Гравитация

По правде Хогсмит только назывался деревней. По какой-то, видимо, понятной только магам древней традиции, которой они неукоснительно придерживались с тех времен, когда небольшое поселение, действительно деревенька на дюжину дворов, превратилась сначала в поселок с несколькими улицами, а после и в оживленный город, выросший за последние столетия почти до опушки Запретного Леса, за счёт которого и за счет близости к Школе и жил. По размерам он явно превышал знакомый Гарри Литтл-Уингинг раза так в четыре и это только видимой своей частью, пусть и многие улицы и располагались в свертках пространства, а уж что творили внутри своих участков жители, как расширяли владения и сады, можно было только догадываться. Конечно, инфраструктура, к которой так жаждали приобщиться выпущенные на волю студенты Хогвартса, значительно уступала созданной именно для бизнеса Косой Аллее, но и свои плюсы имела. По крайней мере, для самого Гарри. Конечно, в Лондоне можно было найти все и даже больше. В лавки Косой Аллеи стекались ингредиенты, заготовки, материалы со всего мира и рядом с добываемой в лесах Англии костью альпиноса можно было углядеть древесину Ночной Саупы — диковинки с затопленных земель африканского приречья. Однако, здесь, в лавках Хогсмита, оставляли свой улов местные авантюристы, чей опасный заработок составлял приличный процент местного благосостояния. Именно они, потомки первых выпускников Хогвартса, из тех, что не ушли от школы далеко в поисках власти или славы, но поселились подле, были теми, кто держал городок на плаву многие годы. Потомственные охотники, они знали Лес, как собственный двор, и именно на их промысел был завязан бизнес множества местных заведений, да и заведений Косой Аллеи — тоже. А еще доступ местных охотников к Запретному Лесу позволял приобрести некоторые ингредиенты, которые не переносили заморозки, перемещения порталом или иные способы сохранения или транспортировки, или те эндемики, которые вовсе не рекомендовалось хранить за пределами ощущения Запретного Леса. Без влияния местных источников они быстро теряли свойства. Пробираясь под мантией-невидимкой по тайному ходу, подсказанному Гарри Картой, он усмехался, думая, что четверка экспериментаторов-артефакторов, что ее создали, далеко не за сладостями, вернее не только за ними, пробиралась в Хогсмит вне положенного времени. Далеко не за ними… Разрешение на посещение Хогсмита у Гарри, вообще-то было, даже в двух экземплярах, но ни подпись магглы Петунии Дурсль, ни тем более беглого уголовника Сириуса Блэка жабу Амбридж бы не удовлетворили. А именно мадам Инспектор в этом году проверяла листы доступа, очередным декретом отняв эту обязанность у деканов. Контроль и учет. Так она заявила. Так что Гарри даже не стал пытаться попасть в деревню легальным путем вместе со всеми студентами, завернулся в мантию, когда школу покинула предвкушающе гомонящая толпа, и скользнул в тайный ход, чтобы на выходе повернуть серебряное кольцо на мизинце. Как Гарри Поттер он был слишком заметен. И кто-нибудь бы точно доложил Амбридж, что не отметившийся в ее списках студент ходил по деревне вместе со всеми. Предоставлять такой козырь все еще следящей за ним женщине Гарри не хотел. Но кто обратит внимание на нескладного светловолосого парнишку? Тем более не в форме знаменитой школы? Хогвартс ведь не просто так носил титул лучшей школы среди стран содружества. И, уж тем более, не потому что был единственным подобным заведением. Нет… Хогвартс готовил будущую элиту. И это громкое заявление не было мыльным пузырем и не относилось к тому, что большинство его учеников относилось к чистокровным семьям, пусть и во втором-пятом поколении. Не говоря уже о тех, кто бдил о чистоте крови куда как пристальнее и о священных двадцати восьми. Вернее, последнее было следствием. Именно чистокровные, или те, кто был рожден от двух неслабых магов, статистически чаще всего имели больший магический потенциал. Силы в их первом магическом выбросе было достаточно, чтобы