Сегодня, завтра, всегда

Джеймс забегает в гостиную Гриффиндора. Ему приходится расталкивать большую толпу, дабы не терять времени. Осталось пятнадцать минут до комендантского часа, и если не успеть попасть в гостиную Слизерина — нужно будет как-то выкручиваться. В крайнем случае, он оставит пластинку для Барти прямо у входа, и наложит на нее заклятие, чтобы никто другой ее не схватил. Но было бы лучше попасть внутрь и, возможно, поглядеть на коллекцию пластинок. Он до сих пор горел желанием узнать, что вообще имеется в наличии у Снейпа. Джеймс быстро заходит в комнату и начинается рыться в своих вещах. Поначалу Сириус его даже не замечает и громко ругается, жестко водя пером по пергаментным листам. Он бормочет себе под нос какие-то бранные слова, и не обращает внимание ни на кого. В комнате еще находится Римус, но он лежит на кровати под одеялом и притворяется спящим, дабы его не трогали. Он тяжело дышит, и сам по себе кажется очень больным. — А где Хвост? — Джеймс нарушает тишину, чтобы привлечь внимание, и параллельно находит мантию невидимку в хламе под своей кроватью. — Понятия не имею, — беспечно бросает Сириус, не задержав на друге и секунды своего взгляда. — Собрался куда-то? — Прогуляюсь, — коротко отвечает Джеймс понимая, что сейчас он вряд ли будет его слушать. — А ты все отсылаешь письма? — Именно, — раздраженно проговорил парень. — Если честно, раньше я завидовал своей любимой сестрице. Я думал, что семья оборвала с ней все связи, и никто ее не тревожит. Но сейчас, когда началась война, они просто не могут остановиться насмехаться над ней! Бедная Андромеда… Столько проклятий идет в ее адрес, ты не представляешь! Никто кроме меня ее не поддерживает! — Сириус схватился за голову, не в силах больше выносить негативные эмоции. — И мне они отослали больше сотни писем… Твердят о восхождении Волан-де-Морта, о своем величии и о том, что мне еще не поздно сделать верный выбор! Каждый день я терплю эти чертовы угрозы от своей матери, и читаю о том, насколько я ничтожен по сравнению с братом! И ладно писали бы только мои родители, но почему другие лезут?! Почему я должен читать фанатичные возгласы о пожирателях смерти и презрительные высказывания обо мне от Беллатрисы?! Да кто она такая?! Джеймс удивленно глядел на своего друга понимая, что сейчас он сказал больше, чем за всю прошедшую неделю. Парень выглядел очень утомленным, а ведь никто даже не догадывался, какую проблематичность вызвали его обстоятельства. Римус тоже заслушался, настолько, что приподнял голову, и с сожалением глядел на Бродягу. Он хотел бы подняться, поддержать его как надо, но просто не имел на это сил. Он мог лишь наблюдать со стороны, и молчаливо быть рядом. — Если тебя это так нервирует, то не отвечай на письма, или перенаправляй своему брату, — осторожно предложил Джеймс, отыскав карту мародеров под одеялом Питера. Парень хотел бы остаться, но не мог заставить себя оборвать свое обещание, данное Пандоре. Он собрал все вещи, которые хотел, и отправился на выход. — Постой! — окрикивает его Сириус. — Тебе правда нужно уйти? Ты не можешь побыть сегодня с нами? Теперь Римус смотрел на Сохатого, перевернувшись на другой бок. Джеймс остановился, внимательно поглядел на них и понял, что не только ему не хватало общения все эти дни. Друзья выглядели так, будто готовы забыть о всех тех мрачных и скучных днях, проведенные в Хогвартсе, и начать все сначала. — Я пообещал кое-кому передать вещи другому человеку, — через силу выдавил из себя Джеймс, подняв пластинку на уровне глаз. — И взять с собой никого не могу. У меня мало времени, так что… Простите. Джеймс уходит, ничего не объяснив, чувствуя на себе удивленные, возможно разочарованные взгляды друзей. Он бы хотел им все рассказать, но чувствовал, что это будет казаться лишним, и совсем не интересным. За каких-то пару недель ему уже стало привычно ничем не делиться с друзьями. За спальней парень накидывает на себя мантию невидимку, и выбегает из факультета, успев пробежать в открытые двери благодаря последнему вошедшему первокурснику. Он бежит по школе, все еще не успевшей заполниться ночной тишиной. Где-то разговаривают преподаватели, по лестницам поднимаются студенты, полтергейсты ведут светские беседы друг с другом и волшебными картинами. Перед сном было достаточно шумно, чтобы не бояться выдавать свое присутствие. Джеймс