Шэнь Цзю рассматривал себя в зеркале, поворачиваясь то так, то эдак. Шелковые зеленые одеяния смотрелись на нём изумительно, в ушах блестели серьги из магазинчика драгоценностей, который ему подарила семья Лю — в общем и целом Шэнь Цзю был весьма доволен своим видом.
— Как тебе? — спросил он Лю Цингэ, занятого полировкой своего меча.
Цингэ поднял голову и кивнул:
— Хорошо.
— И это всё, что ты можешь сказать? — Шэнь Цзю фыркнул и раскрыл веер, прикрывая нижнюю часть лица. — Чувствую себя обделенным вниманием.
— Моему рту можно найти куда более полезное применение, чем пустые слова, — предложил Лю Цингэ. — Как думаешь, это исправит положение?
Шэнь Цзю захлопнул веер и запустил им в своего несносного мужа:
— Как бы мне ни хотелось принять твоё предложение, дорогой мой Цингэ, мы уже опаздываем, — он подошел, снова схватил веер и повернулся, чтобы уйти, но как и рассчитывал Шэнь Цзю, руки мужа обхватили его талию.
— Ты должен надеть мой гуань, — голос Лю Цингэ был низким и… будоражащим, хотя вероятно, он делал это неосознанно.
Шэнь Цзю хмыкнул:
— Какой же ты собственник, — не смотря на показное недовольство, он вернулся к комоду и принялся выбирать новый гуань, вместо того, что уже был в его волосах.
— Ты выглядишь замечательно, — сказал Лю Цингэ. Он подошел к Шэнь Цзю сзади и обнял его со спины. Шэнь Цзю давно подметил, что мужу нравились его талия и волосы. Он был совсем не против: окунулся в объятия и прижался тесней. Казалось странным, что после жизни, проведенной в борьбе за объедки и одиночестве, теперь он может прислониться к другому человеку, довериться и позволить оберегать себя.
Он посмотрел в зеркало на образ своего красивого, сильного мужа, который держал его в крепких объятьях, и почувствовал внезапный прилив… чего-то. Немного жгло, но в хорошем смысле. Боль, несущая облегчение. Несвойственный ему оптимизм, граничащий с глупостью. По большей части жизнь была ужасна и несправедлива. Ему ли не знать? Но здесь и сейчас он понял, что больше ему не придется обменивать свой внутренний комфорт на маленькие радости, больше не нужно заключать так много проигрышных сиюминутных сделок.
Он никогда сознательно не принимал решения довериться Лю Цингэ. Не было момента, чтобы он глянул на этого дурня и решил, что на него можно положиться, но это все равно произошло, и теперь Шэнь Цзю уверен, что если он прыгнет с обрыва, то Лю Цингэ бросится вслед за ним. Любовь — глупая штука, и мужчина, рядом с ним, любит его. Шэнь Цзю в этом уверен. Любит той глупой любовью, которая может его сгубить.
Он смотрел, как сосредоточенно хмурится его муж, пытаясь совладать с гуанем, перебирая шелковистые пряди своими израненными в боях пальцами, больше играя волосами Шэнь Цзю, чем укладывая их в пучок. На миг Шэнь Цзю восхитился тем, как красиво они смотрятся вместе. В детстве он ненавидел свою внешность, потому что она, похоже, только привлекала ненужное ему внимание. Потом, в борделе, он был благодарен за то, что смог вылепить из своих и без того тонких черт то, за что покровители готовы были платить достаточно много, чтобы сделать его жизнь более удобной.
Теперь он смотрел на картину, которую они составляли с мужем вдвоём, и чувствовал прилив особой гордости. Он словно был создан для Лю Цингэ. Будто их красота уравновешивала друг друга. Будто он был более чем достоин этого несравненного бессмертного. Они смотрелись идеальной парой.
Шэнь Цзю смаковал свое чувство превосходства. Он испытывал его, когда на мероприятиях, которые он посещал вместе со своим мужем, оказывалось, что его знания куда глубже, чем у так называемых «ученых»; когда на охоте ему удавалось в одиночку победить разнообразных монстров; и когда он смотрел в зеркало и видел, как далеко он теперь от той жалкой уличной крысы, которой когда-то был. Безусловно, те детские инстинкты по-прежнему жили в нем и не раз спасали его жизнь. Эти же инстинкты толкали его вести себя эгоистично и жадно, и при каждом удобном случае испытывать верность и преданность Лю Цингэ самыми нелепыми способами.
Он посмотрел на своего глупого нелепого мужа, поражаясь как человек, настолько не похожий на него, может так хорошо… подходить ему.
Наконец Лю Цингэ заметил его взгляд:
— Что? — он ничуть не скрываясь посмотрел в ответ.
Шэнь Цзю только покачал головой.
— Что бы ты сделал, если бы я сказал, что больше не хочу идти, — спросил он.
Лю Цингэ нахмурился, но его голос прозвучал ровно:
— Почему?
— Не знаю, просто не хочется, — ответил Шэнь Цзю, внимательно наблюдая за своим мужем.
