Найти в себе силы быть достойным

Ночь Гром провёл в раздумьях, насколько сильно была уязвлена его гордость и что он теперь потребует с Косыгина за моральный ущерб. Выходит, вечер закрытый и только для своих (оттуда и маски), потому что бóльшая часть высшего света Петербурга хоть и тоже не блещет умом, но даже до таких извращений не доходит, по крайней мере в открытую. Сегодня можно вдоволь нагуляться и воплотить в жизнь свои самые грязные желания, а завтра как ни в чëм не бывало явиться в салон какой-нибудь уважаемой во дворце дамы и обсуждать политику, глядя графам в лицо. И это лучшие люди общества? Какие-то варвары, право слово. Любой солдат из нашей роты получше их будет; у слуг и тех больше манер и такта. На утро служанка принесла письмо. На вопрос «от кого?» лишь стыдливо опустила глаза и убежала. Как ни странно, адресантом оказался Разумовский. «Любезный Игорь Гром, мне показалось, что вчера я изрядно задел вас своим поведением. Мне бы очень не хотелось ссориться по таким пустякам. Приезжайте ко мне в особняк, пообедаем наедине в непринуждённой обстановке и уладим конфликт. Приношу вам свои глубочайшие извинения, надеюсь на вашу благосклонность и жду вас с нетерпением. Граф Сергей Разумовский» Подобного Гром совсем не ожидал. Предполагал, что там насмехания или угрозы, а в итоге... Какова вероятность, что это не уловка, не розыгрыш? что над ним не посмеются в очередной раз? И как только тот узнал имя и адрес? Письмо было написано аккуратно, ровным почерком: граф явно долго думал, как лучше сформулировать, чтобы вышло помягче, из чего Игорь сделал вывод, что его слова, возможно, действительно искренние и стоит поехать побеседовать. Всё равно друзья вернутся только через несколько дней, делать до их приезда особо нечего. К тому же, вряд ли что-то сможет поразить Грома или замарать его честь сильнее, чем вчерашнее. К обеду Игорь решился ехать, но едва бричка успела остановиться у особняка, как на порог выбежал Разумовский собственной персоной и кинулся подавать Грому руку. Рано Игорь решил, что его ничего не сможет удивить — Разумовский предстал полной противоположностью того, кто вчера расхаживал по залу в короне: обыкновенная белая сорочка с объемными рукавами и совсем простые кальсоны, будто тот только вылез из постели; длинные волосы были собраны в неопрятный пучок, из которого тут и там торчали пряди, на лице не было ни капли грима. Гром отметил про себя, что тот очень даже симпатичный мужчина. Разумовский помог вылезти из брички, рассыпаясь в извинениях. Сказал извозчику, что тот может быть свободен, и сунул ему горсть монет. Гром слегка опешил, ведь он не собирался оставаться надолго, но граф провернул всё так скоро и ловко, что он не успел ничего вставить. — Я так счастлив, что вы приехали! Я совсем не желал вас обидеть! Просто те, кто сюда приходят, понимают, что их ждёт, да и это традиция такая, понимаете? Чем больше безумств, тем веселее будет гостям, — без умолку тароторил Разумовский, активно жестикулируя руками. Переживает. Из-за меня что ли? — Традиции у вас, однако, прескверные... Граф на это заявление широко улыбнулся. — Вы не голодны? Я угощу вас шикарным обедом... Такого вы точно не пробовали! — воодушевлëнно заключил Сергей и потянул гостя в дом, но вдруг резко остановился, будто вспомнил что-то ужасающее, и повёл Грома в обратную от дома сторону. — Может, лучше на свежем воздухе? Там ещё со вчерашнего... понимаете... Его лицо исказила гримаса недовольства. Словно он был хозяином борделя и оправдывался за уборщиков, которые ещё не успели замести все следы недавних издержек работы. Игорь понимающе кивнул, чтобы не заставлять графа расписывать подробности. Тот облегчëнно выдохнул, сделал несколько распоряжений служанке, и они с Громом спокойным шагом направились к саду. — Собственно... а как вы узнали, кто я и где живу? — нарушил молчание Игорь спустя неловкую минуту. — Моя служанка вас знает, а выяснить адрес с моими связями было проще простого даже в такое раннее утро, — Разумовский невинно улыбнулся. Служанка знает — какой позор! Уж служанки-то любят болтать без умолку, от неё точно вся прислуга Петербурга через неделю будет в курсе на какие мероприятия я хожу, а вслед