***
Домой Чимин возвращается не спеша. То с уличным котом пообнимается, то забежит в кофейню перекусить, то выкурит сразу пять сигарет, уставившись в небо, то решит сделать несколько фотографий своего отражения в витринах магазинов. В общем, не особо важные дела. Зато как расслабляют! Чимин даже на пару часов забыл, кто он есть на самом деле. Будто бы и не было крови тысяч на его руках и губах, будто бы он не был известным покупателем с чёрного рынка. Получается, в старые добрые вернулись? Когда солнце светило ярко, запах сигарет был невыносим так же, как и пары физкультуры в пятницу вечером. Тогда, на самом деле, было совсем неплохо. Тогда хотя бы над головой была крыша, а не её звёздное подобие, как сейчас. Жаль, что у Чимина нет способности перемотки времени. Он бы точно ей воспользовался с умом и больше никогда не вернулся в день, когда небо разгневалось на всё людское. Но все мечты и возвышенные ощущения Чимина рушатся, когда он заходит в квартиру. Настоящее хватает его за горло, не душит, но крепко-крепко обнимает. Его настоящее пахнет Мин Юнги. Горячее дыхание обосновывается у самого уха, треснутые сухие губы елозят по щеке, а от всего тела разит сыростью амбара, по́том и чем-то мёртвым. «Кем-то» мёртвым. Объятия Юнги тяжёлые. Словно он, потерявшийся в горах, годами искал хотя бы одну живность, и вот, наткнувшись на Чимина, хватается за него, как за последнюю свою связь с разумностью. Тот же, в свою очередь, незаметно закатывает глаза и, скрипя костями от сильной хватки, забрасывает руки на чужие плечи, легонько их поглаживая. Прямо как мать, прощающая блудного сына. Правда, никакой искренностью тут и не пахнет. — Ты жив, — с радостью, которую играют в лучших пьесах. — Я так за тебя переживал! — Чимин ещё ближе, ещё плотнее вжимается в тело напротив, делает вид, что расслабляется в объятиях, хотя внутри ему как-то ровно. Подобное всё-таки не впервой. Но Юнги на все эти переживания, видимо, ведётся. Он пёс, который восстал из мёртвых ради хозяина и бежал по его следам десятки километров, пропитываясь испуганными взглядами улиц. Чимин всеми словами-выпадами пытается доказать, что переживал и скучал, даже в щёку, еле касаясь, целует, но Юнги вдруг хочет большего. Он опускает свою прохладную руку на чужое бедро, цепляет юбку и медленно тянет её вверх, тем самым оголяя полные синяков ноги. И взгляд у него жадный-жадный, полный желания накинуться на Чимина, всего обглодать и себе в грудину насильно запихнуть. Под замок, под стражу, под собственный зоркий глаз. Но тот, видимо, не в восторге от таких собственнических планов. Он выбирается из цепкой близости и игриво пятится, сияя хитрой улыбкой на лице. — Нет-нет, я до свадьбы не целуюсь, — несёт очевидный бред. Юнги же в ступоре это слушает и следит за тем, как края лёгкой юбки щекочут стройные щиколотки Чимина. Вот бы их все в кровь искусать… — Мне плохо, Чимин… — не врёт. Лицо неестественно бледное, с синяками под глазищами, всё тело дрожит, пока по спине ползёт горячий пот. Видимо, температура скачет. И никакие медикаменты здесь не помогут. Кому как не Чимину знать об этом лучше всех. — Пришёл момент платы. Чимин на слова Юнги как-то наигранно-понимающе кивает и плавно подходит ближе, ведёт ладонью по одежде, по груди, в которой часами ранее блестела пуля. Сейчас же у сердца ни одной ранки — идеальное пастбище мягкой кожи. Очередной фокусник? Как-то много их стало в последнее время. Чимин улыбается и, легонько толкнув Юнги к кухонному гарнитуру, спускается на колени. Нет, ну если собачке плохо, то ей нужно помочь, её нужно хорошенько вылечить! Тем более методы давно известны. В конце концов, Чимин привык сосать члены. Сосать член Юнги привык дважды. Он делает это с качеством проститутки высокого класса, без рвотного рефлекса и затекания мышц. Натренировался. Чимин