Вымолить прощение

      Сознание возвращалось медленно. Звуками собственного дыхания, вздымающейся и опускающейся грудью, фактом того, что жива.       Жизнь… Слово в мыслях застряло разнообразными звуками: шелестом листьев, журчанием воды, пением птиц. Словно бы действие происходило в лесу, показавшем своё великолепие. Но звуки резко сменились тишиной, давая понять, что вокруг отнюдь не красочная природа.       — Где я? — Аредэль вытолкнула из пересохшего горла вопрос, медленно открывая глаза и проводя языком по потрескавшимся губам. В нос ударил аромат терпкого, крепкого отвара.       Ей не показалось, она действительно была жива.       Вместе с запахом обрушились иные ощущения — ткань под пальцами, отсутствие тошноты и слабости. Последняя, конечно, имелась, но носила абсолютно другой характер. Она не вытягивала душу, а наоборот, сулила восстановление. Взгляд эльфийки скользнул по пустым кроватям, потолку и переместился в окно. Снаружи занимался рассвет.       Ответом на заданный вопрос поначалу служило молчание. Затем в помещение вошла девушка в одеяниях, принятых у целителей.       — Вы очнулись, госпожа, — спокойно произнесла она, окидывая гостью внимательным взглядом и поднося к её губам кружку, надо полагать, с тем самым отваром.       Аредэль благодарно улыбнулась, мелкими глотками выпила жидкость. Там мгновенно согрела и придала сил.       — Не знаю, радоваться или нет тому, что избежала смерти, — невесело усмехнулась нолдиэ, сглатывая ком в горле.       Жизнь. Только имеет ли она теперь смысл? Прикрыв глаза, Ириссэ выдохнула из лёгких воздух, вдохнула снова. Так непривычно было дышать и осознавать, что кошмар закончился, неволя осталась позади.       Только пришёл ли конец мучениям? Напоминанием о них по-прежнему был сын, искалеченная душа, чувство стыда. Физически тоже, конечно, было нелегко, но синяки и ссадины заживут, а остальное… Как жить с разорванной в клочья фэа? Бывшая пленница не знала. Пока не знала.       — Если Эру позволил жить, значит радоваться, — на губах врачевательницы появилась улыбка. — Я пойду, набирайтесь сил, принцесса.       Тихой бесшумной походкой эллет покинула лазарет, прикрыв за собой дверь. В комнате воцарилась тишина, и эльфийка прикрыла глаза. Оставаться одной было страшно, равно как и признаться в страхе. Светлая комната вместо подземелья, но этот свет не сотрёт тьмы в душе. Шрамы, что оставил мрак, способна излечить разве что любовь…       Ириссэ начала проваливаться в лёгкую дрёму, когда дверь открылась, оповещая о посетителе. Кого там принесло? Ответом вскоре послужило знакомое ощущение связи. Сын.       — Я не сплю, Майрил, — эльфийка устало улыбнулась.       — Как ты? — тихо спросил полунолдо.       — Всё хорошо, — дочь Финголфина посмотрела на сына. Тот не выглядел испуганным или расстроенным, хотя и понятно, что переживал. — А ты… — охотница замялась. — ты в порядке?       Она не знала, как можно по-другому задать вопрос. Не спрашивать же — мои сородичи не обидели тебя? Однако Маэглин сам всё понял.       — Сыт, одет и вполне доволен, только все равно хочу в Белый Город, о котором ты рассказывала, — отмахнулся от полноценного ответа он.       Ему здесь было неуютно. Эльфы в красно-ало-золотом смотрели настороженно, да и жизнь на поверхности, как успел окрестить её сын Тёмного Эльфа, отличалась от той, к которой они привыкли. Она разгоралась ярким светом днём и угасала ночью. Она чем-то напоминала течение бурной реки или, в конце концов то, что юный эльф когда-то видел в гномьем городе. Только не такое пышное и скромное.       Белый Город, Тайный Город, Гондолин. Аредэль выдохнула. Туда ей было нельзя. Для брата она наверняка преступница. Где гарантия, что Тургон простит её и примет обратно? Как отнесётся к ребёнку неизвестно от кого?       — Но вообще, — продолжил, нарушив повисшее между ними молчание, Ломион, и голос его в этот раз звучал, растерянно. — Нолдор не такие, как говорил отец. Они более…дружелюбные. Иначе бы нас здесь не было. Хотя мне показалось, что Лорд-Охотник не особо доволен нашим присутствием. Кстати, он спал на одной из кроватей, когда я приходил.       Сердце эльфийки пропустило удар.       Не доволен. Не простил. Предательница.       Но…спас. Вытащил. Это ведь его зов был, неистовый и умоляющий? Невозможно было ошибиться. Благодаря Тьелко она лежала на кровати, живая и идущая на поправку.       — Всем свойственно делать ошибки, Майрил, — ласково произнесла Аредэль, посмотрев на сына. — Твой папа — не исключение.       Эол — синда, и этим всё сказано. Народец поганый, ценящий лишь свою шкуру. Иначе бы Тингол не сидел у жены под юбкой. У Элу собственные мозги, надо полагать, отсутствуют совсем. У Эола последние исказились.       — Отец говорил, что он всегда прав, — возразил тот, хмыкнув.       — Извращённый мозг, думающий не в том направлении, нельзя заменить, — охотница горько рассмеялась.       — Ты его не любишь, — внезапно сказал Майрил тоном, не терпящим возражений. Он давно подозревал, что чувства его родителей неискренни. Возможно, их нет совсем. Здесь же, в Химладе, понял это окончательно.       Аредэль ощутила, как внутри всё похолодело. Пальцы нервно скомкали край одеяла.       — Это не имеет значения, — серьёзно ответила она. — У нас должна начаться новая жизнь. Это всё, к чему надо стремиться. Ещё день-два, и мы покинем Химлад. *       Ярость.       Бурная, всепоглощающая, уничтожающая любую преграду на своём пути, заставляющая слуг вжать голову в плечи и замереть, будто их превратили в камень. Она хватила Эола, когда он вернулся от гномов и застал дом пустым.       — Какого орка поганого я вам плачу, если вы не можете уследить за единственной женщиной? — голос Тёмного Эльфа рыком прокатился по разгромленной мастерской.       В ответ — тишина.       — Вы набрали в рот воды? — медленно, сцепив руки за спиной, он прошёлся вдоль ряда молчаливых, опустивших глаза и не смевших смотреть слуг.       Возвратившись домой, Эол обнаружил пропажу не только нерадивой жены и сыночка, но и меча. Меча из очень ценного металла.       Проклятые голодрим! Мамаша-шлюха и сыночек предатель.       Предатель, предатель, предатель! Слово било по мозгам, в душе всколыхнулась ненависть, терпение лопнуло окончательно, и кузнец замер, а затем резко набросился на одного из слуг.       — Когда я спрашиваю, надо отвечать, — прошипел Тёмный Эльф, с силой сдавливая шею, отчего несчастный захрипел.       — Нас словно опоили чем-то, — прошептал слуга рядом, не поднимая взгляда.       Эол резко отпустил жертву, подошёл к говорившему, взял за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Фигура в чёрных одеждах замерла, не смея шевелиться.       — К моему возвращению чтобы здесь всё было вылизано! — рякнул колдун, отпуская сородича и быстро шагая к выходу из мастерской.       «Догнать, проучить, наказать,» — это была единственная мысль, бившаяся в мозгу синды.       — Если ты уйдёшь, назад не вернёшься, — голос из темноты заставил вздрогнуть, резко обернуться и заметить в темноте два белых глаза.       Слепец. Притаился в углу, не желая вставать в линию со всеми. Этого эльфа Эол помнил. Он подобрал его на первых порах, когда они бежали из земель Моргота и не бросил умирать, потому что тот подсказывал верные пути решения проблем, уводил от Врага, полагаясь на своё особое чутьё. Кличка к нему прицепилась после того, как он ослеп, угодив, как рассказывали, в ловушку Врага. По другой версии его лишили зрения специально в обмен на дар предсказания. Кузнец уважал его, насколько это было в его характере, но сейчас разозлился. Так-то тошно, ещё этот тут вякает.       — Калеке слово не давали, а потому закрой рот и благодари Эру, что мне некогда, — зло бросил родственник Тингола, не желая отвлекаться на пустые разговоры.       Будь больше времени, он бы всех казнил на глазах у других в назидание за то, что бывает с теми, кто плохо выполняет работу, но бывшего раба Моринготто ждали более важные дела. Точнее, не просто более важные, а жизненно важные.       Лес расступился, выпустив хозяина, но облегчения это не принесло. Прошедший дождь смыл почти все следы, которые бы позволили найти беглецов.       Ключевое слово — почти. Эол был бы плохим колдуном, если бы не мог справиться с такой простой задачей. Только вот как взять себя в руки, когда в голове молотом бьёт мысль — жена ушла к любовнику, а сын — предал и обокрал. Яблоко от яблоньки недалеко упало, хоть и старался, воспитывал.       Эльф вздохнул, останавливая лошадь и уныло окидывая взглядом окрестности. Прикрыл глаза, прислушиваясь, но природа притихла, словно чувствовала магию. За пределами Нан-Эльмота потоки энергии ощущались другими, и чтобы получить желаемое, их нужно было исказить. Не спешивась, приказав покорной лошади стоять, Эол негромко запел, вплетая в тихий голос силы. В его голове тотчас замелькали образы.       Дорога, привал, двое путников, сторожевой пост.       «Сраные проклятые голодрим! Сучка остроухая!» — зло подумал кузнец, до крови кусая губы. Ярость захлестнула волной и разорвала видения. Думала, что не найду, шлюха? Думала, что перехитрила? Я иду за тобой с сыном, мразь голодримская. Моё должно принадлежать только мне или не достанется никому.       Покорившаяся беспрекословной воли хозяина лошадь понесла его к границам владений нолдор. Обычно Тёмный Эльф избегал контактов с иноземными захватчиками, но ради Аредэль можно сделать исключение. Ревность и ненависть заставляли уехать без остановки, и вскоре конь вынес одинокого всадника к реке. Она несла свои воды куда-то вдаль, и солнце слепило, лишая возможности хорошо видеть.       Проклятое солнце!       Проклятая Аредэль!       Прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, синда стал вглядываться вдаль. На том берегу сновали фигуры. Зоркий глаз без труда различил доспехи и красные плащи. Брошенный муж досадливо выругался. Куда не сунься, везде голодрим. И какого орка им понадобилось торчать возле самых Бродов? Желанная добыча, если его не обманула магия, была в самом сердце этого змеиного гадюшника.       Эол не был трусом, но чтобы ступить на землю врагов, ему понадобилась вся имеющаяся у него воля. Лошадь покорно перешла реку, замерла на берегу вместе с всадником, который присматривался и прислушивался, понимая, что сейчас нужно быть_ очень_ осторожным.       Любой шаг — западня. Его, скорее всего, уже заметили.       — Стой! Движение — и свалишься, утыканный стрелами, — стоило только подумать, и опасность не заставила себя долго ждать.       «Ириссэ, тварь», — мелькнуло в голове. Чародей усмехнулся, но покорился.       Точнее сделал вид, что покорился.       Рука незаметно скользнула вниз, к мечу.       Думаете, вам меня одолеть? Да у вас мозги, как у одноклеточных простейших млекопитающих. По глазам видно и по внимательности. Да, ржавая монета тебе цена воин, если ты упускаешь мелкие детали. Убить или подождать?       — Что привело тебя в земли Химлада? — у спрашивающего поверх доспехов, нещадно слепивших глаза, был наброшен красный плащ, застёгнутый на шее застёжкой -звездой.       Ненавистный цвет, дурацкие вопросы.       — Потерял одну вещь, — огрызнулся кузнец, глядя на сородича, как на пустое место.       — И что это за вещь? — насмешливо поинтересовался перводомовский воин.       Только сейчас Эол заметил, что преградивший ему дорогу нолдорский прихвостень не одинок. Ничего, и с двумя справится без проблем.       — Жена, — от нетерпения убраться отсюда у Тёмного Эльфа едва не скрипели зубы.       Наступила тишина. Воины переглянулись между собой, хмыкнули. Эол, наоборот, решил воспользоваться ситуацией и тихо запел, вплетая в песнь чары.       Ему нужно пройти. И он пройдёт.       Слова полились завораживающей музыкой. В голове воинов рисовалась картинка безмятежности, на губах появились глупые улыбки. Бывший раб ухмыльнулся, оборвал песню и проехал мимо них, направляясь в город, когда одна из жертв резко набросила ему на шею верёвку и стащила с седла.       — Вы… — родственник Тингола попытался снять с себя путы, но острая боль внезапно пронзила ногу, а в рот воткнули кляп во избежание очередного словесного потока.       Всё, что оставалось незадачливому путешественнику — видеть. И он смотрел и пытался выбраться из искусной ловушки, но как оказалось, зубы Хуана были безжалостны, а воины владык Химлада неумолимы. Скрутив руки за спиной, нан-эльмотовского кузнеца потащили в город.       Ловушка. Удачно сооружённый капкан. Неуместное сравнение, но Эолу, внезапно ставшему пленником, вспомнилось рабство у Моргота. Точнее, не рабство, а взаимное сотрудничество. Когда пленный синда, которого лишили имени, перестал брыкаться и принял положение, отношение к нему улучшилось, сменилось положение, что позволило спланировать побег. Стать свободным.       Теперь ситуация складывалась иная, и Тёмный Эльф был зол. Зол на то, что его перехитрили. Зол, что его обманули и предали.       Жена из голодрим — ко злу.       Тьфу.       Верёвка врезалась в запястья, ощущение тряпки во рту стало противным. Воины держали крепко. Ненависть внутри собиралась в кучу, чтобы ядом вбрызнуться в вены и рука об руку с сестрой-яростью освободить хозяина.       Нужно лишь выждать момент.       Лес сменился вскоре раскинувшейся долиной, плавно перетекающей в возвышленность, поросшую травой, на которой расположилась изящная постройка. Именно туда нарушителя спокойствия и вели.       «Дворец», — догадался Эол, взглянув на строение.       Нутро вновь обожгло ненавистью. Тёмный эльф не любил эльфийские строения. По его мнению, они были лишены всякого удобства и пропорциональности. Долину надвое разделяли выкованные ворота, ведущие к владениям сыновей Феанора.       — Лапы переставляй, а не по сторонам смотри, — прикрикнул один из сопровождающих.       Синда скривился. Он не терпел приказов, от убийц не желал их слышать тем более. Местные эльфы, попадавшиеся им на пути, поспешно отходили в сторону, освобождая дорогу. Одни наблюдали с интересом, другие спешили спрятаться или заняться делами.       «Боятся… — усмехнулся про себя неожиданный гость. — Интересно кого — меня или гнева Корольков?»       Буря эмоции внутри дала сигнал.       Пора.       — Ты глухой, что ли? — раздражённо полюбопытствовал один из воинов, пнув Эола под зад.       Зря ты это, тварь остроухая. Зря.       Инерция толкнула пленника вперёд. Все внутри вспыхнуло неистовым огнём. Тёмный Эльф резким движением вырвался из рук воинов. Одного резко ударил головой в нос, второго — ногой в пах. Те, кто попадался на пути, испуганно озирались по сторонам. На шум прибежали другие воины. Бунтарь резко оказался на полу, но попытался встать. Он злобно рычал и пытался избавиться от Хуана, который снова появился из ниоткуда, но схватку проигрывал.       Проклятая собака! Придушить бы!       Мерзкие голодрим!