Гравитация

Рождественские каникулы в Хогвартсе начинались восемнадцатого декабря. Для магглорожденных это было несколько удивительно, для них такие большие перерывы в обучении не были привычны, но кто из детей когда отказывался от лишнего свободного дня? А лишней свободной недели? Никто. И причинами не интересовались, радостно собираясь по домам или предвкушая полные праздности дни в школе, когда можно было спать сколько захочется, ложиться после полуночи и изучать древний замок в атмосфере еще более загадочной, ведь почти пустой Хогвартс имел свое, ни на что не похожее очарование. Но Гарри всегда был любопытным ребенком, а Рон — отличным другом. Который, не смотря на все злословие Малфоя, был чистокровным, выросшим в семье, пусть и не богатой, зато дружной и не бывшей бы столь многодетной, не чти они определенные законы. Именно он украшал их комнату присланными матерью еловыми лапами, увитыми алыми лентами и источающими чарующий свежестью аромат, именно Рон разбудил его ночью, чтобы выставить на кривовато трансфигурированный посреди комнаты стол латунную горелку, в которой они потом «сожгли» — хлеб, ягоды омелы и яблоки. Гарри, весьма скептически настроенный вначале, с удивлением смотрел, как с его ладоней угощение слетает мерцающими огоньками, истаивая, словно искры от костра, и, словно в обмен на него, испаряются страхи, усталость и ноющая боль в шраме. Не навсегда, конечно, но Гарри оценил пользу. Рон потом полночи ему объяснял что, зачем и почему. А устав, перепоручил Гарри близнецам, которые не скупились ни на информацию, ни на ссылки на источники — выписав Гарри в блокнот больше десятка книжных названий. Гарри подсунул этот же список Гермионе, вернувшейся в школу после каникул. Если устный рассказ ее мог и не заинтересовать, Гермиона в детстве отличалась преданностью «прогрессу», то подсунутые книги она отвергнуть не могла. Не с ее характером и уважением к печатному слову. И теперь магические праздники они по-возможности справляли втроем. Правда в этом году Гарри не знал, как все выйдет. Он хотел к Сириусу. На Гриммо. Но вполне допускал, что Дамблдор может ему не позволить. Официально его опекунами все еще были Дурсли. Магглы. А крестный считался преступником. И выбирая между Литтл-Уингингом и потерявшими сына родственниками, и Хогвартсом — выбор был очевиден. В таком не самом радужном настроении, Гарри спустился в Большой Зал. Оглядел серебряное убранство, скривился от прострелившей виски боли почти упав на скамью. Гермиона свой завтрак уже закончила, но ждала его, пролистывая свежий выпуск Ежедневного Пророка. Гарри кивнул ей, закатившей глаза в показательном сарказме к тому, что публиковали в газете, и предпочел уткнуться в тарелку с овсянкой, стоило впихнуть в себя хотя бы ее, хотя еда и не вызывала энтузиазма. Благо Гарри не знал что такое тошнота от запаха пищи. Его организм просто не имел такой реакции — с детства борясь за возможность получить калории и строительный материал он был готов поглощать любое пропитание в любой момент времени не обращая внимание на эмоциональное состояние. А от перебора серебра Гарри именно что мутило. Глаза бы его не видели эти украшения… В этом году за организацию рождественской атмосферы взялась мадам Инспектор. Несколько подрастеряв интерес к нему самому, не дающему ей повода для обвинений, и так и не выловившая Снейпа, она взялась за дело с недюжинным энтузиазмом, припахав большую часть старших курсов, начиная с четвертого, к этой внеклассной деятельности. И последнюю неделю у них почти не было свободного времени. Указом Генинспектора, за подписью Фаджа, Амбридж не только занялась украшением замка к праздникам, она нагнала в школу с десяток авроров, некоторое количество счетоводов под руководством вцепившегося в стопку бумаг Перси Уизли и троих неприметных сотрудников некоего ведомства, темная форма которых предполагала чары размытия, и выдав каждому по десятку учеников-добровольцев, которому было обещано по плюсу к баллам экзаменов отправила их на уборку, ремонт и картографирование Хогвартса, на время проведения мероприятий до каникул, запретив декретом очередного номера, ученикам, не отмеченным в ведомостях о помощи, покидать гостиные вне учебного времени и приемов пищи. Совмещала полезное с нужным так сказать. Пророк в большинстве своем молчал, министерство тоже не давало официальных заявлений, но даже те новости, что просачивались в независимую прессу, которую пока не запретили, или те, что невозможно было не осветить ввиду их масштабности — пугали. Хотя бы потому что Гарри знал — то, о чем говорили газеты — капля в море. Взрыв моста, нападение на Косую Аллею, несколько ярко обставленных убийств — все это лишь то, что Лорд позволил увидеть из своей хитроумной игры. Гарри, просыпавшийся в поту, с раскалывающейся от боли головой и бешено колотящимся сердцем, выдававшим по показаниям диагностического заклинания под двести ударов в минуту, как минимум раз в неделю, и еще больше ночей проведший в смутном беспокойстве от тонкой пелены сложных вдумчивых эмоций, не столь ярких, но все еще пугающих — это знал точно. В конце — концов его приступы и те события, что таки просачивались в прессу, совпадали по времени ужасающим образом. Сколько еще Воландеморт сотворил злодейств? Сколько из них закончились или закончатся чьей-то смертью? Сколько из них было известно Министерству ввиду своей масштабности? И более того, сколько не было? И на что оно грешило, если отрицало