Лю Цингэ только пожал плечами:
— Тогда мы не пойдем.
— Мы?
— Если ты не пойдешь, то и я останусь. Всё это затевалось, чтобы представить тебя моим боевым братьям и сёстрам, по их просьбе. Мне это не нужно.
— Ага, всё с тобой ясно, — рассмеялся Шэнь Цзю, — Ты сам не хочешь идти, а потому решил использовать своего бедного необщительного мужа как оправдание.
Лю Цингэ снова пожал плечами:
— Без тебя мне там делать нечего.
Шэнь Цзю насмешливо приподнял бровь:
— Неужели я так избаловал своего мужа, что он не может справиться со светским мероприятием без моего пригляда?
Лю Цингэ недовольно скривился и ничего не ответил.
Шэнь Цзю фыркнул, но все же протянул руку, чтобы пригладить волосы мужа:
— Не переживай. Я не заставлю моего бедного мужа терпеть тяготы общественной жизни в одиночестве без меня.
Лю Цингэ ничего не сказав, потянулся вперед и взял запястье Шэнь Цзю, слегка отодвинул рукав и провел пальцем по изящному браслету.
— Это реликвия семьи Лю, — вдруг сказал он, — На драгоценных камнях с нижней стороны высечен фамильный герб, и в него вплетена ци моей бабушки. Моя семья никогда не оставит этого без внимания.
Иногда Шэнь Цзю сбивал с толку ход мыслей супруга, каким бы прямолинейным и бесхитростным он ни был. Сейчас, кажется, Лю Цингэ пытался приободрить его в своей неуклюжей манере.
Шэнь Цзю хмыкнул и высвободил своё запястье:
— Я бы предпочёл, чтобы со мной был мой муж, — откровенность всегда давалась ему сложно.
Лю Цингэ понимающе кивнул, и они отправились в путь. Муж, как обычно, галантно протянул руку, чтобы помочь Шэнь Цзю взойти на меч. Полет был все таким же захватывающим, сколько бы Шэнь Цзю ни летал, и сколько бы Цингэ ни повторял, что со временем у Шэнь Цзю появится собственный духовный меч, на котором он сможет летать самостоятельно.
Они прибыли на пик Цюндин, и Лю Цингэ подал супругу руку, когда они направились в главный зал.
Шэнь Цзю едва сдержал желание распахнуть веер прежде, чем они войдут: это было бы не слишком вежливо, лучше подождать, и пообщаться для начала. Он знал, что Лю Цингэ едва ли заботили тонкости этикета, но ему хотелось произвести хорошее впечатление на боевую семью мужа. Он хотел… понравиться им.
Они вошли в зал.
И в этот самый миг сердце Шэнь Цзю оборвалось.
***
Услышав приветствие, Шэнь Цзю поднял глаза на высокого черноволосого мужчину.
Юэ Цинъюань, глава ордена.
Юэ Цинъюань.
Глава ордена потянулся к нему. Его глаза на осунувшемся лице расширились от потрясения. Он побледнел. Сердце Шэнь Цзю пропустило удар.
— Сяо Цзю.
Больше Шэнь Цзю ничего не слышал.
Он провалился в обморок, пока рядом его муж в тревоге пытался до него докричаться.
Отклонение ци разорвало его непрочный фундамент.
Юэ Цинъюань.
Юэ Ци.
Ци-гэ.
В этот миг Шэнь Цзю надеялся, что не сможет очнуться.
***
И всё же он открыл глаза.
Мир вокруг был туманным и серым.
Из глаз его потекли слезы. Он почувствовал липкость своих щёк и влажную ткань мягкой подушки под головой.
— А-Цзю, — Лю Цингэ был у его постели. — Муж?
Лицо Шэнь Цзю ещё больше исказилось в рыданьях. Он был не в силах остановиться. Просто не мог.
— А-Цзю, — его глупый муж потянулся вперед и вытащил его из постели, при этом продолжая через прикосновение делиться с Шэнь Цзю успокаивающей духовной энергией. Его муж-дикарь прижал его к себе крепче, — ты проснулся, — он вздохнул с облегчением. — Му-шиди сказал, что с тобой все будет в порядке. Твоё совершенствование восстановится.
Шэнь Цзю еще никогда не чувствовал себя таким одиноким. Даже тогда, когда он начал постепенно осознавать, что Ци-гэ, скорее всего, мертв. Он не чувствовал себя одиноким, потому что знал, что если бы Ци-гэ мог, он бы по-прежнему присматривал за ним. Если бы он мог, Ци-гэ непременно вернулся бы.
Сяо Цзю.
Шэнь Цзю калачиком свернулся в объятиях своего мужа.
— Где мы? — спросил он хриплым голосом.
— Имение Лю, в моем внутреннем дворике, — с готовностью ответил Лю Цингэ. — Я не хотел оставаться в ордене, — какое-то мгновение он колеблется: не свойственная Цингэ тактичность. — Юэ Цинъюань. Он твой брат.
Это был не вопрос.
