Вымолить прощение

      Аредэль хотелось бы, чтобы сын и Курво ошибались. Нет никакого яда в крови, нет никакой угрозы для жизни. Они с Маэглином отдохнут и отправятся дальше. Но реальность была другой. Эльфийка не могла самостоятельно сидеть в седле, испытывала слабость, зрение нарушилось. Дочь Финголфина не заметила, как они въехали во двор крепости, как её поспешно куда-то понесли на руках, на ходу отдавая приказания. Окружающая местность виделась ей сплошным туннелем, перед глазами мелькали яркие всполохи.       — Госпожа, не засыпайте. Откройте глаза, — встревоженные женские голоса с трудом проникали в сознание, будто пробивались сквозь толщу воды.       Нолдиэ приоткрыла тяжёлые веки.       — Хочу спать... — едва слышно прошептала она. Язык во рту распух, губы потрескались.       — Нужно кого-то, кто бы смог её вытянуть. Она уходит. Очищения крови явно недостаточно, и снадобья другие вряд ли помогут, — целительницы, поглядывая на кровать, переговаривались между собой. Их лица были бледны, руки чуть дрожали, хотя они и старались контролировать эмоции. Весь состав, занимающийся лечением жителей крепости почти сразу подняли на ноги. Смерть столь неожиданной гостьи была невыгодна, и каждый, кто занимался врачеванием души и тела, это прекрасно понимал. Но ещё тяжелее было осознавать, что их средства бессильны. Тело излечить можно, а душу — нет.       — Я не хочу ничего... — прошептала Ириссэ, прекрасно слыша, о чем они говорят.       Но на её слова никто не обратил внимания. Одна из эльфиек, обеспокоенно взглянув на Аредэль, быстро вышла за дверь. Вторая осталась в лазарете, застыв возле столика с травами, отварами и настойками. Она стояла, не решаясь взяться ни за какую из множества баночек. Руки замерли в воздухе, чуть подрагивая. Ноги начали трястись. Почему была такая реакция? Эльфийка не знала. Её просто охватила паника. Никогда ей смерть не казалась такой ужасной, как сейчас. В конце концов она пришла в относительную норму — ноги перестали дрожать. Но ожидание становилось томительным, и пришлось обхватить себя руками. Взгляд не останавливался ни на чём, бегая по комнате и в конце концов всё же замер на бледной эльфийке.       Аредэль оставалось только догадываться, за кем отправились целительницы. И сердце при мысли о Нём бешено колотилось.       Она открыла и закрыла глаза. Глазные яблоки болели, да и смотреть вокруг не хотелось. Эльфийка уже догадалась, что находится в лазарете. Растерянность одной из врачевательниц ощущалась кожей. Нолдиэ бы её успокоила, да не было сил говорить. В отличие от этой незнакомой девушки, она не боялась смерти. Она к ней привыкла. С самых Льдов казалось, что смерть следует за ней по пятам. Хотя ощущение пустоты внутри наступило гораздо раньше, чем во Льдах...       Запах трав и тишина дарили безопасность, и Ириссэ надеялась, моля Валар, если они, конечно, не отвернулись от Второго Дома, что Эол в Химлад не сунется. *       — За каким барлогом ты приволок её в мою часть города? — рявкнул Охотник, глядя на брата, словно на нашкодившего ребёнка.       Впрочем, он и правда ослушался, притащив в лазарет втородомовскую предательницу.       — Не я в большинстве случаев работаю с ядами и чарами. По-моему, мы распределили обязанности изначально. На тебе безопасность и часть казны, на мне — остальное. Разве нет? Да ты на себя посмотри. Ты стал на тень похож. Может, поговорите наконец? — Курво невозмутимо смотрел на собеседника, почти разнесшего кабинет. На полу валялись бумаги. Один из стульев под натиском ярости превратился в кучу бесполезных деревяшек.       Вдох-выдох.       Успокойся, Тьелко, дыши.       Возьми себя в руки.       — Ты обещал мне, чтобы все важные решения мы будем принимать сообща, — процедил сквозь стиснутые зубы светловолосый феаноринг.       Он даже не обернулся к Куруфинвэ-младшему, продолжая стоять у окна и опершись лбом в холодное стекло.       — Иногда обстоятельства требуют иных поступков, — на лице копии Феанора не дрогнул ни один мускул.       — Это какие такие обстоятельства? — Келегорм развернулся ало-золотым вихрем к Искуснику, сверкая глазами, тёмными от злости и раздражения.       Мысль, что Она рядом, била по нервам, ранила изорванную в клочья душу.       