Как приручить Сюэ Яна (Сюэ прекрасен!)

Зеленый как нефрит Лань Цижэнь сидел за столом, а Лань Хуань обмахивал учителя веером, стараясь сдержать не подобающую его статусу озорную улыбку. Давно, ох давно в Облачных Глубинах не было так весело! Даже Лань Ванцзи в кои-то веки настолько развеселился, что перестал смотреть в одну точку с таким видом, будто каждый из окружавших его людей лично убил любовь всей его жизни и надругался над последним, что от нее осталось – светлой памятью. Хотя… почему будто? К чести второго нефрита, он был первым, кто заметил происходящее, сначала повернувшись к окну, а потом неожиданно встал и закрыл его своей спиной. Спина хоть и радовала взор шириной, но все же уступала окну, однако происходящего снаружи непотребства никто не заметил, ибо даже золотой Будда, низошедший с пьедестала, не вызвал бы такого удивления, как вставший посреди мероприятия Лань Ванцзи. Присутствующие даже забыли, о чем шел разговор, пораженно глядя на человека со скорбным выражением лица. Даже сейчас он напоминал не существо из плоти и крови, а Белого духа, ненароком забредшего на пир живых. Только вот даже лико духа смерти было более улыбчивым. В абсолютной тишине было слышно каждый поток ленивого летнего ветра, словно в полудреме ласкающего листву, но внутри зала не раздавалось ни шороха, ни слова, ни звука дыхания… Неожиданно заклинатель сделал еще один шаг, сместившись к краю окна, и продолжая закрывать спиной происходящее снаружи. Послышался шум, словно вдалеке кто-то во что-то врезался, встревоженные возгласы младших учеников и нарастающий грохот, словно по лестнице скатывалось что-то массивное и деревянное. Каждый лязг отдавался эхом в почтенной тишине древних гор и сводах залов Облачных Глубин. Тут уж Лань Ванцзи был бессилен. Если бы он заговорил, то пирующие тут же позабыли о странных звуках, ведь со дня гибели старейшины Илина заклинатель не произнес ни слова, но чуда, на которое на миг понадеялся даже Лань Хуань, не произошло. Глава ордена встал плечом к плечу брата, закрывая оставшуюся часть окна. Доброжелательно улыбнувшись, он поведал почтенному собранию, что у него потрясающая новость, и даже придумал что-то соответствующее, что заняло умы и языки заклинателей. В зале вновь заструились ручейки тихих разговоров, зашелестели ткани одеяний, и зазвучала передвигаемая посуда. Лань Цижэнь поперхнулся чаем, медленно зеленея и глядя широко распахнутыми глазами в соседнее окно. – Займись этим, – тихо, практически бесшумно, попросил брата первый нефрит. Белая фигура тут же развернулась и направилась прочь, так и не сказав ни слова. Взгляд Лань Хуаня прошелся по гостям, выискивая каждого отсутствующего. Пустым оказалось место Не Хуайсана. Припомнив, что еще до пира, тот проявлял интерес к ученику легендарной Баошань Саньжэнь, присутствующим на празднестве вместе с Сун Цзычэнем, мужчина поискал взглядом юных заклинателей. Место Сяо Синчэня пустовало, а сидящий рядом юноша в темных одеяниях был бледен, как мел. И поза и выражение лица говорили о безукоризненном следовании всем правилам приличия, и только глаза на застывшем лице монаха выдавали его волнение. Сун Цзычэню понадобилось некоторое время чтобы вспомнить как моргать, опустить палочки и посмотреть на Не Минцзюэ, что устало массировал переносицу, а потом перевести взгляд на Лань Хуаня, наблюдающего за ними. Моргнув еще раз, юноша сложил руки в извиняющимся жесте и чуть поклонился, безмолвно прося разрешения уйти. Первый нефрит кивнул, и постарался отвлечь общество беседой, дабы уход еще двух гостей остался незамеченным. Не