квинтэссенция

Урок химии у одиннадцатого «В» начнётся с минуты на минуту. Кира Андреевна, выходя из подсобки, оглядывает свой класс: Злата усердно что-то пишет на первой парте, по всей видимости, домашнее задание, Оля с Кариной что-то тихо обсуждают, Мира красит губы, дожидаясь подруг, а парни проходят уровень в какой-то игре, толпой стоя у задней парты. Кира Андреевна от греха подальше уходит обратно. И когда в класс вбегает запыхавшаяся Чикина с Захаровой ровно за минуту до звонка, они одноклассникам поясняют: — Пиздец, блять, эта коза в туалете курить запретила, приходится на улицу бегать, — с чувством, тактом и расстановкой. Они слышат смех из подсобки, громкий и безудержный, и Чикина Кристину по лбу бьёт. А Захарова, не зная, как ситуацию исправить, кричит: — Извините! — и уже тише добавляет под всеобщий смех, — Вы не коза. Когда она выходит, усаживаясь на стул, класс замолкает, а Кира Андреевна рассматривает их, начиная: — Я вас пересаживаю, — утверждает она, наблюдая реакцию полного недовольства, — и только попробуйте сидеть не так на других уроках. Я проверю. По правде, пересаживает она их только для того, чтобы рассадить Захарову с Чикиной. Потому что все учителя жалуются именно на них, а классный руководитель на это глаза закрывать не может. Называя фамилии и новые места, Медведева слышит недовольные вздохи и причитания, от чего улыбается. А когда Кристину садит с Олей, та ей улыбается смущённо, кажется, благодаря. Чикина теперь сидит со Златой на первой парте, чем она крайне недовольна. Бесится, крича, что Кира Андреевна над ней издевается, а та улыбается, говоря: — Чикина, общение с умными людьми сделает из обезьяны человека. И все смеются. Мира садится с Пашей, теперь святая троица рассажена по разным рядам. Учительница победно выдыхает и начинает урок, на котором спрашивает нескольких учеников, а потом продолжает рассказывать тему. — На следующем уроке самостоятельная, готовьтесь, — они записывают домашнее задание, пока Кира вдумчиво решает, давать задания из интернета или нет. И слышит капошение за партой Захаровой. — Хватит меня лапать! — Да кто тебя трогает? — отнекивается Кристина, убирая руку с чужой ляхи и грустно отворачиваясь. После шестого урока Кира Андреевна сидит в учительской, заполняя журнал. А Марина Евгеньевна, улыбаясь, заходит, усаживаясь рядом: — Ещё не вывели? — Ещё нет. Но я близка, — улыбается химичка, — Вон, рассадила сегодня. — Не сработает, — со знанием дела вздыхает англичанка, — всё равно Чикина с Захаровой при любой возможности усядутся рядом. — Неа, — победно лыбится Медведева, — у Захаровой мотивация сидеть на своём месте теперь. — Ну, посмотрим. — Вот, кстати, про Захарову, — вспоминает что-то руссичка, проверяющая тетради на задней парте. Женщина, полноватая и с красными щеками, в сумке учительской роется, доставая стопку тетрадей, а потом Кристинину находит, Кире вручая и открывая на нужной странице. — Вы мне скажите, это нормально? Кира вчитывается, пытаясь корявый почерк разобрать. «Любовь Мастера и Маргариты очень серьёзная, как у меня, поэтому я понимаю Маргариту и то, что она голая каталась на метле. Если бы меня Оля куда-то позвала, я бы тоже полетела» Из всего текста Кира цепляется именно за это, и начинает смеяться в голос, а когда Марина Евгеньевна тоже решает посмотреть, начинает ржать следом. — Нет, вы скажите, как я должна на это реагировать? Учителя продолжают давиться смехом, а Марина Евгеньевна, прокашливаясь, выдаёт: — Не знала про такую любовную драму Кристины, — а Кира