Your Human And You: Awakening / Твой Человек и Ты: Пробуждение

      В детстве я просто обожал смотреть одну телевизионную передачу о выживании в различных условиях. Имени ведущего я точно не помню, знаю только что оно было как-то связано с медведем гризли. Зато я хорошо помню выпуск про пустыню. Сахару, кажется. И пусть мне ещё не скоро предстоит переходить на диету из скорпионов и иных пустынных обитателей — реквизированный у псов рюкзак все ещё был заполнен продуктами питания и водой где-то наполовину –, настроение в последнее время катится вниз. Монотонная ходьба, вкупе с уже успевшим приесться пейзажем весьма располагала к тщательному обдумыванию всей той чертовщины, что выпала на мою долю за последний месяц. И если дела относительно недавнего прошлого уже успели прекратить портить мне нервные клетки, то вот дела будущего напротив — бодро перенимали эстафету. Ставший уже традиционным за последнее время вопрос «Что делать?» толкал к обдумыванию все новых и новых особенностей моей ситуации. Главная и наиболее важная — моё место в этом мире. Я уже успел понять, что это иной мир, не Земля. А люди здесь — животные, в интеллектуальных способностях сравнимые, с земными собаками и отношение местных к ним, а значит и ко мне, будет соответствующим. А вот здешние собаки, наоборот, сильно обгоняли своих земных собратьев. Я, конечно, понимаю, что смогу доказать аборигенам свою разумность даже без возможности говорить, благо способов была масса, но тут возникает вполне здравое опасение за свою шкурку. Что бы стало с разумной собакой в нашем мире? Вполне возможно, такой друг человека стал бы мировой звездой. И также возможно, что отправился бы на знакомство к добрым и не очень дядюшкам-вивисекторам, попытающимся изучить столь аномальное поведение. Причем, в последний вариант верилось как-то больше. Так что, в идеале, было бы вступить в контакт с единичным жителем, найти способ разъясняться на здешнем чудаковатом языке и расспросить подробнее об этом мире. Надеюсь, я не единственный разумный человек здесь и мне помогут, а не наденут ошейник. Я отчётливо скрипнул зубами и поправил лямки рюкзака. Нет уж, я больше никогда и никому не позволю нацепить на себя подобную дрянь! Сдохну, если потребуется, но не позволю! Да и тех тварей, что держат покинутую мной арену нужно будет как-нибудь потом найти и прикончить. Ме-е-едленно и с наслаждением…       — Р-р-р…       Вздрагиваю, выныривая из омута мыслей и резко оборачиваюсь, озираясь по сторонам. Никого. Что за хрень?! Я же только что слышал рык! Или…       Стоп, это что, я сейчас рычал? Да-а-а, протечка кровли всё же оказалась сильнее, чем я рассчитывал. Надо себя лучше контролировать, а то так и самому в безмозглую, озлобленную тварь превратиться недолго. Так или иначе, но эта встряска позволила мне уйти с чувствительной темы. Да и с обдумыванием методов интеграции в местное общество нужно подождать, ибо сейчас есть дела не такие далекие. Во-первых, псов из списка потенциальных угроз можно вычёркивать. Уж не знаю, что они везли в своей повозке, но бахнула она так, что где-то на Земле проснулся пограничник. Наверное. Во всяком случае, фонтан огня и дыма было видно даже из-за колоссального бархана, который я к тому моменту успел пересечь. Далеко не ядерный взрыв, понятное дело, но метров пятнадцать в том гейзере песка и дыма точно было. А если учесть, что палатки стояли почти вплотную к телеге, псам сейчас было явно не до меня и то только при условии, что кто-то из них выжил. К тому же на помощь им никто не спешил. Во-вторых, я всё же решился распотрошить местную аптечку, доставшуюся мне вместе с рюкзаком. Поначалу я не решался трогать подозрительно пахнущие, непонятные мне баночки, но рана на левой руке начинала волновать: кожа вокруг нее покраснела и отекла, что, в принципе, и не удивительно, учитывая, что почти пробивший насквозь мою ладонь осколок стекла был отнюдь не чистым и продезинфицированным. Решив не дожидаться, пока из нее начнет течь гной, я, расположившись под разлапистым почерневшим деревом на очередной