Легенда вселенского древа

Странник достаточно долго думал о наступлении этого дня. «О боги, так скоро» — фраза заполняла его мысли, когда он тренировался, расслаблялся в библиотеке или готовился ко сну — это было неважно. Ненависть, скопившаяся за все прошлые года, и сейчас осталась в душе. Лишь частично. Юнец видел во вступлении в Ордо Фавониус лишь неоспоримую выгоду — как он думал, как минимум с репутацией у него будет куда лучше, да и с жильём, возможно. Небольшое количество времени для раздумий — и вот сейчас он стоял на обширной площадке, готовый к любым испытаниям для вступления в ненавистный Ордо Фавониус. Он наконец получит шанс ещё раз лично взглянуть на, как он считал, наглую физиономию Гуннхильдр и даже перекинуться с ней парой слов, пока та назначает его в ряды рыцарей на глазах конкурентов, оставшихся в стороне. Он получил некоторое удовольствие от воображаемого им лица Ноэль, уже который год не способной получить это звание — представил как её бровки в очередной раз сводятся к переносице в явном возмущении, как она уже собирается открыть рот, чтобы низвергнуть черёд завистливых фразочек в сторону самого Скарамуччи непосредственно. От интенсивного потока мыслей его отвлекает лёгкое дуновение ветра, шелохнувшее его жестковатые темные волосы. Он смотрит в сторону, откуда пошел легкий бриз. Не заметив ничего, что могло бы привлечь его внимание, он устремил взгляд снова вперёд в ожидании начала испытаний. Он крепко сжал в руке рукоять меча. Старого меча, верного меча. Того, чьё лезвие когда то спасло дорогого ему человеку жизнь — правда, не на такой длинный срок, как хотелось бы. Как заверял Кэйя, ещё тогда, в Разломе, отнявший у мальчика тот меч для проведения экспертизы, это оружие «единственное в своем роде, способное противостоять бесконечному разрушению». И один Барбатос знает, когда бы Скарамучче отдали этот меч, не став он спорить с самой Джинн ради него. За прошедшие года Странник успел адаптироваться к мондштадской среде обитания. Привык к одиночным прогулкам рядом с Сидровым озером, привык каждый раз помогать Барбаре со сбором трав в Вольфендоме и других местах. Со временем даже простенькие поручения или просьбы стали легко выполнимой обыденностью. Сам же юноша не переставал уверять себя, что это лишь обстоятельства, и при любом удобном случае он убежит отсюда, ни по кому не скучая. Этим холодным утром ничего не предвещало беды,а ветер продолжал беспечно дуть, развевая его темные локоны. Странник не ждал совершенно ничего удивительного от этого экзамена. Даже когда Гуннхильдр, стоит заметить, в необычном для себя парадном виде выходит на площадку, чтобы заявить о начале испытаний, юнец не выказывает видимых признаков волнения. Смотря в её лицо, налитое серьёзностью и стальной решимостью, он невольно вспоминает момент из далёкого детства, когда они вместе с Кли слышали её отчаянные всхлипы через прочную и громоздкую дверь кабинета. Он невольно посмотрел на неё, окинул холодным взглядом, и поймав ответный на себе, быстро отвел глаза.