участливо кивает. — Скоро узнаете, я её с Олей посадила. — Кира! И вся учительская заходится смехом. *** Юлька, по природе своей вечно куда-то спешащая, громкая и весёлая, бежит по коридору, в надежде не опоздать на химию. Теперь химия стала уроком, на котором Чикиной сидеть нравится, пусть она и отхватывает часто. Кабинет химии прикольный, Кира Андреевна разрешает на переменах слушать музыку из колонки, а ещё, если сидеть молча, то часто она не спрашивает. Но молча Чикина сидеть не умеет. У неё гиперактивность и пубертат, а ещё интерес к учительнице неимоверный — она же молодая, остроумная и красивая. Её все боятся, потому что даже орать не нужно, чтобы пригрозить. На дворе двадцать четвертое сентября, и Чикина уже две контрольные написала на два. Ей обидно до глубины души, потому что дома ей за эти двойки устроят. И Злата эта припизднутая списать не даёт. Но забегая в кабинет, Юлька выдыхает, с подругами здороваясь: не опоздала, всё-таки. Сегодня обещали самостоятельную, а Юля, как и полагается, не готовилась. Она всё равно химию не понимает, хоть готовься, хоть нет. Кира Андреевна сидит, что странно, за столом. Уткнувшись в телефон, она читает очередное сообщение в рабочем чате: «На олимпиаду нужно из каждого класса по два человека, на каждый предмет, обязательно!» И закатывает глаза, поднимая взгляд на одиннадцатый «В». Подзывает ЕГЭ-шников, спрашивая, смогут ли они. И даёт задания для подготовки. А когда начинается урок, Захарова обиженно тянет руку, начиная: — Кира Андреевна, одиннадцатый Б поехал на экскурсию, — ноет девчонка, — почему мы не ездим? — Ты мне предлагаешь ошейники на вас надеть? — хмыкает та. — А чё сразу ошейники? — Захарова, ты по школе без проишествий пройти не можешь, какая экскурсия? — Ну, пожалуйста, в музей медуз! — выкрикивает Карина, ёрзая на стуле. — Я подумаю, — кивает Медведева, подзывая Злату, — раздай. Все кричат, что они тоже хотят раздавать. Кира Андреевна только устало поджимает губы, вздыхая, и задумывается, почему все и всегда хотят раздавать тетради или листочки. Этот вопрос её мучает ещё со школы. Посреди самостоятельной, видя опечаленные лица, Кира Андреевна уходит в подсобку разглядывать нюдсочетверг в твиттере. Потому что ей всё равно на всех, кроме ЕГЭ-шников, а им смысла списывать нет. Одиннадцатый «В» благодарно вздыхает, кто-то зарывается в телефоны, а кто-то в учебник. И за несколько минут до звонка, Кира выходит, заставляя работы сдать. А Чикина ссорится со Златой за территорию, крича, что это её половина. После ещё двух уроков, Кире звонят на перемене, пока она отдыхает в подсобке. — Здравствуйте, Кира Андреевна, это мама Златы, — начинает возмущённо женщина, — Почему она не участвует в концерте ко Дню Учителя? — У нас класс в целом не участвует. — А Злата должна участвовать! Это беспредел какой-то, она мне сказала, что её не взяли. Она, между прочим, на актёрские курсы ходит! — Я разберусь, — только и отвечает Кира, тяжко вздыхая. — Спасибо. Далее идёт разговор с художественным руководителем и долгие уговоры, а потом учительница прерывает урок английского у одиннадцатого «В», забирая Злату. — На репетицию, — поясняет она Марине Евгеньевне. Злата быстро собирается, а Чикина поворачивается на ряд Кристины, говорит шёпотом лишь: — Опять эта клуша выёбывается. Медведева делает вид, что не замечает. И ведя Злату в актовый зал, спрашивает: — Почему сама ко мне не подошла? — Да я не хочу выступать, это мама, — пожимает девочка плечами, — я ей объясняла, это бесполезно. Кира Андреевна