Минцзюэ шагал так сердито, что не оставалось и доли сомнений в том, что Не Хуайсан еще нескоро появится на людях. – Я высеку это на стене! – уже позднее стенал в своих покоях Лань Цижэнь. – В Гусу запрещен Вэй Усянь! В Гусу запрещен Сяо Синчэнь! В Гусу запрещена Баошань Саньжэнь! Большими иероглифами! – А госпожу Баошань за что? – За пик Хрустальных Небес! – простонал заклинатель. Лань Хуань хотел напомнить, что у них нет такого пика, есть только озеро, но осекся. Что ж, был пик, стало озеро – гнев дяди можно понять. Оказывается господин Вэй не так и сильно безобразничал, по крайней мере после его ученичества не пришлось перерисовывать карты. Заклинатель снова вздохнул, борясь с озорной улыбкой. Лань Чжаня сопровождали скорбная тишина и безмолвное горе. Стоило ему где-то появиться, как голоса и звуки тотчас смолкали, затихал даже безобразничающий ветер. Это произошло и теперь: собравшиеся у подножия лестницы воспитанники Гусу вмиг вспомнили о правилах, высеченных на стенах Облачных Глубин, и стихли. Они расступились, позволяя учителю узреть виновников погрома. Прежде всего, на месте происшествия была каменная лестница. Старинная, с тщательно вырезанным ступенями, острые углы которых давно уже сгладились от времени и тысяч ног, ежедневно ступающих по ним. У подножия лестницы лежала массивная поилка для лошадей, выдолбленная из цельного бревна и немного напоминающая лодку. Прежде этого сходства не замечал ни один из учеников Гусу, но теперь, когда в поилке сидели два человека, схожесть была очевидна. Лань Чжань закрыл глаза, словно надеясь, что когда откроет их, неподобающее зрелище исчезнет. Однако реальность отказывалась меняться: в поилке сидел Сяо Синчэнь с раскрасневшимися щеками и глазами, блестящими как звезды, а за его спиной пристроился Не Хуайсан, тоже подозрительно веселый и разрумянившийся. – Вот так мы в горах и развлекались! – гордо сообщил ученик Баошань Санжень и просиял улыбкой, вспоминая, как обожаемая наставница кончиком туфельки столкнула старый щит, отправляя ученика в свободное падение. Путь юного дарования по заснеженным склонам можно было отследить даже на слух – по счастливому визгу. – А вы уверены, что это надо делать с помощью поилки для лошадей и на центральной лестнице? – очень тихо и осторожно осведомился один из младших учеников. Все – включая ЛаньЧжаня посмотрели на лестницу, карабкающуюся по склону. Несмотря на усилия нескольких поколений перфекционистов, сделать ее ровной так и не получилось, и оттого она живописно петляла меж кустов и строений, пригревшихся на более ни менее выровненных местах. Кто-то из новоприбывших на шум восхищенно присвистнул – и как не убились? И главное – как они затащили эту махину наверх? – В ордене Ланлинь Цзинь лестница еще больше! – восхитился счастливый и хмельной Не Хуайсан, – Надо и там попро… – он осекся наконец заметив призрачно-белую фигуру Хангуан-цзюня, а после его взгляд скользнул за спину мужчины и в распахнувшихся глазах отразился искренний ужас. Даже не оборачиваясь, Лань Чжань слышал скрип зубов и, догадываясь, кому они принадлежат, просто сделал шаг в сторону, не желая чтобы рассвирепевший Не Минцзюэ задел его. Хуайсан словно обжегшись, отдернул руки от талии Синчэня, за которую держался во время спуска, и едва успел схватить веер. Не Минцзюэ выдернул брата из поилки едва ли не за шкирку, и, перекинув через плечо как мешок с гнилой редиской, понес прочь, игнорируя все крики и жалобы. Впрочем, тот достаточно быстро смирился со своим положением, пристроился поудобнее, и, распахнув веер, помахал им на прощание новому другу: – Еще увидимся, Сяо Синчэнь! Не забывай меня и береги книгу! – шаг Не Минцзюэ сбился. Он будто случайно встряхнул ношу на плече так, что та клацнула зубами, после чего горестно вздохнула и заткнулась, благоразумно притворяясь мертвой

