Как приручить Сюэ Яна (Сюэ прекрасен!)

Только не упади, только не упади!!! – молил Сун Лань едва поспевая за Синчэнем, похожим на падающую звезду в одеяниях, что сияли в лунном свете подобно волшебному цветку. Ткани лепестками развивались на ветру, а сам юноша счастливо смеялся, выписывая в небе узоры. Поведение хмельного заклинателя лучше любых слов объясняло, почему в Байсюэ запрещено вино, и летящий следом Сун Лань молился, чтобы друг не сорвался с меча. На такой высоте, да на такой скорости, да выделывая такие петли… Запрет на вино будет первым из правил ордена! – думал юноша. Сердце испуганно колотилось, а руки, что он прежде одергивал от любого прикосновения, были протянуты вперед – он был готов в любой момент подхватить захмелевшего друга, но тот обладал недюжинной ловкостью и сноровкой, и петлял так, что даже удирающий по лесу заяц позавидовал бы. Порхающий в лунном свете цветок сделал очередной головокружительный вираж, который преследующий его заклинатель даже не пытался повторить. Сун Лань так и летел: бледный, растрепанный и с протянутыми вперед руками, волосы струились на ветру, а ткани черных одежд трепетали в потоках небесной реки. Юноша звал друга, тщетно взывая к его здравомыслию, но в ответ слышал лишь восторженный смех и вой ликующих ветров. Невесомый сияющий цветок уносило все дальше на запад, побрасывая и кружа. Город среди черных полей заклинатели нашли благодаря золотой реке, сияющей праздничными фонариками и свечами. Странная улица была даже ночью залита светом, едва ли не с каждого двора звучала музыка, а люди веселились и праздновали. Обернувшийся Синчэнь, наконец, заметил друга с протянутыми руками. – Ты меня ловишь? – изумленно рассмеялся он и прежде чем Сун Лань сказал хоть слово, спрыгнул с меча. Сердце оборвалось. Сияющий цветок падал вниз, лепестки трепетали на ветру. Фусюэ рванулся вперед еще быстрее, ветер засвистел в ушах. Протянутые руки слишком медленно приближались к падающему цветку, что если не успеет?!! Мгновения тянулись так мучительно долго, будто вечность! Невыносимая вечность, полная ужаса – что если не успеет? Не поймает?.. Сун Лань даже не почувствовал тяжести, только выдохнул, когда сияющий цветок затрепетал в его руках. Ткани одежд, волосы, счастливый смех, блестящие глаза, раскрасневшиеся щеки и руки, так доверчиво легшие на его плечи. Его же рука чувствовала лопатки, а вторая – колени. Они мгновение были разведены, а потом сжались, словно обнимая держащую их руку. Мгновение остановилось. Черное небо, белая луна, черные лепестки одежд, белые лепестки одежд – словно черно-белый цветок, расцветающий среди кружащих ветров и звезд. Глаза цвета сирени, улыбка, белая кожа, тонкие и длинные пряди черных волос, переплетающиеся и танцующие в воздухе… Холодные лунные блики затмил теплый свет, мягко скользя по коже, тканям и струящимся на ветру волосам…. Кто-то выдохнул. Невесомое тело на руках шевельнулось, глаза цвета сирени скользнули в сторону, размыкая завораживающее мгновение, и вдруг распахнувшись во всю ширь. Белый цветок рванулся из объятий. Синчэнь накрепко обхватил друга за плечи и резко ударил по мечу, меняя направление полета. Не успел – тьма заглотила заклинателей, выбив из легких воздух и пробравшись холодом под одежду. Сун Лань забился, пытаясь понять, что происходит и почему сияющая золотая река вдруг оказалась над ними, но Синчэнь уже плыл вверх, тяня его за собой. Гладкие прохладные пальцы плотно сжимали запястье, а вокруг кружили пузырьки воздуха, янтарно-золотые из-за проникающего под воду