поджимает губы, осознавая что-то своё. *** На следующий день Юлька Чикина не может найти себе места. На переменах сидит нервная, а перед последней физкультурой даже не намеревается уйти. Кира Андреевна понять не может, что с ней случилось, ведь она, на удивление, сегодня тихая. А потом после последнего урока к ней стучатся, пока она заполняет очередную ведомость для РАЙОНО. — Здравствуйте, Кира Андреевна? — мужчина, приятный, лет сорока улыбается, заходя. — Да, вы по какому поводу? — Я папа Юли Чикиной, за окно тут платил, решил и к вам зайти. — А, присаживайтесь, конечно. — Скажите, как у Юли с учёбой? — он глаза в пол опускает, обдумывая, и следом выдаёт, — И с поведением. — Ну, — начинает она, вздыхая, чтобы не спугнуть, — ребёнок не подарок. Удивительно, что вы не знаете. — Понимаете, мы с её мамой не живём, меня в эти дела не особо посвящают. А я сейчас от директора услышал, что это самый проблемный ребёнок во всей школе, — он губы поджимает, пугливо глаза, такие же голубые, на учительницу поднимая. — Ну, это она преувеличила, конечно, — Кира Андреевна улыбается, продолжая, — но, в целом, права. — Просто понимаете, я её когда забираю к себе, она отлично себя ведёт, — объясняется мужчина, — я и подумать не мог. — Понимаю, — Кира протяжно вздыхает, — Юле просто воспитания не хватает. — Поздно уже, наверное, этим заниматься. Да и у меня, вон, жена, маленький ребенок на руках, работа. Времени не хватает. Скажите, может, чем-то в качестве компенсации помочь школе? Уж как-то, чтобы по-человечески. — Вы знаете, — задумывается Кира, сдерживая поток злости, — сходите на экскурсию в музей медуз. Мне нужны сопровождающие из родителей. В субботу. Мужчина обдумывает, вспоминая, и соглашается на авантюру. А когда выходит, Медведева сжимает до побеления ручку. Безотцовщина — её больная тема. И когда она собирается домой, выходя из школы, видит Чикину, которая с отцом рядом стоит, а тот по телефону говорит: — Лен, меня в субботу на работу вызывают. И всё становится понятным до конца. *** В пятницу Кира Андреевна договаривается с Жанной Захаровой о том, что она тоже пойдёт сопровождать экскурсию. Потому что Кира боится растерять своё стадо в метро, а особенно боится Чикину и Захарову, которые растеряться в метро захотят. Она, отказывая и себе, и Вилке, засыпает в одиночестве, а утром топает устало к школе. На мероприятие захотело прийти двенадцать человек. Захарова, Чикина, Оля, Карина, Игорь, Свердов, Мира, Злата, которую никто не любит, Паша, Таня и несколько человек, более похожих на белый шум, которых Кира ещё не запомнила. Они выдвигаются к метро, а учительница удивлённо оглядывает своё стадо: Юля идёт точно у отца, выпытывая у него всё подряд, и ни на кого больше внимания не обращает, а Кристина с мамой смеётся со всего кругом. Остальные ребята плетутся рядом, группками. А Оля с Кариной к ней подходят, и переговариваются об обыденных вещах. В метро Кира в попытке не растерять всех, строго запускает каждого, а сама плетётся рядом с мамой Кристины, жалуясь на жизнь учительскую. Та поддерживает и кивает, вздыхая: — Мне так стыдно иногда, — посмеивается Жанна, — но куда ж я денусь, если она такая. — Кристина, — задумывается Кира и подбирает слова, чтобы не задеть, — необычная. И они наблюдают, как, собственно, Кристина ругается с Олей, а та орёт, как резанная: — Да отстань ты от меня! — Тебе сложно что-ли? — возмущается Захарова, — Я просто тебя за руку взяла, блять! — Кристиночка, ну хватит трогать Олю! А Захарова к ней подходит, пока женщина её