Ганзель и Гретель

Католическая церквушка, снабженная колоннами из чистой позолоты, более четырех ярдов в высоту каменные статуи святой Девы Марии и Иисуса Христа, наполнена оперным пением, высоких нот, и взрослых, и детей. Даже столь роскошное поместье не было столь насыщенным золотом и бриллиантами, как красавица «Испаньола», при отплытии с острова Скелета. Больше половина экипажа корабля, попрощалась со своей жизнью на проклятом острове. Люди были готовы разорвать друг друга лишь за дополнительную пару золотых серег. И разорвали, если бы не команда из отважных шести путешественников: капитан, судовой врач, хозяин шхуны, помощник плотника, потерянный дикарь на острове и юнга. Кто же знал, на что они будут способны. Долговязый Джон Сильвер, был униженно повержен перед своим долгом. Не удалось ему захватить и сокровища, и корабль. Как оказалось, бывший матрос покойного Флинта, Бенджамин Ганн, брошенный три года назад своей новой командой на гниющим острове, отыскал богатства, и сделался богачом. Казалось будто судно вот-вот пойдет ко дну, настолько оно было забито драгоценностями, ради которых пали и здравые ребята. Покойтесь с миром, дорогие Редрут, Джойс и Хантер. Вы пали как настоящие герои, и честный сквайр Джон Трелони, по вине которого вы и остались похоронены под частоколом, будет вас помнить до скончания своих дней. Адмирал в последний раз смотрел в сторону самой высокой горы острова, крепость под названием «Подзорная Труба», знакомое название. Шестифутовый мужчина, в испачканном и слегка рваном ярко-красном камзоле цвета рубина, в длинном и кудрявом уже давно не столь белоснежном парике, прижимая алую треуголку, украшенную пухом к груди, мысленно прощался с погибшими на острове. Большая рука приземлилась на мужское плечо, уже не то самое привычное улыбчивое лицо смотрело прямо на сквайра. Глубокие Черные глаза были уставшими, а оскал во все тридцать два, казалось вскоре и вовсе сотрется с лица. Два больших изумруда стали слегка влажными, и сквайр тут же вытер еще не скатившиеся по щекам слезы. После чего сказал тихо, даже торопясь: —Все хорошо, Ливси. Я в порядке. Доктор, в таком же не идеально выглаженном и чистом темно-зеленом камзоле, аж на голову выше своего собеседника, тихонько похлопал друга по плечу, и той же рукой приглаживая по спине, словно отчаянно пытаясь разгладить рукой мятую одежду. Доктор Ливси прекрасно знал, как взбодрить старого друга, и все с той же неугасающей улыбкой заявил: —Мой дорогой друг, у меня есть прекрасное средство от тучек над вашей головой! Вот ветер уже и сдувал белоснежные паруса «Испаньолы», что верно слушалась руля под руководством раненого капитана с перевязанной рукой. За борт была выкинута абсолютно любая бутылка, что содержала в себе спиртное. Никакого алкоголя во время плавания, твердил мистер Смоллетт, никто и не упорствовал ему, все-таки слово «ром» навевает не самые приятные ассоциации. Никто на борту не бездельничал, из-за отсутствия рабочих дел было по горло и даже выше. Можно было представить ворчание капитана, что был громче ора чаек, особенно с перевязанной рукой по вине огнестрельного ранения. За ним наблюдал доктор, отсчитывая за излишнее напряжение, что лишь вредило восстановлению. Юный Джим Хокинс, чью кровь покойного Израэля Хэндса пролил на палубе «Испаньолы», вместе со ставшим на путь истины - Абрахам Грей, спокойно управляли рулем судна под руководством мистера Смоллетта. Хоть эти двое не были столь близки, словно Джим со своими старшими друзьями, однако парочку спокойно можно было спутать со старшим и младшим одной крови. Приближалась ночь, якорь был спущен на дно морское, а солнце скрывалось под одеялом океана. Юнга сидел у той самой бочки, в которой подслушивал коварный план Сильвера и пиратов. Яблоки уже закончились, и в