x-fighters / freestyle

/ Сэхун смотрит перед собой и не видит ровным счетом ничего. Ему требуется долгих несколько секунд, медленно и натужено переваливающихся по циферблату часов и отсчитывающих его неуверенность, чтобы собраться с силами. Чтобы взглянуть в лицо Бэкхёна без тени страха. – Мне нужно увидеть Чанёля, – говорит он спокойным тоном, хотя внутри него сейчас атомная война, бомбардировщики сбрасывают снаряды и его размеренная жизнь летит ко всем чертям. – Какая жалость, – деланно разводит руками Бэкхён, прищуриваясь, словно наводит прицел между глаз младшего и готовится нажать на мысленный курок, – боюсь, что Чанёлю этого больше не нужно. Ты ему больше не нужен. Сэхун принимает непринужденную позу, засовывая руки в задние карманы джинсов, но на самом деле ему просто нужно вытереть потные ладони. Бэкхён бьет наотмашь, он знает, как уязвить противника. И то, что Сэхун сейчас стоит на пороге чанёлевской квартиры, – причиняет ему не меньше боли, ведь он был единственным, кто знал об этом убежище. До сих пор. Единственным. – Тогда пусть он сам скажет мне об этом, – глухо произносит Сэхун, его голос предает его в самый важный момент. – Скажу что? – раздается за спиной Бэкхёна, и тот вздрагивает, а Сэхун вскидывает взгляд, смотря поверх плеча этой язвительной сучки. Чанёль выглядит не просто ужасно, он выглядит как чертов бомж. Двухнедельная щетина, опухшее от алкоголя лицо, запавшие глаза как после страшной бессонницы и хриплый, просаженный голос. Сэхун не верит своим глазам – неужели это тот самый восхваленный гонщик? «Что теперь у тебя есть я» – мысленно подсказывает Бэкхён. «Что это наглая ложь» – умоляет Сэхун и, кажется, начинает мелко дрожать. – Почему ты здесь? – возвращая голосу былую твердость, спрашивает Чанёль. Он ловко запускает в отросшие волосы пятерню длинных пальцев, зачесывая засаленные пряди от лица. – Мне больше некуда пойти, – честно признается Сэхун, дернув плечом, словно не говорит самую унизительную за свою жизнь вещь. Он никогда не просил ничьей помощи, а если и нуждался в ней, то рядом оказывался его друг с целой армией спасения, если этого требовали обстоятельства. Сэхуну никогда не приходилось переступать через свою гордость, никогда с тех пор. А Чанёль смотрит так, словно хочет вывернуть душу. Он смотрит внутрь. Inside his eyes. Смотрит так, будто выпытывает все секреты, нет, не так – будто он уже в курсе всего, только ждет, что Сэхун сам выложит перед ним факты. Черта с два. Сэхун стискивает руки в кулаки и едва сдерживается, чтобы не пойти на попятную. Зря он приехал, зря он рассчитывал на что-то после того, как повел себя как последняя скотина. – О Сэхун, ты просто ужасен, ты знаешь это? – вздыхает Чанёль и отшагивает в сторону, приглашая войти. Бэкхён в шоке открывает рот, но тут же закрывает его, не позволяя вырваться потоку ругательств. Сэхун протискивается в квартиру через Бэкхёна, который резко хватает его за рукав кофты и шипит на ухо: – Лучше съебись, пока я не убил тебя. Но тот только стряхивает его руку и идет вслед за Чанёлем. Кажется, ему только что дали шанс все исправить. / Лухань тщетно пытался дозвониться до Сэхуна. Его мать ещё немного и сведет китайца с ума, хотя он и без того не находит себе места. Куда мог деться Сэхун? И как, черт подери, его теперь оттуда достать? Вечеринка уже давно исчерпала себя, несколько гостей ещё доедали оставшееся съестное, кто-то хлестал алкоголь, а кого-то таращило от прихода. Сюмин бродил между комнатами, подбирая с пола валяющийся мусор и иногда брезгливо перепрыгивая использованные презервативы. Ему срочно нужна была клининговая бригада, не говоря уже про пару часиков здорового сна. Чонин же тем временем сидел на диванчике и играл в приставку. Он заинтригованно поглядывал на нарезающего круги Луханя и неприкрыто ухмылялся, когда