тонко настроенный артефакт Хогвартса заметил всплеск, занося имя юного мага в свой список. Большинство магов, населяющих магический мир, о подобном могли только мечтать, ну и укреплять породу в надежде. Быть с рождения или раннего детства записанным в Хогвартс — этим гордились, этим бравировали. Это было показателем потенциала. И именно поэтому обучение в Хогвартсе, для тех, кто по каким-то причинам, не мог позволить себе подобное образование, было бесплатным. Поэтому же попечители и родители учеников способные оплатить не дешевое обучение и платили, и жертвовали приличные суммы. Потенциалом не раскидываются. Даже если этот «потенциал» магглорожденный, как Гермиона или Джастин Фин-Флетчли, над которыми могли смеяться, портить жизнь мелкими проклятиями, но никогда не причиняли настоящего вреда, находя их дома в Лондоне или угрожая семьям, нарушив эти негласные правила лишь во времена террора Воландеморта. И то, лишь в самом конце, перед падением Лорда. Ведь таких как она была несчастная доля процента из миллионов слабо одарённых детей магглов, что могли прожить всю жизнь не в ладах с собой, собственным разумом и обществом, из-за слабых проявлений дара, но так и не узнать — почему? Они просто никому не были нужны. Слишком слабые, лишь чуть-чуть отличающиеся от обычных магглов или даже сквибов, что, по крайней мере, могли видеть и пользоваться магическими артефактами, жить в домах пропитанных магией и созданных внутри измерений, чей организм позволял получать эффекты от зелий и взаимодействовать с окружающей силой посредством ритуалов. Для юных же магов, рожденных в магическом мире, но не внесенных в Книгу Хогвартса, существовали десятки школ, как общих, так и узконаправленных. В конце-концов таких детей было много больше, чем тех, кто был бы приглашен в Хогвартс. Даже если учитывать всех с первого по седьмой курс — одну сотую, от всех магических детей составляли студенты старинного замка, если не меньше. Практиковалось и домашнее обучение, особенно в семьях поколениями занимающихся каким-нибудь одним делом. В конце-концов, в столь старом и довольно большом обществе, как магическое, далеко не все могли стоять у руля, да даже на вершине любой выбранной цепочки. Кто-то должен был кормить это общество, охранять его границы, двигать науку, заниматься торговлей, логистикой и исследованиями. Охраной, строительством, искусством. Производить материалы, создавать вещи, помогать. Заполнять пирамиду, составлять слои. Невилл рассказывал, что до того, как дражайший дядюшка не вышвырнул его в окно, спровоцировав мощный выброс, Леди Лонгботтом подыскивала ему частных учителей. Профильных учителей. Раз уж внук не отличился сильным даром, значит, должен был стать одним из лучших в своей специализации. А так же бабушка подыскивала ему невесту, причем очень тщательно и чувства там не играли бы никакой роли. Только совместимость, чтобы больше не было таких конфузов в древней фамилии. И это в среде «светлых». Очень показательно. Как сформулировал для себя Гарри — «светлые» от «темных» отличались не многим. И, стиснув зубы, признавал, что идеи Воландеморта, в самом начале пути того, ему лично импонировали больше, чем доктрины Директора, выросшие из плодородной почвы страха Второй Мировой войны, едва не закончившейся победным маршем Гриндевальда. Конечно, не все выпускники Хогвартса становились политиками или руководителями, пополняя министерские ряды, конечно нет. Но и в других областях требовались сильные, в прямом смысле, маги. Ни один обычный, среднестатистический, житель магического мира не напишет «живой» портрет, не поднимется до Мастерства в любой дисциплине, не создаст сложный артефакт. В общих школах обучали с тринадцати лет, по времени формирования ядра, а сроки обучения были ограничены четырьмя годами. Экзаменационные же задания при выпуске ограничивались сложностью конца третьего курса Хогвартса в упрощенном варианте. Просто потому что на более емкие и сложные заклятья ученики были не способны. Конечно, многие