Гравитация

Снейп пролетел мимо, вывернув из-за угла так резко, что Гарри еще несколько секунд вжимался в стену, ожидая, что за мрачным зельеваром вот-вот столь же целеустремленно, словно ракета земля-земля, стремительно нагоняя цель, просеменит Амбридж, но той не было и Гарри выдохнул свободнее. Конечно, то, что Снейп его не заметил было плюсом, особенно сейчас, когда Поттер совсем недалеко был от Выручай Комнаты, но и вызывало такое поведение, обычно не упускавшего повода окатить Гарри порцией презрения и яда, зельевара, вопросы. Весьма тревожащие вопросы. Отчего это ненавистный преподаватель изменил своим привычкам? Куда так спешил? В последние недели, заставить Снейпа нестись куда-то не замечая ничего вокруг, могла только мадам Инспектор, поостывшая к Гарри, но нашедшая в мрачном и нелюдимом Снейпе, отчего-то более приоритетную цель для своих придирок. Впрочем, объективно говоря, Гарри видел само действо лично лишь раз, когда пары совпали с инспекцией, но по тому, как Амбридж цеплялась к Снейпу, не мог сказать, что вопросы, которые женщина задавала были из ряда вон. Они бесили Снейпа, несомненно, тот шипел ответы словно переходя на парселтанг, но стоило признать, министерская Инспектор составила список весьма профессионально. Но честно? Та же МакГонагалл на те же самые вопросы отвечала пусть и с неохотой и даже с удивлением о простоте и банальности того, что желала знать Амбридж, но четко, ясно и без простора для фантазии. Придерживаясь многолетних инструкций. Снейп же на вопросы об отсутствии памятки техники безопасности над доской, или хотя бы ее дополнения для работы со сложносоставными зельями, апеллировал к естественному отбору у учеников не удосужившихся прочесть третью страницу учебника на первом курсе и собственному нежеланию занимать ценное место над потолком «бесполезной информацией». Амбридж после этой ядовитой отповеди непривычно замолчала, лишь изредка что-то отмечая в своем блокноте до конца пары. Снейп ходил довольный, ядовито комментируя действия учеников, но напрягся, когда Амбридж, после прозвучавшего звонка, не поспешила на следующую инспекцию наверх в башню Трелони, оставшись дожидаться следующую пару зелий — у первокурсников. Вечером, в гостиной, Гарри узнал у всеведущих близнецов, что та провела в кабинете зельеварения весь учебный день и даже дольше, оставшись на факультативы семикурсников. А после, обогнув по широкой дуге, словно розовый торпедный катер на циркуляции, возмущенного Снейпа, отправилась в больничное крыло. Наводить справки. И уже на следующий день на стене у камина вывесили изменения в расписании — где-то пары зельеварения всем курсам заменили подняв выше другие предметы, где-то оставив окна, но до конца недели Снейп из замка пропал. Как оказалось, его приказом Генерального Инспектора обязали пройти подтверждение квалификации, как преподавателя работающего с несовершеннолетними, до начала следующей учебной недели и тот дневал и ночевал в отделе образования, доказывая, что вполне может вести уроки, как у первого курса, так и у старших. С тех пор Снейп старался с Амбридж не пересекаться. Хотя та явно жаждала общения, вылавливая зельевара с упорством достойным восхищения. Гарри и восхитился, честно. Не смотря на то, что мадам Инспектор и ему самому крови выпила не мало — та явно была профессионалом в своем деле. А смотреть на мучения Снейпа было достаточным удовольствием, чтобы не так близко к сердцу принимать то, что к СОВам приходилось готовиться самостоятельно, что стало куда как легче после того, как Марк рассказал про Выручай-Комнату. Но злорадство-злорадством, а вопрос оставался открытым. Если за Снейпом не гналась Амбридж, отчего тот был так взволнован, бледен сильнее обычного, почти испуган? Ответ у Гарри был только один и не самый приятный. Воландеморт. Только тот, чья метка темнела на предплечье Снейпа, на памяти Гарри, мог довести желчного зельевара, который сам кого хочешь мог довести до ручки парой фраз, до столь нервного и отчаянного состояния. Ну еще и Амбридж. В конце прошлого года, до того, как Поттер закончил свой артефакт, как раз после инцидента на кладбище, он еще пару раз имел удовольствие увидеть во сне несколько аудиенций Снейпа у Лорда. Гарри не знал, как со своими последователями Воландеморт общался до своей смерти, но после воскрешения