бочке можно было найти лишь пыль да плесень. Протирая стекла круглых очков, парень даже не заметил, как к нему протянули кружку с горячим содержимым. Поправив очки на носу, Джим улыбнулся и взял предложенный ужин в виде легкого овощного супа, поблагодарив друга: —Большое спасибо вам, Грей. Раздувая прохладный поток воздуха над горячей похлебкой, дабы охладить пищу, юнга проследил за юношей, что присел возле мальчишки со своим ужином. Коснувшись кончиком языка супа, Джим был доволен, наконец-то он сможет утолить чувство голода. Однако внезапно обернувшись к своему собеседнику, паренек спросил: —А не Сильвер это… Абрахам понял, к чему клонил юнга, и успокоил его лаской по рыжей макушке, проговаривая: —Нет, нет, это стряпня доктора. Сильвер взаперти, и будет там до прибытия в Англию. Вот и славно, юнга не желал видеть этого Одноногого дьявола, расхаживающего по палубе корабля. В форте доктор Ливси уже показал свои навыки кулинарии, а его легкая овощная похлебка оказалась просто волшебной. Наслаждаясь долгожданным ужином в компании приятеля, Джим выплеснул вопрос, что мучил его с первой встречи с помощником плотника, на момент войны за форт против пиратов: —Мистер Грей, скажите, что послужила вашему решению встать на сторону капитана и остальных? Вас наверняка приняли за предателя, вы не испугались пиратов? Неожиданный вопрос, Абрахам даже замер на мгновение. Почему он встал на сторону капитана Смоллетта? Хороший вопрос. Поставив кружку с супом на деревянный пол, юноша принял задумчивый вид, играясь с прядками светлой челки. Никто из джентльменов не задавал подобный вопрос, все принимали Грея как отважного героя, ставший на путь истинный против опасного врага. Уголки губ заметно приподнялись, издав смешок юноша пожал плечами и сказал: —Понятия не имею. Когда меня заманивали на сторону Джентльменов удачи, я лишь переживал за собственную шкуру. А когда передо мной предстал капитан собственной персоной, и дал права выбора, уже во время битвы с Сильвером я осознал, что встал на верную сторону. Восхищению не было предела, в глазах юнца обычный помощник плотника завоевал титул героя. Даже тогда, во время боя с разбойниками, когда с Джимом в любой момент могли расправиться быстрее чем с обезглавливанием курицы, Грей, наплевав на все приказы капитана, бросился на защиту младшего. Скольким количеством крови был пропитан форт с частоколом, от одного вида юнгу бросало в дрожь, когда тот вспоминал все детали проделанного путешествия. Однако в итоге, цель была выполнена, и затерянные сокровища капитана Флинта были погружены на борт судна. Мальчишка был не единожды свидетелем споров старших друзей, кому большая доля богатств достанется. Мистер Смоллетт утверждал за честность перед его величеством, отдав королю самую крупную часть, однако сквайр не упускал возможности упомянуть весь проделанный путь за проклятыми семьсот тысяч фунтов, и справедливости ради, сокровища должны быть поделены между всем экипажем поровну. Доктор лишь стоял поодаль, наблюдая за спором двух аристократов, периодически встревал между двумя разъяренными друг на друга псами, дабы успокоить то одного со словами: «Капитан, я же прописал вам полный покой. Ха-ха-ха, прошу соблюдать его до прибытия в Бристоль!». То другого: «Ха-ха-ха, Трелони, ну что вы, друг мой, не стоит нервничать и портить атмосферу, из-за такой глупости!» Нейтральным ко всей ситуации, был лишь Бен Ганн, что с удовольствием наслаждался новой порцией сыра пармезан. Он получил свои обещанные тысячи фунтов, и с нетерпением ждал возвращения на долгожданную родину, земли которой не чувствовал уже три года. Дальнейшую судьбу не знал один лишь Долговязый Джон Сильвер, что смирно прохлаждался за решеткой в винном складе. Точнее, он не подозревал о способе казни которая ждет его с прибытием