даже не торопился. Впереди него шли Слизеринцы, курса этак второго или третьего. Они разговаривали между собой и совсем не спешили, зная что Филч остался позади, и никто не наругает их за лишние пару минут вне гостиной. Мародер не хотел их подслушивать, но ученики враждебного факультета удивили его в очередной раз своими разговорами: — Я даже не смогла определить то, что она грязнокровка, — говорила ученица, совсем маленькая и щуплая, с очень отталкивающим лицом. — На вид нормальная ведьма, и не подумаешь. Так противно стало, не представляешь. — Ты и твоя семья слишком строга к ним, — ответил мальчик таким же высоким, детским тоном. — Мы же не будем их порабощать, а лишь возьмем под контроль. — У них слишком много свободы, оттого и паникуют сейчас из-за войны. Боятся потерять свои привилегии. У Джеймса чуть уши не отсохли от таких умозаключений. Он ускорил шаг и отошел от детей на несколько футов, дабы не слышать их отвратительные разговоры. Внутри у него образовалось очень неприязненное чувство, но стоило понимать, что негативные эмоции у него вызывают дети, на которых он не мог вымещать свою злость. «Оттого и страшно, что это всего лишь дети…» — подумал Джеймс. Парень решил отдалиться от неприятных личностей на дальнее расстояние, поэтому поспешил в подземелье надеясь, что там будет кто-то еще, кто открыл бы ему двери. Джеймс спустился вниз по скругленной лестнице, прошел учебные кабинеты и остановился за стеной в дальнем коридоре, где находился потайной ход в гостиную Слизерина. Его вдруг окутала странная, противоречивая ностальгия по прошлому учебному году. Он вспомнил, как приходил сюда в образе Лили, ругался с кровавым Бароном, и общался со Снейпом, узнавая его все больше и больше как личность. Парень вспомнил, как звучала та песня от «Beatles» игравшая из проигрывателя, и вдруг потускнел. Со временем это чувство притупилось, но в любом случае оставалось с ним: тяга к музыке, желание познать ее как магловское искусство, узнать, что нравится Снейпу, и сформировать свой собственный вкус. Он жалел, что не искал лучше музыкальные магазины. Разве это было так сложно? Джеймс вздохнул и отсек от себя ненужные мысли. Ему не хотелось, чтобы гостиная Слизерина вызывала у него положительные эмоции, хотя и негатива особо не испытывал. Парень постоял какое-то время у двери, и не дождавшись кого-то выходящего или входящего, открыл карту Мародеров. Он собирался осмотреть проходящих рядом Слизеринцев, или понять, через сколько к нему прибудут те двое детей. Но его внимание привлекло совсем другое. Парень увидел знакомое, очень знакомое имя, и в шоке уставился на него. «Не может быть, карта врет…» — подумал Джеймс, закрыв и открыв карту снова. Имя было все то же, и табличка с чернильными башмачками двигалась на него. Парень глядел то на дверь, то на имя, ожидая появление этого человека. Он надеялся, что в работе Мародеров над картой была совершена ошибка, и сейчас дверь либо не откроется, либо выйдет кто-то совершенно другой. Джеймс ждал и недоумевал, почему табличка с именем уже прямо рядом с ним, но поблизости никого не было. Тогда он обрадовался, что и правда, карта является не слишком достоверным объектом, как вдруг, услышал где-то позади тихий, и очень высокий писк. Джеймс оглянулся и увидел, как крыса пробежала рядом с ним до середины коридора, и влезла в какое-то небольшое отверстие в стене. — Хвост?.. — тихо, почти шепотом произнес Джеймс, не веря своим глазам. Он еще раз заглянул в карту, дабы убедиться в правдивости этой ситуации, и увидел то же имя. Ему вдруг захотелось бросить все то, зачем он пришел сюда, оставить эту никому ненужную пластинку и погнаться за своим другом, вызвавшим большие подозрения. В любом случае, Питеру нечего делать в гостиной Слизерина, значит здесь точно было что-то не так. Джеймс срывается с места и бежит отсюда. Он хочет последовать за Питером, вернуться в гостиную Гриффиндора, как вдруг целая толпа Слизеринцев перекрыла ему путь из этого узкого, темного коридора. Парень быстро начал пятиться назад. Как же несправедливо, что ученики, которых Джеймс так долго ждал — пришли в самый неудобный момент. А ведь он даже не обратил внимание на их местоположение, когда глядел в карту мародеров. У него не осталось никакого выбора, кроме как пятиться назад. — Дамблдор — худшее, что случалось со школой, — с