приобнимает, и по голове гладит. — Ну мам! Она мне нравится! — А ты ей не нравишься, — поясняет Жанна, пытаясь не засмеяться. У Кристины, очень простой и до чёртиков наивной, детский мир на глазах рушится. Она в выражениях не стесняется, в нытье своём и в том, чтобы маме плакать о злой гетерастке Оле каждый день. Кира диву даётся, как Жанна Захарова это выдерживает. И уже в музее, когда Кристина тычет пальцем на смешную медузу и говорит маме «это ты», та смеётся с неё, отправляя к Юльке, а Кире Андреевне объясняет: — Первый, поздний и любимый ребенок. Ну как не любить? — и следом продолжает, — Она у меня с характером, зато в обиду не даёт никого. — Кристина честная, это видно, главное безобидна, — кивает вдумчиво учительница, — ей бы подтянуть учёбу, да и всё. — Да она и читать-то с горем пополам в восемь лет научилась, — вздыхает Жанна, — ну, это ничего. Мы её пристроим. Кира такой безграничной любви к ребёнку искренне восхищается. А когда они общаются на более насущные темы, и вовсе Жанну вписывает в одного из самых любимых родителей. А Кристина с Юлей и её отцом медуз разглядывают, смеются много. И Чикина от папы ни на секунду не отлипает, говорит с ним много, рассказывает: и какой цвет у неё любимый, и что она из еды любит, и какая медуза ей больше всего понравилась. Кира спустя сорокаминутную экскурсию к Захаровой, которая под музеем курит, заранее выйдя, подходит, долго оглядывая, и выдаёт: — Вот скажи, в кого ты, а? — и посмеивается, видя, что девчонка улыбается в ответ. — В отца, наверное, — та от солнца жмурится, глаза прикрывая. — Ты ж не такая дурная, какой притворяешься, — вдумчиво говорит химичка. — Так повелось. Кристина — тупая, — объясняет ей ученица, — требуют меньше. — Начни учиться, Захарова, — только и чеканит Кира, уходя за остальными. Экскурсией довольны все, а больше всего Чикина, которая радостная и тихая, идёт рядом с папой. И Кира Андреевна даже умиляется. Возвращаясь домой, она пишет Вилке, зовя к себе, а та радостно соглашается. И всё на своих местах. Уже в полумраке, в тени от подсветки, лежа у Виолетты на плече, Медведева спрашивает: — Слушай, а ты же знакома с отцом? — Получила ровно один подарок на день рождения за всю жизнь, а что? — гладя Киру по волосам, говорит девушка вдумчиво. — А у тебя в подростком возрасте не было бунта, чтобы привлечь его внимание? — Было, конечно. Я специально дичь всякую творила, чтобы мамка меня к нему жить отправила. Потом догадалась, что ему на меня похуй, — она посмеивается, Киру поперёк живота обнимая и поворачиваясь, — Это ты к чему вообще? У самой же отца не было. — Дак я его даже не видела никогда, — объясняет та, — а тут ситуация другая. Я просто думаю, на что способен ребёнок, чтобы его папа заметил. — На всё, Кира, — Виолетта ногу на неё закидывает, удобнее устраиваясь, — это кто-то из твоих этих? — Да, — Медведева задумывается, а потом плюётся, — пиздец, это затягивает. Сука. — Ну, все, работа есть работа, — Кира оказывается прижата к кровати, а Виолетта, которая над ней нависает, улыбается, — забываем. И Кира забывает. *** Понедельник давит на голову нещадно, заставляя подниматься с кровати и топать к своим любимым детям. Киру радует, что сегодня она будет показывать фильмы двум седьмым классам. Заходя на этаж, она видит Чикину с Захаровой, сидящих на подоконнике под её кабинетом. Закатывает глаза, потому что за всё время всем ученикам раз миллион двести сообщили, что на подоконниках сидеть нельзя. Кира Андреевна до сих пор не знает, почему, но, став взрослой, она