***
Руслан на скорую руку оделся, нацепив на себя чёрное худи, под которым футболка и такие же штаны. Пока он одевался, телефон всё это время стоял на зарядке и зарядился до целых пятнадцати процентов, которые почти тут же разрядились. Потому что Коля, придурок, решил что будет классно доебаться до него. Рус обувается, хватает куртку, из которой тут же валится коробка. Тушенцов тупит, смотрит пару минут на них, а потом садится на корточки, поднимая. Крутит её в руках, закидывая в барсетку. Разберётся потом, сейчас времени нет. Открывает замок, вылетая в подъезд.***
Подниматься на девятый этаж, потому что лифт сломан — это ад. Руслан дышит сбито, пытается восстановить дыхание, пока до двери осталось всего несколько шагов, которые абсолютно не хочется делать. Рус прожигает взглядом металлический пласт, а потом вдыхает воздуха побольше, доходя до квартиры. Костяшками пару раз стучит, всё пытаясь нормально начать дышать. Он ждёт минуту, а потом вновь стучит, но опять никто не отзывается. Тушенцов матерится, хмуря брови, уже хочет пнуть дверь, но она открывается, чуть ли не ударяя по голове. — Ой, привет, Русь, — Арина мило улыбается, открывая пошире, чтобы тот прошёл в квартиру. Руслан кивает, приобнимая её за плечи, а потом проходит в помещение, попутно стягивая куртку. — Привет, чего так долго? — Какой-то шум доносится с кухни. — А, понял. — Осмотрись да проходи на кухню. Руслан кивает, проходя чуть дальше. Коридор довольно длинный, он расходится в разные стороны, но рассмотреть каждую комнату мешают закрытые двери. Немного приоткрывает их, заглядывая в каждую поочерёдно. Рус изучает взглядом комнаты, примечая для себя некоторые, которые были бы удобны для спокойного сна, если он всё-таки объебётся наркотой. Руслан смотрит на всю эту чистоту и смеётся. Всем будет похуй на это, люди придут нажраться, а не смотреть на то, как тут комфортно, хотя, хуй его знает, возможно, тут будут элегантные алкаши и наркоманы. Тушенцов в последний раз пробегает по всему взглядом, а потом шагает на кухню. Квартира сама по себе уютная: в сдержанных пастельных цветах, от чего можно подумать, что она подойдёт больше для чаепитий, а не вписок каких-то левых подростков. Рус усмехается, присаживаясь за стол, где собралось довольно много народа. Девушки и парни сидят среди алкоголя, громко смеясь и разговаривая. У многих уже открыта банка пива, а кто-то держит в руках пластиковый стаканчик, который наполнен чем-то. — Рус, чего такой поникший? — Всё окей, просто задумался… Задумался на протяжении всей жизни.***
Руслан всё также сидит за столом на кухне, некое чувство дежавю поселилось в груди, не давая нормально думать. Все мысли, буквально, это: «Что это?», «Что мне напоминает эта кухня?», «Я помню откуда-то эту комнату. Только откуда?», «Меня здесь раньше не было, может, на чью-то планировку?» — Руся, ты чего такой загруженный весь вечер? — К нему подсаживается Арина, а её глазки сверкают, блестят, прямо как стекло на солнце. Она пьяна — догадаться не сложно — но голос у неё в норме, не искажен совсем, а язык не заплетается. Тушенцов её обводит взглядом, замечая, что огненные волосы растрепались, а от былой укладки и следа не осталось. — Да так, а что? — Уже спросить нельзя? — Девушка дует губы, хватая его руки в свои ладошки. — Песня моя любимая! Пошли танцевать! — резко выкрикивает, улыбаясь по детски глупо. — Арин, ты пьяная, не надо. — Надо, Русь! Надо! — Буланова улыбается солнечно, хотя, даже не солнечно, а до жути пьяно. Она со стула вскакивает, тянет Тушенцова, но тот сильно не упирается, вставая следом. Выпил он куда меньше, чем Арина, но голова всё равно слегка кружится, особенно от того, что парень резко поднялся. Они протискиваются мимо людей, которых стало гораздо больше. Приятная усталость, которая разлилась по всему телу, лишь сильнее его окутывает. Тушенцов не сильный любитель шумных вечеринок — это не его. Это что-то чужое, холодное и неспокойное, но каждый раз Рус возвращался и ходил на них, наверно, чтобы не обидеть Колю, который будто живёт на них. Какой-то неясный напиток выливается на него, а именно на кофту. Руслан уже было собирается обматерить незнакомца, но его выталкивают в середину комнаты. Буланова светло улыбается, начиная нелепо танцевать, совсем не стесняясь, а Тушенцов лишь смотрит на это, не понимая текст песни, так как шум вокруг приглушает слова трека. Кажется, это не её любимая песня. — Руся! Танцуй! — Чего? — Танцуй, говорю! — Я не собираюсь… Эй, ты чего творишь! — Арина сцепляет свои руки на его шее, покачиваясь из стороны в сторону. Она смеётся, голову назад закидывая, пока песня уже успела смениться, но её это не сильно волнует. — От тебя за километр пивом несёт, — На ухо шепчет ей, тоже слегка покачиваясь. Танец, хотя это даже танцем назвать нельзя, подходит больше под медляк какой-то, но Арине всё равно. — И-и, — Тянет гласную, пьяно улыбаясь, смеясь стеклянными глазами. — Это выглядит странно. — А не всё равно ли? Правда, а не всё равно ли? Тушенцов хихикает, начиная активней «танцевать», но слегка на девушку наваливается, так как усталость и желание поспать никуда не пропали.***
