ID работы: 13148029

квинтэссенция

Фемслэш
NC-17
В процессе
1022
автор
jaskier_ соавтор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 449 страниц, 48 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1022 Нравится 882 Отзывы 152 В сборник Скачать

Часть 43

Настройки текста
Юлька Чикина с упоением относится к учёбе с недавних пор. Возможно, всему виной желание доказать Кире Андреевне, что она чего-то стоит. Может, дело в том, что она взялась за голову. Никто не знает, а Юлька Чикина — тем более. Но теперь её график состоит из учёбы, работы и встреч с отцом. Всё чаще девчонка начинает отказываться от гулянок с друзьями в пользу домашнего задания, сна или банального отдыха, которого так не хватает. Да, сердце всё ещё болезненно ноет. Из стадий, которые Юльке Чикиной довелось пережить, она может выделить несколько: симпатия, чёткая уверенность в том, что это просто весело — быть влюблённой в училку, одержимость, нездоровая привязанность и, наконец, осознание, что на самом деле её развлечение переросло во что-то гораздо большее. Она засыпает с мыслями о Кире. Просыпается с ними же, думая о том, что учительница — единственная мотивация приходить в школу. Так проходит каждый день, словно это день сурка. Это ненормально и Юля Чикина это знает. Она также знает, что от этого нужно избавляться как можно скорее, но не может. Забавная штука, ирония судьбы заключается в том, что гороховый шут и главный клоун-масочник впервые ощущает такую серьёзность в чём-либо. Это невыносимо: так долго размышлять над чужими взглядами, слышать стук собственного сердца каждый раз, как она видит Киру, посвящать самые грустные песни ей и незаметно отворачиваться, когда химичка на неё смотрит. Кира всё это прекрасно понимает, но всё, что было в её силах, она сделала. Не подпустила слишком близко и не жалела. Юльке Чикиной так будет лучше. Им обеим будет лучше на холодном расстоянии, потому что иначе всё пойдёт наперекосяк. Это разрушит их и без того жалкие жизни, а этого допустить нельзя. Кира неопытна в данных вопросах. Она работает учителем всего год, совершенно не зная, что делать в подобных ситуациях. Она далека от адекватных человеческих чувств, и потому понятия не имеет, как ученице помочь. Может только наблюдать и изредка разглядывать, в надежде понять, не собралась ли Юля прыгать с девятого этажа. Но, всё-таки, жизнь продолжается. У Юльки Чикиной много друзей и приятелей. Две лучшие подруги и Даня. Она не может грустить каждую секунду под НайтиВыход, потому что эти идиоты частенько её веселят. Даже, можно сказать, слишком часто веселят своими выходками. Приходя в очередной день в школу, по привычке уже в составе пяти человек — Златы, Кристины, Миры, Дани и Чикиной — ребята, запыхавшись, смеются с отброшенной Мирой шутки. И всё бы ничего, да только всё равно Юлька пялится на учительский стол, где больно грустно сидит Кира, разглядывая журнал. Она слишком подавлена в последнее время, и Чикина знает причину. Чикина всё прекрасно понимает и делает хуже им обеим. Кире думается, что это огромная нелепая шутка — вот так жизнь проверяет её на прочность. Киру малолетка заблокировала в телеграмм-канале, ограничивая доступ к своим нелепым страданиям. Кире запретили наблюдать за Юлькой Чикиной со стороны, делая вид, что ей совершенно на ту безразлично. Она и сама понятия не имеет, что чувствует. Кира бы хотела понять, да только если залезть в это поглубже — можно тут же очутиться в жутком болоте из осознания и болезненных переживаний, а ей этого совершенно не хочется. Не хочется признавать, что к Юльке Чикиной у неё далеко не материнский инстикт, на который так похож синдром спасателя. Вилка утверждает, что Кире до абьюзера три шага — спасти, защитить, обидеть самой. У Киры слишком упрямый характер и слишком тёмное прошлое для несчастной доброй девчонки с короткой стрижкой. Поэтому Кире никак не может нравиться Юля Чикина. На