поняла, что не знает, вообще-то, ещё множество подобных вещей. Почему за газ и за доставку газа в платёжке приходит отдельно, почему налог из зарплаты вычитается даже у бюджетников, почему, набирая продукты по акции, всё равно выходит так же, как и без неё, почему починить стиральную машину по стоимости так же, как купить новую. Поэтому, подоконник — цветочки. Она к ним выдвигается, а девчонки не замечают будто, о своём говоря. — Жопы простудите, — Кира грозно, жестом руки показывает, что нужно бы слезть. — Та нормально, — отнекивается Юлька. Кира Андреевна закатывает глаза. — В класс, — цедит она, разворачиваясь, а сама кабинет идёт открывать, сразу ныряя в подсобку. Своё стадо Кира Андреевна отправляет на уроки, проверяет тетради, пока идёт никому ненужный фильм, но семиклашки смотрят с интересом, тыча пальцем. Школа постепенно превращается в праздничный комок из плакатов, шариков и прочей мишуры — скоро ведь День учителя. Кира, заходя в учительскую, боится, что там кто-то будет, но, по правде, там всегда кто-то есть. Она не хочет сейчас выслушивать о поведении своего одиннадцатого «В», у неё дела поважнее — повыставлять оценки за контрольные всем классам, рабочие тетрадки проверить, методику воспитательной работы заполнить. И сидя на пятом уроке с восьмикласниками, Кира Андреевна наслаждается тишиной. Оказывается, тишины ей ой как не хватало. Восьмой «А» мирно пишет конспект, пока она выводит свои красивые буквы в очередной ведомости. Скоро в школе проверка, а это такая головная боль, что проще уволиться. Проверять будут каждую бумажку. И дверь с грохотом открывается, и за шкирку взятая Чикина рукой руссички виновато смотрит. Кира непонимающе косится. — Она на моём уроке сидеть не будет, — кричит Людмила Васильевна. Кира мигом к учительнице подходит, Юльку отпускают, а руссичка говорит: — У меня из-за неё сердце опять прихватило. Кира Андреевна тяжко вздыхает. — Чикина, в коридор. И руссичку отпускает, хоть та и сама не прочь уйти. Восьмиклассники с интересом смотрят. А потом и Кира смотрит, оглядывая девчонку, что в коридоре темном более похожа на побитую собаку, спрашивает: — Что ты сделала? — Я просто спросила, — обиженно дуется та, глаза голубые и печальные поднимая. — Что спросила, Чикина? У Медведевой интерес, понимание, что Юля это все не нарочно, и жалость. А ещё усталость. — Это некультурно, — Чикина губы поджимает, взгляд пряча, а химичка хмыкает, складывая руки на груди. — То есть Людмиле Васильевне некультурность показывать можно? А мне нельзя? Посвяти. — Мне просто было интересно! — оправдывается та громко, звонкостью голоса Киру поражая, — Почему «пизда» через «и», а «пёзды» через «ё»! «Блять, реально» — думается Кире Андреевне. Она смешок краткий издаёт, глаза прикрывает и отворачивается, пряча улыбку. — А загуглить? — уже даже не надеясь на конструктивный разговор, спрашивает учительница. — Не додумалась, — вздыхает девчонка грустно и опускает голову. Кира Андреевна её в качестве наказания заставляет сидеть рядом и тоже заполнять бумажки. По факту просто переписывать из печатного варианта в ведомость рукописного вида, но у Юльки от количества слов и цифр уши в трубочку складываются. — Пиши, Чикина, — издевается та, ехидно улыбаясь, — пока рука не отсохнет. — Эх, жизнь моя жестянка, — выпаливает грустно Юля, так до конца урока и строча в ведомости информацию. Рука и правда почти отсыхает. А Чикина задумывается, неужели учителям столько всего заполнять нужно? *** Кира Андреевна уже боится проверки. Она должна быть