Он пытался забыть, но не мог.       Не помогало ничего.       Ни выпивка, ни охота, ни девушки. Любая из них была бы готова исполнять капризы по мере скромных возможностей, но третий сын Пламенного не желал. Ириссэ же эльф любил и ненавидел одновременно.       — Я жду ответа,— рявкнул он, не сводя взгляда с замолчавшего брата.       — Она умирает, Тьелко, — тихо произнёс Искусник. — И у неё сын. Он тоже здесь, в Химладе. Если бы у тебя были дети, ты бы понял, почему я так поступил.       Слова повисли в воздухе напряжённой тишиной.       Смерть могла бы стать избавление от мук. Именно поэтому Тьелкормо пытался умереть, каждый раз оказываясь там, где опаснее всего. В гуще битвы или лицом к лицу с хищником.       Сын. Слово из трёх букв раскалённым огнём пробежало по венам. Быстрое перемещение — и стол упал на пол, с полок шкафов, до которых Келегорм не успел добраться раньше, смелось всё содержимое. От кого у неё ребёнок?       — Выпей и успокойся, — приступ ярости отключил мозг и внимание, и светловолосый феаноринг не заметил, когда брат исчез и появился с бутылкой в руках. Спасительная красная жидкость обожгла горло, немного приводя в чувство. Курво стоял рядом невозмутимый и относительно спокойный. Он привык к вспышкам брата, привык ко многому за эти годы. Он помнил, как сам бесился, когда жена ушла от него, как хватался за голову, пока не смирился с теперь уже жизнью отца-одиночки. Но у Охотника было другое. И это другое ело его изнутри...       Куруфин наблюдал, как Охотник пил вино прямо из горлышка, как его взгляд становился более осмысленным, и у него отлегло от сердца.       — Успокоиться? — голос брата стал тихим, бархатным. — Я не успокоюсь, пока она не сдохнет. Или не уйдёт.       Первый вариант был лучше второго. Порвутся те струны, возникшие между ними, и станет легче. Может, самому убить?       — Почему ты не бросил её умирать? — Келегорм впился глазами в брата, опустошив половину бутылки.       — Потому что это может усугубить отношения с Ноло и Майтимо, — тот выдохнул, прикрывая глаза и успокаивая себя. Раздражение Тьелко передавалось и ему. Особенно от упоминания имени властолюбивого дядюшки.       — Клал я на это большую кучу дерьма, — огрызнулся Охотник. — Ты. Хочешь. Сказать. Только. Из-за. Этого. Притащил. Её. К. Нам? — выговаривая медленно каждое слово, он приблизился к собеседнику и вцепился в его одежду.       – Не смог иначе, — копия Феанора повела плечами, — да и идея возникла. — нолдо ухмыльнулся, осторожно отрывает от себя цепкие пальцы сородича.       — Какая? — Тьелко изо всех сил старался держать себя в руках. Без того паршивое настроение превратилось в очень скверное.       — Успокоишься — скажу, — усмехнулся Курво, наблюдая за реакцией разозлённого родственника. — Думаю, тебе понравится.       Келегорм был готов придушить братца прямо на месте. Он не любил, когда с ним поступали подобным образом, хотя знал, что заслужил. Псих и нервозность всегда искажали информацию, а отсрочка-обещание приводили эмоции в порядок. Куруфинвэ- младший определённо был стервой в мужском обличии.       — Итак, я слушаю, — в голосе Охотника мгновенно исчезли ярость и злость, в глазах загорелся интерес.       — Ириссэ попытается достать Сильмариллы. Её брат смог спасти Майтимо. Может, и тут что выйдет, — бросил Искусник, как ни в чём не бывало пнув бумаги, рассыпанные по полу.       Брат со своей больной любовью начал надоедать. Лучше бы делом занялся, серьёзно. Разговор, порядком раздражающий обоих, прервал робкий стук в дверь. Короткое "Войдите!" — и на пороге возникла эльфийка в простом сером платье, фартуке и косынке.       — Лорд Тьелкормо, — целительница облизала пересохшие губы, вжала голову в плечи. Эмоциональные волны, исходившие от мужчин, пугали. — Можно вас попросить, — эллет запнулась, — помочь?       — С чем помочь, позволь узнать? — прищурившись, Охотник посмотрел на эльфийку.       — Вытащите леди Аредэль, как это когда-то сделали с одним из воинов, — попросила она, украдкой рассматривая устроенный сыновьями Феанора беспорядок. — Мы её теряем. Помогите, пожалуйста.       