света фонарей. Выплыв на поверхность Синчэнь сделал большой вдох и… расхохотался, восторженно глядя на одноглазое небо, бархатно черное из-за улиц полных фонарей. Все вокруг сияло алым пламенем, сверкало и золотилось. – В нашем ордене я запрещу пить вино! – Сун Лань с трудом сдержал кашель. Он быстро оглядывался, холодея от осознания того, что едва не произошло – упади они с такой высоты на землю, никакой врач бы не помог! – И запрещу летать на мечах после вина! Но смех Синчэня лишь стал веселее. – А я запрещу тебе запрещать! – восторженно ответил юноша и махнул рукой, подняв волну и осыпав друга сверкающими искрами брызг. Собравшиеся у берегов люди, встревоженные падением заклинателей, улыбались, очарованные столь искренней радостью. К юношам ним уже спешила лодка, управляемая шестом. – Юные даочжаны не желают прокатиться? – дружелюбно обратился старый улыбчивый лодочник. – Конечно! – восхитился Синчэнь и поплыл навстречу. – Куда же отвести господ? – Прямо! – юноша указал вперед на реку. Украшенные фонарями мосты изгибались арками над темными водами, легкие волны дробили отражения золотистого света. Зрелище завораживало красотой.– А потом туда, где есть дынное вино! – Как скажите господа, как скажите, – старик с улыбкой смотрел, как юные даосы взобрались на борт. Усевшись, они призвали мечи и только после этого занялись внешним видом. Впрочем, Синчэню это быстро наскучило: наскоро отжав волосы и рукава, он начал с любопытством оглядываться. Сун Лань тщательно поправил одежду, проверив каждую складочку ткани, расчесал и заколол волосы. Повернувшись к другу, он увидел взъерошенный затылок с ниткой водорослей и содрогнулся. Его лицо приняло странное выражение, а взгляд еще долго не отрывался от растительности, запутавшейся в волосах друга, даже не заметившего сомнительного украшения. Не в силах больше выносить это, Сун Лань пересилил отвращение и потянулся к другу. Водоросль он взял с такой осторожностью, словно это была ядовитая змея – двумя пальцами сквозь ткань широкого рукава. Обернувшийся Синчэнь снова прыснул и тут же отвернулся, любуясь восхитительными улицами, даже ночью полными света и людей. Женщины прогуливались в красивых нарядах, не боясь ни ночи, ни мужчин, разговаривали и смеялись, а в воздухе плыли благовония, ароматы вин и запахи еды. Мужчины, веселые и смелые, смотрели то в одноглазое небо, то на красавиц, то на реку, отражающую многочисленные фонари. Синчэню показалось, что он видел кого-то из знакомых заклинателей, зачем-то переодевшегося в обычную одежду. Тот был так удивлен, что едва не врезался в столб с фонарями, но юноша так и не смог опознать его без клановых одеяний. Лодка остановилась у дома, огороженного высокими стенами, из-за которых доносились веселые голоса и пение струн. Сун Лань отвернулся лишь на миг, чтобы рассчитаться с лодочником, а когда повернулся, увидел, как белые одеяния друга исчезли за гостеприимно открытыми воротами. Утешало лишь то, что Синчэнь больше не порывался искать кроликов или летать, а с остальным Сун Лань как-нибудь справится… Однако подняв взгляд выше, на вывеску над воротами, юноша едва не взвыл от отчаяния и схватился за голову. Посещение публичных домов он тоже запретит!!! Самым строгим запретом! Так вот почему этот квартал такой оживленный даже ночью!!! – Синчэнь! – в который раз вскричал юноша, уже по привычке вытянув руки и бросаясь вслед за другом. Весь двор сиял от фонарей и свеч, воздух полнился мелодичным пением струн. В центре двора танцевали почти обнаженные девы. Зрелище был настолько