Ганзель и Гретель

Ласкающий ухо шум острого наконечника пера по листу бумаги, так и клонил в сон, вызывая россыпь приятных мурашек. С каждым танцем письменного предмета, чернила окрашивали лист, создавая прекрасное божье изделия. А точнее, портрет прекрасной девушки, чья внешность не сравнится и с ангелом. Светлые, наполненные счастливой жизнью глаза цвета, словно васильки, с кукольными ресницами. Губы формы двух лепестков роз сияли в любвеобильной улыбке. Словно смоль густые локоны расплывались по челке в левую сторону, переплетаясь в косу на плече. А сами черты личика и впредь были сравнимы с красотой самой Афродиты. Художник был словно под чарами великолепием создания божьего, портрет которой писал так увлеченно, даже не замечая пристального взгляда двух медовых глаз в свою сторону, через приоткрытую дверь каюты. Пока неожиданно не прозвучал женский шепот: —Доктор. Дэвид Ливси слегка вздрогнул, не ожидая присутствие третьего лица, что так нагло помешает той идиллии лекаря и его прекрасного создания. Повернув голову в сторону двери, оскал заиграл родными красками, обнажая все кристально белоснежные тридцать два зуба. После чего пригласил девушку в каюту жестом руки: —Ха-ха-ха, ты меня напугала! Проходи, проходи, чего опять не спишь в такой поздний час? Ха-ха-ха! Гретель сделала лишь несколько шагов к мужчине, прижимая к груди раненую ладонь, что зверски пострадала в бою, заслужив выстрел насквозь. Черные, словно ночное море глаза Ливси мгновенно привлекло поведение тела девицы, и сложив простые предположения, спросил: —Болит? Чертовка лишь кивнула, глядя на свою бедную конечность, проговорила: —Есть лекарство? Мужчина протянул руку, словно немой, прося, осмотреть больное место пациента. Сняв повязку, хорошо пропитанную пятнами крови, было понятно, что рана слегка открылась, и заныла. Достав драгоценный саквояж, доктор не стал медлить с лечением, нанося масла и различные лечебные свойства. Иногда в ладони пощипывало, а в редких случаях боль была резкой и пронзительной. Дыра уже не казалось в столь омерзительном виде, гноя не было, лишь маленькая промежность от пули. Гретель рефлексивно могла то укусить нижнюю губу, то стиснуть воздух между зубами. Ливси было скучно сидеть в столь мертвой тишине, девушка была тихой, не стонала и вопила от боли, в отличие от иных пациенток, что веселили лекаря. Новая ткань окутывала ухоженную ладонь, больше не жалуясь на боль, путем всплеска жгучих коликов. Словно пушистый клочок меха, Гретель поглаживала свою несчастную конечность, осматривая со всех сторон, будто в надежде зацепить опытного специалиста за малейшую оплошность. Мужчина следил за каждым движением девушки, задаваясь вопросом: —Ха-ха-ха, больше не болит? И как только тот поднял взгляд, заметил, как медовые глаза неотрывно пытаются рассмотреть кое-что подозрительное на столе доктора. Ожидая более четырех секунд, мистер Ливси звонко засмеялся, вспомнив, что же такое завораживающее украшало его рабочий уголок. Неожиданный всплеск эмоций собеседника, заставил девицу слегка вздрогнуть, и та свела брови к одной точке. Не в желании признавать, что ее напугал обыкновенный смех, Чертовка потянулась верхней частью тела к портрету, всем видом намекая на свое смертельное желание рассмотреть творение. Видать, чары красоты поистине страшны, ведь не заметив свое положение, Гретель совершенно внезапно очутилась в крепких руках доктора, что удерживал ее от столкновения лица с твердой деревянной поверхностью. Табурет был опрокинут, а огромный силуэт удерживал талию и плечи едва не пострадавшей девушки. Нервный смешок прозвучал в каюте, благодаря всевышнего, что все обошлось без дополнительных жертв. Однако казалось, что девушка и глазом не повела, заостряя внимание на подражательнице самой богини. Не было иных предположений, кто именно был одарен званием главной музы, господина Дэвида Ливси. —Это она? Почти бесшумно спросил женский голос, на что лекарь, тяжело вздохнув одобрительно кивнул, будто это кто-то был способен лицезреть. Встав ровно на ноги, листок бумаги был передан в здоровую руку, и в паре медовых глазах загорелась искра. Красавица из сна, и так была божественно описана, по словам мужчины. Однако истинное личико и впредь не сравниться со столь романтическим описанием. Много неземных благолепий вступали на эти земли, и ни одна не была достойна стоять рядом с той, что была создана лишь