это тысяча причин и ноль сомнений. У них разница в статусе, возрасте, мировозрении, образе жизни, характере и стиле. У них ни одного общего интереса, только почему-то всё равно тянет. Возможно, это зимние гормоны, но таких не существует. И Кира прячет себя к чёртовой матери, грея руки в рукавах пиджака. Закрывается, откладывая размышления на потом. Её цель — не сделать больно. Конечно, это невозможно, и учительница прекрасно это знает. Она приправляет страх происходящего острыми шутками, а обиду на Чикину и грусть по ней — строгим оскалом. Юлька Чикина вдоволь об этом наразмышлялась, а значит, больше не собирается. Не на её характер эта затея. Она планирует посвятить молодость себе, развлечениям, друзьям. Чему угодно, но не страданиям по Кире Андреевне. «Правильный человек в неправильное время» — выражается Кристина между делом, утешая Юльку, у которой изредка трясутся колени в столовке. И та кивает, удивляясь такой сентементальности. Кристина отшучивается, что нахваталась этого у Златы, чтобы не признаваться, что на деле не глупа. Юлька Чикина страдает, рисует в блокноте, в тайне слушает НайтиВыход и играет на гитаре. Сжимает стаканы в кофейне особенно сильно, когда отдаёт людям заказ, а потом перегревает молоко, чтобы на руке ощутить ожог, потому что наказывает себя за мысли о Кире Андреевне. Но на химии усердно записывает материал, сдаёт домашку и ловит удивительный взгляд учительницы, в котором плещется какое-то уважение и понимание. Это тоже, наверное, вид селфхарма — занимать всё своё свободное время, не думая. Лишать себя каких-либо надежд и мечтаний, потому что любить учительницу — неадекватно. И всё же, это не значит, что Юлька не планирует издеваться над Кирой дальше. Это не значит, что её чувство юмора куда-то пропало. Это единственное, что держит их ближе, чем нужно. Это единственное расстояние вытянутой руки, а потому она улыбается, заходя в стены школы каждое утро. И сейчас, сидя в кабинете, она решает, что пора переставать о чём-то жалеть. Из мыслей с плохими замыслами её вытаскивает ноющий Данька, который укладывает голову на парту, сообщая: — УЗИ, — цедит парень обречённо, — мальчик. — Поздравляю! — со смехом произносит Мирослава. — Другого можно было и не ждать. — Зато не надо покупать девчачьи шмотки, — весело подбадривает Кристина, — у вас там камаз для малого наберётся, — и задорно переводит взгляд на Злату, улыбаясь. — А у нас будет сын или дочка? Злата под чужие смешки друзей выгибает бровь, складывает руки на груди и думает об убийстве. Примерно пару секунд, после чего цедит: — Родишь? — Рожу, хули нет? — и все лишь кивают на них, будто это самое веселое, что они слышали. — Мама умоляет. — Тогда дочка. Кристина кивает, потому что мужчин ненавидит и потому что впервые они со Златой заговорили хоть о каком-то будущем. Она тоже никому не признается, но просыпается с мыслями о том, что Злата её бросит, ведь Захарова бывает надоедливой идиоткой, которая умом не блещет. Что в их мире полно гомофобии и людей, неразобравшихся в себе, а значит, Злата может передумать. Может ею играться или развлекаться, что Кристину не просто ранит. Это её разобьёт, потому что Захарова привязывается похлеще собаки. Кира это слушает с улыбкой, потому что милее пары не встречала на своём жизненном пути. Она разминает пальцы, пытаясь откинуть всю грусть по поводу того, что её задинамила малолетка. Чисто технически, Кира начала первой, но это не значит, что нужно лишать её созерцания за жизнью юной идиотки. В целом, без внимания Чикиной к своей персоне, она чувствует себя как-то глупо. Какой-то ненужной и неважной. А когда урок начинается, она берёт себя в руки, улыбаясь и оглядывая свой самый любимый на свете класс. Зима, холодно, а они счастливые. Всему виной приближающееся четырнадцатое февраля и дискотека в честь него, потому что одиннадцатый «В» очень сильно ждёт повода выпить и потанцевать в