Телячье сердце

Новость о скором прибытии на остров воодушевила всех гостей шхуны, ликования и аплодисменты труду капитана Смоллетта подхватили и волны, раскачивая судно. Главные аристократы так же были в предвкушении: не терпелось сойти на берег и почувствовать под ногами земляную почву, нежели одни и те же деревянные доски. Команда словно заноза в пятке, не давала покою своему главарю — Джону Сильверу. Постоянно одни и те же вопросы, что до тошноты раздражали Одноногого. Он не думал о сокровищах так часто как его мятежники, дольше всего Окорок разрабатывал в голове план, как охмурить сквайра Трелони. В последнее время адмирал часто избегал кока, что неудивительно. Возможно с того вечера он все помнил, хоть и не совсем детально. Сильверу это казалось вроде игрой, в которую он бы с удовольствием игрался вечность, как только доверчивая и невинная душа графа окажется полностью во власти пирата. Вот и вновь, два больших изумруда столкнулись с двумя хитрыми лазуритами. Дворянин быстрее ветра ускользнул в свою каюту, однако на этот раз Долговязый Джон не стал просто стоять и выдавать легкую ухмылку. Приковыляв к самой роскошной и просторной каюте, как истинный джентльмен, постучался три раза, ожидая открытия двери. Хорошо, что надоедливого попугая не было рядом — наверняка все еще храпит по-птичьи у себя в клетке, но оно к лучшему. Ему открыли. Трелони явно был в смятении настолько, что аж покраснел словно спелая клубника, и уже было хотел закрыть дверь извинившись. Однако, не тут-то было, и Сильвер толкнул адмирала вглубь каюты, запирая за собой дверь. Сквайр был ошарашен, опустил взгляд к полу, ожидая претензий от моряка, стоящего перед ним. Внезапно Одноногий, подойдя к хозяину шхуны, приподнял пухлое бледное лицо за подбородок и ласково коснулся плюшевых лепестков губ, сладко целуя. Зеленые глаза расширились до размера игральной шашки, а в груди застучало так сильно, что сам болтливый попугай Капитан Флинт не смог бы заглушить биение сердца. Поцелуй продлился недолго, Трелони и ответить на него толком не успел как его тут же отпустили. Приоткрытый рот издавал тихие вздохи, и покраснело не только лицо, а другие участки тела, которые не видны людскому глазу. Сильвер приблизился ближе, и, слегка спустившись к правому плечу сквайру, одарил его нежным поцелуем в шею. Сладкие причмокивания вскоре превратились в легкие укусы, и в итоге нежная кожа была резко втиснута между зубов моряка. Трелони от неожиданно странных ощущений вздрогнул, даже вцепился в левое плечо Одноногого. Последний все же отстранился и еще несколько секунд довольно наблюдал за покрасневшим пятном на месте свежего засоса. Отодвинув в сторону часть белоснежного пушистого парика, на ухо сквайру Сильвер прошептал: — Согласитесь, сэр. Засосы считаются признаком собственничества. Господи, этот бархатный голос вызывал рой мурашек по всему телу, граф и подумать не мог, что вблизи такой будет звучать столь соблазнительно. О да, именно этой реакции Окорок и добивался, ведь заметил, как адмирал сжал свои ноги, будто пытаясь прикрыть пах, оттягивая часть кафтана вниз. Неужто голос звучал не только соблазнительно, но и возбуждающе? Трелони был готов схватить ружье и выстрелить себе в висок: такое поведение тела просто недопустимо — какой стыд и срам. Но не этого ли Сильвер и добивался? Ведь вскоре Долговязый Джон обхватил талию хозяина шхуны и вновь потянулся к губам. На этот раз Трелони не стоял словно мумия, а с удовольствием, хоть и с диким смущением, причмокивал губы своего партнера. А во время поцелуя адмирал совсем не ожидал услышать от матроса признания в любви, которые был в силе высказывать, прерывая горячий поцелуй, и вновь жадно обхватывать алые губы. Трелони не знал, что чувствовал Сильвер в тот момент, однако сам сквайр понимал, что хоть кок ему и привлекателен, сразу прыгать к нему в койку это ниже его достоинства. Что же скажут люди? Два джентльмена как самая обыкновенная нормальная пара из мужчины и женщины. Уму непостижимо! Грех за который полагается виселица! Однако как можно объяснить то явление, что Трелони возбудился столь быстро именно благодаря манипуляциям мужчины. А ведь сквайру твердили, чтобы тот нашел себе невесту, а он, даже не замечая того, поглядывал на мужчин с самого юношества. Долговязого Джона не спеша оттолкнули от себя. Хозяин судна, словно после удушья, жадно хватал глотки воздуха. Возбуждение брало вверх, полностью овладевая разумом. Хотелось близости, ласки, однако мысли, что Сильвер все еще не достоин признания в любви, заставляло графа впасть в истерику. С теснотой в штанах нужно было что-то делать, Одноногому это было лишь в пользу, и он сказал: — Может мои чувства и не взаимны, однако это прекрасный момент узнать