сразу после Дня Учителя, который, вообще-то, завтра. Они будут проверять и трудоспособность учеников, и трудоспособность учителей, и ремонт, и ведомости, и журналы. И всё должно быть идеально. В беготне на пед советы и собрания, где рассказывают о важности проверки, она забывается. Мало спит, готовясь к сдаче документации, мало ест и не успевает даже отдохнуть по-человечески. Но радует День Учителя — просто потому, что можно хоть как-то отвечься. Кира Андреевна с утра пораньше приходит, прячась в подсобке, но взбалмошенные ученики, то и дело забегающие, чтобы поздравить и подарить букет, отвлекают. Её же класс, как на подбор, приходит без цветов, пятнадцать человек с коробками конфет в красивых пакетах. И сидя с Мариной Евгеньевной перед началом урока у себя в подсобке, она спрашивает: — Да я даже сладкое не ем. Куда мне это всё девать? — Я обычно дарю родственникам, оставляю на приёмы у врачей, для походов в гос структуры всякие. Беда, Кира, — устало трёт глаза женщина, улыбаясь, — даже домой забрать не могу, мои будут выпрашивать, а у нас и так кариес. Так и лежат круглый год в кабинете. Раньше, вон, одиннадцатому «В» раздавала. — Идея неплохая, — вдумчиво произносит Медведева, — только я боюсь, им сахар давать нельзя, и так гиперактивные. — Я всё удивляюсь, почему одиннадцатый «В» такой другой. Все уже такие взрослые, о поступлении думают, о переездах. — А вы родителей их видели? Ну, кроме Захаровой, это отдельный случай. У них отобранное детство: многодетные семьи, побои, безотцовщина. Они вот сейчас отыгрываются. — Всё-то ты знаешь, — усмехается англичанка. — К сожалению, знаю. — Привязалась ты, Кира, к своему одиннадцатому «В», — Марина Евгеньевна улыбается, отпивая чай. — Они, честно сказать, смешные. Их параллель скучная. Разговор прерывают, стучась, и беспардонно заходя: на пороге подсобки Чикина с Захаровой, улыбаются, а Юлька начинает: — Кира Андреевна, только не надо кричать, мы с подарком! Кристина протягивает маленький, чуть больше ладони, пакетик. А Кира удивлённо брови поднимает, подходя, говоря тихое спасибо и с интересом рассматривая. Там малюсенький кактус. Она улыбается, а девчонки объясняются: — Вы же цветы не любите, а кактусы у вас есть! Это, типа, чтобы не было рака мозга, — по полочкам раскладывает Кристина, а Юля её в бок бьёт, но кивает. — Спасибо, — восхищённо оглядывает Медведева, — не перестаёте удивлять. — Марина Евгеньевна, мы вам тоже подарок приготовили, только не нашли вас, а вы тут прячетесь! — От вас спрячешься. А далее уроки-перемены-окна-уроки-обед-уроки. И по кругу. А потом и концерт в честь Дня Учителя, на котором безумно нудные и скудные стихи, дурацкие песни и шаблонные, как под копирку, сценки. Кира Андреевна вместо того, чтобы в концерт вникать, успокаивает свой класс, дерущийся на задних рядах. — Я сказала, я тебе щас глаза на жопу натяну! — возмущается ученица, и параллельно с тем бьёт Свердлова по руке. — Захарова! — шёпотом, чтобы не прерывать действо на сцене, шипит Кира Андреевна, — Сюда села! И Кристина, рядом с учительницей, тяжко вздыхает, потому что её от Юльки отсадили, вообще-то. А потом, когда на сцену выходит десятый «А» с гениальным танцем в шортах и топах, Кристина, обдумав некоторые моменты, выдаёт: — Ладно, норм концерт. Кира Андреевна, наблюдая за тем, куда глаза ученицы смотрят, шумно вздыхает, пытаясь свой ахуй от посторонних глаз скрыть. *** Десятого октября Кира Андреевна отправляет в общий чат с одиннадцатым «В» роковое сообщение: «Если хоть кто-то завтра придёт не в