— У тебя ладони пипец какие сухие. Давай я их кремом помажу? — Ну…можно, — Рус не знает на что соглашается, но мозг абсолютно не хочет думать, поэтому просто ожидает, когда подруга достанет продукт. Арина начинает суетиться, искать свою сумку, пока Тушенцов вливает в себя очередной стакан пива. «Сколько вообще этого алкоголя тут?». А сколько алкоголя в нём самом? Руслан изо всех сил старается не заснуть, так как веки с каждым выпитым стаканом всё тяжелей становятся. Музыка уже давно стала тише, из-за соседей, поэтому по голове не слишком даёт. В помещении душно, и по этой причине на кухне, где он вновь сидит, приоткрыто окно. Но ветер, который поднимает ввысь штору, будто совсем не ощущается, лишь слегка облизывает линии лица, а так же дует по ногам, покрывая всё тело мурашками. Температуру немного, но сбивает, конечно, не сразу, а постепенно, но всё же сбивает. Из этого состояния вытаскивает звук упавшего крема. Руслан вздрагивает всем телом, пока сердце в пятки ушло, не собираясь возвращаться. Арина ойкает, наклоняясь, чтобы поднять упаковку, это выглядит всё очень неуклюже. Девушка медленно старается опуститься, так, чтобы у неё голова не закружилась от этих действий, но, кажется, всё равно закружилась. — Ух, ну я и в дерьмо, конечно, — Буланова весело хихикает, выпрямляясь почти сразу же, как только продукт зацепляет своими длинными ногтями, которые больше на когти похожи. Руслан смотрит сначала на маникюр, а потом на капроновые колготки, и так по кругу, пока перед ним не щёлкают пальцем. — Как ты их надела? — Русь, ты ёбнулся? Давай руки сюда. — Ладно… Может реально ёбнулся? Пьяный разум всякий бред несёт, который срывается с губ и разносится по всей квартире, но быстро исчезает от посторонних шумов.***
В квартире душно. Всё пропахло спиртом и потом жарких тел. Руслан, слегка подвыпивший, по крайней мере, именно так это и ощущается, сидит в углу комнаты на пуфике, крутя пластиковый стаканчик с пивом? Да, это пиво, ну, вроде, содержимое фактически так и выглядит, а на вкус не помнит. Губами к стакану вновь припадает, отпивая немного, чтобы убедиться, что не ошибся. И вправду не ошибся, только у него послевкусие какое-то странное, но ладно. Люди вокруг общаются, пытаясь перекричать музыку — видимо, отойти в другую комнату не судьба. Рус медленно изучает всех взглядом; они все такие одинаковые, танцуют одинаково, смеются одинаково, говорят тоже одинаково, что в этих людях не так? Они же все стремятся быть не похожими, но смысл, они все точно такие же. Тушенцов их не понимает; зачем нужно отличаться от остальных? Чтоб с тобой общались? Обращали внимание? Тогда почему он отличается от толпы, но он никому нахуй не сдался? Голова уже гудит от шума вокруг, и парень хмурит брови, откидывая голову на спинку дивана, прикрывая глаза. Рядом с ним кто-то закуривает, от чего табачный дым чувствуется куда сильней, чем было до этого. Морщит нос, пытаясь привести свои мысли в порядок. Губы уже все обкусанные, из-за чего пить не выходит нормально. Рус Арину найти хочет, рыскает глазами, но её не видно. Возможно, она на балконе или на кухне. Идти никуда не хочется, поэтому он остаётся тут сидеть в надежде, что Буланова по зову сердца сама придёт. Тушенцов дышит тяжело от нехватки свежего воздуха, а в голове полный бардак: мысли убегают от него, кружатся, между собой мешаются, вызывая отвращение то ли к самому себе, то ли ко всем вокруг. Хочется попиздеть с кем-то, но даже тот чел, который сидел с ним рядом и курил, ушёл. Руслан место соседнее с собой обводит взглядом, чувствуя едкое чувство одиночества внутри себя. Людей же куча, что за хуйня с ним происходит? Хмурит брови, отпивая пиво. Всё уже раздражает. Раздражает своё состояние, люди, алкоголь, запах пота, а так же сигарет, яркий свет, головная боль, шум вокруг. Эмоции сами за собой, как и мысли, постоянно меняются и либо это пьяный разум играется, либо у него биполярка. Руслан разочаровано вздыхает, ставит пиво на подлокотник, стараясь подняться с кресла, хотелось бы сказать что оно удобное, но это будет не правда. Оно твёрдое, может, даже и ортопедическое, но как-то похуй об этом думать не хочется, но он думает. Очередная рейв песня начинает играть, кажется на всю катушку, но нет — это Руслан просто мимо колонок протискивается между людей. Все потные и липкие, от чего воротит и хочется уже сказать каждому, чтобы те разошлись, но это будет не этично, поэтому молча продолжает свой путь. Только вопрос — куда? Тушенцов уже как-то и забыл куда он так спешил, и спешил ли вообще? Резко останавливается, стараясь вспомнить хоть что-то, но не выходит. Кто-то сзади его подталкивает, чтобы тот не останавливался, а продолжал идти. Тушенцов глаза закатывает, пробираясь через ещё нескольких людей, а через некоторое время уже оказывается в коридоре. Вопрос о том, куда он так спешил, всё ещё остро стоит, не давая покоя. Руслан слегка наклоняется вправо, из-за чего чуть ли не падает в толпу людей. Тушенцов опирается на косяк двери в гостиной. Он мычит что-то, стараясь прийти в норму. Губы сохнут, от чего Рус в очередной раз их облизывает, а дышит ртом, так как воздух кажется таким горячим, раскалённым, что его невозможно вдыхать. Может это всё не из-за атмосферы вокруг, а из-за того, что нос забит? «Всё равно» — мелькает в голове. Внимание вновь переключается, а прошлая мысль из головы вылетает, будто её там никогда и не было. Внимание переключается на свои же ощущения, а именно на чувства тошноты и рвотные позывы, которые бьют тревогу. Тушенцов с усилием старается вспомнить, где находится туалет, ну или хотя бы ванная. К счастью, до него быстро доходит, где именно находится нужная ему комната. Руслан ещё немного пытается прийти в себя после открытия век, а потом быстрыми шажками идёт туда. Ну как идёт, скорее ковыляет, покачиваясь из стороны в