Келегорм заколебался лишь на миг и молча последовал за целительницей. Феаноринг шёл быстро, его движения были резкими. Когда в коридоре попалось несколько воинов, шедших на его поиски, он бросил отрывистое" Не беспокоить! " и продолжил идти. Да, впрочем, эльфы и сами всё понимали. Горящий взгляд, бледное лицо и торопливые шаги говорили о многом. У дверей Тьелко на секунду замер, утёр холодный пот со лба. Да, не думал он, что увидеть Её будет для него так сложно...       Лазарет походил на большую и просторную гробницу. Взгляд Охотника, получившего краткий пересказ произошедшего, остановился на бледном, почти мраморном, осунувшемся лице эльфийки. Глаза её были закрыты, волосы рассыпались по подушке чёрным пятном.       Видеть её такой было непривычно.       "Что этот ублюдок сделал с тобой? Убью", — мысли вихрем вертелись в голове, пока эльф шаг за шагом приближался к кровати, осторожно садился, словно боялся разбудить, и брал в свою руку ладонь эльфийки. Та оказалась ледяная.       Сердце сжалось, и боль разлилась по телу. Да, феаноринг её ненавидел из-за предательства, не хотел даже видеть, избегал, когда она пыталась его найти, но...увидев сейчас, понял, что не отпустит. Не позволит уйти. Губы его сжались в тонкую полоску, внутри вспыхнула ненависть к мучителю. Возникло желание немедленно навестить Нан-Эльмотовского кузнеца, но усилием воли Тьелко подавил его, переключившись на возлюбленную.       Когда Келегорм смотрел на бледное лицо, его охватывали противоречивые чувства. Идея Её смерти была слишком соблазнительной, и ведь для этого ничего особо не нужно было делать. Просто встать и уйти.       Однако привычка попытаться спасти, если есть крохотный шанс, возникшее перед глазами лицо бабушки Мириэль, так безвременно и трагично угасшей и мысль братца о походе в Ангбанд заставили изменить решение. Да и собственное сердце не позволило убить. Слишком сильны были чувства, несмотря на то, что любовь перемешалась с осколками стекла, обагрённого кровью.       Тёплая рука эльфа бережно сжала холодные безжизненные пальцы. Он прикрыл глаза, уходя в себя, ища связывающую их нить. И нащупал её. Не такую яркую, как раньше, истончённую, но все ещё крепкую. Раскрывая связь, мысленно позвал, заговорил, стараясь не заглядывать во мрак, окружающий эльфийку. Сжал руку Аредэль чуть сильнее, переливая в неё свою силу. Под безжизненной кожей по венам пробегали искры.       Возвращайся назад.       Возвращайся ко мне.       Вернись.       Я никому тебя не отдам.       Мысленный зов — и напряжение достигло предела. Лицо превратилось в каменную маску, на лбу появились складки и выступил пот. Рука чуть дрожала.       ... Смерть.       Душа Ириссэ, искалеченная и истерзанная, металась в сумрачном пространстве, ища покоя, которого не могла добиться много лет. Страдания и лишения эльфийку преследовали всюду. Смерти, что довелось увидеть во Льдах, были самыми малыми из всего вороха страданий, выпавших на её долю. Тоска в вперемешку с проблесками надежды сопровождали всюду. Вскоре к тоске прибавился стыд, особенно после того, как Фингон спас Маэдроса. В Гондолине, безопасном и светлом, ей было невыносимо. Она покинула его в надежде облегчить свою боль, но не вышло. Несостоявшаяся встреча ещё сильнее разорвала всё внутри. Эол стал последней каплей. Каплей более страшной, чем Хэлкараксэ и клетка под названием "Тайный Град". И когда эльфийке показалось, что она обрела покой, что к ней прикоснулись чьи-то невесомые руки, пространство вокруг дёрнулось и смазалось.       Боль прокатилась внутри.       Чья-то сильная воля потянула назад, заставляя замереть и оглушая яркими образами. Картинки менялись быстро-быстро, но охотнице удавалось уловить самые значимые.       Маленький ребёнок с любопытными глазами на руках у матери и отец рядом, важный и счастливый.       Малышка в окружении большой семьи, но достающая в основном своих кузенов.       Позже подросшая девочка, заблудившаяся в лесу, которой помог добраться до дома светловолосый эльф. У него были серебристые волосы, серые глаза и коричнево-зелёная одежда. Его она когда-то дёргала за волосы, первая лезла, если он распускал свой острый язык, и плакала, если не было рядом.       