наизусть знает форму члена Юнги — он средних размеров, из-за чего отлично умещается в ладонь, с красноватой головкой и горьковатым привкусом. Нельзя сказать, что это лучший прибор, который Чимин держал на языке за всю свою сексуальную жизнь, но зато самый привычный или даже уже приевшийся. По крайней мере, от Юнги в качестве партнёра не стоит ждать внезапностей. Сифилиса, например. Или банального герпеса. Потому что Юнги — умничка, он не станет бродить по грязным улицам (по грязным людям). Чимин смелится думать, что это часть его заботы. Он жадно сосёт чужой член и всё ещё силиться думать, что, возможно, Юнги больной моногам. Печально за него, конечно. Ведь такие синдромы неизлечимы. Чимин старательно насаживается на головку, одной рукой крепко цепляется за чужие бёдра, а другой массирует мошонку. Грубовато, но со вкусом. Юнги, по крайней мере, точно нравится: он руками намертво держится за столешницу, а взглядом жадно наблюдает за пухлыми губами Чимина, которые скользят по стволу, мягко касаясь выступающих венок. А ещё у него волосы очень красивые. Но это так, к слову. Не очень уместно в контексте возникшей ситуации, но Юнги ничего не может с собой поделать. Ему до трясучки хочется зарыться в эту сто тысячно высветленную копну и ещё ближе притянуть к себе, чтобы дыхание жгло лобок. Но так нельзя. Чимин ненавидит, когда его трогают во время минета. Характерный. Единственное дозволение — это стоны. Вот стонами его касаться можно. Но «касаться» чего? Самолюбия, конечно. Ему нравится знать, что он обожаем, что искусен и легко доставляет удовольствие, что все его влажные звуки и резкие подачи вперёд — сама ценность. Потому Юнги голоса не жалеет. Он стонет низко и хрипло, дышит горячо и часто-часто. Когда Чимин показательно слизывает предэякулят, то вовсе выключает лёгкие. Но тот слишком увлечён, чтобы обратить внимание на близкое к смерти состояние партнёра. Потому что его состояние всегда близко к смерти. Просто на данный момент из-за наслаждения, а не боли. Ну, уже здорово. Отчего Чимин хихикает — да, позволяет себе это прямо в процессе, — и лёгкая вибрация проходится по члену Юнги, из-за чего он вздрагивает и толкается вперёд, в тёплую глотку. Трюк не запрещённый. Чимину даже нравится. Нравится, когда уголки губ стёрты, а язык слегка прибавляет в весе, но всё так же умело справляется со своей задачей. Правда, слюна так и норовит окончательно замарать юбку. Её слишком много, она обильно течёт по шее и добавляет больше хлюпающих звуков. Кто-то назовёт это неловким, но Чимин — классикой жанра. Тем более, когда под рукой нет смазки, обильное количество слюны помогает проще и лучше насаживаться на член. С каждой секундой Юнги начинает всё больше напрягаться. Мышцы его бёдер железные, а член слегка подрагивает во рту. Ага, значит, скоро. Чимин совершает частые движения по стволу, большим пальцем иногда застревает на уретре, а смотрит при этом в чужие глаза дьявольским совершенством, облизывая и без того влажные губы. Юнги не чувствует над ним власти, но поддаётся сам. Он не из мазохистов, Вы не подумайте. Просто для него на Чимине свет клином сошёлся. Такие вот личные предпочтения. До других никакого дела нет. И, наверное, потому оргазм всегда настигает быстро. Чимин лишь успевает вновь насадиться на член и, расслабив глотку, принять всю отвратительную на вкус сперму. Её слишком много, уже даже в нос бьёт, и Чимин резко отодвигается, закашливаясь. Белёсая струйка слюны тянется из уголка его рта прямо на пол, глаза слегка красноватые, а остатки спермы встают комком горле. Не вкусно. Горько, вязко, с трудом проходит в пищевод. В общем, для новичков явно ощущения не из лучших будут. Но Чимин мастак в горловом деле, а потому улыбается и поднимается на ноги, держится уверенно и крепко. У самого никакого стояка