днёвке, вывалил содержимое аптечки на разложенный прямо на песке спальник и принялся внимательно осматривать и обнюхивать трофейные баночки и пузырьки. Таким нехитрым образом была опознана склянка со спиртом, после чего щедрая часть ее содержимого была вылита в открытую рану. Я бы даже мог собой гордиться, если бы все же сумел сдержать тогда трехэтажный мат, но настолько игнорировать боль я ещё не научился. Промелькнувшая мысль отпить из пузырька и унять боль, оказалась задавлена на корню. С матами и поминанием изнасилованных блохастых шавок и всей их умственно отсталой родни до пятого колена, я замотал рану свежим бинтом, признав операцию успешной, перекусил очерствевшим хлебом с ломтем хорошо просоленного мяса, запил это дело несколькими глотками воды и лег спать. Судя по тому, что за время сна моя рука не отвалилась, не отсохла и не попыталась мне что-нибудь откусить свежевыращенными зубами — ну а кто знает, может быть они эту водицу на некроморфах настаивают – с выводами я не ошибся.              Ну и наконец в-третьих, мне удалось выйти к обозначенной на карте железной дороге! Сначала пески как-то плавно и незаметно перетекли в камень, по которому пришлось пройти ещё несколько часов к ряду. С учётом того, что на востоке уже зарождалось предрассветное зарево, с минуты на минуту утренний холод должен вскоре смениться палящим зноем. Причем, что самое интересное: в выражении с минуты на минуту не было ни капли преувеличения. Уж не знаю, чем ещё этот мир отличается от Земли, но солнце и луна здесь меняются местами быстрее чем переобуваются некоторые Земные деятели.       Железная дорога представляла собой простенькую, занесённую песком двухколейку, убегающую далеко за горизонт в обе стороны. Если судить по карте, то на западе километрах, примерно, в шестистах расположился прибрежный город, а на востоке километрах в двадцати-двадцати пяти была обозначена железнодорожная станция. Выбор был очевиден, а потому я, сверившись с компасом, пошёл прямо по шпалам. Расстояние было не сказать, чтобы огромным: я вполне мог осилить его за один дневной переход. Однако злючее местное солнце в этот день решило развернуться как следует и жарило на всю катушку. Поначалу у меня была идея найти по пути укрытие и дождаться ночи, но через несколько часов такого марш-броска, когда перед глазами все вдруг начало расплываться, у меня появились серьезные сомнения. К счастью, к исходу четвертого часа ходьбы, когда я уже был готов влить в себя целый бурдюк, впереди показался небольшой мост, перекинутый через неширокую балку. Хотя насколько я помню, балки образуют русла пересохших рек, а откуда им взяться в пустыне? Так что этот разрыв скорее всего именовался как-то по-другому. Впрочем, эти размышления о географии мелькнули где-то в сознании лишь на секунду и никак не помешали мне залезть под монументальную деревянную конструкцию, привалиться к массивной опоре спиной и тут же забыться. В самый последний момент перегревшийся мозг пытался задаться вопросом, не развалиться ли эта конструкция под проходящим составом, но усталость всё же взяла верх.       Дрожь.       Прихожу в себя и тут же поднимаю голову вверх. Нет, в просветах между конструкциями ничего не мелькает, значит поезд ещё не въехал на мост. Более того, учитывая общий вид этого "чуда" иномировой инженерной мысли можно предположить, что машинист предпочтет сбавить ход на столь опасном участке. Хм…       Я собираюсь залезть на движущийся поезд?       