении Ухура тоже наклоняется и опускает оружие.       – Да черт его знает…       В следующее мгновение ученый, уже оказавшийся с другой стороны стола, вдруг одним махом запрыгивает на него, а доктор неистово начинает барабанить в окно и кричать.       – Не подпускайте его к себе!       Но группа успевает только напрячься, как еще через секунду ученый отталкивается от стола и мощным прыжком оказывается на плечах у Кирка, преодолев при этом добрую половину отсека. Они рушатся на пол, но ученый, кажется, не собирается причинять вред – он взрыкивает и лезет через Кирка вперед, сосредоточив взгляд на Ухуре. Бойцы даже не думают стрелять, боясь зацепить друг друга, но и схватить ученого не пытаются, помня о предупреждении доктора. Только Кирк цепляется за ноги человека, удерживая его, но тот с силой брыкается и оказывается на свободе. Группа окружает его, лишая возможности бежать, но ученый все еще не поднимается с колен. А потом снова прыгает – выбрав Кинсера, как самого низкорослого, он буквально перелетает через него, достигая цели – Ухуры.       Та принимает весь его вес грудью и приземляется на спину. Ученый снова взрыкивает, скалится по-звериному и утыкается носом в воротник ее куртки, обнюхивая. Еще через пару секунд группа наваливается на них, забыв про все запреты – они пытаются оттащить ученого и за руки, и за ноги, но тот так крепко вцепился в плечи Ухуры, что ничего не выходит. Спасает ее доктор – он подскакивает со стороны головы и рукой шарит по лбу спятившего, пока вся их связка болтается из стороны в сторону.       – Тихо! Тихо! Я закрою ему глаза, и он успокоится! – бойцы перестают тянуть, но не отпускают чужое тело. Как только доктору удается зафиксировать ладонь, ученый замирает, и док снова командует. – Поднимайте его!       Группа поднимает, делает несколько шагов в сторону и бросает человека на пол, но пока тот катится, док продолжает приказывать.       – Стреляйте!       Из переката ученый опять поднимается на корточки, рыкает и дергает головой, осматривая диспозицию.       – Да как стрелять – он же живой! – Скотти хоть и держит бластер наготове, но не собирается так просто убивать – этот чертов ученый может быть их последним шансом узнать, что тут все-таки произошло.       Ученый снова подпрыгивает – на этот раз он взлетает почти к потолку, цепляется за каркас подвернувшейся под руку этажерки на манер самой настоящей обезьяны, зависает на пару секунд, а потом, с новым толчком, оказывается уже на соседней стене. Снова отталкивается, перелетает в бок и приземляется на стеклянную полку с пробирками – та под его весом, конечно же, рушится, но человек мигом поднимается. Отфыркивается, оборачивается к группе и опять прыгает, но на этот раз его полет прерывается в самом начале – звучит выстрел, из шеи ученого брызжет кровь, и он рушится на пол как подкошенный прямо в груду стекла и каких-то химикатов.       «До конца текущей смены осталось 15 минут», – в наступившей тишине вдруг звучит голос компьютерного оповещения, а доктор медленно опускает фазер. «Смена номер два, приготовьтесь, пожалуйста».       – Вы же говорили, что не любите оружие, – подошедший Кирк внимательно заглядывает в лицо доктора-мальчишки в поисках шока, грядущей истерики или хотя бы холодного пота на лбу, но тот лишь молча протягивает ему фазер, очевидно, свой собственный, а потом шагает к убитому им ученому и присаживается над телом, сосредоточенно размышляя.       – Док, с ним тоже самое? – спрашивает Скотти.       – Нет, это вторичные симптомы…       – Вторичные симптомы чего? – резонно интересуется Сулу, пока тот рассматривает следы инъекций на руке ученого.       – Да какая разница? – психует Боунс, не дав доктору ответить. – Может, мы поскорее свалим отсюда?       – Поддерживаю, – поддакивает Скотти.       – Мне нужно еще время, – выдохнув, доктор все так же избегает смотреть на бойцов.       – А нам плевать! – Боунс рвется в бой, и Кирк его останавливает, помня об их первостепенной задаче.       – Хорошо, работайте. Только знайте: никто не задержится здесь ни на одну минуту дольше, чем это необходимо.       Кирк взглядом останавливает Боунса от дальнейших прений, а доктор отвлекается от вида растекающейся под головой ученого лужи крови.       – Да, конечно, – рассеянно отвечает он Кирку.              ***       Ухура первой успевает в технический отсек – Кирк бы сам хотел сунуться, но знает, что и она справится. На крайний случай, ей всегда поможет Спок.       – Никакой логики… – она разглядывает панели и схемы защиты базы на электронном уровне, пытаясь разобраться с тем, как отключить тот злополучный сигнал, что привел их сюда.       «Ухура, ты закончила?» – Спок окликает ее по рации, выждав целых десять минут, и она только чертыхается.       – Нет, пока. Не могу понять, как им пришло в голову запустить трансляцию этой чепухи.       – Помочь? – еще через минуту вулканец оказывается в дверях отсека.       – Без тебя справлюсь, – она сосредоточенно лупит по экранам и клавишам.       Но Спок хоть и отличался ангельским терпением, гораздо чаще выбирал простое и понятное решение проблем – он подходит к стене, на которой закреплены дорожки проводов и распределяющий щиток, берется за толстые жгуты обеими руками и резким движением отрывает весь «пучок» от контактной точки. Панели и компьютеры тут же тухнут, а Ухура только закатывает глаза.       – Спасибо, я и сама так могу. Я просто хотела выяснить, чем они тут занимались.       – Пожалуйста, – Спок не ерничает – не умеет – проявляет элементарную вежливость. Для Ухуры же его слова звучат немного иначе.       – Что смотришь? Раньше надо было смотреть, – она бросает ему его же упрек, но вулканец не отрывает глаз.       – Любуюсь, – лгать он тоже не любит.       – Нравится? – она снова готова ему предъявить, но у них все еще нет на это времени – так решает Кирк, пришедший следом за Споком.       – Ничего так… – он вальяжно приваливается к косяку, но тоже не врет им ни в едином слове. – Только мне не нравится, как смотришь на него ты.       – Если я с тобой сплю, это не значит, что я должна смотреть только на тебя, – Ухура понимает его правильно и отвечает достойно. Только Спок потупил взгляд и отчаянно желает не быть втянутым в их разборки. Ухура дает ему такую возможность.       – Ты не против? У нас тут небольшая семейная сцена, – она кивает ему на дверь, и Спок, конечно же, уходит.       – Пожалуйста. Я уже привык.       Кирк сторонится, пропуская его, и видит, как вулканец старательно пытается не коснуться его в узком проходе. Оставшись наедине, он продолжает улыбаться.       – «Семейная сцена»? А неплохо звучит. Значит, мы еще семья? – у него сердце кровью обливается от этих слов, но он не дает себе раскиснуть. Он физически не может наблюдать Спока и Ухуру рядом, он физически не может находиться рядом с ними, но, Боже, как бы он хотел все еще мочь.       – Думай, как хочешь, – огрызается Ухура – они оба знают, что о «старом, добром и вечном» речь уже давно не идет. Да никогда и не шла. По крайней мере, не между ними.       Они сверлят друг друга тяжелыми взглядами несколько секунд, а потом Кирк фыркает, Ухура отворачивается к панелям и «разговор» затихает. Ему нечего ответить на ее претензии кроме того, что она и сама подозревает, а ей не нужны его оправдания. Пять лет назад один небезызвестный вулканец сделал свой выбор, вот только ни одного из них тот в итоге не удовлетворил. И они не будут обсуждать это постфактум – время безнадежно прошло. У них остались только сожаления, которых на троих слишком много, чтобы они могли спокойно выдержать их вес.       Скотти и Кинсер тоже берутся за изучение технологического оснащения базы – те самые протонные ракеты и пусковую шахту для них. «Изучают», конечно же, сугубо определенным образом.       – 15 плат по 12 микросхем в каждой – это же страшно подумать, сколько это в граммах… – за считанные минуты они не просто раскрутили боекомплект, но добрались до схем наведения, состоящих из очень редкого сплава металлов из системы Гончих Псов – месторождение там было самым закрытым и охраняемым во всей галактике.       – Хорошо быть богатым? – Скотти посмеивается, а Кинсер утвердительно кивает, пряча карты в походный рюкзак.       – Мародерствуете? – закончив молчаливый разговор с Ухурой, Кирк собирает остальных.       – Имеем право – мы налоги платим, – Скотти выглядывает из-под переплетения проводов, а Кинсер снова утвердительно бурчит что-то себе под нос. – Хочешь, поделимся?       – Ухура отключила сигнал. Все, я иду «будить» доктора, – но Кирку сейчас не до их «маленьких радостей» – у него есть своя и большая. – Валим.       Собираются быстро и по уставу – заметая явные следы своего вторжения. Первая группа, поднявшаяся на лифте, дожидается остальных, «греясь» на местном солнышке в окружении сугробов. Спок глубоко вдыхает морозный воздух и демонстративно неподвижен, когда другие довольно скоро начинают притоптывать и потирать руки.       – Ты хоть поговорить с ней успел? – ненавязчиво спрашивает Сулу – все они помнят о чувствах вулканцев и о чувствительности одного конкретного их представителя. В конце концов, когда-то раньше они и правда были не чужими друг другу.       – Не о чем больше разговаривать, – флегматично откликается Спок – и правда думает, что тех выводов, что успел сделать, будет достаточно для разрешения проблем в их непростых отношениях. Ведь она сказала слово «семья»…       – Все правильно, – поддакивает Мак. – Как говорил мой дед: мужчина должен быть «одиноким волком» и трахать все, что движется.       – Твой дед, случайно, не состоял в родстве с его дедом? – Скотти ухмыляется, кивая на Кирка, стоящего поодаль. Об «аппетитах» того многие знали не понаслышке.       Но Кирку сейчас плевать на то, о чем они сплетничают, и в который раз пытаются развести Спока на откровенный разговор – он ждет доктора. Как только тот заканчивает, Кирк достает сигнальный маяк и запускает в небо зеленый луч.       – Ну, полетели…       Через пару минут над одним из заснеженных холмов появляется шаттл на бреющем, и группа не может не выдохнуть с облегчением.       – Лети ко мне, птичка! – Скотти даже присвистывает от радости.       Вот только радость оказывается недолгой – как только шаттл зависает над площадкой недалеко от базы, в небе вдруг вспыхивает красный сигнал маяка, и пилоты тут же набирают высоту и разворачивают машину на обратный курс.       – Эй! Ты куда?! – Скотти еще не понимает, что произошло.       – Какого черта?! – не понимает Боунс, и только Сулу успевает обернуться и заметить неладное.       – Доктор?..