в Англию, то ли виселица, то ли гильотина, никто не знал или просто не говорил. Ожидать своей смерти казалось хуже самой гибели, Одноногий настолько углубился в свои раздумья о сокровищах, о мести и о погибших товарищах, что на мгновение позабыл о двух своих мятежниках. А место их было чуть ли не в трюме, самое дальнее от потусторонних глаз. Им было приказано не выходить из потайного места до того, как Сильвер не подаст подходящего знака, даже если тот будет при смерти. Близнецы покорно ждали, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, дабы выйти в нужный момент за глотком воздуха, либо за слежкой окружности. В глубокой ночи, тише крыс на кухне, Гретель впервые пробралась к винному складу, однако не имея возможности проникнуть внутрь, оставался лишь единственный вариант - разговаривать через дверную щель: —Джон, неужели мы так и будем ждать непонятно чего, до вынесения твоей казни? Пока они спят, это отличная возможность со всем покончить! Дьявол с этими сокровищами, Джим, Джим! Дай мне задушить этого щенка, отомстить за Пью и Бил- —Гретель, моя девочка, не торопись, ничего путного из этого не выйдет. Ждать знака вы должны не от меня. Не от Сильвера? А от кого же? Одноногий словно в воду глядел, ведь по счастливой случайности спали младенческим сном лишь сквайр, Бен Ганн и Грей. Доктор вместе с капитаном отдыхали в адмиральском салоне, каждый был занят своим делом: Смоллетт смирно лежал на диване, не напрягая руку, а Ливси же рассматривал, изучая национальность и все мельчайшие детали исторических монет из клада капитана Флинта. Джим же расхаживал по палубе от бессонницы, что-то ему явно не давало покоя, и лишь мертвая тишина спасла путешественников от неминуемой смерти. Женский голос, юнга его отчетливо слышал, носительница явно говорила громко, хоть слова и были неразборчивыми. Значит помимо Сильвера, у винного склада кто-то был. О нет, третью ошибку за это плавание Джим не допустит, теперь он намерен рассказать доктору с капитаном возникшую проблему и разобраться. В одиночку спустившись в орлопдек*, юнга был намерен выяснить все самостоятельно, возможно ему просто показалось, и это был голос Капитана Флинта. Знал бы он насколько эта затея была безумной, похлеще чем захват «Испаньолы». И услышав приближающиеся шаги, Долговязый выдавил улыбку, которую Гретель не смогла увидеть, и тихо сказал: —А вот и тот самый знак. Не успела девушка среагировать, как услышала стук каблуков сапог брата, что быстрее сапсана обогнал главный проход, дабы не спалить свой силуэт. Конечно топот ног не был незамеченным, и Гретель так же скрылась с места, ускользнув за лестницей, что вела к орлопдеку, по которой спустился паренек. Джим был наготове, курок перечницы** уже не находился на своем привычном месте, и был заряжен. Он был готов защищаться, смелость брала вверх и доминировала над духом, однако убедившись, что топот принадлежал не Сильверу, юнга не посмел двинуться вперед. Рука с оружием дрожала, нужно было предупредить старших о потусторонних, однако перед уходом он был обязан узнать о самочувствие Одноногого. Так он воспитан, помогать другим несмотря не на что: —Джон Сильвер! Вы в порядке? Вам нужна помощь? В ответ лишь тишина, даже свое дыхание Джим приостановил. Внезапно он услышал прямо за спиной, свист, до мурашек знакомая мелодия. Настолько узнаваемая, что слова самостоятельно отскакивали от зубов. Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому. Пей, и дьявол доведет тебя до конца, йо-хо-хо, и бутылка рому. Сердце ушло в пятки, зрачки сузились до размера крупинки песка, даже сделать вдох было страшно, от чего юнга стал задыхаться. Это точно не был Сильвер, а сомнения увеличились после того, как внезапно к ногам подкатился подозрительный объект. Маленькая черная пластинка, на которой белым по черному был изображен устрашающий череп. «Черная метка», губами озвучил Джим, не выговаривая ни единого слова. Метка прикатилась сзади, но даже у такого смельчака как юнга, просто не хватило духа развернуться, а уж тем более броситься в битву. Ноги, словно смазанные смолой прилипли к деревянному полу. И если бы не потусторонний топот ног, незнакомца можно было с легкостью перепутать с мертвым Израэлем Хендсом, с которым Джим расправился на палубе, что теперь жаждет мести. Внезапно вокруг шеи Джима обмоталась веревка, прижимая все тело к лестнице. Юнец словно угорь в сети, барахтался всем телом, издавая нечеловеческие звуки кряхтения и удушья, а лицо постепенно окрашивалось в синеватый оттенок. Очки от такой тряски спали с лица, разбиваясь на множество мелких осколков, теперь юнга лишился не только кислорода, но и зрения. В это же время, странное предчувствие доктора Ливси словно шило, не давала ему спокойно сидеть на месте. Обернувшись в сторону капитана, лекарь улыбнулся лишь шире, когда лицезрел Смоллетта, погрузившегося в глубокий сон. Тихо встав с кресла, и не потревожив сопение моряка Ливси бесшумно покинул адмиральский салон. Однако капитану все же было суждено проснуться, ведь не успел доктор пройти и ярд по палубе, как сверху него с мачт уже стремился острый и блестящий шип абордажного топора***. Мужчина успел среагировать и увернуться от удара, откинувшись назад и по неуклюжести упасть всем телом, раздав сильный грохот. Подняв взгляд вверх, оскал на лице заметно спал, хоть и не полностью, ведь на одной из мачт в кромешной тьме лекарь смог разглядеть силуэт юноши, с оружием в руках. Нервный смех проскользнул сквозь сжатые зубы, глубокие черные глаза цвета ночи, пристально глазели на парня. Тот же отвлекаясь, сжал между зубами кончик сигары, и обычной спичкой, что смогла дать хоть единый источник света помимо, зажег свою любимую игрушку. Тут Ливси и смог разглядеть черты лица Ганзеля, винное пальто которого раздувал морской бриз, незаметно за боком, заряжая курок пистолета, пытаясь отвлечь нападающего беседой: —Ха-ха-ха, голубчик, а ты откуда взялся? Неужто с неба упал? Ха-ха-ха… Ганзель лишь бросил холодный медовый взгляд, выдыхая вредный дым, приподнимая уголки губ. Созерцание явно не давало благих надежд, юноша что-то замышлял, и держал лезвие топора рядом с собой. Убирая сигару из губ подальше, Ганзель взглянул выше, рассматривая песок из звезд на ночном небе, проговаривая: —Доктор, вы же не выстрелите в меня? Как истинный врач и джентльмен, вы давали клятву. Какой же грех будет висеть на ваших плечах, застрелив абсолютно невинного человека. Грехом можно было бы сочетать намеренное убийство пациента, и то, когда при Ливси его драгоценный саквояж, а не военным мундир. Когда же перед тобой враг, жаждущий крови, милости нет места. И если рассуждать по словам юноши, доктор уже давным-давно считается грешником, ведь известно лишь одному лекарю, сколько жизней он унес в бою за форт с пиратами, и в битве при Фонтенуа. Покончить с угрозой для своей и друзей жизни, будет считаться лишь героическим поступком. Вынув перечницу, Ливси прицелился прямиком в поганую башку и выстрелил, однако смельчак сумел защититься с помощью длинного и крупного шипа топора. Пуля отскочила в неизвестное направление, а Ганзель по вине сильного удара не удержал равновесие, и ему пришлось быстро спрыгнуть с мачты на палубу. Не удивительно, что неожиданный выстрел поднял на ноги весь экипаж корабля, и не успел первым подоспеть Грей с мушкетом, как набросился Ганзель на несчастного доктора. Словно завернутый в одеяло, Ливси стремительно покатился в сторону, благодаря чему шип топора пробил палубу, а не тело. Вскочив на ноги, лекарь обнажил свою шпагу, и как только на виду появился помощник плотника, позитивный