неприличным, что даос скорее отвел взгляд, будто боясь испачкаться. Синчэнь же смотрел на танцующих с восторгом и не присоединился к ним лишь потому, что друг вцепился в подол его одеяний и потащил обратно, отважно зажмурившись, чтобы не глядеть на пахабщину. Пахабщина же… Синчэню очень понравилась! Дюжина изящных и тонких тел, облаченных лишь в украшения и тонкие ткани. Казалось, что они вот-вот спадут с тел подобно лепесткам, но нет, танцовщицы кружились, а все, что оставалось открытым взору зрителей это изящные шеи, предплечья и лодыжки. При каждом взмахе рук в воздухе струились тонкие ткани. Одна из танцовщиц заметила с каким восторгом на нее смотрит юный даос в белых одеждах, улыбнулась ему чуть шире и тут же отвела взгляд. Искренний восторг в лучистых и сияющих глазах цвета сирени наполнил ее радостью и ощущением сиюминутного счастья. Музыка лилась как лунный свет, движения струящихся тканей завораживали. Укрывшая мир покровом тайны ночь, благосклонно внимала празднованиям. – Юные господа желают насладиться зрелищем? – раздался тихий учтивый голос. – Нет! Юные господа уходят! Да! И юные господа желают дынного вина! – одновременно ответили заклинатели – один со все еще зажмуренными глазами, а второй сверкающий лучистыми очами. – Мой друг никогда не пробовал дынного вина, ужасно, правда? Как можно прожить столько лет и не попробовать дынного вина? Заговорившая с гостями девушка, явно из прислуги, неловко кашлянула, пряча невольную улыбку. Было в юном даосе что-то восхитительное и искреннее, отчего хотелось улыбаться в ответ. – Да, у нас есть Ланьлиньское дынное вино. Юные господа желают столик во дворе или отдельную комнату? – Мы уходим! – холодно произнес Сун Лань. – Но я хочу посмотреть на танец, это ведь так красиво… Сун Лань в твоем монастыре танцевать тоже запрещено? – Запрещено! И в ордене я запрещу… – бедный юноша даже глаз открывать не хотел, медленно краснея и сжимая подол белых одеяний, за который оттаскивал друга от танцующих. Зачем-то представив спутника в подобных одеждах танцующим под пение струн, он на всякий случай сжал подол еще сильнее и добавил еще один запрет: – И тебе я танцевать запрещаю! – Я запрещаю тебе запрещать! – тут же разобиделся юноша и дернул белые ткани на себя. Случайно брошенный взгляд выхватил странную картину: изумрудно-зеленая виноградинка, обрамленная алыми губами прекрасной девы. Они подносят лакомство к недовольно сжатым устам мужчины, легкое касание и виноградинка исчезает, скрытая расцветшей улыбкой. Так странно… – Мы. Уходим. Немедленно. – Холодно потребовал Сун Лань. – Но… Служанка вклинилась в беседу, мигом завладев вниманием гостей: – На втором этаже свободна комната. Уважаемые гости смогут полюбоваться на танец из окна и их никто не увидит, – едва ли не пропела она, подобно сирене заманивая путников в бушующее море. – А что вы желаете на закуску к дынному вину? Сыр, жаренное молоко, карамелизированные фрукты, или быть может подать что-то мясное? – Жаренное молоко?! – восхитился Синчэнь, мигом позабыв про подол и виноград – жаренного молока он еще не пробовал. Сун Лань тяжело вздохнул, понимая, что проиграл этот бой. Что ж, пожалуй, будет даже лучше, если остаток ночи они проведут в комнате – их никто не увидит, а когда Синчэнь протрезвеет, они тихо покинут это место и никто не узнает, что они здесь вообще были… – Мы возьмем комнату, – сдался Сун Лань, выбирая наименьшее зло. Ох, знал бы он, чем это закончится! – И чтобы нас никто здесь не видел! Сияющая услужливой улыбкой служанка понятливо кивнула.