возвращение Воландеморта? У Гарри было столько вопросов и ни одного ответа. Он чувствовал себя птицей в клетке, не способный ничего изменить — лишь наблюдать и пытаться искать информацию. И еще хуже делало то, что он понимал — бездействие сейчас для него лучший выбор. Для его натуры, привыкшей действовать — решать свои проблемы быстро или тут же убегать и бежать до границы безопасности, драться за свою жизнь не важно с кем, подобная пассивность раздражала нервы, гудела в затылке копящимся комком раздражения. Двигайся или умрешь. Гарри действовал так раньше, чем вообще сформулировал это в словах. Раньше, чем вообще научился хоть как-то связно говорить и придерживался этой стратегии выживания все то время, что себя помнил. Он научился избегать сначала дядиной хватки, потом верить тетиному наигранно-ласковому голосу и просьбам подойти, чуть позже научился прятаться, меняя места, от Дадли с дружками и еще многому, что помогало ему избегать боли, травм и унижений. Не всегда, но с каждым годом все лучше. К четвертому курсу научился держать лицо и поднаторел в отбрыкивании от помощи и благ предлагаемых Директором ради некоего эфемерного блага самого Гарри. Благо это видимо предполагало некую долю жертвенности, будь проклята главенствующая в Англии Маггловская религия, которой Гарри должен был быть рад и с восторгом топать к собственной гибели. В который раз. Гарри никогда не хотел действовать по принципам — подставь вторую щеку и страдание одного искупит грехи многих. Тьфу. Он, если Лорд его все-таки догонит скорее перегрызет Воландеморту глотку, или умрет пытаясь, но в бою, сделав все, чтобы спасти жизни свою и своих близких. На прочих Гарри было плевать. В конце-коцов, мама… Лили Поттер отдала свою жизнь за то, чтобы жил Гарри. Она любила его, так отчаянно сильно, что встала против Воландеморта, закрыв собой Гарри, отказалась от того щедрого предложения, что он ей сделал. И только поэтому ее жертва обрела достаточную силу, чтобы защитить его, отразить смертельное проклятье. Гарри же никого так сильно не любил. Вернее… не многие были ему так отчаянно дороги. Рон, Сириус да Гермиона. Вот и все. Ради них Гарри бы умер. Представляя гипотетически, если бы он знал, что это сработает, напротив стоял Воландеморт, а за его собственной спиной была бы Гермиона, то Гарри опустил бы палочку, добровольно. Если бы конечно, после Гермиона бы не нашла способ вернуть его из-за шепчущей грани, только для того, чтобы отвесить пинка за подобную глупость. А она могла, Гарри в ней никогда не сомневался. Дамблдор так ошибся. Еще в самом начале, подбросив его к Дурслям, жизнь с которыми воспитала в Гарри совсем не те качества, что тот надеялся. Гарри, встретившись с Лордом на узкой дорожке может и умрет, хотя и постарается чтобы умер Лорд, но это будет просто еще одна смерть… никакой искренней жертвы, что должна была бы окутать защитой всю магическую Британию, как рассчитывал Директор. Какое разочарование. Хогвартс для Гарри… после одиннадцати лет выживания, хоть и стал отдушиной, убежищем. Его ученики оставались для него приятелями и мимолетными, большей частью малоприятными знакомыми, прочие жители магической части Британии вовсе чужаками, что были готовы злословить о нем без причины, ради благополучия которых Гарри бы и не пошевелился, не то что отдал бы жизнь. Да и здесь тоже было опасно, Квиррел, Василиск и полуночный склеротик Люпин не дадут соврать, но в школе были и полностью безопасные места. Где благодаря магии самого замка никто не мог причинить ученику зла. Именно от этого и шло правило «не колдовать в коридорах» — гостиные факультетов, комнаты, уборные и душевые, библиотека и больничное крыло тоже, были защищены древними, как сам замок, чарами не позволяющими причинить непоправимый вред юным магам. Конечно, средневековая мораль отличалась от современной, как слон от птицы-гром, поэтому шуточки умников Уизли работали и в гостиной, там же вполне могло прилететь сглазом или проклятием от сокурсников, но ничего действительно зловредного сотворить в пределах безопасных мест было невозможно. Поэтому сейчас под овсянку с абрикосовым вареньем Гарри раздумывал, о рисках посещения Хогсмита. Праздничные дни приближались, а у Гарри оставалось слишком мало времени, чтобы подготовить подарки. И если Рон и Гермиона прекрасно знали, что он им подарит и даже помогали добыть материалы, то для подарка Марку, Гарри хотел бы зайти в магазинчик различных мелочей сам. Конечно, материалы можно было и заказать, но Гарри был уверен, что почту проверяют, да и отклик от одинаковых на первый взгляд брусков одного металла, по правде мог быть совершенно разным, так что не лишним будет подержать их в руках. По-хорошему ему и вовсе стоило бы добраться до Косой Аллеи, выбор там был куда больше, но аппарировать Гарри не умел, а Ночной рыцарь не повезет школьника в разгар учебного года. Еще одно нововведение Министерства, чтоб чиновников подняло да треснуло. Овсянка на тарелке закончилась. Тыквенный сок в стакане тоже, головная боль, вызванная мутными ночными снами, тоже улеглась и присмирела где-то на периферии и Гарри уже более оптимистично взглянул на мир. И даже серебристое убранство Большого Зала показалось ему приемлемым, а где-то даже симпатичным. Внутри, за сердцем и вверх к затылку по жилам и венам побежало предвкушение. Азарт будущего творения. Гарри отодвинул тарелку, поднимаясь и подавая локоть, отложившей Пророк Гермионе. Пора было идти в Хогсмит.