Танцы на балах, устроенных в доме Финвэ. На подобные мероприятия её стали пускать, когда она стала гораздо старше, и Тьелко был одним из тех, с кем нолдиэ любила танцевать и ради кого ходила на эти праздники. Была бы её воля, шумной толпе эльфийка предпочла бы тишину леса и пение птиц.       Проникновение в дом через окно и тепло горячего тела.       Объятия в Лебяжьей Гавани, из которых не хотелось выбираться.       Тот проклятый разговор и предательство.       Собственный поступок резанул, словно нож по венам.       Любила и любит, но предала.       Почему? Струсила. Испугалась.       ... Но содеянное хотелось исправить. Вымолить прощение, даже стоя на коленях. И в то же время хотелось уйти, потому что больно внутри, потому что устала от жизни. И словно вторя просьбам хозяйки, душа потянулась обратно к туманному спокойствию. Но её звали назад настойчиво, тревожно, неистово.       Попытка сопротивления, и рука в руке Тьелко слабо дёрнулась и замерла, снова начала холодеть.       Нет, Ириссэ, нет!       Я тебя не отпускал!       Злость напополам с желанием спасти затопили всё внутри, от напряжения костяшки пальцев побелели, вены вздулись.       Не отпущу. Не мечтай. И то, что сын не родной мне, плевать. Приму как своего. Дам всё, что смогу.       Сопротивление потеряло смысл. Душа обратно летела на зов, зная, кто её так звал вернуться. Она неслась туда, откуда доносился голос. Она верила. Верила ему и хотела попытаться начать всё заново. По крайней мере возвращаться домой, в Валинор, ей не хотелось. Да, не в Валинор, в Чертоги Мандоса. Томиться в заключении, конечно, перспектива неплохая. Но в гостях у Намо можно оказаться всегда.       “Эру, что ж ты творишь, Ириссэ? Тебе мало Эола?" — пронеслось где-то всполохом, прежде чем дочь Финголфина перестала рваться в лапы Мандоса. Вскоре Келегорм ощутил, как дыхание Аредэль восстановилось, а пульс наладился. Она крепко спала, будто и не лежала полумёртвая на этой постели несколько минут назад.       Самое страшное осталось позади.       Охотник, облегчённо выдохнув, перебрался на соседнюю кровать и уснул. Усталость от подобной процедуры накрыла его с головой. Не было сил передвигаться.       Он не слышал, как приоткрылась дверь, и вошли Куруфин и Маэглин. Искусник, улыбнувшись уголками губ, посмотрел на брата. Ломион бросил взгляд на мать, инстинктивно ощутив, что ей больше ничего не угрожает.       — Лорд Куруфин, могу я вас попросить пойти со мной? —тихо спросил сын Эола. Его руки были сцеплены за спиной, чтобы владыка-кузнец не видел, как они дрожат. — Я хотел бы поблагодарить вас. - добавил он, чтобы феанорингу стала ясна цель просьбы.       — Идём, — Курво заинтересованно посмотрел на гостя и вышел в коридор.       Маэглин привёл владыку Химлада в отведённые ему покои и, не заставив того долго ждать, подошёл к нему с мечом в руках. Клинок был чёрным, края чуть светились, а рукоять и гарду украшали витиеватые узоры.       — Ты даёшь кузнецу то, что он может выковать сам? — нолдо в удивлении поднял брови.       — Это необычный меч, — возразил сын Ириссэ, без страха глядя в глаза сородичу. — Он может разрезать любой металл. Клинок у него чёрный, потому что сделан из метеоритного железа.       Сын Феанора осторожно взял меч, принялся рассматривать. Да, Эол действительно был талантлив. Но грошь цена творцу, если его сердце и душа служат Тьме. То, что он сотворил с Ириссэ, тому доказательство. Так поступают только орки или те, чья душа черна и извращена.       — Это очень щедрый дар, Маэглин, сын Тёмного Эльфа, — на лице Куруфина появилась тёплая улыбка, очень несвойственная для него. — Мы найдём ему достойное применение.       — Жизнь моей матери ценнее кованой безделушки, и я благодарен за помощь и крышу над головой, — серьёзно ответил Ломион.       — Хотел бы я знать, как твоя мать умудрилась попасть к этому чудовищу, — мрачно проговорил феаноринг, вздохнув. — Но да ладно, самое главное, что жива.       Прихватив меч, Курво покинул комнату и какое-то время стоял возле дверей, нахмурившись. Пока Аредель жива, но на долго ли? Их с братом затея весьма рискованна и опасна, и никто не знает, чем она обернётся. Но одно известно точно — Клятва, словно хищный зверь, вновь подняла голову.