презрением произнес Эйвери, пыхтевший от злости. — Какое право он имеет проводить с учениками такие личные беседы, да еще и родителей вызывать! Вы знаете, какой вопрос он мне задал? Цитирую: " — Будь твоя матушка прямо передо мной, осмелилась бы она показать мне свое запястье?». Разве это нормально?! — Зато во время твоего приема не сидел министр, — сказал Мальсибер, и озлобленно пнул камешек с таким размахом, что Джеймсу досталось по виску через мантию. — Меня держали два часа. Намного дольше, чем всех вас. Спрашивали про отца, буквально выбивая признание, и угрожали тем, что дадут мне сыворотку правды. — Не может такого быть. Это запрещено, — отозвался кто-то позади них. — Сейчас все неугодные Министерству запреты будут сниматься. Вы знали, что мракоборцам хотят разрешить использовать темную магию против пожирателей смерти? — оповестил всех Барти, чьим словам нельзя было не верить. Тем временем Джеймс обрадовался, что Крауч оказался так близко к нему. Он рефлекторно поднял пластинку, прижав ее к груди, и следил взглядом за нужным ему Слизеринцем. Барти Крауч стал выглядеть лучше с их последней встречи, хотя болезненные следы до сих пор можно было разглядеть на лице. Губы его потрескались до крови, на щеке проявился синяк, но по виду он был весел и вполне себе хорошо чувствовал. — Так им и надо. Ненавижу пожирателей смерти, — искренне заявила какая-то девушка, шедшая впереди. — Заткнись, Доркас, — сказал Мальсибер. Компания Слизеринцев остановилась у входа в гостиную, и был произнесен пароль: «Мэрлин». Дверь открылась, и все ученики начали проходить внутрь, пока Джеймс ждал момента проскочить через них. Он уже смирился с тем, что не успеет поговорить с Питером, оттого попытался переключить внимание на пластинку, которую собирался без всяких задержек передать Барти. Внутри него было очень не спокойно. Он просто не мог не думать о своем друге. — Кто-нибудь останется здесь сидеть? — спрашивает Эван Розье, сонно потирая глаза. — Может, всего пару минут, — сказал Мальсибер. — К черту, мы спать, — заявил Эйвери, схватив друга под локоть, дабы тот не оставлял его одного. — Всем спокойной ночи. — Если хоть кто-то здесь будет шуметь — всех убью, понятно вам? — грубо отозвалась девушка, звавшуюся как Доркас. — Какие мы строгие. Учишься быть новой старостой? — Гораций Слизнорт выдвигает мою кандидатуру, так что да. — О нет, школа Чародейств и волшебства под угрозой, — говорит Эван, и Доркас бьет его с ноги по бокам. Выглядело жестко, но все присутствующие посмеялись. Девушка выглядела по сдержанному веселой. Джеймс смотрел со стороны на Слизеринцев и думал о том, насколько же большинство из них обычные, беззаботные подростки. Такие же, как и все остальные, хотя и со своими тараканами в голове. Мародер не хотел здесь долго задерживаться. Ему все еще нужно было подсунуть эту чертову пластинку, ведь обещал Пандоре сделать всю работу за нее, о чем сейчас немного жалел. Джеймс подождал пару минут, пока все разойдутся, и ждал, пока идти в направлении своей спальни пойдет Барти Крауч. Ему хотелось либо проследить за ним и подсунуть пластинку под дверь его спальни, либо бросить прямо ему в лицо. Это ведь мир магии, что необычного? Но было бы странно, если бы вещь, доставленная, по сути, от его подруги, врежется ему прямо в лицо, а потом дверь факультета внезапно откроется, и чьи-то шаги послышаться издалека. Джеймс усмехнулся таким мыслям. Барти никуда не уходил. Когда все разошлись по своим комнатам, он уселся на диван, одиноко глядя куда-то в пустоту. Мародер был раздражен, ибо не хотел искать его именную табличку из всех сотен спален. Он подумал, что может подождать его, поэтому решил пройтись по гостиной Слизерина в поиске интересных вещей, но как и ожидалось, пластинок с магловской музыкой у консервативных Слизеринцев, помешанных на чистоте крови, не лежало на видном месте. Ему пришлось рассматривать именные коробки под столами. Тишина в гостиной стала настолько мертвенной, что любой шорох ощущался как громкий звук. «Нашел!» — победно воскликнул Джеймс в своих мыслях, отыскав нужный ему сундучок, подписанный как «Собственность Принца Полукровки». «Проблем с личным границами нет.» — подумал Джеймс, не сумев открыть замок с помощью заклинания. Ему пришлось сильно напрячься, чтобы справиться с защитными заклинаниями Снейпа. К счастью, Поттер не уступал