Сделаешь ещё кое-что — получишь.
А дальше Кира лыбится себе под нос, разглядывает фотки старой знакомой вновь и пишет ей с предложением или предупреждением зайти. Идея странная, но Кире нравилась всегда. Они не виделись с лета, и теперь Медведева понимает, что это фатальная ошибка. Потому что общения ей, как ни крути, не хватает. *** Морозы долбят по голове, когда Юлька просыпается утром на следующий день: вся горит, нос заложен, а голова раскалывается так, что норовит лопнуть. Юлия Чикина упорно доказывает маме, что заболела, но на неё не обращают никакого внимания, плюя и отправляя в школу. И обиженная девчонка плетётся: с другой стороны, ей нравится в школе, да и дела есть. Кира Андреевна безразлично, как и всегда, сидит в подсобке, общаясь с Мариной Евеньевной. — Да у нас скоро городская, переносят уже четвёртый раз. Нервотрёпки куча, Кира, они достали. — Слава Богу, у меня никто на город не вышел! — лыбится в чашку Кира Андреевна, — У меня проблемы. — Какие? — Что делать, если чисто теоретически потерял в этой подсобке плётку? И Марина начинает смеяться вслух, а Медведева предательски краснеет, пряча взгляд. Будто это не она. — А как ты, прости, что интересуюсь, потеряла? И Кира тянет лыбу, смотря исподлобья. — Из кармана, блин, выпала! — и они обе снова смеются. Пока в каморку не залазит полуживая Чикина, опираясь на косяк и шмыгая носом. — Здрасьте. Марина Евгеньевна, а я заболела, — с сожалением, печально, устало. Кира за диалогом только наблюдает. Марина Евгеньевна с жалостью побитую-собаку-Чикину оглядывает, поджимая губы. — До городской ещё пять дней. Юля, надо оклематься, мне ж некого из одиннадцатых отправить. — Ладно. Если что, приползу, так уж и быть, — и девчонка переводит взгляд на Киру Андреевну, которая складывает руки на груди и цокает, — Что? — Что я тебе вчера сказала? — Что я чмо, как и всегда. — Я тебе сказала, что нельзя идти на улицу с мокрой головой, — цедит учительница, пока уголки губ издевательски не тянутся вверх, — так ты ещё и пришла заразить остальных. — Ой, всё! Сегодня точно курю только в туалете. И Кира вдогонку орёт «Только попробуй», злостно шипя, а Марина на это цирковое представление лишь смотрит. — Ну, вот и зачем она пришла? — тыча рукой на дверь, выпаливает химичка, отпивая кофе. — Да её даже с температурой под сорок отправляют. Ни в какую, я объясняла уже, и маме, и бабушке. Не бери в голову, Кира, и лучше не связывайся с её семейкой, — машет на это дело Марина, убегая на следующий урок. А Кира отсиживает своих семиклашек, на перемене залипая в переписке с Идеей. Пока не слышит под дверью: — Я тебе сказала, не трогай и не подходи! — Да кому ты нахуй нужна? — кричат в ответ, и Кира выходит в коридор, исподтишка наблюдая. Мира с Андреем ссорятся посреди других учеников, и Медведева прикрикивает на парня: — Соколов, за языком следи! А потом девушка уходит, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Пока не слышит: — Шлюха, блять. Тогда уже Кристина, всё это время стоящая неподалеку, подбегает, хватая его за шкирку и ударяет локтём в живот. А тот сгибается пополам, пока Кира Андреевна делает вид, что данного инцедента не видела. — Ебало закрыл! А потом они разбредаются по своим урокам, и Кира занимается семиклашками и…Я кстати кошку завела)
Класс! Покажи*Фото*
Ой, какая милашка!Как-нибудь приду в гости, познакомлюсь)
Ну, сначала я к тебе) И: — Если кому-то непонятно задание, подходим, спрашиваем. Самостоятельная на сорок минут, не отвлекаемся! А также:*фото*
недавно доделала)