сторону, так как перед глазами пелена, а так же всё мажет. Рус запинается в своих же ногах, чуть ли не наваливаясь на мимо проходящих подростков, которые, кажется, тоже в дерьмо. Руслан смотрит назад, вслед им, но тут же врезается в кого-то. Шатен мычит то ли мат, то ли что-то похожее на прости, то ли просто от неприятного удара. — Блять, смотри куда идёшь, упырь, — Шипит какой-то предательски знакомый голос, который, наверно, можно различить из тысячи. — Чё-ё… — Тянет гласную не специально, на большее его просто не хватает. Рус затуманенным взглядом смотрит на человека, вернее, на фиолетовое пятно, потому что именно это перед глазами. Всё плывёт, а тошнота так и нарастает. Ему плохо, а тут какой-то мудак его задерживает. Руслан хочет его обойти, но заплетается в ногах и почти падает. Тушенцов опять мычит, только уже от досады, что обойти человека не получилось. Язык вновь скользит по губам, а Рус всё никак понять не может, упал он или всё-таки нет. — Ебать ты в стельку. Пошли, нарик, — Неясная теплота отстраняется от него и начинается движение, пока Руслана уже чуть ли не выворачивает наизнанку. Парень до сих пор не понимает, почему он ещё не блеванул на пол, хотя шансов было на это куча. — С-сам ты-ты на…нарик, — Язык заплетается, как и ноги. Шатен пытается прильнуть ближе к горячему телу, хотя его собственное горит не меньше. Перед глазами размытые пятна, которые горят разными цветами, заставляя глупо улыбаться от этого. Ему так хорошо, что аж плохо. — Конечно, всё так и было, — Большая ладонь тащит его за руку, придерживая около талии, чтобы не упал и не пришлось его волочить по полу. Парень обходит людей, пытаясь добраться до туалета, который, будто оккупировали. Кто так делает вообще, им что, комнат мало? Незнакомец невнятно бормочет себе что-то под нос, прижимая ближе Руслана к своему телу, чтобы пройти толпы. Тушенцов уже ничего не понимает, а от каждого движения всё больше хочется блевать. Рус уже чуть ли не засыпает на плече человека, которого он, к слову, так и не узнал. Лоб в плечо чужое упирается, но ненадолго. Шатена заводят в белую комнату напротив унитаза, над которым он и сгибается в три погибели. Остатки чего-то съедобного, алкоголь, жидкость желудка или что это? Всё это выходит из него с отвратительным звуком. Горло дерёт, а в ушах только белый шум из мыслей. Его выворачивает наизнанку, пока чья-то рука, аккуратно заправляет чёлку со лба назад. Живот крутит, а пот так и течёт ручьём. Ему очень плохо. Руслан кашляет, пока противное послевкусие блевотины остаётся в ротовой полости. Перед глазами всё также мутно, а ему самому ужасно плохо. Тяжёлое дыхание смешивается с горячим воздухом и музыкой. Он хватает кислород большими глотками, открывая рот, словно рыба, чтобы вдохнуть как можно больше свежести, о которой и речи не шло. — Закончил? — Произносится где-то сзади него. Мужской голос что-то всё напоминает, но не ясно что. — Мгм, — Мычит, стараясь прийти в себя. Думать абсолютно не получается. Сознание будто спутано в неряшливый клубок, из которого трудно вытянуть хотя-бы одну мысль, поэтому Рус лишь роняет голову на свои ладони, шумно дыша. Рвотные позывы больше не беспокоят, от состояния осталось только тошнота, а так же головная боль. — Вставай тогда, я не хочу тебя караулить всю свою жизнь, — Рус, если честно, не знает то, как понимает чужие слова. Ощущение такое, будто он слышит обрывками, а потом, в какой-то момент, вата и звон в ушах вновь появляются. Мозг лишь дорисовывает картинку. Ему уже абсолютно всё равно на всё, ещё чуть-чуть и Руслан заснёт прям тут, в обнимку с унитазом. Дыхание немного выравнивается, но противное послевкусие всё ещё есть на языке, поэтому приходится оторваться от своего собеседника. Горячие ладони умещаются на плечах, а потом его за них и поднимают, аккуратно придерживая, чтобы встать. Только сейчас уставший организм заметил, что комната в себе содержит только туалет. — Пойдем, умоешься, — Рус, будто неваляшка, шатается из стороны в сторону, но не падает, благодаря руке, которая любезно вцепилась в него. Парня за капюшон кофты тащат в соседнюю комнату, чтобы умыть. Руслан бы хотел сказать, чтоб с ним были по аккуратней, но его, кажется, даже не собираются слушать, лишь грубо толкают в сторону раковины. — Умывайся и оживай, если блевать опять собираешься, то только в раковину. Мне не нужно, чтобы ты тут заблевал весь пол. Тушенцов мимо ушей всё пропускает, стараясь сконцентрироваться на кране, который двоится или всё же троится… Тянется к нему, чтобы открыть, но промахивается, попадая по стене. Шатен снова повторяет это действие, только уже, наконец, попадает, открывая кран. Вода тут же вырывается наружу, громко стуча по раковине. Мелкие капли разлетаются в стороны, попадая на всё вокруг. Руслан смотрит на эту одну-две секунды, а потом руки опускает под воду, тут же их вытаскивая с шипением. Рус перепутал стороны и пошла горячая, вместо холодной. Кран в очередной раз поворачивается, только уже в противоположную сторону. Немного подождав, парень всё-таки опускает ладони под ледяную воду, набирая в них жидкость, чтобы ополоснуть лицо. Кожа приятно остужается, когда холод к ней прикасается. Все эти действия хоть немного, но помогают прояснить разум, из-за чего получается сложить два плюс два, а не пиво плюс пиво. Шатен поднимает взор вперёд себя, перед которым находится зеркало. Руслан блуждает сначала по своему образу, изучая: лохматые волосы, синяки под глазами и бледную кожу, которая