x-fighters / freestyle

/ Бывает так, что одно дерьмо может потеснить только еще большее дерьмо. Сехун думает так большую часть своей жизни, но по благосклонной воле судьбы никогда не сталкивался с тем, чтобы влезать по самые уши. До встречи с Чанёлем, конечно же. Все началось с того предложения переехать к нему. Сехун посчитал это тупой шуткой или вроде того. Никто в здравом уме не воспримет такие слова всерьез. Тем более после грандиозных потрахушек. Сехун решил, что на Чанёля в тот момент просто накатил очередной приступ безрассудства. Это в его духе, да, точно. И если Сехун думал и рассчитывал, что одним разом у них все и ограничится, то, как выяснилось, он глубоко ошибался. Чанёль стал настоящим сталкером во всем, что касалось Сехуна: он вызнал у Луханя номер мобильного младшего, его адрес, все о его родителях, где он учится и на какой специальности, какие у него привычки, хобби, с кем он дружит и общается, чем он увлекается и как развлекается. Чанёль даже нашел его в твиттере и теперь каждое утро посвящал ему несколько постов, некоторые (зачеркнуто) все из которых были весьма нелитературного (зачеркнуто) извращенного содержания. И не то чтобы Сехун пытался избегать его, просто – нет, все свелось именно к тому, что он начал его избегать. Сехун больше не приходил на гонки, Лухань, как верный друг, хотя и ни черта не понимающий, какая муха укусила младшего, не позволял Чанёлю приближаться и даже сам стал реже тусоваться со своими парнями, предпочитая проводить время с Сехуном и скрашивать его одиночество. / Бэкхён ненавидел быть вторым. Он ненавидел, когда ему не удавалось получить то, что он хочет. Но также он ненавидел мелких выскочек, уводящих у него из под носа то, что изначально принадлежало ему. И хотя Бэкхён был достаточно умным, чтобы понять, что для Чанёля он никогда не будет единственным, что тот всегда только пользовался его безотказностью и доступностью, что легкие наркотики – которыми торговал Бэкхён – были именно тем фактором, удерживающим подле него этого фристайлера, все равно он не хотел делить его ни с кем. Кроме того, Бэкхён был довольно коварным малым. У него были свои источники и свои пути получения информации. Ему не составило труда раскопать обо всех скелетах в шкафу этого О Сехуна. И он был готов нанести ответный удар. / Лухань ловит Сехуна под руку, когда младший бежит-опаздывает на следующую пару. Сехун материт его сквозь зубы, сохраняя на лице кирпичеподобное выражение совершенно невыразительной мимики, и одергивает руку, намереваясь сбежать от старшего, оживленный взгляд которого не внушает ему ничего хорошего. Но улизнуть ему не удается, равно как и сдвинуться с места, потому что Лухань наваливается на него и угрожающе причмокивает губами в опасной близости от лица младшего. – Ну что?! – не выдерживает Сехун, отпихивая от себя друга. – У меня к тебе заманчивое предложение, – издалека начинает тот, по-детски прищуриваясь, и Сехун закатывает глаза к Господу Богу, моля его ударить молнией прямо по пшеничной макушке. – Какое ещё предложение? – У Сю будет вечеринка в эти выходные, – Лухань намекающе дергает бровями, но на младшего этот жест не производит должного эффекта, – насчет компании не беспокойся, придут только самые-самые, то есть никаких пакчанёлей и далее по списку. – А с какой стати я должен беспокоиться? – Сехун думает, что сейчас его вопрос как никогда тупой, и еле сдерживается, чтобы не ударить себя по лицу учебниками. – Потому что ты пойдешь со мной, конечно, – ухмыляется старший, приобнимая лучшего друга за плечо и пускаясь в кривоногий пляс по коридору. Сехун хочет что-то сказать и даже открывает для этого рот, но Лухань обрывает его на вдохе: – И даже не спорь. Последнее время ты только и делаешь, что учишься, – Сехун снова задыхается