i wanna send my code to you

       Хенджин возвращается домой прогулочным шагом, наслаждаясь, наконец, установившейся погодой. В лицо приятно светило солнце, еще не обжигая, но уже приятно согревая теплом. Его сердце таяло от предвкушения увидеть, наконец, Джисона и просто обвить парня коалой, щекоча своими волосами чужой подбородок и слушая нытье. А потом они бы покушали что-нибудь и сели бы готовиться к занятиям, иногда переговариваясь или обсуждая что-то из общих предметов. Хвану очень не хватало младшего, чужой усмешки или легких поддразниваний, заставляющих сердце колотиться где-то в горле.        Вернувшись, Хенджин застывает в коридоре от увиденной картины: полупьяный Джисон, с одних шортах, делает глоток соджу, развалившись на диване, а второй рукой скребет по красному телу, будто что-то хочет с себя стянуть. Расфокусированный взгляд младшего, зомбировано водящего ногтями по шее, пугает. На цыпочках, он проходит вглубь гостиной и встает перед расфокусированным взглядом парня. — Джи? — Ммм? — Пьяный взгляд поднимается по фигуре, и ухмыляется, зачесывая волосы назад. — Хенджини. — Сонни, с тобой все в порядке? — Ни на йоту, — парень икает, вытирая рот рукой, вновь начиная чесать шею. — Вообще, блять, ни разу, Хенджин. — Я могу тебе помочь? — Никто, к сожалению, не может мне помочь, Хенджини. — Тогда давай поговорим? — Хени располагается в кресле, забравшись с ногами, и укладывает голову на сложенные накрест руки. — Ты такой красивый, Хенджин. Я вообще, бля, не понимаю, как у меня возникли эти бредовые мысли. — Какие, детка? — Внутренности словно ошпаривает огненной лавой. Он старается говориться мягко, чтобы вникнуть в происходящее, но сосущее чувство приближающей катастрофы не дает мыслить здраво. — Объясни все по-человечески. — Я влюбился в тебя, когда только увидел. — Джисон, казалось, даже не услышал его. — До сих пор помню: кремовый кардиган, джинсы, конверсы и такая улыбка, отвал бошки, серьезно. — Ты тогда сказал, что я урод. — Я защищал свое сердце, — Джисон укладывает обе руки на свою грудь. — Ты выглядел так, будто тебе каждый день кидают отрубленные головы соперников к ногам.        Хенджин не сдерживает смешка, натягивая рукава кардигана на пальцы. — Да ты прирожденный писатель. — Да. — Фыркает Джи, поправляя отросшую шевелюру. — И поэтому я всеми силами отторгал даже саму вероятность того, что могу быть влюбленным. Но знаешь, после сотни отказов в пользу моего отца, я стал думать о том, что если и ты тоже, западешь на папу, то мне проще будет утопиться в реке Хан. — Напомню, ты так и подумал. — Ты сказал, что я такой же красивый, как и он! Знаешь, в каких контекстах я слышал подобное? — Прости, я ляпнул не подумав. — Проехали. — Джи махнул рукой, растерянно играясь со шнурками штанов. — Надо будет познакомить тебя с Минхо. — Кто это? — В груди снова будто что-то треснуло под натиском пожара. Хван задерживает дыхание, готовясь услышать что-то, что разобьет его хрупкий мир надвое. — Мой друг. Он старше нас, любит котов, но живет на съемной квартире. Кормит всю округу, прикинь? — Так это… О нем те бредовые мысли? — Нет, ты чо? — Джисон смеется. — Он мне как брат. — Ладно? Но ты не мог бы, наконец, объяснить, что с тобой происходит? — Что со мной происходит? Хороший вопрос. — Джисон опрокидывает остатки жидкости в рот и сглатывает, разглядывая расфокусированным взглядом парня. — Я запутался. В себе, своих чувствах к тебе, в том, хочу ли я заниматься тем, чем я планировал еще с начальной школы. Я нагрубил отцу, я поцеловался с каким-то парнем. Я