больше походит под мёртвую, а ещё худи, от которой воняет пивом. Медленно, даже можно сказать, смазано, взгляд перетекает на человека, который смотрит на него в ответ. У него копна блондинистых волос, которая слегка отдает в чёрный, голубые глаза, чистая кожа с миллионами веснушек, нахмуренные брови, которых почти не видно, из-за того, что они светлые, тонкие розовые губы, которые плотно сомкнуты в линию; худи чёрное, штаны точно такие же, а так же закрытая поза: парень опирается спиной на стену, обнимая себя руками, пока ноги плотно прижаты друг к другу. — Кран закрой, иначе ты потом счета оплачивать будешь, — Раздаётся хриплый мужской голос. Руслан помнит его, именно поэтому в голову лезет мысль о том, что лучше бы разум не трезвел. Тушенцов закрывает кран, поворачиваясь к собеседнику, конечно, не так плавно как хотелось бы. Рус губы насилует зубами, не зная что делать. Напряжение в воздухе чувствуется каждой частичкой тела, от чего, если честно, хочется сбежать. Шатен понимает, что не нужно ничего говорить, ведь это будет максимально тупо, но говорит. — Это ты был там со мной в туалете? — Руслан смотрит в омуты. Да, именно в омуты. Голубые, будто даже синие глаза смотрят в ответ, пока на чужом лице проскакивает ухмылка, а также смешинка во взгляде. Тушенцов, наверное, готов к любому ответу. — В каком из? — Скалится. Скалится, потому что чувствует превосходство над ним, что абсолютно не удивительно. Удивительно то, что он это делает гармонично. Делает аккуратно, прощупывая почву под ногами, исследуя каждое изменение в лице собеседника. Он знает, что делать. Он — настоящее животное. Он — хищник. Рус — жертва. Все роли были распределены давно, просто Руслан не смотрел сценарий. Просто Руслан подумал, что это не нужно. — Что? — Рус всё слышал. — В каком из туалетов? Когда ты был объ… — Договорить не дали. Дверь распахнулась довольно широко, а так же быстро перед Русланом оказался Коля. Чертов Коля, что он вообще тут забыл, да и как давно он здесь? — Ой, Дань, Русь, привет, вы чего тут? — Поддатый Ромадов стоял оперевшись на косяк двери, изучая парней взглядом, пока Даня отрывается от стены, разворачиваясь в сторону выхода. На Руслана только бросили взгляд, в то время как Коле что-то нашептали на ухо. Тушенцов уже хочет спросить, что за хуйня, но этот мудак съëбывает, оставляя после себя неприятное послевкусие, сравнимое с только что появившимся, после недавней блевоты. Тушенцов жмурит глаза, хмуря брови, а после, чувствует касания к своему плечу. Перед ним Коля, который смотрит в самые глаза, изучая их. Рус одну бровь поднимает, не понимая, что Ромадов творит, но спросить опять не дают. Подросток обнимает его, утыкаясь носом в его шею. Шатен выдыхает, забывая обо всём из-за усталости. — Ты сейчас в норме? — Хрипит кудрявый ему на ухо, чувствуя как плечи Руслана расслабились. — Мгм, — Нос зарывается в волосы Коли. Ему плохо и его жутко тошнит, но Рус старается не обращать на это внимание. А ещё старается не наблевать прямо на макушку Коли. И не грохнуться прямо на него, тоже старается, честно. Через несколько минут Рус не справится с задачей, а именно заблюёт всю раковину. Ну, хотя бы не пол, уже хоть что-то.***
Вновь кухня. Вновь те же люди. Вновь Арина, которая не унимается. Вновь море алкоголя. Это не вписка, а какой-то час сурка. Все повторяется снова и снова будто бесконечный замкнутый круг. Очередное пиво, только в этот раз в пластиковой бутылочке. Очередные пьяные рожи, только уже другие, поменялись. Очередная тупая шутка, над которой все смеются и очередной глоток алкоголя. Всё такое одинаковое, что аж бесит. Шатен с себя кофту стягивает, так как из-за скопления людей жарко, даже можно сказать душно. Рус слушает очередной рассказ, который начинается с «Я сижу, никого не трогаю, и заходит эта». Грустный вздох срывается с искусанных губ, пока рука то и дело медленно качается из стороны в сторону. Светло-жёлтая жидкость кружится в пластике, повторяя движения за кистью. Карие глаза наблюдают за этим, хотя спать хочется неимоверно. Тушенцов очень сильно устал, из него буквально двадцать минут назад вырвался дьявол, который изнасиловал его горло, оставив неприятно послевкусие. — Тебе норм? — Коля обеспокоенно глядит на него, изучая. Ромадов очень сильно беспокоиться за своего друга, особенно из-за того, что тики очень часто проявляются, но Рус будто совсем их не замечает. Ладно, не замечать, что рука дёрнулась ещё более менее нормально. Но не замечать то, как твоя челюсть съезжает в Америку невозможно. — Да-да я в порядке, — Лоб почему-то горит, и Руслан в чужое плечо утыкается, пытаясь найти в нём холод, что, к слову, плохо выходит. — Точно не заболел? — Ладонь перебирает короткие пряди волос, нежно приглаживая их. — Ру-усь, ты то бледный, — брюнетка икает, — то загруженный. Таблеточку, чтоб повеселее было, дать? — Кто-то рядом с девочкой из параллели ржёт, а кто-то улюлюкает радостно, говоря «давай» и «пусть парнишка расслабится». Рус кидает на них мимолётный взгляд, а потом прикрывает глаза. Голова словно спелый, сочный, красный арбуз, на который надевают сжимающие резинки. Всё это слишком давит. Хочется взять и заснуть прямо тут, уткнуться носом в плечо и дышать не потом жарких тел, а чем-то свежим наподобие поля с цветами. Ресницы то и дело порхают, будто крылья бабочки, изредка вздрагивая. Рус вот-вот заснёт на плече друга, пока боль в висках неприятно тянет, не давая ничего сделать. — Не надо ему ничего давать, — Возникает