Вроде бы и не самая здравая идея, но спать полдня на горяченном камне, а потом топать по ледяному песку? Как-то не хочется, тем более, раз уж выпадает такой шанс. Значит, буду прыгать. Лучше всего на последний вагон, так риск сорваться и улететь под колеса значительно ниже. И судя по тому, как дребезжат опоры мне следует поспешить. Быстро набрасываю на плечи лямки рюкзака и, подтянув соответствующие ремешки, начинаю подъем. Тяжёлый баул за плечами грации не добавляет, к тому же сухая порода под ногами так и норовит ссыпаться вниз, поэтому мне приходится становится на четвереньки и помогать себе руками. Кое-как, с тихой руганью удается выбраться к полотну, и я оказываюсь наверху как раз в тот момент, когда паровоз въезжает на мост. Уж не знаю, заметил ли меня машинист или нет, но тормозить тот не стал. Состав не впечатлял, паровоз тянул всего два десятка товарных вагонов, которые сейчас один за другим проезжали мимо меня. А вот и последний. Деревянная коробка, сильно похожая на те, которые я видел в старых фильмах. На таких обычно увозили солдат на фронт, а те махали в камеру из боковой двери. Она тут тоже есть, но в данный момент закрыта на замок. На торцах каждого вагона была узкая площадка, под которыми крепился массивный сцепной крюк. На них надо прыгать. За размышлениями проходит секунда, другая, третья и вот — последний вагон уже рядом со мной. Пора!       Глубокий вдох, выдох… Вперёд!       Отталкиваюсь ногами от земли, хватаюсь за толстую, сплюснутую скобу на стенке вагона и нахожу ногами опору, стараясь ступать на деревянный порог, а не на трясущуюся сцепку. Получилось. Я стою на заднем пороге, вцепившись побелевшими пальцами в скобу и смотрю в стенку вагона. Глухую стенку, без какого-либо намека на дверь.       Кретин. Идиот. Придурок! Тактик, етить тебя в дышло, зацепер хренов! Запрыгнул, молодец. А дальше-то что?!       Вот как-то не подумал, что в вагон будет не забраться. И что теперь, спрыгивать?       Нет, уже поздно: поезд преодолел мостик и начал стремительно набирать ход. Поздняк метаться. Но и стоять так долго не получится — пальцы уже немеют. Вот же подстава! Но — сам виноват, ибо думать нужно перед тем как что-либо делать. По пустыни ему бродить надоело, видишь ли.       Так, стоп, нужно успокоиться. В конце концов, сейчас непосредственной угрозы для моей тушки нет, я точно смогу продержаться в таком положении ещё минут десять, минимум. Может и дольше, ибо желание жить действительно может творить чудеса, по себе знаю. Да и с комфортом, можно сказать, еду, с ветерком, только трясёт. Непривычно трясёт, кстати. Ритм колёс непривычный, одиночный, а не парный. Вагон лёгонький, без тележки, всего на одной паре. В любом случае, скоба, в которую я сейчас вцепился не единственная и они уходят выше. Значит, наверху есть люк и я сомневаюсь, что он закрыт на цифровой замок, так что сжали булки, подобрали яйца и вперёд... то есть, вверх!       Стараясь действовать как можно аккуратнее, поднимаюсь на крышу. В лицо тут же ударяет свет и ветер, обильно смешанный с песком и пылью. Тут же отворачиваю голову и закрываю глаза, практически ничего не увидев. Но я все же успеваю разглядеть посередине вагона квадратный люк с необычной ручкой. Уже хорошо, осталось всего лишь до него доползти. Ага, «всего лишь». С тяжеленным баулом на плечах, так и норовящим сползти набок и утянуть меня за собой. Ну хоть руки не болят, спасибо адреналину. Да и вообще, на диком западе в своё время такие акробатические упражнения чуть ли не каждый день выполняли. Если, конечно, верить вестернам. Так, хватит уже сиськи мять! Мужик я или баба кисейная?!       Осторожно поднимаюсь на предпоследнюю скобу и ложусь грудью на крышу, шипя от боли — дерево пусть и не металл, но тоже имеет свойство нагреваться на солнце. Ставлю правую ногу на последнюю скобу и именно в этот момент вагон в очередной раз тряхнуло на стыке рельс.       Кажется, я только что понял значение выражения «яйца в горло ушли». Или нет такого выражения? Ладно, сейчас не до этого!       Левая нога тоже становится на последнюю скобу. Вытягиваю руки вперед и несильно толкаю себя ногами. Черт, как же сильно не хватает футболки! Но руки все же находят странную ручку, так что можно выдохнуть — теперь с крыши не упаду. Подтягиваю себя ближе и переворачиваюсь на бок. Люк закрывался на обычную металлическую защелку, вот только подцепить её пальцами не получалось.       Мысленно матеря неизвестных мне конструкторов железнодорожных вагонов этого мира, достаю из притороченных к поясу ножен подобие мачете, прихваченное всё у псов. Перехватив оружие поудобнее, вбиваю его остриё под защёлку и тяну рукоять вверх.       