обнимку. Может, поебаться на подоконнике, никто не знает. Никто, кроме Киры. Учительница прокашливается, ехидно улыбаясь. — Тетрадки открываем и дописываем тему прошлого урока. Живо и в темпе, у вас пятнадцать минут. Потом к доске, сначала по желанию, — и слыша, как класс матерится себе под нос, задумывается, ехидно обводя каждого взглядом. — Вы, кстати, обнаглели. — Все в вас! — орёт Юлька, строча самым корявым почерком в мире какие-то идиотские формулы. Лыбится, даже не поднимая головы. У неё настроение игривое. — Чикина, ты договоришься щас! — Договориться с вами, Кира Андреевна, себе дороже! — и снова лыбится, пока класс пускает смешки. Это наказание, правда, непонятно за что. За то, что Кира не хочет любить её до конца своих дней и за то, что не отдаст своё сердце в жертву. За что угодно из того, от чего Юльке обидно. Всё снова на своих местах: снова Юлька Чикина её доводит, снова Кира уделяет ей слишком много внимания, не замечая никого кругом. Снова у них перепалка. — А ты будто пробовала. — Мне ваши методы не подходят. Мира шипит на Юльку через ряд кроткое: — Угомонись! — испепеляя подругу взглядом. А та смотрит как-то с вызовом, улыбаясь во все тридцать два. — Чикина, ты хочешь драить пол спорт-зала после дискотеки, даже не побывав на ней? — угрожает учительница, выгибая бровь. — Смотря, в какой позе, — цедит девчонка, пока её друзья умирают от стыда и делают вид, что никогда с Юлей знакомы не были. Кира от такого даже поднимает вторую бровь, просто удивлённо и обречённо пялясь в одну точку. Ничего не говорит, записывая что-то в телефон, но выглядит это так, будто она продумывает план убийства. На деле же Кира строчит Виолетте «она меня достала», пытаясь выглядеть не такой раздражённой. — К доске, — строго. Да, всё точно на своих местах. Девчонка с удовольствием выходит, даря улыбку учительнице, теперь уже смотря прямо ей в глаза. Кира Андреевна сдерживает ответную, потому что, на самом деле, чертовски весело. Ей просто весело и спокойно от того, что Чикина улыбается ей. И Кира задумывается, понимая, что всё снова заходит слишком далеко. Даже это — флирт. Флирт — это абсолютно всё, что происходит с ними последнее время. А потому вздыхает, от усталости и злости к себе потирая переносицу, облокачивается обеими локтями на стол, проговаривая: — Вот там и стой. Молча. Юля Чикина выпадает, выпячивая глаза и надувая от обиды губы. Ей неприятно, что внимания меньше обычного. Но приятно, что она достала Киру. — Может, еще подушку над головой подержать? Или в угол? — В угол? Давай! — перебивает Кира, улыбаясь. И как ни в чём не бывало, продолжает урок, пока девчонка складывает руки на груди и обиженно хмурит брови, потому что стоять не хочется. И пока химичка рассказывает что-то о том, где найти термин в конце учебника, Юлька принимает стратегическое решение направиться к своему месту за рюкзаком и по-английски уйти к чёртовой матери из такого неприветливого места. — Куда намылилась? — со смешком и поднятой бровью замечает её траекторию Кира Андреевна, говоря это без злобы. Скорее, с издевательством. — К Марине Евгеньевне. У неё окно, буду с ней сплетничать, — обиженно. Бубня себе под нос, сопровождая каждое слово резким движением, потому что Юлька агрессивно складывает книги и тетради в рюкзак, — расскажу ей, какие у вас ноги разрисованные. Кира думает, что победила. Про себя ликует, улыбаясь. И с насмешкой произносит, пока весь класс в гробовой тишине переглядывается: — Да чё она там не видела? Юльку это заставляет развернуться всем корпусом на учительницу, выпячивая глаза и поднимая бровь. Фактически, повторяя за Кирой. А учительница лишь насмехается, щуря глаза, машет на неё рукой, мол, иди, куда хочешь. Юлька и идёт. Хлопая дверью кабинета так громко, что дрожат стены. У неё почему-то сильнейшая детская обида в груди и невероятное удивление. Она топает в кабинет англичанки, уже зная, что там её примут. Марина