***
Спустя час после начала полёта, глядя со стороны можно было подумать о том, что между Рьюзаки и Лайтом негласно было объявлено перемирие. Оба парня сидели в своих креслах, не говоря друг другу ни слова, но и совершенно не пытаясь друг друга прикончить. Хотя Лайт не имел никакого желания разговаривать теперь с Рьюзаки, он чувствовал, как неприятно скребут кошки на душе от осознания того, что в тот момент, когда он позволил себе проявить слабость, ему помогли. Помог тот, от кого он меньше всего ожидал какой-либо поддержки. И всё же Рьюзаки, будь он хоть тысячу раз извращенцем и имей он взаправду синдром Аспергера, о котором как-то раз проговорился Мацуда; если, конечно, тот не напутал, и он всё же не чертов аутист… Именно Рьюзаки в критический момент, в момент проявления им, Лайтом, фобии, сумел купировать начинающий развиваться приступ паники. Информирование. Слова о том, где он находится, и что происходит вокруг. Пускай сперва неверная попытка всучить шоколад, но после всё же по-настоящему эмпатичная реакция и снятие первичного стресса при помощи дыхательных упражнений, концентрации внимания на одном объекте и восполнение водного баланса. Как назвать всё вышеперечисленное, если не проявлением заботы? Бросив взгляд на Рьюзаки, Лайт отметил, что тот вновь уселся в своей излюбленной позе курицы на жерди, и с азартом смотрит что-то в ноутбуке, изредка печатая и совершенно не заботясь о безопасности: как электроники, так и собственной. — Я должен извиниться, — набрав в грудь побольше воздуха, на выдохе произнёс Лайт. — Повёл себя глупо: ты пытался мне помочь, а я вместо благодарности на тебя сорвался. Отвлёкшись на мгновение от ноутбука, Рьюзаки поднял усталый взгляд тёмных глаз. Едва ли по его внешнему виду можно было заметить раздражение, обиду или же злость. Только усталость, разливающуюся свинцом по телу. — Спасибо за помощь, Рьюзаки-кун. Я бы и правда предупредил заранее, если бы знал. Это мой первый полёт, и я действительно думал, что смогу справиться самостоятельно. Уголки губ детектива дрогнули в полуулыбке: — Рьюзаки-кун? Звучит довольно нелепо, учитывая, что это всего лишь один из псевдонимов. — Кто вообще ставит суффиксы к заведомо ложным именам? — Полагаю, это можно расценивать, как желание дружбы? Суффикс «кун» в японском ставится по отношению к друзьям… — сбивчиво проговорил Рьюзаки, почесав затылок. — Да, к друзьям, — подтвердил парень. Ведь Рьюзаки и сам десятки раз называл Лайта Лайт-куном, почти всегда, не считая официального и тех моментов, когда подозревал в нём Киру. Но ведь Лайт не Кира. Он просто не может им быть! Даже не смотря на идиотскую цепь. Это всего лишь подстраховка и паранойя, не более. — Знаешь, Лайт, у меня ещё не было такого друга, как ты, — со всей серьёзностью сказал Рьюзаки, поднося большой палец к губам, — потому что ты — мой первый друг, Лайт. Не проронив ни слова, Лайт взял из вазочки одну из конфет в шелестящей обёртке — такую же, какую недавно предлагал ему Рьюзаки, и от которой он отказался — и, освободив сладость из плена фольги, положил её на язык, смакуя сладость шоколада. Слишком приторно, на его вкус, но иногда — можно.Глава 3. Беспомощность
3 марта 2023 г. в 20:24
Восхождение по трапу на борт самолёта и выбор одного из четырёх кресел, ведь, как выяснилось, одними из плюсов частного бизнес-джета являлись ещё и жутко комфортабельные кресла из кожи, не имеющие ничего общего с невозможностью расслабления и вытягивания ног. Впрочем, расслабиться в то время, когда на руке висела металлическая цепь, звенящая при каждом движении — такая себя авантюра.
Осознать то, насколько сильно могут мешать наручники, Лайт сумел уже спустя десять минут полёта, когда в начале, идя через проход, Рьюзаки резко обернулся, и потянулся рукой к вазочке с шоколадными конфетами, стоящей на столике, из-за чего усилил натяжение цепи, заставляя Лайта едва ли не упасть на пол.