друг друга поближе. Вы так не думаете, сэр? Конечно он так думал. Трелони уже страдал от тесноты одежд, а воздух вокруг, как в тот вечер, становился тяжелым и горячим. Внезапно адмирал почувствовал, как теряет равновесие, и совершенно неконтролируемо плюхнулся в койку, когда кок навис прямо над ним. Костыль был вновь брошен недалеко, и, дабы окончательно не упасть, Сильвер опирался руками о постель, смотря только на мужчину под ним. Синяя куртка медленно сползала с плеч крупного моряка, однако, даже когда она упала на пол, кроме ремня со штанов Окорок не стал ничего снимать из своей одежды. Бриджи были спущены, точнее, был открыт лишь пах белых кальсонов, из которых выпирал уже знакомый детородный орган Одноногого. Не успел Трелони прикрыть рот тыльной стороной ладони от смущения, как его ноги тут же были освобождены от кюлот, оставляя владельца в одних лишь кружевных чулках. Все произошло в мгновение ока, не успел сквайр вздохнуть как его оставили и без чулков. Неужели сейчас все произойдет? С ним, с истинным джентльменом, над которым нависает голодный от возбуждения мужчина. Граф всматривался в лицо кока, рассматривая каждую морщинку и незаметную при первой встрече деталь. Хоть Сильверу и было за сорок по виду лица и телосложения, милая словно смоль челка, что болталась у повара на лбу, наоборот омолаживала матроса. Растрепанные прямые черные локоны до плеч придавали мужчине свой шарм, делая его внешность уникальной и очень привлекательной. Конечно Трелони и Сильвер провели немало времени вместе на одной палубе, и все это время сквайр позволял себе заглядываться на новичка шхуны. Однако оправдывал себя, думая, что это обычная симпатия, как была и с Ливси в молодости. Шутки шутками, но минуту назад графу признались в чувствах, и этот же человек нагло возбудил, а теперь и затащил в койку. Однако грех ли это на самом деле? Разве библия не учит любить всех? Раздумья вновь прервали странные ощущения, что послужило внезапному громкому стону. Адмирал свирепо впился в ткань постели, ноги сжались и рефлексивно свелись вместе, прикрывая все интимные места. Длинный холодный палец ощущался глубоко внутри, касаясь чувствительных анальных стенок. Тело вздрагивало само по себе, сжимая нутро и чужой палец. Продолжить начатое в таком состоянии было невозможно, так как сквайр должен был быть максимально расслабленным. Сильвер вновь приблизился к уху Трелони и ласково прошептал: — Сэр, раз вы все еще не сбежали, значит вы мне доверяете. Умоляю, расслабьте тело, я знаю, как доставить вам удовольствие. Последовал очередной поцелуй за ухом. Ну как после таких ласк не растаять, словно только недавно появившиеся сладкое мороженое из-за жаркого климата. Сопровождаясь тяжелыми подъемами груди, палец не был больше сдавлен мягкими и горячими стенками, а ноги вновь открылись в разные стороны. Рука Сильвера плавными движениями вынимала палец лишь по ноготь и вновь проталкивала его обратно. Трелони выгибался в спине, откидывая голову назад. Ощущения были, как ни странно, новыми. Непривычно странными и возбуждающе приятными. Однако внезапно все прервалось, и палец покинул нутро. Негодовать долго не пришлось, ведь взяв руку сквайра и приблизив ее к своему паху, уже не такое узкое колечко мышц вновь почувствовало легкое давление уже двух пальцев. Намек был ясен словно день, однако неловкое молчание все же хотелось слегка разбавить, и Сильвер объяснил: — Нам нужно подготовить друг друга, понимаете, сэр? Берите его в руку и проводите по нему рукой вверх и вниз. Сглотнув слюну и стянув ткань кальсонов, освобождая уже слегка твердый член, граф делал все как по инструкции. Обхватив длину рукой, медленными движениями начал водить по чувствительной коже, в его случае вперед и назад. Внезапно орган был случайно сжат, ведь во владельца шхуны проникли уже два пальца, продолжая свой начатый обряд. Нутро постепенно растягивалось, из-за влажных стенок создавались хлюпающие звуки. Член также не оставался без должного внимания, и уже достаточно твердая длина была лишена всей ласки. Анальные стенки были опустошены, однако не успел Трелони вздохнуть с облегчением, как головка внезапно проникла без всякого предупреждения. Сквайр вскрикнул, обеими руками заглушая даже шумное дыхание, а два изумруда словно тяжелые шторы наглухо сомкнулись. Спина выгнулась словно радуга — казалось позвоночник вот-вот и пополам хрустнет. Сильвер вновь облокотился руками об койку, ласково целуя каждую косточку тыльной стороны ладони, молчаливо умоляя убрать руки. Настолько хорошо оставался в своем добродушном образе. Даже не верилось, что в планах Сильвера была жестокая расправа с джентльменами команды. Не дожидаясь должной реакции, Одноногий внезапно резко толкнулся, проталкивая