одними чернилами. Гретель будто влюбилась в человека, которого не существует, как в принципе и доктор. Ливси аккуратными жестами рук отчаянно испытал удачу забрать свое сокровище, однако, девица вовремя отвернулась, словно бриллиант загораживая собственной спиной. Вновь последовал нервный смех врача, не сдаваясь, он все пытался дотянуться до еще не законченного портрета. Наконец Чертовка повернулась к мужчине и сказала: —Она действительно так выглядит? Поддавшись чарам великолепием внешности, Гретель даже не сразу поняла, что все это является лишь заслугой самого художника. То как он сумел передать прелести личика лишь из своего сна, поистине завораживало. Однако девушка не признала этого вслух, ее лишь озадачило то, какая блестящая память у лекаря на лица. Ливси вновь тяжело вздохнул, осознавая, что процесс живописи заставил его позабыть о сне, и теперь веки ощущались тяжелее обычного. Даже оскал потихоньку исчезал с лица, расслабляя мышцы. Мужчина лишь кивал на вопрос девицы и закатывал глаза, слезно умоляя вернуть портрет не пророняя ни слова. Как вдруг, пришло осознание, что сильно озадачило лекаря: —Ха-ха-ха, девочка моя, ты пришла ко мне за медицинской помощью? Ха-ха-ха, вот так сюрприз! Медовый взгляд повернулся к собеседнику, будто Гретель была только что поймана за очередным преступлением. Вечная минута ожидания, на фоне которой был слышен лишь стук настенных часов, и шум плескающейся воды. Девушка повернулась всем телом к мужчине, и склонив голову в знак благодарности, оставила портрет на столе, скрываясь словно антилопа. Кристально чистая вода блестела благодаря первым лучам солнца. Миниатюрные камни соли покрыли поверхность жидкости, укрываясь листьями трав, что присоединились к одному котлу. Осталось нарезать овощи, и легкая похлебка на завтрак будет готова. На этот раз, на камбузе главным являлся Джим Хокинс. Обмывая корнеплоды и освобождая их от кожуры с помощью ножа, юнга словно завилял хвостом от радости, когда увидел девицу у порога в каюту. Уголки губ приподнялись, а глаза цвета чистого неба сияли, словно падающие звезды. Поправив очки на носу, мальчик радостно заявил: —Гретель, рад тебя видеть. Можешь мне немного помочь нарезать овощи? В долгу не останусь. Не желая попадаться таким людям как капитан на глаза, Чертовка нырнула в каюту, с кивком головы присаживаясь на табурет, который ей только что любезно освободил юнга, как истинный джентльмен. Поэкспериментировав с положением для предстоящей работы, девушка все же встала на ноги и взяла нож в руку. Не успел Джим приняться за новое дело, как неожиданно вздрогнул, услышав зверские взмахи лезвием и словно кости хруст корнеплодов. Гретель беспощадно рубила морковь и лук, но удивительно умело. Ничего не разлеталось в разные углы, казалось, что от такой скорости даже лезвие ножа оставалось идеально чистым. Джим с восхищением наблюдал за процессом, в итоге не сдержавшись, задал вопрос: —Где ты такому научилась? У Сильвера? Ему повезло, что, лишь открыв рот, девица приостановилась, давая закончить предложение. После чего не оборачиваясь, она лишь ответила: —Тебе лучше этого не знать. И лишь под конец, с такой же силой и скоростью, кончик ножа был воткнут в деревянный стол, вертикально сверху вниз. Хорошенько запомнив первое появление дамы на борту корабля, любой бы сделал нерешительный шаг назад, что уж говорить о внутреннем беспокойстве за собственную жизнь. Но только не Джим. Повернув лицо, два медовых глаза столкнулись с парой голубых нефритов, и, если было присмотреться, легкий румянец покрыл женские щеки, от искренней улыбки мальчика. Этот юнга, не был похож на остальных. Да, он не был единственным, кто питал надежды на Гретель, однако именно Джим, был особенным, в мыслях девицы. Голова кипела каждую ночь, проворачивая события прожитых дней на «Испаньоле». Чертовка окончательно запуталась, не знала, как поступить так, дабы сохранить голову на плечах. Она встретила иных мужчин, не похожих на тех, с кем провела всю свою жизнь, а человечных, и открылась им. Но правильно ли она поступила? Сомнения будут разъедать душу, до того момента, пока Гретель окончательно не убедится в правоте или провале своих действий. Пусть и называет она себя монстром, безмозглой или даже грязной куртизанкой, желание, которым она дышит полной грудью - обрести свободу. И чувствовала она, что лишь истинные джентльмены ей в этом