***
Несмотря на то, что организацию свадьбы взяла на себя его семья, в преддверии церемонии у Лю Цингэ создалось впечатление какой-то несуразной загруженности. Миньянь теперь словно поселилась в бамбуковом домике на вершине Байчжань, расспросами о торжестве докучая брату и потакающему ей Шэнь Цзю. Сестра взяла за привычку подолгу глядеть на них и мечтательно вздыхать, что забавляло Шэнь Цзю и жутко бесило Лю Цингэ. После завершения последней миссии он вместе с учениками (которых взял с собой по настоянию Шэнь Цзю) вернулся на Байчжань в крайне скверном настроении. Адепты его пика были на редкость бесполезны, и складывалось впечатление, что мастера залов не слишком усердствовали в их обучении. Пожалуй Шэнь Цзю был прав, и Цингэ стоило бы больше времени уделять тренировкам своих учеников. Он толкнул дверь бамбукового домика и оказался совершенно не готов к ожидавшему его зрелищу. Всё помещение было окутано мягким светом нескольких свечей и тонуло в сладком аромате успокаивающих благовоний. На его будущем муже был одет нежно-зеленый халат из ткани тонкой, как паутинка, напоминающий тот, что он носил в борделе, но каким-то немыслимым образом казавшийся даже более откровенным. Шею Шэнь Цзю украшало сложное ожерелье, то самое, что Лю Цингэ надел на него в день, когда сделал предложение. В свете свечей кожа Шэнь Цзю сияла, а часть халата сделалась совершенно прозрачной. — Муж мой, — Шэнь Цзю улыбнулся и поманил Цингэ ближе. — Я еще не твой муж, — усилием воли сумел возразить Лю Цингэ, но все равно двинулся ближе. — Мм, пока что нет, — согласился Шэнь Цзю, — но будешь. Их пальцы встретились и переплелись. — А теперь садись, — он потянул Лю Цингэ на кровать, а сам устроился у него на коленях, — Мой будущий муж такой сильный и смелый, — Шэнь Цзю обдал тёплым дыханием ухо Цингэ и прошептал: — Как этот ничтожный может сдержаться? — он нежно поцеловал Лю Цингэ в щеку, и усмехнулся, услышав задушенный вздох. — Ты… ты хочешь? — спросил Лю Цингэ. Он отстранился и свёл брови, глядя на Шэнь Цзю. — Ты сказал… в борделе ты сказал, что все они были на одно лицо, и ты это ненавидел. Шэнь Цзю вздохнул: — В борделе я собой не распоряжался. У меня был контракт. Мне платили деньги, и я не мог бы отказать по своему желанию. — Я… я даю тебе вещи, — несмело сказал Лю Цингэ, сам до конца не понимая зачем спорит. Шэнь Цзю закатил глаза: — Ты пытаешься убедить меня, что на самом деле я твоя шлюха? — сухо спросил он. Лю Цингэ помотал головой: — Нет!.. Я не знаю… — Муж, — Шэнь Цзю наклонился вперед и быстро чмокнул его в губы. — помолчи. Если я хочу тебя, ты должен слушаться, а не подвергать сомнению здравые суждения твоего супруга в отношении его собственных желаний. Взгляд Лю Цингэ приковала тонкая ключица его будущего мужа и он смог лишь покорно кивнуть. — Вот и хорошо, — Шэнь Цзю наклонился ещё ближе. — В постели зови меня А-Цзю и следуй моим указаниям. Хочу, чтобы ты доставил мне удовольствие, и, раз уж ты нетронутая дева, полагаю, мне должно преподать тебе несколько уроков. Лю Цингэ ничего не оставалось, кроме как следовать наставлениям своего мужа: где приласкать и где поцеловать, где прикусить и где провести языком, как выплеснуть свою страсть и лаской вскружить партнёру голову. Наконец голос мужа, выкрикивающего его имя, заставил Лю Цингэ чувствовать себя так, словно он в шаге от вознесения. Эйфория, бегущая по венам, стала почти сравнима с самым захватывающим сражением или днем, проведенным на охоте. Наконец он увидел, как гордый, дерзкий и расчетливый юноша раскрывается под ним и вверяет Лю Цингэ — тому, кому прежде никогда не доверяли ничего хоть сколь-нибудь хрупкого и деликатного — вверяет себя самого. Шэнь Цзю стонал и двигался временами излишне профессионально, но звал он при этом Лю Цингэ, обхватывал ладонями его лицо и так целовал… Цингэ сильно сомневался, что Шэнь Цзю, теперь А-Цзю, подобным образом вёл себя с клиентами. К тому же, к Лю Цингэ он обращался не тем услужливым, обходительным тоном, что слышали от Шэнь Цзю посетители борделя, нет, Лю Цингэ доставались напористость, грубость