за ними и люди поважнее! Гром увидел выглядывающую из-за кустов служанку — ту самую, что утром принесла письмо, — сжал переносицу и болезненно вздохнул. Разумовский проследил за его взглядом и поспешил успокоить: — Не переживайте так! Что происходит в этих стенах, в них и остаётся. Да и вам уж точно не за что стыдиться. — А за свою репутацию вы не страшитесь? — Что вы, — граф рассмеялся и махнул рукой, — у меня репутация самого безответственного и гуляющего человека в городе — настоящего débauché! Я могу любой финт выкинуть, и это их только позабавит. Впрочем, именно поэтому многие из высшего общества меня не жалуют. — А как же вы на других вечерах... — Бог с Вами! Я уже давно не посещаю свет. — Вы что же, изгой? Граф только легкомысленно пожал плечами. Похоже, ему не было особого дела до высшего света и того, что о нём там думают. Он делал, что хотел, но не производил впечатление счастливого человека: скорее такого же потерянного, как и сам Игорь. — Сейчас мне отчего-то кажется, что это не приносит вам большого удовольствия. — В глазах напротив Гром уловил едва заметную печаль. — Ошибаетесь! — Сергей сморгнул наваждение и снова стал уверенным, как на вчерашнем вечере. — Я сам себе король, мне никто не нужен. Они шагали по тропинке из камня, Гром разглядывал выстриженные разными интересными формами кусты. Вдруг среди зелёных листьев он заметил перья, и, приглядевшись, рассмотрел павлина. Тот совсем не боялся людей, грациозно шагал по траве, как и вчера, когда на нём сидел хозяин. — Это?.. — Игорь был рад, что павлина всë-таки не зажарили, но он никак не ожидал встретить его спокойно разгуливающим по саду. — О, и ты здесь! — граф радостно подбежал к нему и принялся гладить по шее, а тот подставляться под его ласки. Из-за кустов скромно выглянул тот самый чернокожий слуга. Гром с минуту глядел, как Разумовский гладил павлина, приговаривая «кто хороший мальчик?», «кто здесь такой красивый?». Он был радостным, как дитя, что Игорь невольно улыбнулся, но, как только его улыбку заметил слуга, сразу сделал самое серьёзное лицо. — Игорь, познакомьтесь — это Олег. — Граф схватил Грома за руку и положил её на шею павлина, чтобы тот его погладил в качестве приветствия, но птица отпрянула и развернулась. — Кажется, я ему не по нраву, — неуверенно произнёс Игорь. — Олег! Что за капризы? Разве так встречают дорогих гостей? Он выжидающе выставил слуге руку, тот достал из кармана хлеб и протянул графу. Видимо, этот слуга отвечал за павлина, поэтому знал, как его задобрить. Однако на словосочетании «дорогой гость» удивился, стараясь этого не выдать — похоже, обычные гости вне вечеров бывали тут не часто. Разумовский сунул кусок хлеба Игорю, схватил его за плечи и подтолкнул обойти надувшуюся птицу. При этом он так воодушевился, будто от того, примет ли павлин Грома, зависела его жизнь. Сам Игорь не разделял его чувств и относился к этой идее с недоверием, но, как только павлин почуял хлеб и принялся клевать его из руки Грома, тому стало как-то тепло на душе. Если такая требовательная птица приняла, может, и общество сможет? Разумовский сильнее вцепился в плечи Игоря, внимательно следя за приёмом пищи и издавая какой-то писк, кажется, означавший умиление. Словно он сам только что не миловался с павлином. — Откуда он? — De l'Inde. Вывезти было непросто, но вы уже, думаю, поняли, что для меня нет ничего невозможного? — Сергей был страшно доволен собой. — На самом деле они совсем неприхотливые, русский климат отлично им подходит. Через несколько десятков лет у каждого уважающего себя дворянина по имению будет разгуливать по павлину. Игорь ухмыльнулся. — А почему Олег? На этом вопросе зрачки Разумовского расширились, но Гром, к счастью, не мог вывернуть голову настолько, чтобы увидеть этого. — В честь друга. Погибшего. Граф разжал хватку и выпустил плечи, а Игорю стало немного не по себе от этой интонации. Всë-таки они нормально знакомы меньше часа, а он уже успел задеть личное. — Прошу прощения, это не моё дело. — Нет-нет, это ничего... Тут Олег доел предоставленное ему угощение и начал кричать, требуя добавки. Слуга-индиец похлопал себя по карманам, обнаружив, что хлеба у него больше нет, и красноречиво уставился на