Евгеньевна добрая, она всегда поит любимую Чикину чаем и разговаривает с ней о прикольных вещах. Ну, точнее, слушает, кивает, поддерживает. Особенно, когда Юлька рассказывает о слаймах и своих миньйонах. Заходя к Марине в кабинет, Чикина стучится и с порога, видя учительницу сидящей за чьми-то тетрадями, выпаливает с выпяченными глазами: — Вы реально трахались с Кирой Андреевной? — громко. Даже, наверное, слишком. Потому что Марина Евгеньевна удивленно поднимает голову, попутно открывая рот. И пялится на Юлю, словно та — душевнобольная. — Нет! — учительница даже разводит руки в сторону для пущей убедительности, поднимая брови. А после от волнения и удивления начинает незамысловато поправлять и без того идеальное ровное каре. — Ладно. Юлька садится напротив, как и всегда, вздыхая. Смотрит жалостливо, будто она самое несчастное существо на планете, складывает руки на груди, добавляя: — Откуда тогда знаете, что у неё нога в зебру разрисована? — Я не знала, — как-то растерянно говорит англичанка, пялясь на ученицу, — я боюсь поинтересоваться, откуда это знаешь ты. — Долгая история, — машет рукой Чикина, — но не то, что вы подумали. — Это радует, — проговоривает собеседница, уходя ставить чайник. А Юлька лишь снова вздыхает, потирая от холода руки, смотрит на стопку непроверенных контрольных восьмого класса, спрашивая: — Вам помочь? — Помогай, раз пришла. — Да она просто со своей химией меня бесит! Марина Евгеньевна улыбается так, чтобы Юля не увидела, понимая, что всё заходит в какую-то крайность, из которой нет выхода. Понимая, что ученики из поколения в поколение совершают одни и те же ошибки, ничему не учатся и продолжают их совершать. И, если честно, зная Киру, она удивляется, как той хватает выдержки так спокойно всё это переживать. — Чикина, можешь не оправдываться, мне всё равно. — Эх! — Юлька подпирает подбородок рукой, надувая губы в который раз. Покусывая нижнюю и бегая глазами по кабинету в надежде обдумать происходящее и понять свои мысли. Девчонка начинает размышлять вслух. — У меня какая-то психологическая травма, наверное? Кто вообще в здравом уме будет сохнуть по этой змее? Марина Евгеньевна разливает кипяток по кружкам, на секунду выпадая от услышанного, поднимая брови и оборачиваясь. И мягко произносит, с долей сарказма и неуверенности: — Я не имела в виду быть настолько откровенной. А Чикина фыркает, улыбаясь и слегка раздражаясь: — Ой, да я вас прошу! Уже каждая собака знает, осталось только на лбу себе написать: «Кира Андреевна, приручите!». Девчонке, наверное, больно. Она приходит к взрослому малознакомому человеку, который не готов её слушать, и высказывается, потому что больше некому. Потому что, возможно, ей нужны советы или ответы, которые она не может получить. — Ты бы об этом направо и налево не распространялась, а то и тебе может прилететь, и ей, — всё ещё пытаясь держать себя в руках и оставаться доброй, говорит англичанка, ставя перед Юлей кружку с чаем и пододвигая тарелку с печеньем, — мы не в Европе, Чикина. Юлька надувает губы и изображает невероятный мыслительный процесс у себя в голове, напрягая почти каждую мышцу. И спустя несколько глотков выдаёт: — Вы этого не понимаете. Это сложно, — девчонка запинается, разводя руками, — я реально не могу остановиться бегать за ней, это одержимость! И дело не в гормонах, даже не начинайте! — зная, что все взрослые так говорят, наперёд останавливает учительницу Юлька. — Да я и не собиралась, — Марина вздыхает, усаживаясь напротив и грея руки о кружку, — я прекрасно знаю, что такое бегать за кем-то и пытаться кому-то понравиться. Точнее, Юля, все знают, просто кто-то в силу возраста успел забыть. — За кем вы бегали? — не церемонясь с выражениями, тут же уточняет девчонка, открывая рот. — За мужем своим, — с какой-то загадочной улыбкой сообщает собеседница, отпивая чай, — и в юбках коротких ходила, и глазки строила. — Офигеть! Вы