***
Через напрочь прикрываемыми уши ладонями слышится, как в теле бурлит взбудораженная кровь, но даже через нее улавливаются оглушительные выстрелы из автоматов и пулеметов. Запах пороха едко внедряется в нос, земная поверхность дребезжит из-за кидания гранат, даже мелкие камушки на ней подпрыгивают. Стас закрыл глаза и не шевелится, не выглядывает наружу, как потребовал твердо того Леон, он должен притаится в углу, в числе обломков какого-то древнего строения, и смирно ждать до тех пор, пока не найдется проход вперед и тот к нему не вернется. Ожидать страшно, как и сидеть на одном месте тут. В любую другую секунду его может совсем случайно заметить солдат, и у него и секунды не хватит, чтобы бежать, или послышится злополучный вскрик боли и падание мертвого тела вниз. — Стас, вставай! Крик не так далеко, расслышать вполне возможно, Стас выглядывает наружу, привстает на ноги. Сантиметр, одного только сантиметра было недостаточно, чтобы пуля пролетела сквозь голову Стаса, она попадает в ящик и его древесина звучно трещит. От испуга тот припадает к земле моментально, зажав руками голову, Стас сам даже не понял, что только что сейчас произошло, и сердце не сразу болезненно стукнулось о ребра. Он слышит, как Леон обеспокоено зовет его по имени, делает выстрел, еще один и еще один, затем как можно скорее подбегает к углу и нагибается к Стасу. — Стас, ты жив? — тот дергает его за плече свободной рукой. — Ага, — ему с трудом удалось что-либо выговорить. Передвигаться безумно тяжело, их то и дело что тормозят появляющиеся мутированные солдаты. Постоянно приподнятые плечи затекают и ноют у Леона, он устает и начинает нервничать. Он стреляет в одного, второго, третьего, десятого, скрывается со Стасом за баррикады из мешков с песком, выжидает, когда враги станут перезаряжать и пускается в атаку. Те не прячутся, нет, в таком у них нет никакой нужды, солдаты стоят открыто, их лица прострелены, с образовавшихся дыр на туловище течет не останавливаясь густая кровь. Как же на подобное смотреть мерзко, хочется сплюнуть от отвращения. Пистолет Леон бросил еще вначале, патроны кончились, а запасов больше не осталось, и он в спешке забирает у мертвецов их автоматы, сменяя одного за другим, у него даже не хватает времени, чтобы обыскать тела и взять припасы. Вылезающие их продырявленных лиц и шей паразиты длинные и худые, как обтянутый тонкой кожей скелет, они качаются из стороны в сторону, стараются вылезти наружу. Стас не сдерживает рвотные позывы, когда попадается возможность лицезреть тех, у него кожа на лице и зеленеет, и белеет, и желтеет с каждым разом, и Леон в ответ на это кривится сам и ощущает колкий ком в середине горла. Паразиты взвизгивают и угрожающе вытягивают острые хвосты, дергают передними лапками и клацают мелкими зубами, скручиваются судорожно после смертельного ранения, а Стас и Леон пробегают мимо них. Стас прекрасно понимает, что надо потерпеть, ведь осталось совсем чуть-чуть, и он пытается, хоть силы уже и на исходе. Со рта выходит рычащий вздох, оба толкают плечами, руками, пинают ногами неподъемные для железные столы с тумбами, чтобы перекрыть дверь. Присесть не получается, да и желания как такового не возникает, Леон и Стас просто встали на месте, в тех позах, в каких были до этого, и глубоко дышат, полуприкрыв веки. Тишина кажется звенящей и непривычной, но при этом блаженной и долгожданной. Никто не приближается к ним сейчас, не выбивает дверь и не выкрикивает что-то непонятное. Стас утыкается вспотевшим разгоряченным лбом о ледяную поверхность тумбы и с наслаждением выдыхает, еще приближается и прикасается заодно и щекой. Когда тело через неопределенное время передохнуло, только тогда он подметил, как у него засаднили все порезы и раны, как защемили суставы и как побаливают синяки. В воспоминаниях все плывет, до него не доходит, в какое время он успевал об что-то ударятся и падать. Но, важное, с образцом все в порядке, ничего не повредилось. Леон выглядел не настолько побитым, но изрядно вымотавшимся от произошедшего. Поскорее бы все кончилось, рассуждает Стас, чтобы каждый из них, включая Эшли, подлечили раны, искупались в горячем душе, где они смоют с себя все зловоние и грязь с кровью, и легли на что-то удобное. Появившиеся мысли становятся такими манящими, отчего тело еще больше ломит, Стас горит желанием жалобно взвыть и никуда больше не идти. Леон смотрит на него с сочувствием, он видит его состояние и, конечно, сделал бы так, чтобы Стасу, и не только ему, стало проще в этой нелегкой миссии, чтобы все находились в безопасности. Стас осознает подобное и снова заставляет самого себя держаться.***