— Что он сказал? — вяло спросил Шэнь Цзю.
— Он назвал тебя Сяо Цзю. Сказал, что знает тебя. Пытался выяснить, откуда я тебя знаю.
Шэнь Цзю не открывал глаз. Слезы продолжали бежать по щекам.
— Что ты ему ответил?
— Ничего. У тебя было искажение ци, поэтому я попросил Му Цинфана стабилизировать тебя, а затем отвез обратно в поместье Лю.
Ох, значит, он потерял сознание и впал в искажение ци у всех на глазах. Как унизительно.
— Мы можем остаться в поместье Лю, — сказал Лю Цингэ прежде чем Шэнь Цзю успел что-то добавить. Прежде чем Шэнь Цзю успел устроить ещё какие-нибудь глупые ненужные детские проверки, его муж назначил и прошел одну из них самостоятельно. — Я могу уйти из ордена. Так не положено, но если я смогу найти преемника, то скажу, что у меня проблемы со здоровьем или что-то в этом роде, сглажу неловкость.
Хм, обычно его муж не утруждал себя такими вопросами. Должно быть, кто-то подсказал ему эту мысль.
— Мне больно, — тихо проронил Шэнь Цзю, и это выглядело жалко. Он был жалким, но разве брак не оправдание его слабости? Единственное, что делало его жизнь сносной, — это небольшие проблески радости. Лю Цингэ радовал его постоянно. Человек, которому он мог довериться, делал его счастливым. Сейчас, когда вся его грудь, казалась, была вывернута наизнанку, а мир перевернулся, он не хотел оставаться один.
В нем было так много от Ци-гэ. Всю его жизнь брат отметил таким ощутимым следом. Его тень всегда была рядом, в тяжелые минуты Шэнь Цзю укутывался в неё, как в одеяло, чтобы отдохнуть и прийти в себя.
И всё это было ложью.
Он был грязной, уродливой, безмозглой уличной крысой, которую Юэ Ци бросил в сточной канаве.
…
А Лю Цингэ все равно женился на нём. Принял в свою семью. Терпел его дурацкие выкрутасы. Баловал, защищал и вернулся за ним всего через два дня, хотя обещал через три.
И вот он здесь, держал Шэнь Цзю, как ребенка, пока тот заливался слезами.
Как же нелепо.
Стыдно.
Непристойно.
Лю Цингэ зарылся носом в его волосы, как дикий зверь, и это несколько успокоило его взбунтовавшиеся инстинкты. Его муж при всём своём воспитании был таким же животным, как и сам Шэнь Цзю. И это было… здорово.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я могу сразиться с ним за тебя.
У Шэнь Цзю вырвался задушенный смешок:
— Ты будешь сражаться с главой своего ордена? Мечом Сюаньсу? Чего ради?
— Он тебя бросил, — Лю Цингэ был явно расстроен. — Ты сжигал для него подношения почти каждый день. Ничего этого он не заслужил.
Шэнь Цзю покачал головой:
— Тот мальчик, мой брат, тот, ради кого я сжигал подношения, просто фантом. Этот человек все равно не мой Ци-гэ, так что не все ли равно?
Лю Цингэ не стал спорить. Взамен он продолжал держать его за руку, и благодаря этому Шэнь Цзю чувствовал себя… не таким грязным и не таким одиноким.
Лю Цингэ правда глупец, раз выбрал первую попавшуюся шлюху, которая спасла ему жизнь, чтобы поклясться ей в верности и взять её в супруги. Неужели его муж на самом деле не осознает истинное положение вещей? Неужели не понимает сколько людей убили бы за то, чтобы получить хотя бы малую толику благосклонности, которую он так легкомысленно вручил Шэнь Цзю? До чего же Цингэ глупый. Настоящий тупица! Все его поступки совершенно нелогичны.
Шэнь Цзю прижался к мужу сильней.
— Если ты нарушишь хоть одно данное мне обещание, я повырываю все твои волосы и ими же тебя удавлю, — заявил он, потому что его мужу нужно было всё подробно разъяснять. Ради всего святого, Цингэ не знал, что некоторые женщины ходят в бордели и занимаются сексом
просто ради удовольствия, пока Шэнь Цзю не рассказал ему об этом.
Лю Цингэ кивнул:
— Хорошо, — он согласился, будто угрозы в его адрес — обычное дело.
— Ладно, — Шэнь Цзю шмыгнул носом, изо всех сил пытаясь восстановить душевное равновесие. — А теперь продолжай подпитывать меня ци. Я не хочу, чтобы эта глупая суета разрушила моё совершенствование.
Лю Цингэ молча устроил их двоих на кровати и стянул с них большую часть одежды, чтобы ци легче циркулировала при прямом соприкосновении кожи с кожей.
Шэнь Цзю также замолчал, только крепко вонзил ногти в покрытые шрамами руки своего мужа, едва сдержавшись, чтобы не провести полосы на его плоти: жуткие доказательства своего собственничества. Шэнь Цзю хотелось бы, чтобы каждый, кто увидит их знал, что он в своём праве.