Сконфуженно обернувшись, впрочем, даже не извинившись, Рьюзаки протянул взятую им конфету в шелестящей обёртке Лайту, совершенно позабыв о том, что Лайт не ест сладкое.
— Нет, спасибо, — с раздражением ответил парень. — Был бы крайне признателен, если бы ты получше следил за своими конечностями, раз уж мы, не иначе как по воле рока, скованы одной цепью. Хотя нет, погоди-ка, мы ею скованы по твоей воле… — Лайт наслаждался обескураженным выражением лица Рьюзаки, делая пару шагов вперед и садясь в кресло, стоящее ближе к проходу. — В общем, сядь уже и прекрати маячить перед носом, не хватало ещё, чтоб нас швыряло по салону.
С этими словами Лайт многозначительно кивнул на появившуюся на табло лаконичную надпись, рекомендующую пристегнуть ремни. Рьюзаки, никак не ответив на данную тираду, молча сел напротив, желая взять очередную сладость.
— Я, конечно, рад, что ты разулся, ставя ноги на кресло — до сих пор гадаю, как Ватари удалось убедить тебя обуться на время посадки в самолет — но, прошу, сядь нормально, мистер «Си», иначе при наборе высоты тебя с вероятностью в… — Лайт спародировал Рьюзаки, задумчиво поднеся большой палец ко рту, — восемьдесят три процента скинет с кресла и отшвырнёт в конец салона, а я, из-за твоей цепи, полечу вслед.
— Мистер «Си»? — переспросил Рьюзаки, поднимая полный удивления взгляд.
— Твоя сгорбленная спина напоминает именно эту букву, — пояснил Лайт, поджимая губы и начав поправлять рукава рубашки. — Может, подумаешь над сменой псевдонима?
Хмыкнув себе под нос, и абсолютно проигнорировав шпильку в свой адрес, Рьюзаки всё же садится как обычный человек, явно сожалея о том, что теперь его когнитивные способности снизились на сорок процентов, и смотрит себе под ноги. Кажется, теперь он стал лучше понимать привычку людей носить обувь: с ней было бы теплее.
Послышался шум двигателя. Монотонно нарастающий гул отдавался у парня звоном в ушах. Самолёт быстро двигался по взлётной полосе.
В какой-то момент Лайт почувствовал, что они летят, а земля осталась где-то внизу. Сглотнув накопившуюся во рту слюну, парень молча смотрел на то, как Рьюзаки закрывает выдвижными панелями рядом находящиеся иллюминаторы.
Бессознательно вжавшись в кресло, Лайт до боли закусил губу, изо всех сил стараясь сконцентрироваться на собственном запястье, украшенном с недавнего времени блестящим наручником. Лязг звеньев цепи, как ни странно, происходил практически с той же последовательностью, что и отрывистое дыхание парня.
Согласно всем законам физики, всё должно быть в полном порядке: давление на корпус самолёта, распределение нагрузки, температура воздуха в салоне. Или всё же Лайту не кажется, что почему-то стало чересчур холодно?
Поёжившись, он вновь постарался сконцентрировать внимание хоть на чём-то, кроме шума двигателей, который, кажется, засел у него в голове подобно въедливой песне. Выходило паршиво.
— Согласно статистике, вероятность крушения самолёта — один случай на пять миллионов полётов, — совершенно нейтрально произнёс Рьюзаки, пристально глядя на Лайта. — Виной страхам обычно служит дезинформация, за что можно сказать отдельное спасибо средствам массовой информации, освещающим сводки о крушении, но не говорящим о случаях успешных перелётов. В деле Киры, впрочем, СМИ тоже сеют больше смуты и паники. Пора бы уже мировому правительству задуматься о влиянии журналистов и блогеров на умы населения.
Лайт буквально чувствовал, как его сердце вот-вот выскочит из груди. «Вероятность крушения» — набатом стучало в его голове. «Крушения». Самолёт может разбиться, а он так и умрёт, не обелив своё имя перед всеми. Перед семьёй.
Разобьётся. Ведь он — всего лишь человек. А люди — хрупкие создания из крови и плоти, которые не в состоянии функционировать при обильном внутреннем кровотечении, которое наверняка случится, если самолёт потерпит крушение.
— Лайт, — уверенно позвал его Рьюзаки, осторожно накрывая своими, выпачканными в шоколаде, ладонями его руки. — Посмотри на меня. На меня.