нихрена на тебе красиво смотрится! когда ногу уже добьёшь?) И Кира в сотый раз рассматривает фотографию в купальнике, понимая, что бредёт куда-то не туда. Но она не из тех, кто привык долго размышлять, а потому радуется себе под нос и планирует следующие выходные, проведённые с Идеей. Как только расслабленные уроки с семиклашками заканчиваются, Кира Андреевна бредёт в учительскую заполнять журналы на большой перемене. Там слышит претензии в сторону своего класса, а потом: — Чикиной не было, — растерянно сообщает физрук, — и Захарова порвала сетку. — Порвала? — Свердлов взял её на плечи и она упала на сетку. Кира Андреевна хватается за голову, смотря так, будто уже ненавидит этот день. Она знает, куда сейчас пойдёт. Потому топает на третий этаж, заворачивая в туалет. — Всё, Мирка, не плачь. Я ему зубы выбью, хочешь? — по-доброму утирает слёзы Кристина девчонке. — Шлюха, потому что не скинула фотки. Где логика-то? — Логики нет, никогда так не делай, попросит ещё раз и бросай, — на одном дыхании выпаливает Кира, выдирая у Кристины сигарету из рук, — даже промолчу. И затягивается по-быстрому, пока девчонки издают смешок. — Где Чикина? — с интересом и одновременно резко спрашивает Кира, улыбаясь. И снова затягивается, держа сигарету подальше от себя. — Где-то, — пожимает плечами Захарова, улыбаясь. — Три. — Что? — Три попытки у тебя, прежде чем я конфискую сигареты. Кристина складывает руки на груди, ухымляясь. А Кира добавляет: — И те, что в рюкзаке, тоже. И девчонка сдаётся, цокая, вздыхая, закатывая глаза и опуская плечи. — В кабинете информатики. — Со Златой? — и ухмылка тихая. — Вы чё, нет! А то завтра по всем новостям будет: несчастная Юля Чикина задохнулась от чужих духов. Кира одобрительно кивает, уходя, а Мира с Кристиной переглядываются, предвещая беду. У кабинета информатики по-прежнему нелюдно. И Кира Андреевна непонятно зачем стучится, готовясь к худшему. Распахивает дверь, никого не наблюдая, и удивляется, проходя вглубь. И только в подсобке видит мирно спящую Чикину, которая, свернувшись, как калач, сопит, хмуря брови даже во сне. — Чикина! И девчонка пугается, подскакивая. Разлепляет глаза, сонно их протирает и пялится испуганно. — А? — Ты чё тут спишь? — Да так, в спячку впала на зиму. В марте приходите. — Иди домой, а? — и сожалеюще Кира поджимает губы, опираясь рукой на косяк. — Да нельзя мне домой, ну, до вас не доходит что-ли? Я перед последним уроком зайду. Дайте поспать. — Господи, пойдём за мной, несчастье. Кира Андреевна жалеет бедолагу-Чикину. Она топает в кабинет за учительницей еле живая и сонная. А та запускает её в каморку, капошась в ящиках и ища таблетки, потому что у Киры они точно были. — Температура? — Я не знаю. — Господи. Детский сад. Кира ей градусник протягивает. Пока та всхлипывает и ёжится от холода. А ещё дрожит и потирает руки. А потом Юля принимается разглядывать подсобку, натыкаясь на интересные ей детали и от скуки рассматривая. — Тридцать семь и восемь, — вздыхает химичка, протягивая парацетамол, — пей, и на вечер таблеток обожрись. Может, и не затянет. — Спасибо. Кира, уже собирающаяся выходить, резко останавливается, оборачиваясь и открывая рот. А Юля непонимающе смотрит. — Что? — Ты слова такие знаешь? И все уроки Чикина отсиживается в подсобке, спит и наслаждается монотонным бубнежом для параллели от Киры. *** Последний урок — холод неимоверный, все прячутся в свитера и тёплые кофты. Вот-вот звонок оповестит о начале седьмого урока, а Юля, которой заметно полегчало, сидит посреди класса. — А ну, покажи, как этот уровень пройти? — и Чикина смеётся весело с ребятами, потому что больше ей делать нечего. — Та вот так, ну! — орёт Дима, пиная её локтем. А потом Юлька достаёт термос, и парни смотрят на неё умоляюще. — Там горячий, да? — Да, из столовки, — запихаясь булкой, выпаливает ученица, — будете? Они выхватывают его под возмущённые вздохи девчонки, а потом к ней приходят Кристина с Мирой, улыбаясь. — Ты как тут? — Заебись, на английский сейчас приду. — Там у Дани истерика, — невзначай оповещает Захарова. — А чего? — У его мамы мальчик. Девчонки истерично смеются, помогая Юльке собраться. И они уходят как раз под дикий оглушающий звон, а Кира начинает урок, как ни в чём не бывало. В подсобке после Чикиной бардак, и завтра она заставит её там убирать. — Так, ну что? У доски кто-то ответит прошлую тему, по которой писали самостоятельную? К доске идёт Таня. Кира расспрашивает её и ставит девчонке оценку за инициативность. А на задних партах происходит нечто иное. На тридцатой минуте урока Дима резко вздрагивает. — Чувак, — шепчет он другу, поворачивая