Коля, который, как ни странно, трезв. Кудрявый хмурит брови от грустных возгласов, а Руслан лишь глаза закатывает, устало потирая переносицу. Вдыхает побольше воздуха, а потом поднимается, хлопая по плечу Ромадова, привлекая к себе внимание. Коля голову поднимает, вопросительно смотря на друга, но Рус ничего не говорит, только показывает рукой, что пойдёт курить. — Один пойдешь? — Шатен кивает, замечая, что вся кухня слегка покачивается, — Хорошо, заодно освежишься, — Улыбается тот, вновь возвращаясь к разговору с толпой людей. Руслан, всё ещё немного шатаясь, добирается до вешалки, придерживаясь за стену. Он еле как находит свою сумку среди кучи точно таких же. Наверное, это было глупо оставлять все свои вещи тут, но, вроде, ничего не украли. Тушенцов ещё немного стоит возле курток, пытаясь прийти в себя, но через несколько секунд бросает это дело. Вдыхает побольше кислорода, стараясь идти прямо, но ощущение, что его клонит направо всё накапливается. Он останавливается, кажется, парень даже и семи шагов не сделал. Кислород в лёгкие словно не поступает; Руслан чувствует как дышит не полноценно, а обрывками, причем довольно короткими. Хмурит брови, медленно пробираясь через толпу людей, которая не собирается отходить. Протискиваться через кучу потных тел — отвратительно. Запах сигарет смешивается с кучей остальных ароматов, въедаясь в кожу, и от этого воротит даже сильней чем от алкоголя, выпитого ранее. К балкону уже подходит, тянет ручку вбок и слышит громкое «не свались только!» от Коли. Руслан фыркает, открывая дверь, и в лицо со всей дури ударяет ледяной воздух. Рус вдыхает побольше кислорода в лёгкие. Тушенцов перешагивает порог, закрывает за собой пластиковую дверь, сразу же подходя к самому краю балкона. Железная, покрашенная в какой-то не ясный оттенок, ограда не внушает доверие, хотя бы потому, что она в некоторых местах ржавая и облезлая. Руся по ней взглядом гуляет, совсем забивая на то, что на его ногах нет тапочек, и носки мокнут с какой-то невероятной скоростью. Ладони тянутся к сумке, открывая один из карманов, чтобы наконец-то покурить и отдохнуть. Шум исчез, позволяя собраться с мыслями, которые так и путались, бегали, мешались, создавая что-то неясное и, даже можно сказать, сказочное. Пальцы прикрывают никотиновую палочку от ветра, пока еле живая зажигалка старается начать работать. Губы сомкнуты в тонкую линию, плотно сжимающую сигарету. Пальцы немного онемели, и слегка подрагивают от холодного зимнего вечера. Наконец, кончик сигареты загорается, а никотин в эту же минуту попадает в лёгкие, растворяясь где-то внутри организма. Руслан уже дрожит от холода, но продолжает тут стоять, пытаясь прийти в себя. Раз мысли начинают потихоньку собираться в одну массу, значит всё налаживается. В доме напротив горят огни в окнах, а где-то и вовсе темно. На Руслана в ответ смотрят одинокие балконы. На них никто не стоит, никто не курит, никто не ходит и никто не существует. Кажется один только Тушенцов решил выйти в ледяной зимний вечер, чтобы заткнуть свою зависимость, которой раньше и не было, и жить от этого было легче. Возможно, где-то на другой стороне дома тоже есть люди, возможно они тоже пьяны, а возможно, что они просто одиноки. Красный нос шмыгает, а ладошки греются об закуренную сигарету. Хотя греться абсолютно не получается, но Рус сам себя обманывает, говоря, что «так теплее», а на деле же нихуя не теплее. Горячий пар изо рта — а также дым — выходит облаками; выходит струйками такими, которые позже превращаются в плотные полупрозрачные облачка. Тушенцов смотрит на всё это, слегка приподняв голову, глаза щурит, зажимая фильтр губами. Всё тело мёрзнет, от чего парень постоянно дёргается и покрывается мурашками. Кончики пальцев покалывают то ли от холода, то ли от пережитых событий. Этот подросток не выходит из головы, но черты его лица почему-то мыльные, словно зацензуренные. Может, это и есть защитная реакция организма? Может. Ему хочется сесть куда-нибудь и поспать, потому что голова совсем не трезвая, хотя он успел проблеваться. От воспоминаний о недавних событиях Рус дёргается, затягиваясь сигаретой в очередной раз. От всей этой ситуации не по себе, а всё из-за того, что Руслан так и не понял, почему этот парень был рядом с ним, да и в какой-то степени помогал ему. Ничего просто так не бывает наверняка, ему нужно было зачем-то помочь. Что ему нужно от него? Кончик сигареты постепенно тлеет, а пепел, кружась, падает за ограду, растворяясь в воздухе. На бело-красные кисти рук опускаются снежинки. Они таят довольно быстро, не давая себя рассмотреть, хотя от темноты улицы все равно бы не получилось, как бы не хотелось. Пар из рта выходит вместе с дымом, поднимаясь ввысь и там же растворяясь. Тело начинает уже немного потряхивать от холода, но Руслан продолжает смотреть с высоты хиплого балкона на всё вокруг. Как бы спокойно не было сейчас, почему-то напряжение никуда не уходит. Оно будто прилипло намертво, не давая и пошевелиться. Будто плод репейника зацепился за ткань одежды где-то на спине, а увидеть ты его никак не можешь, только почувствовать. Увидеть всё равно не сможешь. Зеркал нет и рядом тоже никого нет. Рус уже не знает что делать, чтобы избавиться от этого скользкого ощущения. Звук открытия двери. Тушенцов дёргается, а до него наконец-то доходит. Это было во сне. Во сне на русском, ебаном, языке. Глаза расширились в удивление, а сердце забилось со скоростью света. Парень резко оборачивается, в надежде выяснить, кто