форме, запру в кладовке уборщиц до конца дня.» И выходит из сети, молясь, чтобы проверка прошла успешно. Ведомости заполнены, журналы, инструктажи, методички и календари. Запланированны также открытые уроки у седьмого и восьмого классов, но к ним они готовы. А ещё Кире Андреевне завтра сопровождать олимпиадников до триннадцатой школы, чему она, конечно же, несказанно рада. Не день, а сказка. Потратить все нервы с самого утра, а потом до восьми вечера торчать в чужой школе, ожидая группу детей, чтобы довести их обратно. Утром она курит вдвое больше, чем обычно. Нервно приходит на работу за полчаса до уроков, выслушивает на пятиминутке дополнительные пункты по поводу всего, что могут спросить, пьёт кофе и ожидает. Свой одиннадцатый «В» она пристально оглядывает: все действительно пришли в форме. Юлия Чикина, которая пол ночи искала рубашку, особенно не выспавшаяся и хмурная, злится. А Кира Андреевна на перемене перед биологией кричит, забегая в кабинет: — Чикина и Захарова, сюда, — они подходят пугливо, видя, что та более нервная, чем обычно. — Чё опять мы? — Никто же не найдёт окурки в туалете на третьем этаже? Проверка, например? — с ухмылкой и лёгким мандражом цедит учительница, — Вы же там больше не курили? — Нет, конечно, — вертит головой Кристина, строя сосредоточенное и серьёзное лицо. — Отлично, — Кира кивает, улыбаясь. И видит, как они вылетают из класса вдвоём пулей. Проверка проходит отлично. Всё, как нужно: даже мыло в туалеты поставили. И узнав на шестом уроке, что беда миновала, Кира протяжно вздыхает. А на перемене, наконец, расслабляется, лежа на диване в подсобке. У неё сейчас урок с одиннадцатым «В». Они орут, громко с чего-то смеются и мешают ей сосредоточиться. Слушают свой ебучий рэп, а звук от тиктока на чужом телефоне его перекрикивает. — Домашние задания на стол, — чеканит она спустя тридцать секунд после звонка. К ней подходят несколько человек, кладя тетради аккуратно, а остальные пытаются слиться со стенами. — Это все? — она бровь одну поднимает рассерженно, а в классе висит гробовая тишина, — Вы чё, издеваетесь? Кира Андреевна, подумав несколько минут, выдаёт: — Ну, значит, вы сейчас сидите и делаете его. А те, кто сдал, отдыхают. Она слышит недовольные вздохи, но грозно глядит на класс, который принимается писать что-то в тетрадях. Видит, как Чикина Злату пихает в бок, спрашивая: — Слышь, как это сделать? — а та молчит, отворачиваясь. — Сама делай. И Юлька недовольно откидывается на стул, пошатываясь на нем, смотрит на доску, скрестив руки на груди. Выдержки бушуещего организма хватает всего на несколько минут: потом девчонка залипает в телефоне, пока учительница пишет что-то в своих бумажках. Она всё равно не знает, как делать. У Чикиной драма посерьёзней: просит у папы денег на карту, уже планируя, как хорошо они вечером погуляют. Тот кидает, откупаясь на ближайшие пару дней, и Юлька поджимает губы, спрашивая, когда они смогут увидеться. «Лена уедет к маме 22» — сообщает отец, а Чикина запоминает, улыбаясь себе под нос. Когда Лена уезжает, она к папе приходит, ночует, они много общаются и смотрят фильмы. А через двадцать минут Кира Андреевна поднимает голову, говоря: — Сдаём. И все подходят, даже Кристина, от чего у Киры поднимается одна бровь. Только Юлька и Юра с последней парты сидят. На Юру, по правде говоря, Медведева и не расчитывала, потому что парень, кажется, до сих пор не выучил алфавит. Он и так в школе за всё это время появлялся два раза. — Чикина, ты страх потеряла? — безучастно и даже не