и требовательность. Ревнивая часть Лю Цингэ была мягко говоря не в восторге, что его муж (его А-Цзю) раньше делил постель с другими мужчинами и женщинами. Сама мысль, что его жених продавался за деньги была Цингэ неприятна. Лю Цингэ никогда не говорил об этом Шэнь Цзю, потому что знал, как сильно того это ранит. Чтобы понять насколько чувствительной темой было различие их статусов, стоило лишь вспомнить замечания, которые время от времени бросал Шэнь Цзю, маскируя свою уязвимость шутками, что таковыми совсем не звучали. Цингэ понимал (помогли разговоры с сестрой и её искренние советы), что ему следует действовать бережно и осторожно. Как верно указала Минъянь, его представление о проституции окрашено воспитанием и общественным мнением. Цингэ не хотелось бы думать, что он настолько ограничен и наивен, чтобы не понимать, как важно выживание, и сколь многое пришлось пережить его А-Цзю, чтобы достичь того, что он имел сейчас. Лю Цингэ искренне восхищался своим мужем, который одним лишь взглядом мог пронзить зрелого совершенствующегося насквозь, а язвительными речами спустить с противника шкуру. — Цингэ, — ахнул А-Цзю. — Здесь, да… Не останавливайся… И его руки до синяков сжали плечи Лю Цингэ, который был твёрдо уверен: таким его муж не был ни с одним из своих клиентов, ни с мужчинами, ни с женщинами, что платили за его общество, но не за честность. Уж Лю Цингэ постарается, чтобы не сбиться с ритма и не потерять ту самую точку. Он делал это впервые, но недаром считался гением — Цингэ всё схватывал на лету, и муж его был терпеливым учителем. К тому же Цингэ обладал выносливостью совершенствующегося. После того, как он выжал из своего мужа пятый оргазм (он не мог остановиться на четырех, это было неблагоприятное число), и они прижались друг к другу в потном, липком объятье, Лю Цингэ почувствовал глубокое и сытое удовлетворение, которого в последнее время достичь ему было трудно даже после лучшего спарринга или самой удачной охоты. — Если Цингэ продолжит в том же духе, — лениво протянул А-Цзю. — этому Шэню не на что будет нарекать. Лю Цингэ фыркнул, но притянул мужа еще ближе. — Ммм, муж заверял, что это его первый раз, но А-Цзю показалось, что Цингэ довольно искусен. Лю Цингэ пожал плечами: — Ты же сказал, что мне делать. Как я мог ошибиться, если ты рядом и направляешь меня? Такой ответ очевидно пришёлся А-Цзю по вкусу: в благодарность он ещё крепче прижался к Лю Цингэ. Следующим утром они проснулись покрытые противными белёсыми корочками. По этому поводу Лю Цингэ получил множество жалоб и недовольства, но стоило им вдвоём оказаться в купальнях, настрой А-Цзю переменился: он вновь стал податлив и мягок. Так что в итоге всё получилось как нельзя лучше.***
— Дай мне! — Минъянь взялась помогать подкрасить губы Шэнь Цзю пожалуй излишне рьяно. На свадьбу старшего брата её отпустили в сопровождении шизуня — Ци Цинци — которая вместе с другими боевыми братьями и сестрами Лю Цингэ была приглашена на торжество. Присутствие влиятельных людей не вызывало у Шэнь Цзю особого пиетета или нервозности. В конце концов, он не питал иллюзий относительно собственной значимости в великой схеме небес. К тому же, дерьмо и кровь у всех одинаковы. Так чем беднота хуже знати? Уверенность вселял и тот немаловажный, счастливый факт, что Лю Цингэ, бог войны пика Байчжань, ради защиты Шэнь Цзю сражался бы на смерть. Это всякий раз наполняло Шэнь Цзю силами. Тем не менее, Шэнь Цзю до сих пор обескуражило, что бывший раб собирался преклонить колени рядом с одним из самых почитаемых людей в мире совершенствования пред лицами множества бессмертных господ. Шэнь Цзю знал себе цену и не был склонен принижать собственные достоинства, однако циничный реализм не позволял ему закрыть глаза на тот факт, что во многих смыслах его здесь не должно было быть. Его и не было бы, если бы не Лю Цингэ. Не будь его будущий муж таким наивным, упрямым и верным дураком, он не связал бы себя с Шэнь Цзю, тем более не сделал бы эту связь достоянием общественности. Но Цингэ поступил именно так, как поступил, и поэтому Шэнь