тот тоже обращал на него свой взгляд. – Почему ты ещё здесь? – подал наконец голос старший, и Чонин усмехнулся – этого разговора было не избежать. – Потому же почему и ты – жду возвращения Сэхуна, – хмыкнул он, поворачиваясь к блондину. Глаза того выражали высшую степень презрения, отчего Чонину всегда было немного не по себе. – За этим ты вернулся? Чтобы отомстить? – Лухань понимал, что выпытывать у Чонина причину – глупо, но всё это не давало ему покоя. И исчезновение Сэхуна явно имело к этому непосредственное отношение. – Месть? – усмехнулся парень, встав с дивана и поравнявшись с Луханем, – Ты серьезно думаешь, что мне это нужно? – он наклонился так близко, что блондин слышал запах его одеколона, все того же paco rabanne. – Я не настолько глуп. Сэхун тогда сделал большое одолжение, не подав на меня в суд. И ты тоже проявил ко мне милосердие, дав возможность начать жизнь сначала. Лухань помнил это. Помнил тот день, как будто это было вчера, когда Сэхун дрожал в его руках и умолял забыть об этом. Умолял, чтобы никто и никогда не узнал о его позоре. Наверное, именно благодаря этому их отношения до сих пор держатся на таком уровне – безукоризненное доверие и поддержка, бесценный дар дружбы, который Лухань ни за что не хочет терять. И то, что говорил Чонин, не выглядело так, будто он лгал. Нет, он говорил на полном серьезе. Тогда почему? Почему он вернулся? Лухань отодвинулся от него, хмурясь и заглядывая в терпкие пьянящие глаза. Чонин умел быть обольстительным, умел быть бесхитростным, умел быть искренним, умел быть любым. Но даже Лухань не мог понять, где за всем этим настоящий Чонин. И тогда он увидел это – вызов. Этот беспричинный, казалось бы, задор, насмешку над всем происходящим, над доверчивым Луханем, который внимает каждому его слову, над Сэхуном, который сбежал и спрятался, поджав хвост, над тем, что они оба боялись его, Чонина. Боялись того, что он мог привнести в их жизнь напоминание о той ошибке прошлого, тщательно и бережно скрываемой от посторонних глаз. Чонин не ожидал удара. Он вообще думал, что всё идет по плану. Но Лухань оказался не так прост, и Чонин был вынужден признать это уже во второй раз. Вторая неудача. И третьей быть не должно. Лухань врезал со всего размаху, раскрашивая бронзовую скулу в фиолет и от души проезжаясь по ней своим кулаком. Кожу на костяшках засаднило, но он почувствовал, что сделал все правильно. Даже если он ошибся, и Чонин сказал правду, то Сэхун наверняка ушел из-за того, что Чонин не смог удержать язык за своими красивыми зубами, а значит – да, все точно так, как и должно быть. И пусть Чонин смотрел ему вслед недоумевающим взглядом, негодуя, как его раскусили и где его план дал осечку, Лухань уже не думал об этом. Теперь его главной задачей было найти Сэхуна. / Сказать, что Чанёль был удивлен, - ничего не сказать. Обнаружить Сэхуна на пороге своей квартиры – нет, что-то тут явно не то. Чанёль ещё раз оборачивается в сторону младшего, оглядывая его с головы до пят. Бледный. Белые, как первый снег, волосы, изъеденные губы, потухшие замершие в одной точке глаза, зрачки по контуру радужки, совершенная расфокуссировка взгляда. Чанёль хмурится, следя за неловкими движениями рук блондина – тот пытается то ли заправить, то ли расправить кофту в джинсы. – Эй, – Сэхун вздрагивает от басовитого голоса в который раз (он вообще когда-нибудь привыкнет к этому?), – ты замерз? – Нет. Тупой вопрос – тупой ответ. Сэхун думает, что эта ледяная стена между ними, этот барьер, мешающий им, это, черт возьми, его вина. – Хочешь немного расслабиться? – предлагает Бэкхён, оказавшись в комнате как нельзя вовремя. Он протягивает прозрачный пакетик с какими-то таблетками, и Сэхун напрягается, ведь он никогда не пробовал наркотики. – Не надо ему пока, – отрезает Чанёль серьезно, а Бэкхён