чувствую себя аморальным уродом с личиной человека. — Что? — Хенджин неловко заваливается поглубже в кресло, отказываясь поверить чужим словам. — Что ты имеешь ввиду? — Хорошо, когда ты точно знаешь, чего хочешь от этой жизни. Когда можешь с легкостью относиться к людям, проявляющим к тебе искренний интерес, и не путаться в чувствах. А когда ты всю жизнь живешь под протекцией отца, то как-то не получается отделять эгоистичное желание, чтобы выбрали тебя, от искренних чувств к кому-либо. — Что ты имеешь ввиду? Объясни же, наконец! — Хенджин вскакивает, возвышаясь над пьяным парнем. Не увидев проблеска адекватности в глазах, залепляет пощечину. — Иронично. Отец ударил с этой же стороны. — Твой отец не виноват, что нравился тем, кого выбирал ты. Но я выбрал тебя! Ты думаешь, я не видел твоего отца? Видел! Не раз и не два. Но я выбрал тебя, чтобы сейчас узнать, что ты просто хотел заткнуть мной какие-то свои комплексы! — Я ничего не затыкал. — Джисон выпячивает губу, и затем пожевывает ее. — Ты мне нравишься. — Что-то я очень в этом сомневаюсь. — Хван скидывает кофту, оставаясь в майке, и падает рядом на диван. — А теперь объяснись по порядку. — Я не смогу все рассказать, Хенджин. — Придется. Возьми, черт подери, ответственность. — За что? — Джисон одним махом опрокидывает бутылку, и горечь протекает внутрь. — Я не влюблен в него, я вообще сомневаюсь, что хочу сейчас с кем-либо отношений. Я не торопил тебя, потому что ты неопытный, а я… как будто я влюблен в тебя, но платонически, знаешь? Я не знаю, как тебе это сформулировать. Мне… мне нравится смотреть на тебя, спать с тобой, видеть тебя в университете, и знать, как ты пахнешь, как ты смущаешься, если я беру тебя за руку, но прям отношения как ОТНОШЕНИЯ… Я не могу сейчас. — Тогда… Зачем все это? — Я хотел пообщаться? — Джисон запрокидывает голову. — А потом ты пришел пьяный признаваться, и мне как крышу снесло. Я наутро я тогда проснулся, и… Я уже сомневался, правильно ли это было. Поэтому я не хотел торопиться и переходить к чему-то серьезному. — А я? Что с моими чувствами? Куда мне их деть? Ты мне нравишься со второго курса. И я хочу с тобой отношений. Хочу целоваться с тобой, хочу на свидания, хочу поехать с тобой куда-нибудь. Хочу всего, что делают парочки, черт подери. Куда мне это все деть? — Не знаю, Хенджин. — Джи подгибает колени и разворачивается, рассматривая сломленного парня. Он отшил Енбока, он оскорбил отца и сейчас разбивает сердце человеку, который действительно что-то чувствует. — Мы встретились с ним как-то случайно. Меня поглотила апатия, я начал сомневаться, что иду туда, куда хочу, а не просто потому что это просто и понятно. Типа, самый легкий путь, почему нет? Мне казалось, что это единственно-верный вариант, но в последнее время я не чувствую желания о чем-то говорить с этим миром. Мне… Не о чем с ним говорить. — И? — Мы покурили, поговорили о жизни, о том, что как-то не так представлялась взрослая жизнь. Типа, знаешь. Когда ты маленький, кажется, блин, взрослые такие крутые, умные, все понимают, постигают какую-то мудрость бытия. И вот я, вроде бы взрослый, а нихуя от этой жизни не понимаю. Не знаю, ни как жить, ни как поступать правильно. Я разбиваю людям сердца, ломаю самого себя. Как-то вообще не так мне представлялась вся эта «жизнь» — И потом начали целоваться? — Не поверишь, но так и есть. Боки привык брать от жизни все. Он типа вообще не думает головой. — Вы… Переспали? — Нет! Я не настолько пал! — Поцелуй. — Хенджин кивает сам себе и затем пристально разглядывает чужие губы. — И как тебе? — С тобой лучше. — Не льсти — По фактам говорю! — По фактам. — Хван отворачивается, кусая собственные губы. — По фактам, блять.        