приятным расположением духа тот не блистал и Снейпу досталось по полной. Из всех невербальных заклятий, которыми Лорд приложил зельевара по действию Гарри опознал только Круциатус. Мда. Гарри хихикнул, спрятав чуть нервную улыбку в широком рукаве школьной мантии. То, что комментарии и жажда общения, исходящие от мадам Инспектор, действовали на Снейпа наравне с вкрадчивыми приказами Лорда, подкрепленными изрядной дозой Круциатуса — внушало. И заставляло Гарри радоваться тому, что еще в начале года они с Роном и Гермионой договорились не отсвечивать, чтобы мадам Инспектор не творила, и хотя бы в этом году максимально постараться никуда не влипнуть. Просто учиться. Пока план работал. Гарри оглядел коридор, прищурился на следящих за ним с плотоядным интересом троллей в балетных пачках, и уже привычно кинул на тех сонное заклятье, вложив в то больше силы раза так в четыре. Тролли на картине оставались троллями и чарам поддавались неохотно, хоть и куда лучше своих живых собратьев. Прошел трижды мимо пустой стены, представляя себе небольшой учебный класс, организованный для троих, которым они оставили комнату в прошлый раз и дернул за ручку, проявившуюся массивную дверь, которую плотно прикрыл за собой. Устроился в небольшом кресле у окна, раскрыл тетради с расчетами, но попытка снова пересчитать рунные связки не удалась, внимание никак не получалось сконцентрировать на задании, а не на странном поведении Снейпа. Догадка напрягала. Снейп никогда не исчезал по своим темным делам во время занятий. Гарри проверял его отсутствие в приступах паранойи проверяя карту мародеров и днем, и бессонными ночами, замечая, что тот отлучается из Хогвартса именно ночью, часто в те дни, когда Воландеморт будил Гарри своими приступами лихорадочной деятельности, так что проследить параллель не составляло труда. Сегодня же Гарри не ощущал ничего подозрительного. Он выспался, а если и проснулся пораньше, так далеко не от кошмаров, навеянных яростным неудовольствием Лорда или, что хуже, его же мрачным, злорадным удовлетворением, а от… кхм. Еще одного проявления подросткового буйства гормонов. И снились ему если и пытки, то только те, что приводили к оргазму, оставляющему голову восхитительно пустой, а тело легким, так отчетливо ощущались чужие, плотные прикосновения тяжелых прохладных ладоней на пояснице и ниже, там где горело одновременно с ощущением пустоты, которую нужно было немедленно заполнить. Мерлин, ну сколько можно, он же минуту назад думал о Снейпе?! А стоило вспомнить утро, как… Гарри тяжело выдохнул, опустил голову, стукнувшись горящим лбом о холодную столешницу. Эти сны — они выматывали. Были приятны до дрожи и желания остаться в постели на целый день. Приносили с собой удовольствие, которое Гарри и не думал когда-либо испытать, уверенный и даже довольный тем, что эта сторона жизни обойдет его далекой стороной, но вместе с тем выматывали одинокой неопределенностью и остававшейся после неуверенностью и страхом. Мыслями о том, что хорошо бы было вообще никогда не узнавать, что это такое… в конце-концов в жизни Гарри, даже за его краткий век, хватало неприятных окончаний. Поттер даже завидовал и одновременно сочувствовал самому себе годичной давности, уверенному, что он-то никогда не вмажется с разбегу во все то, что заставляло его однокурсников улыбаться, как идиоты. Что уж точно было нелепой глупостью, но ничего не мог с этим поделать. Спустя пару минут самоуничижительных размышлений, вроде как отогнавших неуместное возбуждение, настойчиво поднявшееся от смутных воспоминаний о сегодняшнем излишне откровенном сне, Гарри попытался вернуться к расчетам, но сделав три ошибки в двух формулах подряд осознал, что, по крайней мере, высчитывать что-то сейчас он не был способен совершенно. Каким-то невероятным усилием воли снова отодвинул завистливые мысли к самому себе годичной давности, читавшему в справочнике, но не знавшему на практике, что такое навязчивое возбуждение, не дающее мыслить здраво, и им же заставил себя убрать руки от собственного паха и подняться из кресла, чтобы пройтись из угла в угол комнаты. В конце-концов, навернув несколько кругов по периметру, Гарри остановился у стеллажей, к которым был прикреплен список основных заклятий, что спрашивали на практике СОВ по Защите. Взгляд натолкнулся на первый