***Понадеемся что Не Минццюэ проведет воспитательные работы с братом, а то чего это он лапает за талию кого попало и книжки срамные раздает! Наказание заслужено =D

Второго нарушителя спокойствия вытаскивал из поилки Сун Цзычэнь. Стараясь не прикасаться к другу, он осторожно тянул за одежду, помогая подняться. С трудом обретя равновесие, Синчэнь с радостным и одухотворенным видом огляделся, выискивая новую идею для шалости. Стоило ему заметить мрачного словно дух смерти Лань Чжаня, как в глазах цвета сирени сверкнули искры. – Лань Чжань! – возрадовался юноша и шагнул к нему. – Лань Чжань, а покажи своих кроликов! Безмолвно отшагнувший от чужих прикосновений мужчина едва не оступился. Младшие ученики неожиданно вспомнили о своих необычайно важных делах и постарались как можно незаметнее раствориться в воздухе. – Прошу прощения, мой друг плохо себя чувствует, – выдохнул Сун Лань с ужасом глядя на прославленного заклинателя. Тот не стал как либо реагировать на высказывание гостя. Кивнув, он повернулся и направился вверх по лестнице, сопровождаемый ощущением скорбящей тишины. – Так не пойдет! – возмутился Сяо Синчэнь, глядя ему вслед. – Вэй Усянь мой шисюн, кролики его подарок! Это как ваши совместные дети, следовательно, я имею право интересоваться их благополучием! Поднимающийся по лестнице мужчина, прежде незыблемый как снежный пик, пошатнулся. Белые одеяния дрогнули. Сделав еще шаг, он остановился. Обернулся. Мгновение он смотрел на Синчэня с каким-то странным выражением. В светлых глазах смешалось слишком много чувств, чтобы их можно было понять. Отвернулся. Белые сапоги вновь зашагали по ступеням вверх. Просиявший Синчэнь кинулся следом, но неожиданно почувствовал на своем предплечье крепкую хватку. Он так удивился, что обернулся на друга, желая убедиться, что эти руки, впервые прикоснувшиеся к нему, принадлежат Сун Ланю. – Уходим, – тихо потребовал юноша в темных одеяниях. – Немедленно! – Но… Однако сказать Синчэнь так ничего и не смог, Сун Лань поволок его за собой, не разжимая хватку на предплечье. Удивленный ученик Баошань Саньжэнь позволил себя увести, правда, все же обернулся: Лань Чжань подобно скорбному духу стоял на ступенях и безмолвно смотрел вслед. Ленивый летний ветер едва касался белых одеяний и длинных волос, концов налобной ленты и широких рукавов. Кончики пальцев дрогнули, а белые сапоги, словно сами собой, устремились вслед за юными заклинателями. Лань Чжань проводил их до самых ворот, так и не сказав ни слова. Лицо Сун Ланя вернуло прежние краски лишь после того как заклинатели отошли на приличное расстояние. Уводимый все дальше Синчэнь шел почти ровно, но все время намеревался завернуть в какие-нибудь кусты, чтобы поискать кроликов. На закономерный вопрос друга Синчэнь признался, что о кроликах и других проделках юнъмэнского лотоса рассказал ему Хуайсан, и даже показал места «славы» старого друга. Поилка для лошадей попалась на глаза заклинателей, когда они пресытившись прогулками решили полетать и… и это тоже не обошлось без толпы шокированных свидетелей, разрушений и прочих возмутительных действий. Если бы ученики Гусу забыли о правиле не шуметь чуть раньше, то возможно все обошлось бы даже без спуска по центральной лестнице. – …мы неправильно летаем на мечах, – совершенно серьезно втолковывал другу необычайно веселый