не такая! — выпаливает ученица, даже слегка оскорбляясь по исключительно ей понятной причине. — Вы же красотка, зачем унижаться? — Это называется любовь, Чикина, — со смешком говорит англичанка, пока Юлька хмурит брови и вздыхает. — А я её довожу до нервных срывов, — как-то растерянно тянет она, — хотя, в юбке я тоже приходила, — и ученица обречённо добавляет, — не помогло. — Так, Чикина! Ты на полном серьёзе думаешь, что я тут тебе буду помогать очаровать учителя? — возмущается женщина, сводя брови к переносице. — Марина Евгеньевна! Какое «очаровать»?! — снова обиженно. — Мне бы хоть бомжа очаровать! У меня проблемы, понимаете? — Юля, это не проблемы. Это невзаимная любовь, которую ты, возможно, вообще надумала от скуки, — спокойно, как ни в чём не бывало, продолжает учительница, — в человека, с которым это невозможно. — Я знаю! Но проблема же не только в этом, — Юлька перебирает в пальцах рукав, покусывая губы и хватая свободной ладонью печенье, — может, если бы у меня был кто-то, я бы не стала такой придурочной, которая бегает за учителем, понимаете? — уже говоря через силу, потому что она жуёт. — А я никому не нравлюсь! Марина Евгеньевна слушает это с удивлением и некой усталостью. Обдумывает, какие бы слова подобрать, чтобы выразиться помягче, но как-то ничего не приходит на ум. Проблема в том, что Марина всегда всем нравилась и нравится до сих пор. Она привыкла быть окружённой вниманием, а потому не знает, что посоветовать девчонке и как её понять. — Ты точно встретишь человека, с которым вы друг друга полюбите, понимаешь? — Я-то встречу, — Юлька снижается на пару тонов, наклоняясь к учительнице вперед всем корпусом, и произносит больно загадочно, — а вот мои гормоны уже ждать не могут. Понимаете? Марина молчит, не зная, как это комментировать. Просто молчит, медленно пережёвывая печенье и смотря Чикиной прямо в глаза. — Я хочу, чтобы меня кастрировали, понимаете? — наконец, произносит девчонка, прикрывая глаза от такого. В стрессе они обе. Как минимум, от этого диалога. И Марина Евгеньевна, в первую очередь, учитель, а во вторую женщина. Она кивает, пытаясь не заржать, потому что молодое разбитое сердце этого не выдержит. — Юль, ну это же решаемо, — вздыхает англичанка, пытаясь быть серьёзной. — Проститутки очень дорогие, я узнавала, — и Юля сама не выдерживает, начиная смеяться, будто умалишенная. Как и Марина, которая подхватывает за ней, вся красная и еле сидящая ровно. Они допивают чай, после чего лучшая в английском ученица проверяет тетрадки восьмого класса, а Марина Евгеньевна достаёт стопку ещё одних. А на уроке химии без Чикиной скучно, но спокойно. Новым объектом Кириного интереса становится Кристина Захарова на пару со Златой, которые усердно учатся и что-то пишут. Кристина лично изучает учебник с невероятным интересом, после чего сама вызывается к доске, решая всё на отлично, но: — Я не буду это считать. — Захарова, разделить три на тысячу, серьезно? — выгибает бровь Кира, рассматривая её, словно дуру. — Это принцип, — разводит руками девушка, улыбаясь во все тридцать два. У неё на доске полное решение без конечного числа. — Принцип называется «быть отсталой»? — Нет, я не считаю цифры, — вздыхает та, складывая руки на груди, — математичка оскорбила мою маму. — Чего? — Кира Андреевна хмурится, подаваясь вперёд и вопросительно велит продолжать, пока весь класс молчит. — Ну, она мне сказала, что я тупорылая, это во-первых! Во-вторых, сказала, что моя мама меня не научила учиться, потому что такая же, как я. Типа, моя мама повар, типа, она тупая, — и Кристина чешет голову, нелепо разводя руками. Кира выпадает, вздыхая и отпуская Захарову за своё место. Обдумывает что-то своё, просто сдержанно кивая и попутно заглядывая в телефон. Пишет Марине Евгеньевне простое: «Чикина у вас хоть?», на что получает такой же незамысловатый ответ: «У меня. И можно на ты, Кира.» Лыбится под нос, а после