и после старались развиваться, поднимая потенциал, трудом добиваясь вполне заметных результатов, с годами нивелируя самый явный разрыв проведенными ритуалами, но выше головы не прыгнешь… поэтому же столь многие повелись на пропагандируемую Дамблдором «уравниловку», предполагающую минимум усилий и всеобщее благословенное «равенство», и первыми же гибли, не способные поставить в бою хотя бы Протего Дуо, не говоря уже о комплексных защитных чарах. И… Гарри совершенно не понимал, что же нашли в этой философии его родители? Сириус? Сильные, умелые волшебники, перед которыми были открыты все дороги мира? Конечно, Гарри понимал, что к последним месяцам войны у них не было выбора, сражаться или нет. Было произнесено некое пророчество, нарисовавшее на их спинах огромную мишень, к тому же они уже засветились во многих боях на стороне Дамблдора, но почему? Почему его такие умные, такие талантливые родители поверили в старика? Поверили в его «Всеобщее благо»? Гарри не знал ответа на этот вопрос, но чуял, он ему не понравится. В лавке всяких мелочей, предназначенных для «рукоделия», Гарри надолго не задержался, хотя обычно мог провести за выбором и изучением ассортимента несколько часов, периодически выспрашивая у хозяйки о нюансах использования и обработки того или иного материала. Та отвечала охотно и полно, внимательно щуря светлые глаза, и Гарри был уверен, что под раскрытым веером с рисунком золоченых стрел, она прячет улыбку. Если бы Гарри был уверен, что выживет, что за связь с ним, если все же нет, мадам не настигнут неприятности, в случае Волдемортовой победы, то бы уже сейчас просился ей в ученики не глядя на то, сколько это самое обучение будет ему стоить. Однако сегодня мадам не сидела в кресле у окна, выверенным движением пальцев в кружевных перчатках левитацией наливая себе чаю из латунного чайничка, придерживая второй рукой книгу… за лавкой приглядывал один из ее многочисленных племянников. Тот самый, которого мадам если и прикладывала тяжелым костяным веером по макушке, то ласково журя, а не наказывая. Мальчишка по ее мнению был полнейшей бездарностью — ни интуиции, ни хоть какого-нибудь понимания в семейном деле, злиться на него было невозможно да и бессмысленно. Зато парнишка любил порядок, хорошо обращался с цифрами и за приработок разбирался в тетушкином запутанном почерке в счетных книгах, да дежурил в лавке в ее отсутствие. Мадам периодически любила тряхнуть стариной и лично выбраться в Запретный Лес на охоту. — Джонатан? Гарри вздрогнул, оборачиваясь на зов. Даже не на «свое» имя, а на знакомый тембр. Бархатный с едва заметной нотой волнения, которой Гарри раньше никогда в нем не слышал. С другой стороны улицы, заворот которой вел к тайному ходу в школу, на него смотрел Марк. Такой, как Гарри его запомнил. Каким представлял, вчитываясь в ровный почерк. Слишком идеальный, от стрелок на брюках и блестящих ботинок, до поднятого воротника пальто и редких снежинок во вьющихся с проседью волосах, для кого-то кто бы мог заинтересоваться Гарри. На секунду Поттер поддался желанию сбежать. Отвернуться, зайти за угол, набрасывая отцовскую мантию, скользнуть в проход, но Марк как всегда опередил его страх. В несколько широких шагов пересек дорогу, оказываясь рядом, тем самым отрубая Поттеру любую возможность здраво мыслить, не то, что планировать грамотный побег. Да что побег, Гарри даже нормальное приветствие не мог из себя выдавить, даже пытаться не хотел — предпочтя ошеломленное молчание восторженному писку. Теплые руки коснулись его ледяных, закоченевших пальцев. Сжали крепко, вызывая колкие мурашки. От лавки мадам до тайного хода было полчаса пешком, а Гарри не взял ни перчаток, ни шарфа, обойдясь согревающими чарами на осенней мантии, которые занятый размышлениями забыл обновить. — Идем. — Хмурясь приказал Марк. — Студентов ждут в замке до семи, еще есть время. — Куда? — Выдавил все-таки Гарри, все же послушно следуя за Марком все еще держащим его руку в своей ладони. — Греться.