— Стас?.. Стас! — удивленный тон голоса меняется на очень радостное восклицание, перепуганное лицо Эшли преображается, становится более живым при виде приближающихся Леона и Стаса, — Мне Леон сказал, что ты погиб… — она тянет к нему руку и их пальцы крепко переплетаются между собой. Ее светло-карие глаза словно бы светятся и искрятся от эмоций, Стас не может в ответ не приподнять уголки губ вверх, в его груди растеклось крохотное тепло, — я была так расстроена. Что с тобой было? — Долгая история, — отвечает ей запыхавшийся Стас, — вот, возьми, — он достает из кармана баночку с разноцветными пилюлями. — Это еще что? — вскинула вверх та брови. — Это поможет задержать паразита внутри тебя, мне его дал Луис, — Эшли предостережено поглядела на Стаса, — да все нормально, это не яд, — тот снисходительно закатил глаза. Эшли недоверчиво берет указательным и большим пальцами таблетки и, скривившись, проглатывает их. Она молча ожидает какого-то опасного эффекта, но не получает его, после чего расслабляется. Стас оборачивается к Леону. — Леон, здесь нужна ключ-карта. — У меня как раз затерялась такая же в кармане, — невесело съязвил тот, приглядываясь к дверному замку, — у нас нет времени искать ключ. — Тогда что нам делать? — принялась расспрашивать звонко Эшли, — должен же быть какой-то способ вытащить меня отсюда! Леон ненадолго опустил взгляд вниз, пальцы рук рефлекторно стали подтирать расцарапанный подбородок, он смотрел то на дверь, то на комнату, в которой находилась Эшли, окидывал взором бегло помещение, а после в который раз погружался в собственные раздумья на секунду другую. — Эшли, — обратился он к той, — я видел на камере, что у тебя есть место где спрятаться… — Поняла тебя, — решительно произнесла она и, прихрамывая, ушла за поворот, — скажите, когда выходить, — чуть повысила Эшли голос оттуда. — Что ты надумал? — поинтересовался, чуть сместив брови к переносице, Стас, помедленнее следуя за возвращающимся обратно Леоном. — Хочу кое-что попробовать, — сказал тот. Примеченный еще тогда в кругу разбросанного хлама на широком столе скотч был порядком не новый, раздражение потихоньку начало возрастать в Леоне, который с нахмуренными бровями скрупулезно ковырял ногтем его вдоль и поперек. Не выдержав, Стас забирает у него скотч, самостоятельно принимается отыскивать кончик и, вроде бы, зацепил. Прикрепить к покрытой ржавчиной и чуть повлажневшей стене гранату удалось далеко не с первой попытки, оба ощущали изнурение в теле, а потому безвольно и намного острее воспринимали незначительный промах или проблему. — Эшли, закрой уши! — сказал ее громко Леон, на что та дала знать о том, что выполнила просьбу. Громоздкая железная дверь раскрывается нараспашку и с оглушающим грохотом ударяется о стену, которая, как и пол, мелко затряслись от случившегося взрыва. Шум разнесся по неубранным мрачным коридорам и комнатам и еще долго отдавался тихим эхом повсюду. Эшли выходит, совсем забывая как вдохнуть в себя воздух. От ускорения в нижней части ноги ощущается болезненная пульсация, наступать еще неприятно и нелегко, но она приближается к ним, видит перед собой живых Леона и Стаса, и ей теперь не так боязно, как было до этого.***
И вновь бесчисленные голые потолки, стены, полы. И вновь нескончаемые проходы, спуски, подъемы. В нос ударяет то сладковатая и подожженная вонь от мусора, то донимающая засевшая толстым слоем пыль, то протухшие раскрытые консервы, тошнотворно выглядящие куски разорванной плоти. Эшли со Стасом опускают головы и стараются не придавать особого значения последнему и отвлечь свои мысли другим, Леону не привыкать, однако даже ему не приносит удовольствие рассматривать подобный ужас. Впереди очередная ничем не примечательная дверь и снова неизвестно куда она будет вести троих дальше, окон как таковых нигде не обнаруживалось и им попросту неоткуда вылезать из здания. Переговаривающиеся негромко друг с другом внезапно замолчали, не подали звука и они сами. Все стоят, не шевелятся. И ощущалась в происходящем некая неловкость одновременно с растерянностью и волнением. Углубленный капюшон Саддлера откинут назад и его лицо полностью сейчас было открыто: тонкие седые волосы зачесаны назад, на корнях они сильно лоснятся и поблескивают на насыщенном лунном свете; его глаза блеклые, не совсем понятно, они толи светло-серые, толи прозрачные как от слепоты; кожа на широком лице сухая, морщинистая, под ней едва виднеются тонкие черные венки. Вытягивающееся мертвенно-серого цвета лицо изобразило удивление, приятное удивление. Стоящий возле него мужчина показывал на лице угрюмость, сменившаяся яростью, и приспустил брови вниз, одна из них была как у обычных людей, целая, вторая же не имела таковой растительности, ее покрывали концы уродливого шрама, который обезобразил левую щеку и тонкие губы того. Рот у мужчины