хмурится, отвечая: «а почему на ты вдруг?». Ответ приходит спустя пару секунд, и тогда Кира Андреевна впервые на памяти учеников краснеет. «Раз я видела твои ноги, Медведева)». *** После химии у одиннадцатого «В» ещё пара биологии, русский, алгебра и физика. Одиннадцатый «В» безбожно устаёт, а потому у них есть лишь несколько минут на перекус в столовой, из которых половина уйдет на то, чтобы отстоять в очереди. Юлька слушает нотации Миры, пока они направляются за стол: — Нахера ты опять Киру трогаешь, а? — Мирослава злится, искренне подругу не понимая. — Да хочется, хули. Кира не против, как видишь, — усмехается Чикина, рассуждая вслух, — это единственный способ привлечь её внимание, а её внимание мне пиздец как нужно. В их незамысловатый разговор встревает Кристина Захарова, которая несётся с подносом со скоростью света, догоняя тех, кто бросил её в очереди с борщем. — Слышишь, Юлька, ты заебала меня со своей Кирой. Ещё одно слово про неё — я тебе ебало набью, отвечаю! — со смешком, вроде бы, но видно, что не шутит. Кристина понимает, что звучит это слишком угрожающе, а потому тут же добавляет, пока Чикина смотрит на неё удивлённо. — Да ты чем больше думаешь о ней, тем хуже, понимаешь? Отвлекись как-то, переключись, в конце-концов! — Крис, чё ты-то приебалась? — не выдерживает подруга, уже усаживаясь за свое место. — Вон Мирка полгода за тем конченным бегала, ты ебало ей не набила! — А мы с Миркой не в тех отношениях, чтобы я ей мозги вправляла! Я тебя знаю тринадцать лет, и только сейчас ты ведёшь себя, как ебланка! Юлька вздыхает, понимая, что подруга права. Но ни черта с собой будто бы поделать не может, к сожалению. Она нехотя ест, заставляя себя взять в руки. И пока Данька таскается за своим младшим братом по всей столовой, потому что тот спиздил у него сотку, смеётся, на несколько мгновений забывая о проблемах. А Кира усердно работает в учительской. Обычно она там не бывает, ведь есть собственный кабинет, но сегодня ей это нужно. Сегодня Кира Андреевна выжидает, заполняя отчёты, которые должна была сдать в самом начале года. В учительской тоскливо и одиноко. За окном жуткий февраль, снег, холодно, и химичке даже кажется, что меланхолия на нее накатывает с невероятной силой. Она снова думает о Чикиной, потому что больше думать не о ком. Ей вспоминается, как та сегодня обиженно покинула класс. Что волосы у Юли отрасли и прическа смотрится по-другому. Так же кажется, будто в последнее время губы стали краснее. И как только Кира осознает, как далеко это зашло, тут же отсеивает эти мысли, принимаясь писать ебучий отчёт. Как только гудит звонок, остальные учителя, у которых окна на последнем уроке, заходят, рассаживаясь по своим местам. Ирина Юрьевна тоже, довольно раскрывая журнал. И Кира смотрит на неё вплотную, понимая, что сейчас будет скандал. Она аккуратно подходит, наклоняясь совсем близко. Наигранно изображая сдержанную улыбку и произнося: — Мне надо с вами поговорить. — Что случилось? — Во-первых, ваш Протасов отвратительно себя ведёт на химии, а во-вторых, скажите, будьте добры, вы почему моих детей оскорбляете? Ирина Юрьевна открывает рот, удивлённо глядя на нового врага, что удивительным образом казался другом. — Кто кого оскорбляет-то? — в голосе женщины слышится недовольство и некая гордость. — Захаровой вы зачем про мать наговорили? — уже еле стоя, фыркая и разминая шею, произносит Кира, запаляясь злостью. — Захаровой? Этой дегенератке? Кира, да её надо в школу для отсталых! Ты её видела вообще? Всё я правильно сказала, туда и дорога, а мать, побоюсь этого слова, если за ребёнком не следит, то такое потом и вырастает! — с чёткой расстановкой и насмешкой произносит учительница, улыбаясь. И Кира Андреевна, если честно, уже на пределе. Она бегает глазами по лицу собеседницы, выдавливая из себя: — Послушайте! — но её перебивают, звуком отдышки и ботинок, стучащих по полу. Влетевший в