от возмущения, но: – Да-да, я знаю, стипендия это очень важно, и да-да, твои родители хотят для тебя лучшего будущего, даже если ты сам не знаешь чего хочешь. Я всё это уже сто раз слышал. Но ты похож на зомби-овощ, поэтому я настаиваю, чтобы ты пошел и оттянулся. Сехун вздыхает, безвольно качая головой и слабо пританцовывая в такт эпилептическим дерганьям старшего. / Чанёль подыхал от тоски. Он курил, пил, шатался по клубам, барам, пабам, влезал в беспричинные драки и бил морды любым попадавшимся на его пути неудачникам. Он дважды загремел за решетку, выпущенный под залог благодаря Бэкхёну. Он почти перестал тренироваться, большую часть времени проводя с бутылкой пива или в гараже, ремонтируя и разбирая-собирая свои байки. Чанёль скучал. Скучал за этим пакостником, О Сехуном. Но этот мальчишка явно показывал, что больше не желает контактировать с ним. Чанёль не понимал, разительно не понимал, что он сделал не так. Разве он был недостаточно хорош в сексе? Насколько он помнил, Сехун стонал громче и тоньше всех под ним. Если конечно он не притворялся, но Чанёль был уверен на сто пятьдесят пять процентов, что это не так. Разве он был груб с ним? Тоже вряд ли, Сехун изначально знал, на что шел, так что это не должно было стать помехой для развития их отношений. К тому же, Сехун тоже отнюдь не подарок, и оба прекрасно знали об этом. Тогда что? Неужели Чанёль напугал его своим предложением с переездом? Но ведь это глупо. Да, они знакомы всего ничего, но Чанёль впервые почувствовал, что этот человек его, целиком и полностью, до последнего волоска на белобрысой голове. И он не хотел его отпускать. / Сехун приходит в назначенное время, в назначенное место, найдя небольшой двухэтажный коттедж скорее по доносящейся музыке на дальность в пару кварталов, чем сориентировавшись по скомканной бумажке с адресом и неработающему навигатору. Дверь ему открывает развеселый Лухань, заоравший что-то на языке древних племен и втаскивая младшего внутрь. На первом этаже обнаруживаются несколько человек, идентифицированные Сехуном как торчки со стажем, и парочка облизывающихся девиц, нарочно им проигнорированные. Лухань прыгает и скачет на месте, как буйно-помешанная кенгуру, опираясь на широкие плечи младшего, пока смеющийся над ним Сюмин не предлагает немного выпить. Сехун стесняется спросить, почему все тусуются отдельно друг от друга, и под твердым (весьма угрожающим) взглядом Луханя согласно кивает. Пара бокалов принимаются на чистую душу довольно легко, и Сюмин настойчиво подливает младшему ещё и ещё. В целом вечеринка протекает довольно успешно, Сехун умудряется даже приватизировать диван и растянуться на нем, удобно умостив голову на коленях какого-то смутно знакомого парня, который через минуту-другую запускает пальцы в выцвеченные волосы и начинает массировать кожу головы, заставляя младшего зажмуриться от удовольствия и чуть ли не мурлыкать. Луханя поблизости не наблюдается, и Сехун хмыкает, предполагая, что друг развлекается со своим парнем. Он смутно (в пьяном бреду) представляет, какой будет реакция его родителей, если они узнают, что их сын – гей и алкоголик, и тихонько посмеивается, приоткрывая веки. Привидение четырехлетней давности повисает над ним удушающей горло петлей, и Сехун резко отшатывается, с грохотом падая на пол. – Чонин… – выдыхает он не своим голосом. – Давно не виделись, Сехуни, – усмехается черноволосый парень, голодным взглядом провожая встрепенувшийся страх на лице младшего. / Бэкхён цепляется за куртку на сильных плечах, комкая пальцами твердую кожу и обвивая ногами чужие бедра. Его стоны тонут между переплетением развязных влажных языков. Чанёль двигается размашисто, без тени нежности или ласки, он берет, тупо берет то, за чем пришел. А Бэкхён отдает. Отдается