же тогда звал его. Кто называл его таким ласковым и нежным «Руся». — Ко…— это не Коля. Это не Ромадов, а тот подросток из туалета. — И тебе привет, — сигарета между губ быстро перебирается в пальцы, которые зажимают никотин покрепче, чтобы тот не сбежал с помощью ветра. Руслан пялится на неожиданного гостя, потому что он ждал Колю. Думал, что это он придёт, но нет. Не уж то он и есть тот подросток, который до усрачки напугал его во сне? Не уж то он и есть тот придурок. Верить не хочется. Абсолютно. — Ты не замёрз? Руслану холодно. Очень холодно. Но шатен головой крутит в отказе, снова отворачиваясь в сторону дома напротив. Рус замёрз пиздец как сильно, но неудивительно, учитывая то, что он в футболке, штанах и носках. Сигарета вновь оказывается между губ, и он затягивается в последний раз, выкидывая ее за пределы балкона. Рядом с ним становится этот парень, вглядываясь в тёмную бездну с белоснежными хлопьями снега. — Ты чего их бросил? — Он шмыгает носом, опираясь на перила перед пропастью. Тушенцову хочется фыркнуть от вида этой картины. Якобы не боится высоты — выскочка. Хочет показать какой он весь пиздатый, что не боится этой высоты, хотя это невозможно. — Я никого не бросаю, — в глотке застревает продолжение этой фразы «за то все меня бросают». Ветер вновь поглаживает лицо, заставляя щёки, нос и кончики ушей покраснеть, если уже не посинеть. Руслан смотрит куда-то вдаль, не на собеседника, потому что реакции у него, наверно, нет. Они все такие, без эмоциональные, глупые, с тупой улыбкой. Все эти люди одинаковые. — Коля там скоро со всеми пересосётся, — будто невзначай произносит тот, изучая даль перед ним. Зимняя печаль детской советской площадки цепляет взгляд. Руслан смотрит туда же, пытаясь выяснить, что же там такого интересного, кажется, что ничего. — Круто, — срывается с губ, потому что на большее нет сил. Разговаривать не хочется, особенно с ним, особенно о ком-то другом. Почему все интересуется кем-то другим, а не им? Разве он не интересен? У него куча историй, куча шуток, куча тепла — у него всё есть. Но почему никто не хочет с ним общаться? Взгляд бродит по застеленной снегом земле, бросая отблески от лучей фонаря. Там красиво и спокойно. В спальном районе почти нет шума, только изредка слышны громкие разговоры алкашей, скрип старой качели, хруст снега и шум мотора машин. Всё это создаёт свой собственный уют. — От холода, а не передоза умереть хочешь? — вновь тишина обрывается, только теперь голову свернуть не званному гостю хочется сильнее. Руслан не смотрит на него, лишь фыркает недовольно, рассматривая в очередной раз пейзаж. — С чего ты вообще взял, что я умереть от передоза планирую? — на его лбу написаны его мечты, или что? Руслан всё пыхтит злостно, уже было думая над тем, что с балкона стоит уходить, особенно если тебе холодно. Вдруг на его плечи опускается тёплая плотная ткань. Ощущение такое, что его мысли читают. — А? — Надевай кофту, если помереть прямо тут не хочешь. Твою замёрзшую тушу я уж точно не собираюсь швырять с балкона, — Возможно, после этой недо-шутки стоило смеяться, но Рус лишь надевает худи на себя, греясь в чужом тепле и запахе. От кофты пахло чем-то своим, но в тоже время чужим, где-то аромат схож с неясно чем, а где-то пропитан вишнёвым соком и ещё совсем чуть-чуть алкоголем. — От чего тогда? — Чего? — Рус уже убить готов этого чела — нет, ну серьёзно! — сначала молчит сто лет, а потом рандомный вопрос задаёт. — Я про смерть. От чего сдохнуть хочешь, если не от наркоты? От старости? — подросток щурится, изучая профиль его. Руслан до сих пор не понимает причём тут наркотики, но поворачивается к собеседнику, смотря как-то нервно. Хочется всплеснуть руками, психануть и высказать что-то, что так гложет его. — А чё? Убить хочешь? — Рус наблюдает за внешне спокойным парнем. Кто нибудь, напомните ему имя этого придурка. — Естественно. Ведь мне так нужно убивать какого-то наркомана на балконе непонятной вписке, среди кучи подростков, которым даже шестнадцати тут нет, — Они смотрят друг другу в глаза, и Тушенцов держится, чтобы не врезать по этой самодовольной роже. — Почему это я наркоман? — Рус голову чуть вверх поднимает, чтобы смотреть ровно в глаза напротив. В темноте не видно их, но он помнит цвет этих омутов. Они в той ванной были словно тихий океан во время шторма. — Пф, наша каждая встреча начинается с твоего передоза, за исключением самой первой, — Руслан теряется окончательно. В смысле передоз? Какого ещё нахер передоза? — Стоп, ты про что именно? — Рус хмурит тёмные брови, кутаясь в чужую кофту. Только сейчас Тушенцов решает рассмотреть собеседника получше. Сам этот парень одет в куртку, футболку и штаны, а также на нем есть тапочки, в отличие от Руслана. Парень же в ответ его изучает, неодобрительно хмыкая от его внешнего вида. — Про те ситуации в туалете, — брови в удивлении подскакивают, а глаза приоткрываются. Рус наконец-то осознал, что этот человек имел ввиду тогда. Только ещё один вопрос застревает в глотке, с чего это он наркоман? Он же вроде ничего такого не совершал, тогда почему? — Я не употребляю, — Руслан отворачивается вновь, доставая одну сигарету. Сумку кладёт на старую тумбочку в углу балкона. — С чего ты вообще решил, что я нарик? Я же ничего такого и не делал, — Кончик зажигается куда быстрее, чем в прошлый раз. Пальцы зажимают сигарету, а губы обхватывают фильтр, пока внутрь проникает едкий никотин. — Ничего такого? Ты буквально дрыгался в моих руках, пока Коля