помогут. Сколько же ошибок она совершила в жизни: струсила, и не спасла матушку в самый ответственный момент. Слепо доверилась головорезам, лишь бы прожить дополнительную минуту с родным братом. Упустила шанс быть свободной сбежав вместе с Билли Бонсом. И самое главное, посмела влюбиться, и потерять все. Те самые ошибки, из-за которых Гретель добровольно бы полезла в петлю, стыдясь их. Однако виновата ли Чертовка, что от безысходности и желания жить отдалась в лапы чудовищам, которым она вопреки всему сама стала родней? Виновата ли девица, что потеряла веру, и плевать уже по какой дороге ступать, если хочет лишь обрести счастье? Виновата ли Гретель, что родилась девушкой? И после смерти Флинта, надев на себя звание «Вещь для мужчин», которые так жаждали женскую ласку. Каково было, словно бездыханное бревно, лежать под двумя, тремя, и даже десятью уродами, что с каждым лишним прикосновением, топтали достоинство, надежду, и веру во все живое... И лишь на судне, Гретель просыпалась без слез, синяков от сильных охватов на теле и кома в горле, по вине которого она не могла издать истошный крик. И с каждым днем, то самое ушедшее и, казалось, давно забытое, возвращалось осколками, собирая воедино то, что когда-то было уничтожено. Уголки губ приподнялись, а медовый взгляд опустился на пол. Столько всего крутилось на кончике языка, благодарность и признательность. О всевышний, если ты слышишь! Когда девушка обретет долгожданную свободу, она останется в вечном долгу перед тем, кто вернул ей человечность. А самый большой грех у пиратов - предательство. Джим никак не мог перестать любоваться этой улыбкой. Настолько редкое явление, словно цветущая смоляная роза. Ночами не спал, все думал о девице, бессовестно жалел, в мыслях прокручивая каждый план на спасение. И обещая себе и команде, пройтись по доске в объятия смерти, в случае, если Гретель воткнет им нож в спину. Причину заинтересованности в наследнице пиратов знал лишь один юнга, и даже не доктор со сквайром. Не поймут его остальные, никто, уж лучше быть немым как рыба. Сказочную идиллию прервал капитан, что заглянул проверить дела мальчишки, и приподнял одну бровь при виде девушки, что, склонив голову быстро ушла. Кровавый оттенок драгоценного рубина, переливался под естественным светом лучей солнца. Истинно чистое золото, мельчайшие узорами крыльев и колонн как в церкви которого, украшали камень, превращая его в божественный кулон, что свисал и покачивался из стороны в сторону. Кристалл настолько блестел, что пара медовых глаз могла увидеть в нем собственное отражение. Господин Трелони лишь с улыбающимися глазами игриво наблюдал за Чертовкой, заманивая ее заветным украшением: —Красивый, правда? Не пророняя ни слова, девушка кивнула дважды, неосознанно протягивая руки в медленном темпе, желая дотронуться. Как внезапно, мужчина добровольно уложил драгоценность в здоровую левую ладонь собеседницы, проговаривая: —Теперь, он твой. Гретель удивленно вздохнула, переводя взгляд то на сквайра, то на подаренный ей кулон. Дверь каюты была открыта, и капитан Смоллетт собственными глазами видел, как по-отцовски адмирал шепчется с Чертовкой, не имея понятия, о теме их разговора. Лишь распахнул глаза при виде драгоценного рубина в руках Гретель. Сквайр покинул каюту, и из одного собеседника, мужчина был передан другому, не понимающему старику с забинтованной рукой, и уж с очень хмурым лицом: —И чТо эТо Было? Вы ТуТ вСе С ума Сошли?! РаЗДаешь Свои уКРашения ТеПеРь Кому ПоПало?! Однако Джон Трелони и глазом не повел, приподнимая уголки губ, издавая тихий смешок: —Капитан, вам стоит по проще смотреть на окружающие вас вещи. Не воспринимайте нас как недалеких дикарей, что доверяют каждому прохожему. Девочка меняется, и я готов вам это доказать. Переводя взгляд на девушку любующейся кулоном, два изумруда улыбнулись ярче, поясняя свой план: —Что самое ценное у пиратов? Правильно - преданность и доверие. Я поставил ей условие: обретя долгожданную свободу, ее долг - вернуть мне рубин. А как истинная наследница морских волков, она обязательно его выполнит. Мистер Смоллетт лишь хмуро наблюдал за адмиралом, отрицательно покачивая головой: —Я Был увеРен, чТо вы оСвоили Свой уРоК из эТого ПуТешеСТвия, СэР, и не СТанеТе веРиТь вСяКим оТБРоСам! ОДнаКо, К моему Сожалению, я вам ДовеРяю. И РаЗ вы уж ТаК наСТаиваеТе, я Сам ПровеРю эТу ЧеРТовКу! Что ж, сказано - сделано.