графа. Тот кивнул, и слуга повёл павлина в его вольер. Разумовский жестом пригласил Грома пройти в беседку, которая укрывалась в чаще деревьев, где за круглым столом их уже ждала ароматная уха из лосося и пирог с капустой, а затем слуга принялся разливать им французское вино. — У вас особая любовь к птицам, да, граф? Ворона, теперь павлин. — Вы ведь не сердитесь на Марго? — он рассеянно улыбнулся. — Она так выражает заинтересованность, она к людям по-лучше привыкла, в отличие от Олега. — Так-то вы мне больше неудобств доставили, нежели она, — ехидно сказал Игорь, отхлëбывая суп и вспоминая помаду, от которой насилу избавился. На самом деле он перестал обижаться, как только вылез из брички и увидел обычного, такого же как и он, человека, но отчего-то открытость Сергея развязала ему язык и приглашала поехидничать. — Ах вы! — Разумовский надулся, словно ребёнок. — А вы... а вы... вы первый пришли без маски! Я не мог допустить такое! Представляете, что начнётся в королевстве, если король не будет наказывать провинившихся? Anarchie! — Тогда почему король не контролировал жителей с самого начала? Они себя прекрасно чувствовали и без вас, — продолжал язвить Гром. — Чепуха. Они же пришли ко мне, а не к кому-то другому. — Им интересны не вы, а деньги, угощения и веселье, которые вы можете им дать. Не станет вас, они без сожаления найдут кого-то другого. Признаться, ещё сегодня с утра я думал, что вы такой же пустой человек, как и они, но теперь я вижу, что не только я был вчера лишним. Разумовский отвернулся, чтобы догадливый майор не видел его глаз. — Вы были искренни, когда полчаса назад гладили павлина, — продолжал Гром, — но не вчера, когда изображали самого важного на вечере человека. Вам самому это не интересно, так зачем Вы продолжаете устраивать этот маскарад? — Потому что это всё, что я могу... — Что?.. Игорь вдруг понял, что переборщил с наступлением на безоружного. — Вам легко говорить. Вы делаете, что велено, подчиняетесь приказам, и вас за это уважают. Вам нет необходимости думать, что бы такое сделать сегодня, чтобы в их глазах не потух огонёк. Разумовский посмотрел прямо в глаза, и от этого взгляда Игоря слегка пробрало холодом. Его вдруг осенило, что глаза Сергея вчера были красными, потому что он плакал перед выходом к гостям. — Вы не обязаны подстраиваться под них, — почему-то вышло низко и хрипло. — У вас же столько денег! Вы можете поехать, куда захотите, делать, что душе угодно! Вы ничего не должны этим мерзавцам. — А что, если они мне нужны?.. Повисло молчание. Сергей медленно повозил ложкой по дну тарелки. Подошёл слуга и спросил, можно ли подавать другие блюда. — Я не голоден... Может, вы?... — он поднял глаза на Грома. — Я тоже не хочу, благодарствую. — Но там раки, рябчики, грибы, вареники, печëные яблоки... — Не смею объедать хозяина, тем более, когда он не в настроении. Разумовский тепло улыбнулся. — А знаешь, — он обратился к слуге, — сбегай-ка в кондитерскую к Сальваторе, принеси два ягодных сорбета, — а затем подмигнул Грому. — Пробовали новый итальянский десерт? «Мороженое» называется. — И не слыхал о таком. Слуга убежал исполнять приказ, а Разумовский вдруг воодушевился и выпрямился. — Вы обо мне наслышаны, а я ведь совершенно ничего о вас не знаю, майор! Получается, я целовался непонятно с кем! — театрально завопил он, а Гром прыснул от смеха. — Расскажите же о себе! — Да чего рассказывать? Человек я небогатый, у меня ничего нет, кроме звания и гордости. — Однако вы дворянин. — Как вы поняли? — Пусть вы стараетесь выражаться проще, тем самым сближая себя с людьми низших классов, видно, что образование вы получили, так же вы знаете французский. Да и откуда бы тогда у вас были деньги играть? — Пригласительный выиграл мой друг, к слову. — И решил избавиться от возможности посетить такой великолепный вечер? — Разумовский надул губы. — Значит, вы всё же считаете свою огрию великолепной? — усмехнулся Гром. — Не имею ни малейшего понятия: я уже много лет в ней не участвовал. Брови майора поползли вверх. Такого ответа он точно не ожидал. — Я не такой извращенец, каким вы меня считаете, — иронично произнёс Разумовский. — Да бог с вами! Развлекайтесь, как хотите. Просто сделайте