Хени замолкает, разглядывая пьяного парня, с расфокусированным взглядом, лохматого и такого… Нелепо-родного, что становилось только больнее, словно Джисон уже где-то внутри, под сердцем, по венам, такой, каким его сделала природа, но не взаимно. Слезы как-то сами по себе брызжут из глаз, и он не противится этому, сжимая губы до побеления. — Эй, эй. — Джи подскакивает и подсаживается ближе. — Я не достоин ни одной слезы на твоем лице, Хенджин. — Достоин. — Вообще ни разу. — Он укладывается рядом, и прижимает к себе плачущего парня. — Ты можешь унизить меня, поколотить, знаешь? — А кому будет легче? Мне? Если я влюблен в тебя? — Хени отодвигается. — Чем он был лучше, м? Я недостаточно опытный, — он вытирает слезы. — Глупый, слишком нежный? Что не так то? — Хенджин, заткнись. — Джисон затыкает рукой вылетающие слова. — С тобой все нормально. Ты волшебный, тебе не нужно из себя ничего выскабливать, просто… Это я ненормальный, понимаешь? Я переломанный весь и внутри, и снаружи. Я не знаю, что вообще несу. Я оскорбил отца, он ушел, и я в душе не ебу, где он. Я унизил твое достоинство, я просто причиняю боль, понимаешь? Я пустой и безнравственный человек. Вокруг меня все в каком-то дерьме, я как вулкан, извергающий из себя одну грязь. — Но почему? — Хенджин смотрит мокрыми глазами, и убирает чужую руку. — Почему ты такой? — Не знаю, Хенджин. — Он запрокидывает голову, чтобы скрыть собственные слезы, и смотрит стеклянным взглядом в неизвестность. — Наверно, мне лучше было бы вообще исчезнуть.        Тишина пролегает между ними, подобно сизому туману, и позволяя поглотить обстановку, расплывчатую до крайности. Джисон запрокидывает голову, чтобы скрыть собственные слезы, льющиеся из глаз, и вздыхает, отпуская парня. Они так и остаются сидеть: пьяный и обезвоженный Джисон, и укутанный чужим безразличием Хенджин. Блондин, утирая слезы, разглядывает профиль парня, в которого так безрассудно влюбился: мягкие пухлые щеки, острый кадык, длинные ресницы, пушистые волосы, маленький рот с острыми зубами, миниатюрность, но непоколебимость духа. Джисон настолько противоречив, как будто ему мало места в этом теле, и он рвется в разные стороны. — Я наверно съеду. На следующей неделе. Может, найдется комната в общежитии, или что-то подыщу себе. Не хочу стеснять вас. — Ты не стесняешь. — Я не смогу остаться, Джисон. Для меня это… Не приемлимо. Вроде бы да, поцелуй. Многие целуются, и может, я как-то не так воспитан. Но… Дело даже не в этом. Ты… Тебе просто не нужны мои чувства, Джи. И, может быть, это даже и хорошо, чем бы ты мучил сам себя и обманывался, думая, что между нами еще может что-то быть. — Я не хочу тебя терять, Хван. И я бы отдал все, чтобы все исправить. — Что исправлять, если ты не хочешь отношений со мной? — Хени укладывается на чужую грудь, вдыхая запах кожи, и потирается щекой. — Для меня это в итоге все равно останется хорошим опытом: проговаривать в будущем все желания и намерения. Спасибо, Джисон. — За что? — За то, что все такие рассказал мне, а не сделал вид, что ничего не было. Многие не считают поцелуй — чем-то важным или существенным. Подумаешь. — А для тебя? — А для меня имеет. — Хенджин поднимается, утирая остатки слез. — Я, пожалуй пойду. До завтра. — Спокойной ночи. — До завтра