весь, хотя хотел бы хоть что-то, хоть немного, самую малость, одну каплю взаимности в океане невозможности, получать взамен. Но он еще получит. Уже скоро. Настает его черед быть победителем в этой игре на выживание. Чанёль прикрывает глаза, и то, что он видит за закрытыми веками, заставляет сильнее стиснуть нежные бедра, сдавливая шершавыми пальцами бледную кожу, покрывая ее темными пятнами-отпечатками, причиняя больше боли. Сехун кусает губы, непокорно извиваясь под ним, изгибается, распаляется, просит касаться его везде, особенно там, между пошло разведенными ногами. И Чанёль сходит с ума, рычит, вбивается, выбивает стоны, крики, похотливые хрипы, натягивает на себя, заполняет от и до, полностью, до их общего предела. Он с жадностью сцеловывает соль с чужих губ, глотая эротичные вибрации бессвязного мычания, и входит под другим углом, точнее, чувственнее, медленнее. Влажный поцелуй вмешает в себя тонкий, удовлетворенный вскрик, вязкую сперму на чанёлевской ладони и полный презерватив его фантазий. Он открывает веки, слабо улыбаясь в хрупкое плечо, и поднимает взгляд, за считанную долю секунды меняясь в лице. Бэкхён тяжело дышит, хватая ртом воздух, и расплывается в удовлетворенной улыбке. – Что это с тобой? Ты довел меня рукой, на тебя не похоже, – хмыкает он вызывающе и морщится, когда Чанёль резко выскальзывает из его растраханного прохода. Чанёль с отвращением вытирает ладонь о каменную стену и быстро застегивает штаны, хмурясь, потому что образы растленного Сехуна преследуют его даже под кайфом. – Не важно. Эта дрянь не дает такого убойного эффекта как транки. Достанешь их для меня? – Эй, полегче. Ты слишком подсел на всю эту дурь, – Бэкхён поправляет свою одежду и смотрит на Чанёля с беспокойством. Он – последний, кто хочет, чтобы гонщик свернул не на ту дорожку. И хотя он поставляет Чанёлю кислоту, травку и другую такую же нехитрую муть, он никогда не позволит ему принимать что-то действительно тяжелое. Не хватало, чтобы Чанёль еще герой увлекся. – Я видел, что с тобой было на прошлой неделе. Ты был удолбан в дрова, да еще и полез в драку с этим лысым ублюдком, который… – Бэкхён осекается, когда Чанёль больно впечатывает его в стену. Резкий удар кулака приходится в паре сантиметров от его виска, и Бэкхён с глухим звуком сглатывает загустевшую слюну. Чанёль ничего не говорит, ни единого слова, но его разъяренный, чудовищной силы взгляд заставляет их обоих возвращаться домой в оглушительной тишине. / Луханя не оказывается рядом в тот момент, когда он действительно нужен. В тот момент, когда прошлое вдруг решило вернуться, навестить, так сказать, напомнить о том, каким же оно было поганым, и как это невыразимо прекрасно забыть о нем навсегда. Навсегда до тех пор, пока оно само не нагрянет с визитом. В лице самого страшного ночного кошмара и самого привлекательного парня с аурой опасности и беспощадности, с улыбкой ангела и характером отъявленного ублюдка. Сехун пятится назад, невпопад перебирая руками и ногами по полу, в то время, как Чонин ощущает себя несомненно в своей тарелке. Он усмехается, глядя на слабые попытки младшего опьяненным мозгом придумать путь к бегству. – В чем дело? Ты выглядишь так, будто не рад моему возвращению, – в его бездонном голосе сквозит лёд, но в его взгляде танцуют языки пламени. Сехун чувствует в горле подкатывающую тошноту. – Не нужно анализировать, как я выгляжу, чтобы догадаться, что я не рад тебя видеть, – сухо отвечает он, шатко поднимаясь на ноги и пытаясь подавить головокружение. – Почему же? – со смешком вырывается у Чонина. – Еще минуту назад ты млел от моих прикосновений и едва ли ни мурлыкал, а сейчас ты говоришь, что я снова должен уехать? – Да, именно это я и говорю, – игнорируя выпад в свою сторону, Сехун поворачивается, чтобы