усмехается (кажется, он нашел ещё одну лазейку). – А вот мне дай одну. Сэхун хмыкает вызывающе, привлекая к себе внимание, и прежде чем Бэкхён подходит к Чанёлю, выхватывает пакетик из его руки, вытряхивая сразу две на ладонь. Пара секунд на раздумья, и он прижимает ладонь ко рту, запрокидывая голову и закрывая глаза. В этот момент напрягается даже Бэкхён. Чанёль подлетает к Сэхуну и хватает за грудки, у того дрожат губы, но взгляд твердый и полный надуманной смелости. – Придурок мелкий, – выплевывает гонщик и волочит Сэхуна за шкирку в ванную. – Отпусти меня, – протестует младший, но Чанёль сильнее (как он мог об этом забыть?) – Пусти, я сказал. Чанёль, от тебя воняет. – Как мило с твоей стороны мне об этом напомнить, – хмыкает тот и впихивает парня в сортир, пригвождая к стене, вместо того, чтобы склонить над унитазом и заставить выблевать наркоту. – А теперь выкладывай. Его взгляд слегка напряженный, внимательный и настойчивый. А еще несмотря на то, что от него действительно воняет просто смертельно, Сэхун чувствует запах песка и рэд булла. Возможно, он уже въелся настолько, что ничем не выветрить. Он уже под кожей. И Чанёль весь окутан им. – Что выкладывать? – Сэхун не показывает, как щемит внутри от близости Чанёля, от его рук, прижатых по обе стороны от его лица и отрезающих пути к отступлению. Чанёль явственно дает понять, что Сэхуну не сбежать от него. Не сейчас. И может – уже никогда. – Что случилось? Почему-то мне кажется, что я не был первым в списке людей, к которым ты бы мог обратиться за помощью, – до лица Чанёля каких-то жалких десять сантиметров, но даже их преодолеть невозможно трудно. Сэхун не знает, ответит ли ему Чанёль. Снова. – И ты бы не стал глотать спиды от хорошей жизни, так ведь? Сэхун сглатывает, чувствуя, как тело наливается возбуждением, энергией и жаром (неужели наркотики уже начали действовать?). Он мотает головой, то ли кивая, то ли отрицая чанёлевские предположения, но по его губам растекается блаженная улыбка, и Чанёль все понимает, вздыхая. – Ладно, проехали. Иди сюда, надо промыть тебе желудок, – он приобнимает Сэхуна за талию и кончиками пальцев собирает кофту, случайно касаясь кожи, от чего младший вздрагивает и стонет. Чанёля передергивает. Этот голос. И, постойте, это же Сэхун – абсолютно реальный, ни видение, ни приведение, ни галлюцинация, а настоящий, взаправдашний О Сэхун. Чанёль сглатывает, а младший замечает замешательство на его лице и усмехается, совершенно по-блядски так усмехается. – Знаешь, – он обнимает Чанёля за шею, прижимаясь бедром к его паху (секундочку, это точно наш О Сэхун?), – пока я с тобой, мне ничего не страшно. Чанёль хмурится, а Сэхун облизывает губы. Он, черт его дери, дразняще медленно проводит по ним своим язычком. Чанёль готов зарычать. – А прямо сейчас тебе не страшно? – он склоняется над лицом парня, отмечая, как тот призывно тянется за поцелуем, доверчиво приоткрывая рот (надо же, всего каких-то пара таблеток, и как меняется человек). – Я могу изнасиловать тебя, а ты потом даже ничего не вспомнишь. И в ту секунду Сэхун дергается как от огня. Его глаза обгоняют блюдца, а за ними столько затаенного ужаса, что Чанёль едва успевает понять, что только что сморозил. Он крепко прижимает Сэхуна к себе, но тот бьется в его руках, словно пойманная рыба, и вырывается, не дает прикоснуться к себе, успокоить. – Прости, прости, прости, – повторяет Чанёль иступлено, он знает, он, черт подери, слишком хорошо осведомлен насчет всего, что касается этого мелкого и бестолкового парня. И, кажется, Чанёль, наконец, понимает. Понимает, почему Сэхун сейчас здесь, с ним. Почему Бэкхён не ломится в ванную и почти не ведет себя как затравленный собственной любовью собственник, почему Бэкхён все чаще нарочно отводит от Чанёля взгляд и почему не предлагает себя