Встретившись взглядом с глазами Лайта, в которых плескалась ничем не прикрытая тревога, Рьюзаки на миг впал в ступор: он определённо точно знал, как следует вести беседу с преступниками всех рангов и мастей, как вести диалог с политиками и министрами, однако понятия не имел о том, что следует говорить до жути напуганному юноше, сидящему на соседнем кресле в самолёте.
Рьюзаки попытался было протянуть Лайту конфету, даже предварительно избавив ту от обёртки, но никакой положительной реакции на эту щедрость в ответ так и не получил.
Нужно воздействовать на когнитивную сферу. Объяснить, что опасности нет. Доказать, что всё в порядке.
Помнить, что короткие предложения в кризисной ситуации воспринимаются лучше длинных. Они понятнее.
Нужно объяснить отсутствие угрозы. Конечно, если не учитывать угрозу Киры, который может убить их в любой момент, знай он их имена и лица. Или она. Что, если Рьюзаки прав, а Миса решила убить Лайта, поняв, что тот искусно ею манипулировал и подгадав момент, когда у того нет воспоминаний?
Рьюзаки мысленно отвесил себе оплеуху: о Кире он подумает чуть позже. После того, как дыхание Лайта выровняется.
— Мы сейчас летим на частном самолёте. Уже летим. Набрали нужную высоту, — сбивчиво произнёс Рьюзаки, слегка поглаживая чужие кисти рук. — Всё в порядке. Дыши ровно. Давай, вместе со мной: вдох, — мысленно отсчитав три секунды, Рьюзаки добавил: «выдох». — И ещё раз. Вдох, — три, два, один, — выдох.
Немного подождав, пока Лайт начнёт самостоятельно дышать столь же ровно, Рьюзаки открыл мини-бар, встроенный между сидениями, и достал оттуда бутылку воды, откупорив крышку которой, протянул её другу, поддерживая того за плечо.
— Я дам тебе воды, хорошо? — объяснил Рьюзаки, и, дождавшись лёгкого кивка, поднёс бутылку ко рту; внимательно наблюдая, как тот делает первые глотки.
Постепенно тревога и паника в глазах Лайта сменяются осознанностью. А после, судя по пунцовеющим щекам, стыдом.
Показать свою слабость в открытую, для такого как Лайт — смерти подобно. Лучший ученик, примерный сын — и, вот уж сложилось — страх полёта. Огромный удар по его хрупкому эго — знать, что кто-то видел его таким.
— Получше? — участливо спросил Рьюзаки. — Тебе стоило предупредить меня или Ватари о том, что у тебя аэрофобия. Мы сумели бы минимизировать возможный ущерб для твоего психического здоровья.
— Минимизировать?! — в глазах Лайта проступил гнев, окрашивая радужку в более тёмный тон. — Да тебе плевать на возможный ущерб! Найти Киру — вот всё, о чём ты думаешь. Вот всё, что может заинтересовать великого Эл!
Лайт расстегнул ремень на кресле и вскочил, стремительно направляясь в хвост салона, тем самым натянув цепь и заставляя Рьюзаки, стоящего в растерянности, ощутить боль в запястье, куда впилась сталь наручника.
Очевидно, что-то было сказано неправильно… А я так старался. Или, может, это очередная провокация Киры? Хотя, нет, едва ли Лайт в состоянии так сыграть гнев и панику. Хоть его актёрские способности, несомненно, лучше, чем у среднестатистических студентов, обучающихся точным наукам. На восемьдесят три процента, наверняка, да.
— И нет у меня никакой аэрофобии! Я просто впервые лечу на самолёте и понятия не имею, что происходит.
Отрицание. Достаточно ожидаемо. И, погодите, он и правда не знает об устройстве самолёта?..
— Мне стоит рассказать Лайт-куну о том, как функционирует самолёт? — с некоторым удивлением переспросил Рьюзаки, сократив расстояние с Лайтом до полуметра. — Благодаря силе скольжения…
— Замолчи! Поразительно! Великий детектив Эл, раскрывший тысячи преступлений, ни черта не смыслит в психологии! — воскликнул Лайт, продвигаясь в хвостовую часть. — Просто оставь меня в покое.
С этими словами парень открыл двери туалета, входя внутрь и искренне жалея о том, что из-за цепи не сумеет закрыть их плотно. Впрочем, мысль о том, что Рьюзаки — тот ещё извращенец, Лайт медленно принимал, как должное.