милость — не приглашайте меня больше, пожалуйста, на ваши вечера. — Обещаю! Даже больше: отныне я запрещаю вам появляться на моих вечерах! Всё! Не смейте приходить! — ответил Разумовский, размахивая руками. И они оба залились смехом. — А всë-таки моему другу всё же стоит сходить к вам. Он бы с удовольствием покрушил чего-нибудь, — Гром усмехнулся. — Они ведь сломали мой клавесин ручной работы! Я совсем не придал этому значения... — в ужасе вспомнил Сергей и закрыл лицо руками. — Их производство у нас закрыли... — Не расстраивайтесь так, купите заграничный. — Они звучат иначе! У нас были лучшие мастера, — он ткнулся лбом в стол, а хвост на голове совсем растрепался, и волосы завесили оставшуюся часть лица. Гром слегка растерялся. Взрослый граф весь обед вёл себя совсем как маленький ребёнок, и Игоря это с одной стороны забавило, а с другой — очень удивляло. Это его очередное представление для гостя, или он всё же искренен? — Ну что же вы? — Я обожаю звуки клавесина, они кажутся такими богатыми, — рассуждала голова из-за волос. — Когда я слышу одну ноту, сыгранную на нём, у меня перед глазами будто проносится золотая нить, от которой отлетают искры, словно от солнца. А звучит целая мелодия — это будто тысячи солнц кружат хоровод. Сергей повернул голову на бок и сдул мешающие пряди. Солнце выглядывало из-за деревьев, создавая вокруг головы Грома золотой нимб. Разумовский с минуту любовался, разглядывая каждую морщинку и даже заметив шрам над бровью в виде молнии, пока тот не прервал его вопросом. — Что? — Простите, это очень бестактно с моей стороны, — он выпрямился и убрал волосы за уши, отводя взгляд, будто провинившийся мальчишка. — Вы... были на войне? Очередной вопрос застал врасплох. — Вы про ту... двенадцатого года? Граф аккуратно кивнул. — Был. Мне тогда восемнадцать было. Участвовал в боях под Витебском, под Смоленском... В Бородинском сражении подстрелили, еле выкарабкался, в госпитале потом месяц валялся. Бедро вот до сих пор временами напоминает, — он говорил спокойно, будто рассказывал занимательную историю: уже привык к этим воспоминаниям, научился отгораживаться от них. — Почему вы спросили? — Ваш шрам... просто подумалось. — Я мог получить его где угодно Перед глазами Сергея возникло лицо Олега со шрамом через всю щëку. Печальное, с болью в глазах, но всё такое же искреннее. Он всё так же уверял, что с ним всё хорошо, лежа на кушетке лазарета, пока Сергей держал его руку. — Простите... Мой лучший друг погиб в Бородинском сражении. А родители при пожаре в Москве, не успели уехать... Пытались вывести всё ценное из дома, и это их сгубило!.. Мне было всего шестнадцать, знаете? — он смотрел куда-то вдаль невидящим взглядом. — И вся эта куча денег и земель досталась мне одному! Как бы ещё я мог заглушить боль?.. — он всё же посмотрел на собеседника, но вдруг его лицо перекосилось, будто он взболтнул непростительную глупость. — Боже, простите, я сегодня не в ладу с собой... Вы не обязаны это слушать. — Там погиб мой отец. Разумовский явно не ожидал, что его откровения поддержат. — Он был командиром нашей роты. Погиб у меня на глазах. Самый важный человек в моей жизни. Был им. Голос дрогнул. До этого он говорил спокойно, с расстановкой: свыкся со многими ужасами, но гибель отца была единственным, с чем он никогда не смирится. Разумовский вдруг поддался моменту и осторожно обнял Грома. Впервые человек перед ним не изображал сожаление ради того, чтобы приблизиться и воспользоваться положением Сергея, а повёл себя так же открыто и честно. Игорь застыл от неожиданности, а Сергей вдруг поспешил отлепиться, вспомнив вчерашний вечер и решив, что уже и так изрядно нарушил чужие границы, как вдруг Гром положил ему руку на спину и снова притянул. Игорь и сам подивился своей открытости. Отчего-то им друг с другом было очень легко и комфортно. И вчерашнего постыдного вечера уже не было, и неловкости из-за того, что плохо друг друга знали — они будто являлись старыми друзьями, которые вновь встретились после долгой разлуки. Тут из-за кустов показался слуга с ягодным щербетом и замер от увиденного. Очевидно, в этом доме он повидал всякого, и как раз именно простота и искренность ситуации сбили его с толку.