смотря, а открывая чужую тетрадь, говорит Кира. — Всё равно будет двойка, какая разница? — хмыкает та, грустно усмехаясь. А Кира Андреевна тем временем вглядывается в писанину Кристины. От корявого почерка хочется повеситься, но учительница потирает глаза. Там переписанное дано и даже подставленная формула, а внизу подпись «тут дальше математика, я не решу, извините». Она выводит заслуженную тройку за то, что Захарова хотя бы знает, как это можно решить. — Это ты права, Чикина, — хмыкает Медведева, — дневник сюда. И пишет двойку напротив химии. И разглядывает Винкс на обложке. — Не сделаешь — будет вторая двойка. Они решают задачи, ЕГЭ-шники и Злата выходят к доске, Кира довольна. В три часа дня она собирает солянку из учеников разных классов под школой, ведя их в соседнюю. Морально поддерживает, говоря, что всем на эту олимпиаду плевать и что главное не переживать. А когда ученики уже заходят в кабинеты, идёт пить кофе в соседнюю кофейню и сидит там, отдыхая и слушая музыку, час подряд. Соседняя школа с радостью проводит районную олимпиаду, принимая в своих стенах до позднего вечера дюжины учеников. Когда время близится к пяти, Кира Андреевна получает сообщение от девятиклассника, что он уже вышел, и топает обратно, заходя в холл. До конца олимпиады остаётся ещё полтора часа, но Дима, дающий Кире Андреевне свои решения, радостно вздыхает. — В семнадцатом задании ты вообще не туда полез, — разглядывая листы, говорит она вдумчиво, — ну а так, на первый взгляд, всё нормально. И садится на диванчик с Димой, а когда видит Чикину, что на соседнем, в шок выпадает. Ей кажется, что эта малолетняя язва её преследует, а потому, смотря на уткнувшуюся в телефон ученицу, она спрашивает: — Чикина, ты чё тут делаешь? Девчонка испуганно глаза поднимает от неожиданности, подскакивает, таращится глазищами своими. — Мирку жду, — и пожимает плечами. — А что она пишет? — Русский. Кажется, Чикина в обиде на двойку. А потому дальше в телефон утыкается, не желая диалог продолжать. Кира Андреева тоже спокойно листает тик-ток, пока потихоньку подтягиваются и остальные её олимпиадники. Кто-то честно признаёт, что смог решить лишь пару заданий, кто-то просит проверить. И когда уже всё стадо собрано, Кира Андреевна их выводит, в надежде не потерять по дороге до школы. У ворот она встречает Захарову, которая топает ко входу, и останавливает движением руки: — А ты-то куда? — К Мирке и Юле, — непонимающе пожимает плечами та, — а чё? — Ниче, канвой у Миры какой-то, — только и издаёт смешок учительница. По правде, Мирка с Кристиной знают, что если Юля получет двойку, то гулять они будут до позднего вечера. Потому что Чикиной и так достанется, а если она придёт попозже, то есть вероятность, что мама захочет спать, и обойдётся всё не слишком плохо. Кристина в школу забегает, рядом с Чикиной садясь, и спрашивает: — Ну, чё? — Нормально. Легкотня там была. И Марина Евгеньевна поспевает, собирая и своих олимпиадников в кучу. Мира выходит аж в шесть вечера, и вместе девчонки плетутся гулять по району. Покупают в магазине булки и газировку, сидят на детской площадке, смеясь со всего подряд. А вечером Юльку ждёт ремень, опрокидывание на кухонный стол, звонкая пощёчина и выдранные, и без того короткие, волосы. Она орёт и плачет, пока мама её толкает, оставляя на руках и ногах синяки. Уже лежа в кровати, она вспоминает, что домашку по химии так и не сделала. Но сил и настроения нет никаких, а потому она плюёт на это дело, поворачиваясь на бок и засыпая, а иногда от обиды всхлипывая.