Щёлк.       Наконец-то. И года не прошло. Убираю мачете в ножны и, крякнув от натуги, приподнимаю люк. Тяжёлый, зараза! Уперевшись в дерево руками, толкаю его от себя. В какой-то момент тяжёлая деревянная плита зависает в вертикальном положении, а затем чуть откланяться назад и остаётся в таком состоянии. Вцепившись пальцами в край лаза, разворачиваюсь и вваливаюсь вовнутрь. В последнюю секунду поезд вновь подпрыгивает и рухнувший вниз люк едва не ломает мне пальцы. Приходится разжать хватку и упасть вниз, прямиком на какой-то ящик. Удержаться на ногах не получается и я, пытаясь удержать равновесие и размахивая при этом руками, заваливаюсь набок, приложившись о стенку вагона плечом.       В следующий раз просто встану на путях, а там — будь что будет, поезд идёт небыстро.       Так или иначе, я внутри. Здесь довольно-таки темно — проникающего сквозь щели в стенах света не так уж и много, но его хватает для того, чтобы различать контуры предметов. И солнце не жарит, хоть и жарко немного. Почти идиллия!.. Ну, если не учитывать, что я уже несколько раз за последние пару минут едва не умер. Впрочем, не будем о грустном, победителей, как говорится, не судят.       Выпутавшись из лямок рюкзака, осторожно принимаю вертикальное положение. Хорошо, что потолок высокий, можно не сгибаться в три погибели. Да и вообще, свободного пространства хватает: единственным грузом оказываются объемные деревянные, да ещё и окованные железом, контейнеры, выше моего роста. С учётом того, что вагон заполнен ими едва ли на треть и на каждом висит по два амбарных замка, можно смело сделать вывод — везут что-то ценное. Ну да и похер, не мое это дело. Не скользят и ладно.       Взбираюсь на один из ящиков и придвигаю к себе рюкзак. Извлекаю наружу недоеденный кусок зачерствевшего хлеба и свёрток вяленого мяса. Уж не знаю, виноват ли оставшийся в крови адреналин, разшалившееся нервы, или вновь сработала та самая «магия поездов», но жрать хотелось зверски. Да и обдумать дальнейшие действия нужно, а за едой это дело обычно идёт продуктивнее.       Итак, что мы имеем? Приблизительное понимание местного языка и в то же время — полную невозможность на нём разговаривать. Да и не только на нём, строго говоря… Горло вообще не хочет издавать какие-либо членораздельные звуки, ни на русском, ни на английском, ни на немецком, пусть на последних двух я знаю не так уж и много слов. Это напрягает. Не хочется оставаться немым до конца жизни, но я всё же надеюсь, что этот мой недуг временный. Если вспомнить как сильно я приложился головой при моем «попадании» в этот мир, вполне можно рассчитывать, что немота — следствие физической травмы. Интересно, а участившиеся мысленные разговоры с самим собой тоже как-то с этим связаны? Но сейчас не об этом. Что ещё? Как уже понял, люди здесь ведут себя как скот и отношение к ним соответственное. Вероятность того, что я здесь не единственный разумный представитель хомо сапиенс откровенно мала, как бы не было грустно это признавать. Доказать, что я разумен можно. Да хоть сейчас, благо я одет в тюрбан и таскаю на поясе мачете. Тупое животное так не сможет, да и всегда можно что-то начеркать на подходящей поверхности или, на крайний случай, показать что-то жестами. Так что проблем с «идентификацией» возникнуть не должно. Вопрос в другом: а стоит ли кричать о своей разумности? Как бы на операционный стол после этого не угодить... Гадство, как же мало я знаю о том месте, куда мне не повезло провалиться! По-хорошему, нужно сначала посмотреть на всё со стороны, понять как себя ведут местные, чем живут, а то я кроме местных маргиналов и не натыкался ни на кого… Мда, хороша идея, вот только способ осуществления не ясен. Спрыгнуть на ходу недалеко от станции и неопределенное количество времени ползать брюхом по барханам, изображая из себя разведчика в тылу врага? Так себе идея, если честно.       За тягостными думами я и не заметил, как сначала добил импровизированный обед, а потом и вовсе начал клевать носом. Оно и понятно — стресс, экстремальная прогулка по крыше вагона, полутьма и сытное хрючево не могли не оказать своего эффекта, так что я и не заметил, как вновь уснул, привалившись боком к двери.       …И мгновенно проснулся, услышав лязг буквально у себя под ухом. Встрепенувшись, я едва не подпрыгнул на месте, но все же сумел вовремя совладать с собой. Мозг ещё не отошёл ото сна и буквально разразился суматошными противоречивыми мыслями: «Что происходит?!. Бежать?!. Драться?!. С кем?!.». Не знаю как, но мне удается быстро взять себя в руки и начать медленно анализировать ситуацию. Я в вагоне. Поезд стоит. Снаружи клацает замок.       Вскакиваю на ноги, цапнув так и не закрытый рюкзак, озираюсь по сторонам. Снаружи раздается лязг и дверь начинает медленно отъезжать в бок. Прыгаю за ближайший ящик и вжимаюсь в деревянную стенку, прижимая к себе рюкзак. Лязг резко обрывается, и вагон заливает яркий солнечный свет. Следом раздаётся дробный перестук и уши улавливают чью-то тихую речь. Очень похоже на счёт про себя…       — Ну что там? — раздается грубый голос снаружи.       Рядом со мной что-то быстро отвечают. Кажется, назвали цифру. Явно за десяток, большего определить не могу — возможностей детально ознакомиться с местными числами у меня не было.       — Порядок! — довольно отвечает голос снаружи. — Закрывай вагон и отцепляем! Не хочу здесь задерживаться дольше необходимого!       Надо же, я даже смог целиком понять столь длинную фразу. Оно, на самом деле, и не удивительно, учитывая полное погружение в языковую среду.       — Иду.       Снова дробный перестук, лязг пришедшей в движение двери, звон замка и наступивший сумрак. Повезло. Во-первых, что сориентироваться успел, а во-вторых, что работники станции решили детально не проверять груз. Хотя их можно понять — припекать стало сильнее. Вагон внезапно вздрагивает и начинает движение. Аккуратно приподнимаюсь и на полусогнутых подползаю к самому большому зазору в досках, выглядываю наружу. Вовремя. В поле зрения как раз появляется здание станции. Ну что могу сказать? Не впечатляет, как и поезд. Очень похоже на виденное мной в вестернах, даже большой бак на мощных опорах чуть поодаль присутствует. И несколько местных — невысоких лошадок, толпятся на деревянной платформе. В большинстве своем «обычные» лошадки без каких либо «выпуклостей». А вот и тот самый состав, который подбросил меня сюда. Судя по суете рабочих и валящему из трубы дыму, поезд готовится продолжить движение. Мой же вагон сейчас, похоже, оттаскивают в тупик на отстой. Хорошо, если так, появляется прекрасная возможность дождаться темноты и сойти. Однако я, как выяснилось позже, ошибся. Вагон действительно оттянули с основных путей, но отнюдь не в тупик; минут через десять он вновь ощутимо вздрогнул, кто-то снаружи перекинулся с кем-то несколькими малопонятными фразами и вагон снова покатился по путям, теперь уже совсем медленно.       Насколько я понял, вагон прицепили к дрезине и катили сейчас непонятно куда. Чтобы снова не проспать момент остановки, я осторожно перебрался к передней части своего транспорта и, опершись спиной о стену, слушал увлеченно болтающих аборигенов. Нельзя назвать их диалог сильно информативным, так как по большей части обсуждалась классика, которая, похоже, не менялась даже в зависимости от мира: кому какие кобылы нравятся, лёгкие способы поднять неких «битсов», отчего яблочное яблоко такое забористое, и многое другое. Нет, интересно, конечно, узнать чем и как живут представители другого вида, но не знаю, где и при каких обстоятельствах мне могут пригодиться знания о том, что какой-то... сильный свет... Чего?... предпочитает единорожек, так как они могут магией делать «всякое»? Или информация о том, что где-то в Бесплодных землях обвалилась новенькая шахта очередного местного толстосума? С другой стороны, мне удалось неплохо «прокачать» языковые навыки, так как некоторые слова и фразы приходилось буквально додумывать по смыслу. Например, имена аборигенов, которые я сначала принял за названия мест. Они чем-то напомнили мне азиатские и индейские имена, которые составлялись из обычных слов и походили на прозвища.       