кабинет Даня Свердлов кланяется перед дамами и географом, который забился в угол из-за ссоры двух учителей. Кира лишь поворачивается, тихо кивая в вопросительном жесте. — Это трэш, Кира Андреевна, очень нужны! — Чё там? — Захарова и Чикина. Дерутся, — выпаливает парень на одном дыхании, заставляя Киру поднять брови и подорваться с места. Они бегут вниз, пока Данька поясняет: — Для них нормально, не страшно, в общем! Но в этот раз мы не можем их разнять! — кричит он, открывая дверь спорт-зала и видя перед собой чудную картину. Юлька Чикина лежит на полу, пока Кристина Захарова её душит и отбивается от Паши, пытающегося её заломать. И Юлька Чикина орёт так, чтобы услышали все: — Шлюха, я тебе и в гостинной диван сломаю! — Ничё, блять, щас дурь из тебя выбьем, терпи, припадочная, — не выдерживая, отвечает Кристина. Мирослава стоит с лицом гробовщика, с вызовом переводя глаза на вошедшую Киру. Мол, посмотри, до чего довела. И химичка вынуждена проорать: — Разошлись! В темпе! Это помогает. Благо, Кристина встаёт с Юльки, пока та корячится от боли на полу. Учительница лишь вздыхает, складывая руки на груди, пока в зале стоит гробовая тишина. — Чикину в травм-пункт! — и Даня беспрекословно берёт её на руки, потому что, похоже, у Юли разбит нос. — Где физрук? — Марине Евгеньевне плохо стало, он попросил посидеть тихо, — с осознанием полного пиздеца говорит Мира, смотря в пол. — Тогда все живо домой! Быстро! Чтоб я вас тут не видела! Кира Андреевна хватает Кристину за шкирку, как только последний человек покидает помещение. Вопросительно смотрит, злостно испепеляя взглядом. — Ты нормальная? Это чё было?! Захарова морщится, потому что ей неприятно от боли в руке, чешет затылок, поджимая губы, и выдаёт: — Воспитательные меры. — Захарова, я тебя воспитаю так, что мать родная не узнает, ясно? — Кира Андреевна! — не выдерживает девчонка, резко поднимая на неё глаза. — Кароче, вы можете Юльку нахуй послать? И Кира замирает, вообще ничего не понимая. Ученица пытается что-то донести взглядом, но выходит у неё плохо. И тогда она продолжает: — Ну вот напрямую, чтобы до неё дошло! Понимаете? Никакой любви, никаких помидор! — Захарова, это, по-твоему, и без того непонятно? — обречённо вздыхает Кира, уже забывая, что была зла. Теперь она снова обдумывает. — Мне вообще понятно, мне бы на вас через два дня всё равно стало, чё тут взять! А вот Юльке непонятно! Она просто заебала постоянно про вас говорить, я уже не могу! — Так, всё, шуруй отсюда подальше! — раздражается учительница, потирая переносицу. И когда остаётся одна в зале, вздыхает, не зная, как разобраться со своей чёртовой жизнью. А когда выходит в коридор, тут же сворачивает в травм-пункт, видимо потому, что хороший учитель. Юлька сидит на кушетке, спокойно смотря в окно. Даже лыбится почему-то, видя, как Кира жалует в её хоромы. Та лишь опирается на косяк, оглядывая это горе, вздыхает и тихонько смеётся. — Надеюсь, вы Кристину не наругали. — Тебя давно пора было поколотить, может, мозги на место встанут, — усмехается химичка, разглядывая улыбку Чикиной, мягко растянутую на исхудавшем лице. — Отшлёпаете? — За языком следи, идиотка. — За чьим? — и Юльке смешно. Она посмеивается, видя, как Кира злится. Та лишь выдаёт: — Ты можешь побыть нормальной? — Простите. Их скупой диалог приправлен быстро бьющимся сердце Юльки Чикиной и подрагивающей губой Киры Андреевны. И когда они молчат пару секунд, учительница выдаёт: — Чикина, напиши мне отчёт. — Может вам ещё приятно сделать? — безразлично выпаливает девчонка, имея гордость и зная себе цену. — По имени назову. Юлька поворачивает голову, удивлённо выпячивая глаза. Даже не злится, принимая тот факт, что игра началась заново. Кира шла сюда, чтобы послать её нахуй, но Кира не смогла. И Юлька Чикина забирает домой отчёт, который принесет завтра готовым. И они снова запутанны.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.