пункт в подсписке на дополнительные баллы, который Гермиона составила из отзывов о прохождении экзамена старшекурсниками. Заклинание призыва защитника. Патронус. Засчитывался необязательно телесный, но достаточно плотный, чтобы сформировать обширный щит. За телесную форму добавляли еще несколько баллов. И Гарри мог его создать. Но в последнее время, в отличие от полусферического щита, телесная форма заклятья у Гарри выходила один раз из десяти, что нельзя было назвать стабильным результатом. Еще в прошлом году он скорее сотворил бы телесную форму, чем щитовую, даже не особо напрягаясь, теперь же… теперь он не мог похвастаться таким результатом и искренне не понимал в чем дело. А та литература, что он нашел, весьма куцая к слову, брошюрка на четыре странички, была еще менее информативна, чем Люпин на третьем курсе. И спросить… Гарри вздрогнул. У него было у кого спросить. Он же не обязан рассказывать о телесной форме своего весьма приметного и известного патронуса. А Марк может знать причину такой нестабильности, Гарри был в этом практически уверен. А еще до дрожи в пальцах Гарри хотел снова с ним поговорить, не смотря на то, что последний раз они общались сегодня утром. Поттер бросил быстрый взгляд на часы — половина третьего. У Гермионы до пяти факультатив по астрономии, а Рон до четырех мучился на занятиях у Трелони, так что время до их встречи у Поттера было, и он взялся за перо. Ментальные щиты, созданные артефактом которым он недавно обзавелся, и его собственной волей, призванные стабилизировать разум, трещали по швам, наверное, вызывая ужасную, сравнимую с Круциатусом, головную боль у носителей его знака, но Воландеморту было все равно. Он все крепче сжимал в кулаке копию медальона своего предка, в глухой ярости своей превращая безупречную копию в измятый металл с острыми гранями камней, ранящих его ладонь. Темная кровь текла по пальцам и локтю, пачкая серебряную вышивку рукавов, впитываясь в темную ткань мантии. Пожелтевшая от времени и влажности записка из медальона, скомканная окровавленными пальцами, упала на камень острова, порвалась под каблуком. Регулус его предал. Воландеморт ведь его искал. После возрождения. Столько сил потратил, а… Регулус. Его. Предал. Реддл, прежде чем растоптать, дважды перечитал записку вложенную в подделку медальона, отказываясь верить. Кто угодно мог предать, Воландеморт представлял предателем кого угодно, и как показало время не ошибался, никому не был бы удивлен, даже Белле, но… Регулус стал для него неприятным сюрпризом. Реддл понял бы его побег или ложь. Простил бы и первое и второе. Мерлин, он бы простил ученику даже бездействие после его смерти, действительно простил, а не как Люциусу, но… Регулус его предал. Самым страшным, самым болезненным способом, какой только мог представить Реддл. Воландеморт прикрыл глаза, выдохнул устало на плечи навалилась тяжесть, словно вес всех тех лет бестелесности разом навалился невыносимым грузом. Вспышка ярости прошла, впервые за многие годы не оставив после себя удовлетворения. Некого было наказывать, не на ком прямо сейчас сорвать гнев. Виновный был давно мертв, лежал покойно на глубине в тиши под толщей холодных вод. Слишком давно погибший, чтобы Реддл мог, пусть потратив кровь и силу, хотя бы спросить его — почему? Несколько разрушающих заклятий полетели в неприметные точки каменного свода, и аппарируя в особняк реддлов, Воландеморт слышал грохот рушащихся камней, заваливающих пещеру. Вполне достойная гробница неверному ученику. В комнате было темно, но он не стал раздергивать шторы. Запалил камин, снял испачканную мантию, коротким движением руки отправил кресло поближе к огню, и таким же жестом подтянул журнальный столик, сел, устало вытянув ноги. Хмыкнул иронично тому опустошению, что ощущал. Непривычное, так давно забытое, оно разрасталось в груди жадно пожирая и так небольшие эмоциональные ресурсы. И стоило столько лет рвать душу в поисках бессмертия и идеальной рациональности, чтобы снова вернуться к тому с чего начал? Закладка в дневнике, лежащем на столике сменила цвет на зеленый и через минуту бездумного созерцания Реддл поймал себя на том, что едва заметно улыбается, а тоскливая дыра в груди словно стала меньше, заполняемая мерным теплом. Джонатан определенно положительно влиял на его самоощущение. Да.