Когда начало смеркаться, говоривших сменила другая пара лошадок. Словоохотливые поначалу приятели сейчас вяло отошли к краю, легли на настил и захрапели. И всё это сделали прямо на ходу, не останавливаясь на привал. Я сверился с компасом и картой, после чего пришел к выводу: нужно слезать прямо сейчас. И искать новую карту, так как на этой никак не была отмечен путь, по которому сейчас тянули вагон. Если исходить из той же карты, километрах в семи к северо-западу пролегал широкий тракт, ведущий к крупному местному городу.       Дождавшись пока стемнеет окончательно, я забросил на плечи рюкзак, взял в зубы мачете и встал на ящик, готовясь открывать люк.       Надеюсь, когда я спрыгну и двину в противоположную от движения дрезины сторону, никому из её экипажа не приспичит по нужде.       Упершись в гладкие доски руками, я собрался с мыслями и толкнул преграду. Та неожиданно легко поддалась и…       Я встретился взглядом с желтыми глазами с хищным вертикальным зрачком. Несколько мгновений понадобилось мозгу, чтобы полноценно обработать увиденную картину. Передо мной, на крыше вагона стояла крылатая лошадка, облаченная в странное подобие кожаного доспеха. Ее передние ноги удерживали люк в открытом положении, а в её огромных круглеющих глазах читалось такое изумление, словно она увидела не человека, а натурального рептилоида. Хотя, я для неё таковым и являюсь. И всё же интересно, что ее удивило больше: сам человек в вагоне или нож в его зубах…       Немая сцена продлилась едва ли секунду, затем мы одновременно начали действовать. Лошадка уже собиралась отпрыгнуть назад, даже свои кожистые крылья распахнуть успела, но я, неожиданно даже для себя, оказался быстрее, успев схватить кобылу — а судя по более тонким чертам мордочки поразительно похожих на человеческие, это была именно «она» — за кожаный воротник и рвануть не ожидающую такого противницу на себя. Всё дальнейшее произошло одновременно: я, поскользнувшись на ящике, скатился на пол вагона, утягивая за собой лошадку и мысленно благодаря себя за то, что успел надеть защитивший спину рюкзак. Люк с оглушительным грохотом захлопнулся, а моя вышедшая из ступора оппонентка взвилась на дыбы, воспользовавшись тем, что я при падении разжал хватку, а из её накопытников с лязгом выскочили парные когтеобразные клинки как у Росомахи. За мгновение до того, как на меня обрушился наверняка ставший бы смертельным удар, я инстинктивно попытался закрыться руками и это спасло мне жизнь. Передние ноги моей противницы чувствительно соскользнули по предплечьям, но смертоносные лезвия впились не в мою грудь, а в деревянное покрытие пола. Я же все также инстинктивно ухватил кобылу за все тот же ворот и рванул её в сторону. Изначально я хотел просто скинуть ее с себя, но не рассчитал её малого веса и приданных мне страхом сил, и буквально вмял ту в оказавшейся поблизости контейнер. Кобыла издала какой-то задушенный всхлип и на мгновение даже потеряла сознание. По крайней мере, ее глаза закатились, а вертикальные зрачки сделались шире, расфокусировавшись. Я быстро подмял противницу под себя, перевернув её на живот и с трудом разжав собственные челюсти, взял в правую руку мачете, прижав остриё оружия к щеке оппонентки. Та, на удивление, быстро пришла в себя и начала было вырываться, но быстро оценила диспозицию и присмирела, пытаясь лишь протолкнуть в лёгкие воздуха и что-то мне сказать. Я вполне догадывался что… Хотя я и так не собирался её калечить и тем более убивать. Одно дело делать это на арене, спасая собственную жизнь или душить собственного убийцу, способного издаваться над связанной девушкой, а позже её съесть, и совсем другое — хладнокровно убить уже побежденную противницу, явно не желающую продолжать сопротивляться и откровенно дрожащую от страха. Или это у нее после того удара мандраж?..       Закончить эту мысль я не успел: над головой что-то скрипнуло, вагон залил лунный свет а потом затылок вдруг взорвался краткой, но ни грамма от этого не менее сильной болью…