голову и смотря на ширинку. — Это на кого? — смеётся Ваня, отползая слегка и морщась. А через несколько секунд вздрагивает уже сам. И они переглядываются, испуганно кидая взгляд на безразличную и занятую Киру Андреевну. Проходит пять минут, после чего: — Вань, думай о матери. — А тебе помогает? — Нихуя. Кира улыбается, когда отворачивается. Улыбается и улыбается, слыша капошение, их переговоры и видя страх в глазах. Ребята смотрят на термос, готовые ударить себе по лбу. — Кто-то ещё ответить хочет? — цедит Кира Андреевна, — Дима? Можно с места. И они понимают, насколько она сука. Вообще-то, Кира могла бы отвести их к директору, устроить скандал или выгнать со школы. Могла бы, но у неё в жопе играет детство, а характер конфликтный от природы. — Спасибо. Я ничего не знаю. — Да? Печально, Дима, два. Сидоренко, выходи, а то с твоими пропусками ни одной оценки не будет. И Катя Сидоренко в короткой юбке топает на кафедру с улыбкой. — Та блять, — вздыхает Ваня, закрывая глаза. Им плохо, потому что стояк — это хорошо, а вот стояк дольше десяти минут — очень плохо. Катя отвечает томительно-медленно, а ещё вертится, от чего её юбка слегка задирается. Это невыносимо, и члены у них болят до невозможности. Кира лыбится уже в открытую. А когда слышит звонок и все начинают выходить, она смотрит на парней, что не двигаются с места. Собирается, а потом бредёт к их задней парте, забирая свой термос. И смотрит учительница с издевательской улыбкой. — А вы почему домой не идёте? — Кира Андреевна, ну извините, — тянет Дима, складывая брови домиком, а Медведева с поднятым подбородком на них глазеет, — мы не подумали. — Когда весь приток крови в одном месте, вместо мозга, тяжело думать, — уже беззлобно, потому что она отомстила. Кира Андреевна кидает ключи им на парту, сообщая: — Закрыть и сдать на вахту. Хоть где-то в классе найду ваши ДНК, съедите, понятно? — Да, — испуганно. — И чтобы ещё раз подобным мне занимались. Впрочем, вы знаете, что будет. Она уже в куртке, выходит, пока не слышит: — Кира Андреевна, — и оборачивается, улыбаясь, — а сколько времени-то ждать? — Ну, Рыбин, пару часов. Домой к семи успеешь. И они воют от безвыходи, когда она хлопает дверью. А в коридоре Чикина, опёршись на стену. Стоит, заметно выздоровевшая после таблеток, лыбится и вздыхает. — Заслужила, — и Кира протягивает ей в руки паспорт. — Можно шутку? — с улыбкой, демонстрируя ямочки на щеках. — Попробуй, — Кира щурится, складывая руки на груди, и ждёт, тоже облокачиваясь на стену. — С вами всё заслуживать надо? — и Юлька пялится исподлобья, но так стервозно, что Кира усмехается. — Это не шутка, — хриплый голос и манящая улыбка заставляют Юлю растянуть лыбу ещё сильнее, а учительница только брови вверх поднимает, свысока глядя, — Чикина, вылечись хоть бы до своей олимпиады. — Вам-то что? — Честь школы, — и она уходит, оглядывая Юлю в последний раз особенно пристально. А та кивает, удаляясь в другую сторону — на дополнительный перед олимпиадой урок по английскому. *** — Чувак, я не могу. — Блять, сука, ебучая Кира Андреевна. Это невыносимо. Рыбин держится за живот, тяжело дыша. А Ваня добавляет: — Ну, сами виноваты. — Мне от этого не легче. Она хотя бы без члена, это проще, — и Рыбин тянет непонятный звук, откидываясь назад, — всё, Вань, я не могу, мне похуй. Отворачивайся. — Блять! Дим! А Диме уже плевать. Он расстёгивает ширинку, слыша: — Я попытаюсь без этого. Но спустя пару томных вздохов своего товарища, Ваня не выдерживает, почти крича: — Да не стони ты, сука! И сам сдаётся, снимая джинсы и тут же расслабляясь. И в самый постыдный момент их жизни звучит: — Чел, а может? — и поднятые вверх брови, которые Дима вскидывает, умоляя, — Оно не то. Глаза закроем и представим, а? Сидоренко. И через три минуты оговоров ошарашенная уборщица застаёт двух десятиклассников, дрочащих друг другу в кабинете химии. *** А через два дня Юлия Чикина оповещает всех: она нашла подработку после школы в кофейне и завтра выходит стажироваться. Как и Кира договаривается зайти в гости к Идее в её небольшую кофейню.