тебя откачивал, а сейчас тоже дёргаешься, как и в этом туалете. Ещё и блевал минут десять точно, если не больше, при этом всём тебя тоже дёргало, — Руслан сжимает ограду балкона, слушая тираду слов, пока сыпется краска со старого ограждения, падая куда-то вниз на снег. Что ему говорить на эти слова? Говорить то, что он не нарик, но он же не поверит, скажет что тот врёт. — Я не наркоман, — Руслан слышит смех возле себя. Он такой звонкий, яркий, привлекательный, живой. — Я не наркоман и в любой момент брошу, да? Ты это хочешь сказать? — Я не зависимый, — очередной смешок, а после шарканье тапочек и открывание балкона, после которого следует хлопок двери, который говорит о том, что человек скрылся в помещение. Тушенцов затягивается, тяжело выдыхая. Чувство одиночества растекается в груди, медленно надавливая на лёгкие, возможно, это делает никотин, но как-то все равно. Такое обычное действие может заставить грустить ещё сильнее, чем до этого. Время тянется нудно и мучительно, пока зрачки то и дело пытаются за что-то зацепиться. Возможно стоит уже уйти с балкона, отогреться, а ещё наконец-то пойти домой, но почему-то не хочется. Не хочется уходить домой, где мать просто взглянет на него и даже не поинтересуется, как его дела. Не хочется идти в одиночестве по заснеженным дорогам, слушая тишину и скрип снега. Наушники уже давно разрядились, а телефон тоже совсем скоро познает эту участь. Стоит пойти поставить на зарядку, но сейчас сложно найти хоть одну свободную розетку, так ещё и в тишине. Руслан облокачивается на стену, прикрывая глаза, совсем забивая на холод. Иногда хочется просто раствориться в атмосфере Земли и исчезнуть. Возможно это странно и даже не нормально, но почему-то именно такое чувство и застряло в груди. Сигарета постепенно тлеет, а пальцы постукивают по ней, скидывая пепел вниз, который мешается с хлопьями снега. Пар изо рта и носа то и дело клубками поднимается ввысь, закрывая на время весь обзор перед глазами. Голова стала куда меньше болеть, но спать хочется всё также. Пальцы отодвигают от себя сигарету, а сам он зевает, забыв прикрыть ладонью рот. На его плечи опускается что-то тяжёлое и длинное, что заставляет оглянуться и вздрогнуть. — Мы все зависимы, — Опять этот парень. Он стоит близко, но посмотреть в глаза не удаётся, так как подросток выше него самого. — Чё за философские мысли в девять вечера? — Радуйся, что философия у меня, а не белка, — Руслан поправляет на себе одеяло, кутаясь в него. — Ура, — Наигранно радуется тот, заглядываясь на дальние фонари во дворе. Яркие жёлтые лучи освещают двор, позволяя увидеть хоть часть улицы в деталях. К сожалению, рассматривать тут, нечего. Всё однотипное и привычное, так что Рус грустно вздыхает. — Почему? Почему он продолжает разговаривать с ним? Не уж то одиночество его настолько сожрало? Брови немного опустились, а взгляд хоть чуть-чуть, но заинтересовано бродит по личности рядом. — Потому что мы все к чему-то привязаны и связаны, — Тушенцов смотрит на него всё также вопросительно. — То есть, смотри. Люди зависимы от всего подряд, кто-то от людей, кто-то от их внимания, а кто-то от их прикосновений. Этот список можно продолжать вечность, поэтому я рассказал лишь суть. — Это какой-то бред, — выдаёт вердикт Руслан на всё сказанное. — Пф, говорит зависимый, — Подросток изучает его взглядом, откровенно насмехаясь. Этот дурачок всё сильнее в одеяло вжимается, наступая на его края, чтобы ногам тоже было более менее тепло. — Сам же сказал, что мы все зависимы, — Руслан немного хмурится, когда слышит некий подтекст в словах. Ещё бы знать, правда ли там есть подтекст. — Да, но зависимые от препаратов довольно интересные личности, у них какой-то свой мирок, что-ли. — Я не зависимый! Сколько ещё раз тебе это повторить?! — Руслан срывается, чуть ли не выкидывая сигарету за ограду балкона. Рука дёргается, и это замечает собеседник. — Почему ты вообще разговариваешь со мной на эту тему?! — Ты общаешься с Колей, а он мне не далёкий человек, поэтому я волнуюсь за него и его социум, — где-то внутри груди расцветает гнилой цветок ненависти ко всему. — Иди нахуй со своим Колей и со своим волнением. Я не наркоман, — Руслан отворачивается, нервно закуривая наполовину стлевшую сигарету. Мурашки ползут по всему телу, заставляя дёрнуться и обматерить весь мир в голове. Руки немного дрожат, а челюсть противно сжимается от нарастающего раздражения. Что же все так за друг друга волнуются? — Ого, тебе настолько не нравится эта тема? — Чужой взгляд бегает то к сигарете Руслана, то к его глазам и рту. — А тебе понравится, если тебя назовут нариком? — язвит Рус, не зная куда себя деть от чужого взора. Как же все раздражает. — Не знаю, — честно признается тот, шмыгая носом и шурша тканью куртки об куртку. — Тогда помолчи. — Грубиян, — шикает поддельно-зло гость балкона, но послушно замолкает, всё смотря туда, в даль. Оба парня размерно дышат, выдыхая клубки пара, а также дыма. Немые вопросы и раздражение висят в атмосфере воздуха, растворяясь где-то за дальними границами балкона. Шум на фоне то ли убаюкивает, что хочется вздремнуть, то ли до сих пор помогает держаться на плаву, не позволяя заснуть в этой холодной тьме. Огонёк, который постоянно становился то ярче, то тусклее — затухает, улетая в сугроб под окнами. Пятерня заглаживает волосы назад, так как они то и дело выбиваются, торча в разные стороны света. — Позволишь закурить? — Вновь разрывает молчание. — На тумбочке, — Почему он позволяет