Цзю покорно позволял обрядить себя в бесчисленные слои красного шёлка и кружев. Денег не жалели, и хуадянь золотом нанесенный на его лицо был красив. Макияж настолько понравился Шэнь Цзю, что он, пожалуй, носил бы хуадянь даже после свадьбы. Ему подвели глаза и губы, щеки покрыли румянами, и Минъянь со светящимся лицом расчесывала его волосы, в то время как служанки и другие женщины клана Лю суетились вокруг. — Шэнь-гэгэ такой красивый! — что-то в ласковых словах Минъянь так остро напомнило Шэнь Цзю о Цю Хайтан, что в душе всколыхнулась давняя, почти позабытая боль. Конечно, свадебные торжества подразумевают рефлексию и переживания, но все ожидания меркли перед бурей эмоций, которая охватила Шэнь Цзю, когда на его лицо упала красная вуаль. Она достаточно скрадывала его черты, чтобы во время церемонии он был неузнаваем, что в целом успокаивало. Так ему не нужно было беспокоится ни о чём, кроме, тяжести мужниной руки в его ладони и вкуса чая, который он бережно наливал для семьи Лю Цингэ и специально изготовленной памятной таблички своего дорогого брата. Эту табличку заказал Лю Цингэ и подарил Шэнь Цзю специально для церемонии. Шэнь Цзю вновь и вновь удивлялся, как можно одновременно быть таким скупым в выражении чувств и в то же время таким отзывчивым и добросердечным. После поклонов они удалились в брачную опочивальню. Скрытый вуалью, опустив глаза в землю Шэнь Цзю шел, ведомый мужем сквозь толпу радостных гостей. На сердце было одновременно легко и тревожно. И вдруг Шэнь Цзю ударило осознание, что он привязал себя к другому человеку. Привязал так прочно, что от этих уз не избавиться с легкостью и не отмахнуться. Если его муж умрет, клану Лю придется принять Шэнь Цзю и поддерживать. Теперь у него было официальное право на имущество Лю Цингэ. От этих мыслей голова шла кругом. С другой стороны, факт того, что взамен он пообещал свою жизнь Лю Цингэ — не то, о чём стоит тревожиться. Кроме собственного ума, Шэнь Цзю никогда особо ничем не владел. У него не было никакого имущества… даже своим телом до недавних пор он не мог распоряжаться в полной мере. К тому же, Шэнь Цзю неплохо изучил Лю Цингэ, и знал, как добиться от него желаемого. Знал, как направить и подтолкнуть своего до глупости упрямого мужа к нужному решению. А ведь когда-то Шэнь Цзю всю свою преданность пообещал отдать Ци-гэ… Но Ци-гэ был мертв, а Шэнь Цзю был не настолько сентиментален, чтобы безраздельно вверять свою верность мертвецу. Так что в опочивальне всё ещё ощущая на языке терпкую сладость брачного вина, Шэнь Цзю позволил Лю Цингэ стянуть вуаль и поклялся в абсолютной верности (ведь полумеры были не для Шэнь Цзю) своему мужу. На это признание Лю Цингэ ответил неуклюжим поцелуем в щёку. Ах, его муж никогда не будет искушен в любви. Он никогда не будет изворотливым и хитроумным, но именно таким он нравится Шэнь Цзю. Уж лучше Лю Цингэ вовсе не будет способен обманывать, чем однажды солжет ему. К тому же, коварства Шэнь Цзю с лихвой хватит им обоим. Шэнь Цзю крепче прижался к мужу. Возможно, Лю Цингэ отчасти недалек и слегка наивен, но он сильный и надёжный. Шэнь Цзю обделен грубой силой, но он умён и лучше разбирается в людях. Он гораздо хитрее и сбережет Лю Цингэ, даже ценой собственной жизни. — Пообещай, что всегда будешь рядом, — с жаром потребовал Шэнь Цзю. — Пообещай, что не предашь, что всегда будешь на моей стороне! Проговаривая слово за словом, Шэнь Цзю не отрывал от Цингэ взгляда, потому что его муж из тех болванов, которым всё нужно разжевать. Словно принося торжественную клятву, Лю Цингэ серьезно кивнул: — Обещаю. — Хорошо, — Шэнь Цзю стиснул Лю Цингэ в объятьях. — Теперь отведи меня в постель и старайся как следует, иначе я буду весьма недоволен. В подтверждение Шэнь Цзю сильно укусил своего мужа в плечо, заставив того вздрогнуть. — Ты будто дикий кот. — пробормотал Лю Цингэ, и поскольку у Шэнь Цзю было исключительно хорошее настроении, и он не считал нужным держать лицо перед мужем, Шэнь Цзю услужливо зашипел и хлопнул Лю Цингэ по плечу, вызывая изумленный смех. Брачная ночь вполне удалась.