каждую ночь в его постели, почему его поведение больше стало как раньше и почему тот сексуальный бронзовый парень, что заходил к ним недавно, так смутно кого-то напоминал. Кого-то из прошлого. Из чужого давно забытого прошлого. Чанёль прикрывает глаза, целуя Сэхуна в обесцвеченную макушку, когда тот успокаивается в его руках, всхлипывая и тихонечко взвывая, и мысленно произносит: «спасибо». / Чонин ждал на автостоянке, чиркая спичкой по картонному коробку. Его черные, угольные волосы раздувал вечерний ветер, а свободный, немного провисший свитер пропускал достаточно холода, чтобы кожа покрылась первыми мурашками. Телефон оповестил о входящем сообщении, и парень, немного помедлив, вытащил девайс из заднего кармана, проводя пальцем по экрану, тем самым снимая блок. Улыбка растянула губы, от чего Чонин зашипел, потирая темно-лиловую скулу. – Неужели это старье ещё можно где-то раздобыть, – удивленный голос из-за спины, и Чонин лениво оборачивается, одаривая подошедшего теплым взглядом. – Как прошло? – улыбнулся он немного криво из-за производственной травмы, игнорируя вопрос. Бэкхён задумчиво кивнул, стряхивая на глаза челку. – Чувствую себя немного паршиво, но даже в этом есть свои плюсы, – протянул он, вынимая пачку лаки страйк. Невыносимо хотелось курить. Чонин достал новую спичку, и та снова издала раздражающий звук, прежде чем осветить сгущающуюся темноту своим огоньком. – Какие же? – Во-первых, могло бы быть хуже, – Бэкхён нехотя выпустил изо рта дым, обойдя Чонина с другой стороны, и сел на капот чужой машины. Чонин ухмыльнулся, мысленно сворачивая тонкую шейку за такую откровенную наглость, но ничего не сказал. С Бэкхёном шутки плохи, лучше лишний раз ему уступить. – А, во-вторых, я не одинок. Ты ведь чувствовал то же самое? – он бросил на парня осторожный взгляд. Тот хмыкнул себе под нос, удерживаясь от ответа. Но Бэкхёну не нужны доказательства. Он слишком хорошо знает этот взгляд. Взгляд под названием «Спрячь свою боль», взгляд под названием «Покажи, что ты сволочь, но не показывай, что влюблен». – Ты ведь был по-настоящему влюблен в него тогда, верно? – скорее озвучивая свои догадки, нежели надеясь услышать подтверждение своим словам. Чонин молчит, сверля асфальт под ногами и перебирая пальцами коробок. Он хочет, чтобы Бэкхён заткнулся, просто взял и заткнулся. – В нашем случае нет победителей и нет проигравших, – чониновский голос отдается раскатистым громом в той тишине, Бэкхён не поворачивается к нему, но он, без сомнений, внемлет каждому слову. – Просто и ты, и я немного перестарались. «В своей одержимости этой любовью» – заканчивает за него Бэкхён и слегка кивает, соглашаясь. И ведь правда. Быть может, если бы тогда Чонин просто сказал, что любит, а не пытался привязать к себе Сэхуна таким гадким способом, все могло бы быть по-другому. Совсем по-другому. И если бы Бэкхён проявлял свои чувства не в истериках и ревности и не навязывал бы свою любовь как нечто противоестественное и вместе с тем неизбежное, возможно. Возможно… Они просто немного перестарались. Перелюбили. И поплатились за это. Уплатили достаточно высокую цену. И самое время оставить всё в прошлом. – Поехали отсюда, – скорее констатирует, чем спрашивает Чонин, и Бэкхён кивает, выбрасывая окурок и растирая его носком ботинка. Чонин садится за руль, Бэкхён – на пассажирское сидение. Оба не знают, куда поедут, но главное – подальше отсюда. – Если хочешь, могу побыть твоей жилеткой, – как бы невзначай предлагает парень, и Бэкхён сначала не понимает, а после чувствует, как слезы скапливаются на глазах. – Спасибо. Может, чуть позже, – улыбается он, глотая соль и ощущая, как его руку сжимает чужая ладонь.

и мы там задыхались/терялись, ставили крест на прошлом. море то расплескалось, нас уже не собрать даже если по тем, что остались крошкам.

/