ему копашиться в своей сумке? Наверное, состояние уже в пизде, и стоит идти домой спать. — Мне сумку твою закурить? — Нет. Сигареты в ней. — Это не правильно лазить по чужим вещам. — Ты только что обзывал меня нариком и это по твоему было этично? — Я говорил правду. — В каком месте, блять?! — В таком! Что я могу о тебе подумать, если ты постоянно передо мной в неадекватном состоянии! — То что я пьян, а не под наркотиками! — А во вторую нашу встречу, ты тоже был пьян? Флешбеки того, как Тушенцову было тогда плохо начали стрелять в голову, а ком в горле встал плотно, не давая и слово сказать. Но всё же как-то получилось выдавить не многозначное: — Это другое, — совсем другое. — Пф, каких слов я ещё ожидал, — недовольно шепчет тот. Татуированные пальцы хватаются за собачку на молнии, чтобы наконец-то открыть долгожданный отсек на сумке. Совсем скоро он покурит и успокоит свои нервы. В темноте виднеется какой-то картон, который схож чем-то с сигаретами, значит это они скорее всего. Коробка быстро достается, но она совсем не мягкая, какая должна быть. Она более твёрдая, большая и шумная, в том плане, что там что-то билось об стенки. Если приглядеться, то можно даже разобрать надпись на этом предмете. «Галоперидол» — Настолько не нарик, что у тебя пачка странных таблеток в сумке? — в доказательстве своих слов он трясёт этой коробкой. — Чего? — из головы совсем вылетело то, что в ней валяются его лекарство. — Того. Ты ничем не отличаешься от всех остальных. Тупой наркоман, который даже признаться в этом не может. Мне абсолютно поебать на тебя и твои действия! Мне не похуй на Колю, который переживает о тебе и твоём состоянии! Эти разговоры о том, как ему страшно за тебя меня уже порядком заебали, — тирада из слов всё продолжается, а Руслан, кажется, уже совсем окончательно примëрз. Ему не обидно, а просто он шокирован. За него правда кто-то волнуется? — Я болен, — Парень всё-таки прекращает свой монолог, когда голос Руслана наконец-то проскальзывает между ними, — Поэтому меня постоянно дёргает и мне нужны таблетки. — Чё? — У меня синдром туретта, от чего я в любой момент могу дёрнутся, прошипеть что-то, ударить себя, закинуть голову… Признание дается не просто. Руслан словно сквозь зубы все это говорит. У него отвращение на лице мигает, а пальцы рук, сжимают края одеяла, чтобы полностью укрыться им. Хочется исчезнуть. Укутаться по сильнее и закрыться ото всех. Почему ему просто не поверят? Почему ему нужно объясняться перед ним? — Чем докажешь? — подросток над ним возвышается, показывает, что настроен тот серьёзно. Где-то внутри, рядом с гнилым цветком, зарождается страх. — Лекарство только по рецепту. Просто так его не достать. — Почему я тебе должен верить? — А почему ты не должен мне верить? — Ты можешь быть опасен для моих друзей. — Как и любой человек. Я такой же как и вы, — Руслан врёт самому себе. Парень лишь фыркает, доставая пачку сигарет. Встаёт рядом, хлопая себя по карманам, а Руслан молча протягивает ему свою зажигалку. Вещь все также молча забирают, поджигая никотин. — Я Даня, — Ладонь с татуировкой оказывается перед шатеном. От этого имени вздрагивает всё тело. — Ненавижу Данил, — Руку пожимает, — Руслан. — Я Данила, а не Данил, — Кривит нос тот от неправильного произношения, затягиваясь тлеющей сигаретой. — А какая разница? — Это абсолютно другое имя. Ну смотри… — И не ясно, радует это признание Руслана или всё-таки нет.***
Как так получилось, что Коля оказался в дерьмо пьяным и его пришлось тащить на себе — он не знает, вернее они, не знают. Сам Руслан вообще мало чего понимает, но с Даней было понятно всё сразу, без слов. Парни просто переглянулись, а потом, тяжело вздохнув, начали уговаривать Колю пойти домой. К слову, уговорить не получилось, поэтому повели насильно, а тот даже и сопротивляться нормально не смог, правда ругался много, но это скорее второстепенно. Сейчас оба подростка стоят у чужого подъезда, тяжело дыша, потому что такую тушу довольно сложно нести. Дома у Ромадовых никого не было, что, впрочем, неудивительно. Данила рядом с ним тяжело дышал и совсем раскраснелся, а на лбу выступала испарина. Перетрудились они знатно, и жарко пиздец, хотя на улице минус двадцать по ощущениям. Тушенцов поправляет съехавшую шапку, а после поднимает голову, только сейчас замечая то, что Данька-то без шапки. Мокрые от пота взъерошенные волосы, и челка смешно висит сосульками на лбу, от чего тот хихикает, но глаза цепляют что-то новое. Цвет другой. — Так ты рыжий? — Резко срывается с губ, а голос совсем тонкий и хриплый от внезапных физических нагрузок, а мама говорила «Нужно заниматься, а не смотреть постоянно в телефон!». Ну хоть в чём-то она права. — Нет, блять, серый, — фыркает тот, — Да, рыжий. А ты чё не заметил? — Не-а, — Честно признаётся тот и тянется к сумке, чтобы сигареты достать. Перед ним тут же рука появляется, которая показывает, что «Я тоже курить буду, гони сигу». Курили они в молчании, потому что темы для разговора закончился. — Тебе в какую сторону? — Туда, — большой палец указывает в правую сторону дома. — А мне в противоположную, — Хмыкает, натягивая капюшон. — Тогда пока? — Пока. Они точно уверены, что ещё встретятся, но когда именно — неизвестно. Почему-то кажется, что это случится совсем скоро. А подсказывает ему — чуйка. Причем довольно неприятная. Она будто что-то сказать хочет, но Руслан это успешно игнорирует, стараясь не слушать. У него проблемы поважней, как не спалиться перед матерью, что он пил?