скалится, замечаются ряд пожелтевших кривоватых зубов, а голубые глаза смотрят злобно, прямо, от этого взгляда сразу понимаешь, что убежать от него у тебя не получится. — Краузер?.. — по голосу Леона становилось ясно, что он не меньше остальных поражен данной встречей. — Давно не виделись… напарник, — последнее слово Краузера походило на смачный плевок. — Я, признаться, даже не думал, что мы все встретимся так скоро, — интонация у Саддлера носила какой-то притворно-вежливый характер, она не располагала к себе, — и что вы принесете ее прямо ко мне в руки, — он окинул Эшли жадным и пристальным взглядом, отчего та ссутулила спину и прижалась к локтю Стаса, — я чувствую, как он внутри тебя растет и как развивается. Ты тоже чувствуешь это, так ведь? Чувствуешь, как внутри тебя шевелится другая жизнь? — в ответ Эшли смолчала, ее плечи крупно вздрогнули, глаза тревожно расширились, а светлое лицо показалось еще светлее, — Ты больше не сможешь сопротивляться мне, как бы ты ни старалась. Так что сейчас же разберись с этим мальчишкой и иди ко мне. Перед глазами окружение смазывается, смешивается друг с другом, голова у Эшли как будто кружится и вертится в разные стороны, в ушах отдается тягучий звон. Она сгибается пополам как в припадке, хватает ртом воздух и не может унять внезапно забившееся с ненормальной скоростью сердцебиение. Эшли едва-едва слышит, как рядом с ней Стас повышает голос, как трясет ее за плечи и дает легкие пощечины. У нее складывается впечатление, что сознание впадает в очень утомительный сон в то время, как тело продолжает двигаться и совершенно не ощущаться. Секунда, и прежнее состояние возвращается так же быстро, как и исчезает. Она моргает несколько раз и отмечает, что сжимает плечи Стаса настолько крепко, отчего тот корчится и начинает осторожно отпихиваться, чтобы не навредить ей. Испуганно вдохнув, он отстраняется от него и виновато смотрит. Краузер силками придавливает Леона к грязному полу, бьет по лицу и в грудь, а тот кашляет и сопротивляется, с губ стекают капли крови, тот с задержкой в дыхании пытается приподняться и дать сдачи ему. Изначально Саддлер незаметно растерялся, проморгал, а затем в его лицо приняло разозленное выражение. — Значит, все находится у тебя, — самому себе под нос пробубнил он, — Сера, паршивец ты и сволочь, ты обдурил меня! Оставшийся без сил и загнанный в угол Луис озирался на пропасть. Ему некуда идти. Недалеко от него стоят мужчины и женщины в черных рясах, у кого в руках зажженные факелы, у кого моргенштерн или арбалет, они словно дикие звери окружают Луиса, прямо как добычу, с усмешкой думает он, а позади сектантов стоит Саддлер. Сколько же возвышенности и самомнения в этих полупрозрачных глазах, с неприязнью подмечает он, как тот уверен, что все, что его окружает, находится под его неустанным подчинением. Но Луису от подобного хочется злорадно посмеяться и пронаблюдать, как решительность того будет постепенно, но верно сменятся озадаченностью и осознанием собственного проигрыша. — Это все, Сера, — сообщает ему с легкой улыбкой Саддлер, — кошка поймала мышь, осталось только съесть ее. Прохладный ночной ветер шевелит кончики длинноватых волос Луиса, проникает через одежду внутрь, по затылку и позвоночнику в ответ на такое пробегают многочисленные колючие мурашки. За спиной улавливаются краем уха раскатистые удары о камни волн. Высоко, так высоко, что смертельное падение покажется долгим, все радостные моменты в жизни успеют пролететь перед его взором. — Я бы так не сказал, Саддлер, — в глазах Луиса отображается привычная игривость, он приподнимает уголок губ, тихо фыркает, — ведь образец Лас-Плагас еще у меня, как и временное противоядие от него, — он красноречиво похлопал по забитым карманам ладонями, — хочешь забрать? Попробуй. Не прошло и секунды, как Саддлер опомнился после вызывающей и дерзкой речи Луиса, он грубо растолкал скопившихся сектантов и подбежал к самому краю обрыва. Ничего не видно, только появившийся чуть позже всплеск и брызги темно-серой пены. Взгляд показывал абсолютную пустоту, потерянность, а в прогнившей паразитом груди Саддлера бушевали неистовый гнев и ошеломление. Луис Сера не убит его собственными руками, по его ладоням не течет остывающая алая кровь того, нет, Саддлер даже не заполучил колбу, в которой хранится образец, тот сейчас с каждой секундой все ближе и ближе к черному морскому дну. Он даже не может раскрыть рта, чтобы выругаться, выкрикнуть, ему до сих пор не верится, что его обвели вокруг пальца. — Все равно все свелось к тому, что у меня и образец, и девушка, — примечает Саддлер, и взор его глаз никоим образом не понравился Стасу и Эшли, — а тебя, мальчишка, будет прибить не так уж и сложно. И он устрашающе надвинулся к обоим.