уйти, но Чонин хватает его за руку и разворачивает к себе. Сехун не понимает, как ему удалось удержаться на ногах. – Ну куда же ты, малыш? Может, я понравлюсь тебе? – вульгарно шепчет Чонин на ухо младшему, но тот резко его отталкивает, сверкая затаенной ненавистью в глазах. – Иди на хуй. У меня есть парень, – нетвердо бросает Сехун первое, что приходит ему в голову, лишь бы защититься, отбиться, сбежать от этого наглого, мерзкого, отвратительного прошлого. И хлопает дверью, рванув к автобусной остановке прямиком за запахом машинного масла, выхлопных газов и зеленых-хвойных. Чонин ошарашено смотрит перед собой, собирая пазлы странной картинки в своей голове, и самодовольно усмехается, обнаружив недостающие кусочки, как раз когда за его спиной раздается обеспокоенный голос Луханя. – Сехун… – их с Чонином взгляды схлестываются, как две необузданных волны в океане, и Лухань выдает тихое: – Ох, блять. / Чанёль уже две недели, как похерил свою жизнь. Чанёль уже две недели, как сидит на наркотиках и дрочит на свои больные мыслишки. Вернее, дрочит-то ему как раз Бэкхён, уже две недели как поселившийся в чужой квартире и наведший там свой порядок. Бэкхён делает вид, что не понимает, откуда в Чанёле взялась эта безнадежная хандра. Бэкхён позволяет трахать себя и отрываться на своем теле за все, что накопилось в дурной чанёлевской голове. Бэкхён любит Чанёля. Якобы любит, но на самом деле – обожает. Неправильно, нездорово и напрасно. И Чанёль видит это, но игнорирует, не посылает куда подальше, не дает надежду. Он просто терпит. И жалеет Бэкхёна. Искренне жалеет. Они, черт возьми, знают друг друга полжизни, им приходилось выручать друг друга, вытаскивать из самых разных болот, вступаться в драках (чаще, конечно, это делал Чанёль), поддерживать, когда все остальные отворачивались и плевали в спину, – короче, быть опорой в любых, даже самых неожиданных, ситуациях. Но эта тупая любовь изменила Бэкхёна, сделала из него ревнивую истеричку и собственника. А Чанёль, – а что Чанёль? – он просто однажды напился, как свинья, и трахнул его, наутро сокрушаясь и прося прощения. Бэкхён тогда лишь усмехнулся и сказал: «не парься, ты можешь пользоваться моей задницей, когда захочешь». Таки дела. / Сехуна трясет мелкая дрожь, он пытается вжаться сильнее в стенку автобуса, слиться с пошарпанной краской, просочиться сквозь тонкие слои металла и выпасть на проезжую часть. Он пытается не уснуть, но алкоголь водружает на его веки тяжелые грузики, а по телу разливает болезненную беспомощность. Сехун слишком хорошо помнит то, что произошло четыре года назад. Когда его детское любопытство плюс испытывающий взгляд Чонина, плюс маленькая, незаметная видеокамера, примостившаяся за наваленными на полках учебниками. Когда его родители едва ли не узнали о том, что он гей. Когда Лухань выбивал из Чонина дух за пределами школы и приказывал уехать так далеко, чтобы их жизненные пути никогда больше не пересекались. Когда Сехун забился в угол и сжимал в дрожащих руках карту памяти, на которой покоился компромат-подтверждение его извращенности, его ненормальности, его великого стыда. Он останавливается у железной двери, откидывая голову назад и тяжело выдыхая, чтобы придти в себя. Он нажимает на звонок и стряхивает вперед серебристую челку, скрывая мутный взгляд. Сехун нервничает, хотя знает, что даже если Чанёль прямым текстом пошлет его, он хотя бы попытается. Попытается вернуть то, что, возможно, сделало бы его в тысячу раз счастливее, раскрасило бы его будни разными красками гейской ненормальности. Дверь с характерным скрипом открывается, и перед Сехуном оказывается Бэкхён, с маленьким пенисным полотенцем вокруг узких бедер и с натянуто-вопросительным выражением на лице. Сехун думает, что выглядит просто пиздец жалким. /