***

Странник совершенно не помнит, насколько быстро всё произошло. Силуэт дракона, чьи пугающе резкие очертания взгромоздились над горами Мондштадта, вселяет ужас в душу юноши. Сжав рукоять меча вдвое крепче, он пытается осознать, насколько велик и серьёзен его противник. Его взгляд ледяной хваткой вцепился в дракона, в его израненные конечности и... Окровавленную морду. В замешательстве остановив наблюдение где-то в районе отсутствовавших, к сожалению или счастью, глаз дракона, Странник не замечал пробегающих мимо людей. Паникующая толпа то и дело задевала его одежды, толкала за плечи, давая понять, что ему бы тоже пора было слиться с остальными и последовать прочь. Однако он всё ещё мужественно стоял на своем; и от того, чтобы сделать решительный шаг вперёд, его отделил окрик. — Скарамучча! Какого хера ты стоишь!? — возмущённо кричит Гуннхильдр, казалось бы, где то за границей понимания Странника. Он очевидно повременил, дав звуку цоканья её каблуков раздаться по плитке вымощенной площадки. Мысленно оттолкнув её и прогнав прочь, Странник, будто сам зная, как поступить в схватке с бешеным драконом, помчался вперёд. В этот момент, когда он несся с возрастающей скоростью навстречу смертельной опасности, по его венам по настоящему начал течь адреналин. Кровь бурлила, прямо как тогда, в юношестве, когда они путешествовали по разрушенным землям вместе с Кли. Сейчас же он, единственный из этих двоих выживший, чувствует былую волю к этой самой жизни. Чувствует стремление, желание защитить. Теперь без призмы пустой настольгии по подруге. Он чувствует свой меч в руках. По настоящему чувствует. Это не просто кусок металла, пропитанный хонкаем, а его оружие. Он чувствует, как ветер дует ему в лицо, почти разрезая, побуждая к сопротивлению и бою. Решимость растёт, хватка на рукояти меча крепчает. Даже если эта битва станет решающей в его жизни, — это будет достойный конец. Взмывая над просторами Мондштадта, он не мог не восхититься масштабом работы ещё раз. И впрямь, громадный, раненый, ослеплённый дракон — смахивающий на Двалина, однажды увиденного юным Странником на страницах старых путеводителей и позиционируемого, как совершенно не доставляющее проблем создание. Доблестный меч купается в лучах утреннего солнца, готовый нанести удар — и не один. Скарамучча, ничего не боясь, решается встретиться с противником лоб в лоб. Врезавшись в очерствевшую, холодную, испачканную в остатках снега и крови чешую, Скарамучче предстояло найти слабое место животного среди многочисленных наростов, деформаций, опухолей и прочего. Слепо изрубив орудием один из неизвестных наростов, он вызвал у зверя небывалый гнев. Пытаясь удержаться на плоти дракона, он продолжал пробираться сквозь несчитанное количество ран к своей цели. С каждым порубленным наростом, с каждой кровоточащей опухолью, нещадно порубленной странником, несчастное животное брыкалось всё сильнее, намереваясь низвергнуть вредителя куда подальше. Дикий рёв, сильнейшая циркуляция ветра, когда столь огромное животное лишь вертит головой — это могло бы заставить Странника сорваться и упасть. Однако он держался со всех сил, яростно прорубая путь к победе. Достигнув хребтины Двалина, Скарамучча обнаружил самую крупную опухоль, которую он только мог бы найти. Ещё раз окинув окрестности взглядом, он понял, что они сейчас находятся в Логове Ужаса Бури. «Значит, я отвёл его подальше от Мондштадта...» Юноша ненароком окидывает взглядом и себя. Выглядел он наверняка достаточно жалко — по крайней мере, вся одежда была в крови. Не только Двалина, но и своей. В пучине разгоряченной битвы Странника вновь откидывает ближе к некому подобию рогов зверя, заставляя крупную, черствую чешую слегка ранить все ноги и щиколотки юноши. В последний раз зацепившись за подобие рогов несчастного дракона, Странник не теряет надежды нанести несколько ударов по огромному наросту на хребте Двалина. Однако буквально одна секунда — и вот он уже смотрит прямо вниз. Казалось бы, в самую бездну. От этих двоих землю отделяло всего ничего, однако в юном сознании Странника всё перевернулось с ног на голову. Это действительно его последняя битва. Скарамучча, полностью разбитый и подавленный, погружённый в отчаяние, делает сильнейший рывок в сторону хребтины, почти повиснув над бездной. Приложив лишь огромное количество усилий, чтобы дотянуться до своей цели, он чуть приспустился, понимая, что любые силы и желания вскоре сойдут на нет. Душа разрывалась между отчаянием и призрачной надеждой, пока внезапно он не почувствовал необъяснимое тепло в районе поясницы. Приобретя более стабильное положение, он начал осматривать себя. Неужто новая рана и, соответственно, вытекшая из неё кровь давала такое тепло? Навряд ли. Итак, отдышавшись, юнец обращает взор на свой наряд и... Видит это. Пиро глаз бога. Его зрачки расширяются, а пульс изнуренного сердца снова зашкаливает. Едва уставший паренёк успел отдышаться, как он снова совершает ещё один рывок — сам того не осознавая, он превращает свою огромную силу в пышащий огонь. Языки пламени тут же охватывают часть плоти Двалина, заставляя его взвыть столь мучительно, что даже сам Странник не мог этого вынести. Однако же совершив рисковый трюк и вновь взмыв над горизонтом, он решается использовать свой новоприобретенный глаз бога и во второй раз — жар тут же распространяется по воздуху, как только Скарамучча использует свои способности настолько, насколько это было ему доступно. Жар усиливается. Ослеплённый дракон может лишь чувствовать, как невероятно окрепший зной опоясывает его, когда он в надежде спастись цепляется за близлежащую постройку. Башня шатается, камень постепенно обваливается — не только под тяжестью лет, но теперь и под массой громоздкого зверя. Вместе с могучим рёвом Скарамуччу вновь сбрасывает со спины Двалина. Он ощущал лишь боль, звон в ушах, да ещё и ветер завывал и оглушал своей резкостью — всё, что оставалось Страннику, это лишь поспешно хватать ртом воздух, наблюдая над собой ужасающую картину. Под собственным телом ощущался холодный замшелый камень. Вдыхать воздух ни ртом, ни носом было невозможно — окутывающий холод и резкие ветра постоянно сбивают с толку и без того измотанное тело. Он бесцельно пытается встать, однако снова и снова, вновь и вновь — результат один. Тело отказывает ему, он спотыкается. Почти сдавшийся, жалкий, он был в праве лишь лицезреть собственную смерть. Ещё мгновение проходит, прежде чем Двалин намеревается совершить свою решающую атаку. Охладевшая чешуя поблескивает в свете солнца, когда дракон возносит свою громадную лапу над слабым и немощным ныне Странником. Без всяких сил и надежды юноша лишь успевает оттащить свое тело, будто бы налитое свинцом — до того оно казалось ему тяжёлым. Его верный клинок, будто приклеенный к его руке, оставался при нем при любых обстоятельствах. Порой юноша и сам не понимал, как у него оставалось ещё хоть сколько-нибудь сил.

***

Он совершил свой последний рывок вперёд после совершившейся атаки Двалина. Вновь взмывая над просторами своего дома, он крепче сжимает в руке свой верный меч. Жар от образующегося пламени тут же охватывает не только тело, но и душу юнца, стремящегося к победе любой ценой. Скарамучча внезапно почувствовал нечто родное в этом мгновении. Нечто, чего он никогда не ощущал, однако с чем прекрасно знаком. Будто бы чья то заботливая рука направляет его, точно указывая дальнейший путь. Тысячи мыслей проносятся в голове, прежде чем он понимает, кто это. Безжалостный клинок чудом разрубает источник проблем. Остатки его горят в безудержном пламени, разрубленные, разрушенные, разбитые. Шум и свист от мощного удара эхом проносятся в сознании, прежде чем это сознание угаснет окончательно.