***

       Проснувшись утром, Джисон ощущает, будто по его голове набатом стучит колокол, а все кошки с района Минхо решили испорожниться на него самого. Он чувствует себя помятым, разбитым, и флешбеками накатывают отрывки вчерашнего разговора. Он умолчал об одном существенном моменте, но это, казалось, не играло своей роли. Он остался один. Вновь. Как и многие годы до. Возвращаясь мыслями назад, он хотел бы вычеркнуть все из своей жизни, вплоть до поступления в этот университет. До момента, когда решил познакомиться с Хеджином, и поцеловать. Хотя лучше всего, просто вычеркнуть Енбока из этого всего.        Эти блуждающие мысли прерывает звонок старосты. Джи свайпает и прикладывает телефон к уху. — Хен, я болею. — Ты болеешь уже не первый раз. Голос действительно мертвый. — Субин-а, прикрой по возможности. Я все справками закрою. — Лечись, горе. — На том проводе вздыхают. — Прикрой потом прогулы справками. — Оки. Я пошёл досыпать — Давай.        Хан откидывает телефон, и замечает на лестнице Хенджина. Тот заспанный, лохматый, в старой потрепанной футболке, молча наблюдает за ним, и черт знает, какие мысли блуждают в этой голове. — Привет. — Привет. — Как ты? — звучат одновременно, и смеются. Хенджин спускается и смотрит сверху вниз на лежащего парня. — Я будто за ночь говна сожрал. — Неудивительно. Ты выпил две бутылки соджу. — Две? — Джи подскакивает и вновь падает. — Лучше умереть, чем чувствовать себя так. Серьёзно, алкоголь — зло. — Просто нужно знать меру, и пить для момента, а не для того, чтобы запить свою боль. — Хенджин присваивается у изголовья и морщится. — Пахнешь как помойка. Иди в душ, а я попробую нагуглить средства от похмелья. — Хени? — Джисон приподнимается, ощущая плывущие мушки пред глазами. — Что будет между нами? — Ну, мы просто знакомые? Друзья? — Ты уверен, что тебе это надо? Ты все ещё можешь меня избить. Но не прямо сейчас. — Мне от этого лучше не будет, Джисон. — Он вздыхает, откладывая телефон. — Я разочарован, мне больно, я пытаюсь отвлечься. Но я буду в порядке. — Но ты держишь все в себе. — А с кем мне поделиться, Джи? У меня кроме тебя и Чан-хена никого нет. Мне не с кем поделиться. — Неужели вообще никого? — Джи вновь поднимается и съеживается от боли. — Так же невозможно жить. — Но я живу. — Я хотел бы попробовать быть для тебя хотя бы другом. Хоть что-то хорошее. — Разберись вначале с тем, что ты делаешь со своей жизнью, Джисон. Ты не можешь использовать людей, не разобравшись в своих чувствах. Ты не можешь предлагать встречаться только потому что ты нравишься, а тебе никто. Это не гуманно.        Джисон пожимает плечами, наконец поднявшись на ноги и направляясь к лестнице, на которой все еще стоял Хенджин. — Что такое любовь, Хенджин? — Я готов сейчас философствовать с тобой на эти темы. — Я просто к тому, что… Если отбросить всю эту романтизированную клишейную чушь о вторых половинках, соулмейтах, и прочее, прочее, что остается в сухом остатке? — Верность, Джисон. Я думаю, остается верность. Остается что-то, что позволяет удержать тебя от блядства. Доверие. Безграничное, когда ты уверен в своем выборе. Честность. Да, может, это и не клишейные розовые сопли, о которых нам вещают, но в итоге остается этот костяк, и на нем базируется все остальное. Но когда чувств нет, то и остальному не откуда взяться. — Прости, Хенджин. — Джисон смотрит на парня напротив: заплаканные глаза, лохматые волосы в хвостике, натянутая майка Чана, которую Джи уже давно спёр в свой шкаф. — Тебе не за что извиняться. — Хван отходит, дав возможность пройти. — А теперь дойди до душа, ты действительно пахнешь как помойка — Иду, — Джи смеётся, и направляется в душ. И дышать становится чуточку проще. Обоим.