Сяо Синчэнь. – Ты только подумай, это же неудобно – центр тяжести находится у рукояти, а конец лезвия это самая легкая часть, поэтому меч и отклоняется при полете, и приходится все время держать в уме эту погрешность. Ты меня слушаешь? Сун Лань кивнул, но комментировать не стал. Поколения заклинателей летали лезвием вперед, а Синчэнь… ох. Что тут еще скажешь кроме «О боги, Сяо Синчэнь!». – Синчэнь…. – наконец произнес юноша. Несмотря на то, что им даже слова осуждающего никто не сказал за устроенные непотребства – Лань Чжань вообще не был склонен к разговорам, Сун Лань мог поклясться, что произнесенное им на прощание «мгм», было самым осуждающем «мгм» в мире! И взгляд у Ханьгуан-цзюня был очень странный, замерший на Синчэне, а все время, что юноши спускались с горы, заклинатель продолжал стоять в воротах, не отрываясь, глядя вслед. Наверное, чтобы быть уверенным, что проблемные гости ушли. – Ты что – пил? – Да! – Что? – Дынное вино, – юноша просиял счастливой улыбкой. – Не Хуайсан угостил. – Тебе понравилось? – осведомился заклинатель, косясь на друга, сияющего ярче полуденного солнца. – Очень! Каждый день бы его пил! – Ты так говоришь о каждом пирожном, – тяжело вздохнул Сун Лань. Сердиться на хмельного и необычайно веселого Синчэня не получалось. Было как-то даже любопытно, что еще он выкинет. – И я говорю правду! – с уверенностью влюбленного пропойцы заверил друга сияющий заклинатель. – А ты пробовал дынное вино? – Нет. В Байсюэ запрещено вино, – немного подумав, Сун Лань добавил. – И в Гусу тоже. Синчэнь молчал недолго. Переварив столь ужасающий запрет, он решительно произнес: – В нашем ордене мы будем пить вино каждый день! – В нашем ордене я запрещу вино, – ровно произнес спутник, тем самым ледяным тоном, что не подразумевал продолжения спора. – А я запрещу запрещать! – легко опротестовал запрет рассмеявшийся заклинатель. Сделав еще один шаг, он запнулся и обязательно бы упал, если б его не подхватила пара теплых рук. И хотя Сун Лань остерегался прикосновений, позволять падать другу в грязь он не собирался. Убедившись, что Синчэнь утвердился на земной плоти и стоит ровно, юноша убрал руки, но Синчэнь вдруг поймал его ладонь и поднес к лицу, внимательно рассматривая линии жизни и мозоли от меча. – Почему ты никогда не прикасаешься ко мне? – не слишком трезво вопросил он, продолжая изучать чужую ладонь. Он даже потрогал кожу на навершиях пальцев – шершавые и твердые. Сам он никогда не питал интереса к струнным инструментам, потому подобные мозоли были ему внове. Оказывается, даже шелковые струны бывают жестоки. Пальцы чуть дрогнули. Сун Лань смотрел на друга широко распахнутыми глазами. Они так и стояли посреди дороги, а на склоны гор Гусу опускались синеватые сумерки, бархатные и душистые. Где-то вдали шествовала ночь, убранная роскошными тканями и сверкающими драгоценностями звезд, а в небе уже белел ее изящный венец – тонкая и яркая растущая луна. Синчэнь не торопил с ответом. Щеки его нежно алели от вина, а лучистые глаза цвета сирени сверкали как звезды. Слабый и ласковый вечерний ветерок тревожил тонкую прядку, заставляя ее скользить по щеке, и волновал белые одеяния. Слабо пахло цветами, небом и ночью. Сун Лань глубоко вздохнул и выдохнул. Его пальцы едва уловимо шевельнулись, помедлили немного и потянулись, выскальзывая из чужих рук. Синчэнь не стал удерживать их. – Извини, – тихо повинился он, но пальцы с шершавыми подушечками не спрятались в ткани темных рукавов, а очень осторожно и трепетно прикоснулись к его пальцам. Сун Лань медленно изучал их, осторожно прикасаясь