дух вернулся, и доктор рассмеялся: —Ха-ха-ха! Грей, поглядите-ка, какие у нас гости! Абрахам явно не был рад нежданным прихожанам, и зарядив мушкет направил ствол на юношу, что, схватив свой топор вновь ринулся вперед, но уже в сторону Грея. Не успев сориентироваться, то ли со страха, то ли с тяжестью оружия, но одним ударом ноги Ганзель выбил мушкет из рук, откинув стрелковое оружие. И не удосужился Абрахам прийти в себя, как получил знатный пинок каблуком прямиком в лицо, вызвав струйки крови из носа. Помощник плотника пал, не дожидаясь врачебной помощи. Ливси и Ганзель принялись биться в рукопашную. Точнее доктор, когда юноша свирепо размахивал шипом топора в разные стороны, иногда прибегая к помощи ног, однако лекарь оказался не промах, уклоняясь от каждого удара. Шпага не была втянута в бой, топор способен снести ее одним взмахом. Не ударив доктора в очередной раз, Ганзель отскочил назад, давая себе и Ливси время на передышку. В этот момент из адмиральского салона выбежал капитан, парик на его голове отсутствовал, обнажая темные короткие волосы, вперемешку с седыми прядями. Оголенная макушка вместе с щетиной вокруг подбородка, предавала старому моряку больше лет, делая носителя взрослее, но также придавая более строгий образ. Обнаружив на судне чужака, пистолет в тот же час был заряжен и направлен на злоумышленника. Ганзель обратил внимание на появившиеся Смоллетт, и самостоятельно вытащил из кожаного ремня свой кортик, направляя оружие на мужчину, проговаривая: —Капитан, не советую вам бросаться в бой. Рискуете и без второй руки остаться. Прям слова доктора с языка снял, и Ливси тоже хотелось взглянуть на смелого моряка, лишь взглядом пригрозить ему бросить огнестрел. Однако спускать взгляда с врага было не то что ниже достоинства, было попросту опасно. Мистер Смоллетт бросил взгляд на стонущего от боли Грея, тяжело вздохнул и послушался, опустив руку с оружием, но ненадолго. Ведь в сию же секунду послышался выстрел, и пуля попала ровно в два пальца, что держали рукоятку огнестрела. Уронив перечницу и скорчившись от боли, капитан воспользовался моментом, быстро вытащить несчастного помощника плотника из кровавой резни. И словно лев тигренка, унес за шкирку обратно в адмиральский салон. Ганзель пришел в ярость, и вынув из кармана пальто свой шприц с сывороткой, не отрывая взгляда от бесящего оскала доктора, через ткань воткнул иглу в ногу. Ливси внимательно следил за каждым движением, и как лекарю и специалисту по препаратам ему стал любопытен мотив в использование шприца. Однако время на размышления ему не оставили, и юноша вновь бросился в рукопашный бой. На этот раз доктор решил покончить со смертоносной борьбой, и со всей скоростью бросился к Ганзелю, нагибаясь всей верхней частью тела. Схватив юношу за талию и лишив его равновесия, оба воюющих пали, и Ливси всеми силами старался удержать руки нападающего, не дав сделать очередной взмах топором. Сквозь кряхтения и слезы, сумев дотянуться до кортика на поясе, Джим смог перерезать часть веревки, что зацепил пальцем проскальзывая между канатами из хлопка и горлом. Упав на четвереньки, жадно хватая ртом глотки воздух, мальчик ухватился за шею, на которой явно остался заметный след. Долго расслабляться было чрезвычайно опасно, Гретель вновь напала на беззащитного паренька размахивая саблей. В этой ситуации стоило лишь униженно уклоняться от атак. Джим был ослаблен, и применить боевую стойку, а уж тем более начать драться как с крупными пиратами он был не в силах. Кортик здесь тоже не поможет, считай драться веткой против ствола акации. Казалось, вот он конец, два голубых нефрита безнадежно наблюдали за приближающейся девушкой с саблей. Подняв высоко обе руки с оружием, Джим скорбно сомкнул веки, и послышался сильный удар, что мерзко захрустел.