длину в нутро до половины. Трелони вновь вздрогнул и громко промычал в ладони, а на сомкнутых глазах выступили слезинки. Было больно, в основном из-за непривычных ощущений: Окорок не дал привыкнуть еще к головке, а тут пол большого полового органа. Отчасти это и была задумка моряка: он хотел полностью завладеть доверчивым сквайром как можно быстрее, а не как можно качественнее. Вскоре Сильвер и вовсе коснулся пахом мягких ягодиц, задерживаясь, будучи сдавленным анальными стенками. Не дождавшись исполнения просьбы, кок самостоятельно убрал руки адмирала и в тот же час жадно прильнул к губам, заглушая все стоны и тяжелые вздохи поцелуем. Трелони больше не мог сопротивляться — он был неприлично возбужден, поскорее жаждал ласки. Ноги крепко обхватили широкую талию и бедра Сильвера, а рот слегка приоткрылся, послушно впуская язык в ротовую полость. Одноногий, перекладывая весь вес на руки, о которые облокачивался, начал постепенно толкаться бедрами, вынимая член и вновь проталкивая его обратно в горячее нутро. Движения были плавными, и по началу даже очень медленными — сам матрос хотел получить долю удовольствия. Однако не успел граф привыкнуть и к такому темпу, ведь вскоре толчки стали более ритмичными и резкими. Поцелуй не смог заглушить тех громких стонов, в которых проскальзывало имя повара, что неконтролируемо вылетали из уст сквайра. Он вертелся, вздрагивал, а риск того, что язык Сильвера будет укушен, заметно рос. Но это лишь заводило Окорока — он мечтал видеть адмирала беззащитным, под его контролем, не способным сделать ничего самостоятельно. Парик незаметно сполз с головы, оставляя голову Трелони полностью обнаженной. Было неприлично показываться на людях без подобающего на то вид, однако Долговязый уже повидал непристойный вид графа без парика. И, оторвавшись от горячего поцелуя, Сильвер прошептал в губы, сам прерываясь по вине стонов: — Без парика… вы еще красивее, ммх… сэр. Открывшиеся два изумруда казались более ярче, загоревшись искрами после неожиданного комплимента. Это действительно заставило Трелони полностью довериться своему партнеру и насладиться моментом. Толчки становились все более быстрыми и несдержанными, а сквайр видимо привык к напору, хоть все еще и скручивался от боли. Слезы смешались с выступившим потом на лице, воздух был тяжелым и горячим, а каюта была наполнена сдержанными стонами и мычанием. Сильвер давно не получал должного женского внимания — страстей ему не хватало, однако сейчас кажись он сорвал верный плод. Больше Одноногий не мог сдерживаться. Он, опершись одной рукой об стену, взял такой темп, что койка начала скрипеть настолько сильно, что вот-вот и сломается пополам. Сквайр не смог удержаться от громкого стона, что был сравним с криком. Прикусив собственный язык по чистой случайности, несчастный граф словно щенок заскулил. Была бы более тщательная подготовка, Трелони бы не стал заострять внимание на каждый слегка больной толчок, хоть и всем телом старался расслабиться. Это помогало, однако в ту же секунду Окорок толкался с неведомой скоростью, да так, что аж позабудешь о его инвалидности. Сдерживаться было невозможно, и, крепко обняв шею Долговязого Джона, сквайр излился на собственную одежду, испачкав и рубашку судового повара. Сильверу понадобилось еще несколько толчков, лишь после этого последний почувствовал облегчение, а нутро было до последней капли заполнено вязкой спермой. Последний протяжный стон наполнил каюту, и партнеры отпустили друг друга. Одноногий достал из кармана штанов платок и усердно избавился от небольшого вязкого пятна, в отличие от сквайра, одежду которого было не спасти без хорошей стирки. Опершись на свой костыль и вернув ремень на свое прежнее положение, Окорок лишь напоследок взглянул на все еще лежащего в койке сквайра. Накинув брошенную в самом начале родную куртку, из кармана которой вынул трубку, Долговязый Джон с легкой ухмылкой проронил: — Вам лучше привести себя в порядок как можно скорее, сэр. Не дай бог вас застать в столь унизительном положении. Трелони остался в своей каюте в одиночестве, приводя ритм дыхания в норму. Голова маленько кружилась, однако Сильвер был безусловно прав — нельзя было показаться экипажу обнаженным по пояс. Сменив белоснежную рубашку на новую, поправив жабо на шее, скрывая недавно появившийся засос и коралловый кафтан, чуток хромая, адмирал был нацелен найти своих друзей — вероятно доктор вместе с Джимом уже потеряли графа. Но не догадывался сквайр, какой ужасный вечер ему придется пережить. Ведь спустя час к джентльменам прибегает то ли разъяренный, то ли негодующий Джим, обращаясь шепотом к улыбчивому мужчине: — Доктор, у меня страшные новости! Мне нужно поговорить с вами и с капитаном… и со сквайром.