кончиком указательного пальца. Мозоли от меча практически не видны и едва чувствуются на ощупь, кожа белая и гладкая, чуть прохладная, напоминает камень, словно эти руки высечены из белой яшмы и тщательно отшлифованы. От этих рук пахнет чем-то приятным и чистым, а вовсе не тошнотворной сладостью крови, подвалов и гниющей плоти… Увлекшись исследованием, юноша соединил кончики мизинцев – теплого и шершавого и гладкого и прохладного, потом безымянные пальцы, затем средние, указательные… большие… Синчэнь с интересом наблюдал, как его друг медленно соединял пальцы, а потом еще медленнее сближал ладони. Темные глаза за этими пальцами смотрели так серьезно и сосредоточенно, словно заклинатель решал задачу мировой важности. Именно это и подтолкнуло Синчэня к небольшой шалости. Дождавшись, когда ладони полностью сомкнулись и Сун Лань с облегчением выдохнул, юноша чуть сместил руку, его пальцы проскользнули между пальцев друга и осторожно сжались, обнимая чужую ладонь. Сияя глазами цвета сирени, заклинатель смотрел на друга, ожидая, что тот вырвет руку и отчитает его за неподобающую шалость, но Сун Лань молчал. Темные глаза были по-прежнему необычайно серьезны. Заинтригованный таким странным поведением, Сяо Синчэнь приблизил свое лицо, всматриваясь в черты друга с лукавой улыбкой. Сомкнутые руки оказались у самых его губ. – Сун Лань… – очень тихо выдохнул юный заклинатель. Так тихо, что даже ветра притихли, прислушиваясь к едва уловимым словам. – Мы должны это попробовать. – Что?.. – щеки Сун Ланя медленно краснели, но он продолжал держать руку поднятой, позволяя чужим пальцам обнимать его ладонь и чувствуя, как каждый вздох и каждое произнесенное слово ластятся к его коже потоками воздуха. «Не чужим», – мысленно поправил он себя, – «не чужим пальцам, а пальцам Синчэня, гладким, чуть прохладным и очень приятным на ощупь. И ощущение дыхания на коже тоже приятное – как от взмаха крыла бабочки или упавшего лепестка вишни…». Слова друга доходили до заклинателя с трудом и почему-то имели слишком много смыслов, которых Синчэнь просто не мог иметь в виду. – Что ты хочешь… – голос стал неожиданно низким. Сун Лань даже сглотнул посреди фразы, пытаясь заставить себя продолжить. – Попробовать?.. – Вино! – тут же просиял юный заклинатель. – Мы с тобой обязательно должны попробовать вино! Все вина в мире! Сун Лань выдохнул. Дышать – он перестал дышать, вот почему было так сложно говорить! Синчэнь же уже шагал вперед, так и не разомкнув объятия пальцев, и утягивая друга за собой в грядущую ночь. Он быстро оглядывался, словно это могло помочь ему найти ближайший город. Сун Лань шел следом, не зная, что сказать. Таким уж человеком был Синчэнь, спасать – так весь мир, пробовать пирожные – так все виды, вина – так все сорта. – Кажется там, да? – весело вопросил веселый и хмельной заклинатель, указывая на восток. – На мечах? Сун Ланя оправдывало лишь то, что он все еще был немного не в себе из-за не разомкнутых рук и волнительного ощущения прикосновения к прохладной и гладкой коже… и дыхания, словно поцелуи опаляющего его собственную кожу… пожалуй только холодные ветра и смогли бы выветрить из тела неуместный жар, волнение и сонмы беснующихся мыслей, которых стало слишком много для такой маленькой человеческой головы. – Конечно на мечах. – Сун Лань растерянно кивнул, пытаясь заставить себя мыслить здраво. Пешком они и к рассвету до города не доберутся, и какой цигун, если Синчэнь спотыкается, даже идя неспешным шагом? Только и остается что на мечах… Ох, знал бы он, чем это обернется – лучше бы помог искать кроликов.