нет. Забавно-забавно… Правда, Юнги этого не замечает. Он вытирает остатки спермы салфеткой и застёгивает ширинку, думает о чём-то там своём, пока Чимин нападает на него с очередной порцией объятий. Взгляд его буднично хитрый, с лёгким прищуром, а губы красные-красные и не тянутся за поцелуем. Не любят таких возвышенных ласк. — Мой слабый-слабый мальчик, — Юнги вдруг замирает и медленно устанавливает зрительный контакт с карамелью чужих глаз. Внутри них плещется яд. Угадайте, кто отведает его самую крупную порцию? — Опять тебя убили, — Чимин показательно вздыхает и тянет уголки губ вниз. Играет в какое-то дерьмо, а Юнги с этого бесится. Потому что он не слабый. Да он, блять, никогда слабаком не был! — Но так здорово, что ты снова здесь. Правда! Как думаешь, в этот раз надолго? — и очередной вопрос с червяком внутри. Юнги его не откусывает. Игнорирует и сбрасывает чужие руки со своих плеч. Чимина это лишь забавит, и он, изображая обиженного ребёнка, прислоняется к стене напротив, метя в главную drama queen здесь. — У меня сегодня встреча назначена, — вдруг сообщает Юнги и, раздражённо схватив куртку, идёт к выходу. Чимин же растерянно хлопает ресницами ему вслед. — Изменяешь мне? — кричит. Но так насмешливо, с такой толстой издёвкой, что даже отвечать не хочется. Что Юнги, собственно, и делает. Чимин же вновь заливается смехом и полощет рот вином, пока раны на краешках губ ужасно зудят. Эх, одни беды от этого пёсика…***
Говорят, Юнги взял джекпот по способностям. Контрактор с бессмертием в кармане. Нет, ну это уже высшая категория. Хотя сам он точно бы так не сказал. Потому что умираешь всё в тех же муках, перерождаешься тоже. Это словно по трубам матери заново проходить и, очнувшись, бить себя по щеке, чтобы выплеснуть жидкость и заставить лёгкие работать. Сложный механизм. Юнги ненавидит его, если честно. Он бы вообще предпочёл без собственных жертв обойтись. Всё-таки процесс перерождения ужасно выматывает. Да только есть один паренёк, ради которого можно хоть тысячу раз себе голову открутить, сердце вынуть и после наблюдать, как оно ползёт на прежнее тёплое место под рёбрами. У Юнги уже в привычку входит умирать ради и за Чимина. Это что-то типа болезни — страшной и непроходящей. Но и лечиться от неё, конечно, не хочется. Свои интересы есть. Потому Юнги — прекрасно осознавая, что со стороны выглядит как плешивый неудачник — обещается выполнить самое сакральное желание Чимина, даже ценой свой бесконечности. Такие приколы лучше лечить у образованного человечка в белом халате. Но Юнги не думает, что ему хочется. Выработалась привычка быть подле парня, который носит пиджаки цвета мёртвого комара, нещадно курит, втирает в дёсны и постоянно истерит, угрожая своей потерянностью. В этом весь его шарм и вкус. В этом Чимин есть своя лучшая форма. Юнги любит на неё вестись, как голодный волк на запах сырого мяса. Самое ценное, что никто это мясо не целится у тебя отобрать. Да и само оно никому за просто так не отдастся. И речь не про постоянный секс на стороне. Юнги и Чимин — маленькая команда, которая уже чёртову кучу лет живёт плечом к плечу. Они знают вкусы и привычки друг друга, знают, когда нужно открыть рот, а когда лучше плотно стиснуть зубы, знают каждый уголок черепушки и каких тараканов в них чуть что можно поселить. Не очень хорошие отношения, да? Нездоровые — делят один синдром на двоих. Они однояйцевые близнецы-уроды в измятых рубашках и убитых взглядах. Но оно, конечно, никому не мешает: Юнги не покинет Чимина. Он не метит в одинокие волки. Потому и таскается по всяким улицам который месяц, ищет, вынюхивает — жаждет похвалы. Даже сейчас, ступая на порог старой католической церкви, Юнги молится не Всевышнему, а мальчику, который умело сосёт члены и смотрит на выступление балерины, как на лебедя своего безоблачного прошлого.