ему, поэтому спустя какое-то время смог приручить этот защитный механизм и открыть сундук. В нем был абсолютный порядок. Ничего лишнего, все на своем месте. Как и ожидалось, пластинки были прикрыты всякими снадобьями и ингредиентами для зелий. Парень сунул руку, осторожно покопался, разрушив идиллию собранности, и рассмотрел пару пластинок. Ему не нужно было доставать их, тем более красть. Он просто хотел посмотреть, что слушает Снейп. Ему удалось бесшумно докопаться лишь до трех пластинок, подписанных названиями разных групп: «Frank Sinatra, John Lennon, The Daughters of Eve». Кроме названия, у третьей пластинки, была подпись: «Женская группа», и название песни: «Hey Lover». Джеймс улыбнулся. Он даже не знал, что Снейп слушает что-то романтическое. Когда любопытство было подкормлено, Джеймс медленно сложил все обратно, закрыл сундучок и наложил защитное заклинание на замок. Движения его были неторопливы, и совсем скоро в мантии стало ужасно душно, и он сам был мокрым. В этом время стоило бы уже вернуться в свою гостиную, но Барти все также сидел на диване, не издавая звуков, и словно ждал чего-то. Мародер не знал, сколько он еще будет здесь находить, но решил, что действительно, бросить пластинку прямо ему в голову будет неплохой идеей. Это вполне было похоже на совиную или призрачную почту. Джеймс зашел за спину Слизеринца, осторожно приподнял мантию и вынул оттуда руку с пластинкой. Он нацелился, азартно приготовился, и вздрогнул, когда проход гостиной вдруг с грохотом и скрипом камней начала открываться. Реакция Барти была такой же. Поттер так перепугался, что выронил пластинку из своих рук, но этого никто не заметил. Он ее снова поднял, и поспешил раскрыть карту мародеров, но вошедший уже был здесь. Джеймс обомлел. Впереди, прямо у входа стоял никто иной, как Барти Крауч-старший собственной персоной. Никогда прежде ему не доводилось встречаться с ним лично, даже на светских мероприятиях, на которые его брали родители. Джеймс прижался к стене и не знал, куда себя девать. Он вдруг почувствовал себя небезопасно, словно на нем не была мантия-невидимка. — Очень жаль, что мне приходиться приходить сюда в тайне ото всех, посреди ночи, — сказал Крауч-старший, непоколебимым и очень строгим голосом. — Но я здесь, на самом деле, с самого утра, о чем ты, вероятно, не знал. Надеюсь твой сегодняшний день не будет отличаться оттого, что видел я. — Привет, — мягко произнес Барти, пока тело его каменело все больше с каждой секундой. Крауч-старший медленно начал проходить по гостиной, рассматривая обстановку. Мужчина шел в сторону Джеймса, поэтому он отошел вглубь, где находились спальни. Барти встал с дивана и повернулся в сторону отца. Тогда Джеймса смог разглядеть его лицо, некогда выглядевшее намного легче, чем сейчас. Плечи Слизеринца приподнялись, и затвердели словно цемент, а глаза бегали в разные стороны, не в силах остановиться на лице родного отца. Нервный тик снова атаковал его, и как в прошлый раз — он начала активно и болезненно облизывать и кусать свои губы, раскрывая старые раны. Лицо его казалось очень испуганным. — По-моему, я сказал уже достаточно много, чтобы не отвечать мне обычным приветствием, — заявил Бартемиус, подойдя к своему сыну на расстояние. — Я наблюдал за тобой. Ты снова общаешься с детьми Пожирателей смерти? —Нет. — Не лги мне. Джеймс смутился. Ему совершенно не хотелось наблюдать за ссорой чужой семьи. — Я ненавижу тех, кто мне врет, — говорил Крауч. — Ты ведь не хочешь быть объектом моей ненависти, так ведь? Барти тяжело молчал. Он с ужасом смотрел куда-то вдаль, за плечо своего отца, и Джеймс чувствовал, будто смотрят на него, смотрят и просят о помощи. Но он ничего не мог сделать. Парень с сожалением поглядел на него, и отправился еще дальше, вглубь коридора, решив самостоятельно поискать именную табличку в его спальне. Разговор отца и сына, к несчастью, эхом раздавался по всем углам подземелья. — Я сражаюсь с Пожирателями смерти, в то время как мой сын возится с ними, называя их друзьями. Ты понимаешь, как это выглядит со стороны, и как эта новость может разрушить мою карьеру? — говорил Бартемиус, не сводя с сына угрожающего взгляда. — Я никогда в своей жизни не испытывал такого стыда, и что ты с этим будешь делать? В ответ на эти слова образовалась тишина. Джеймс уже не видел выражения их лиц, но вполне себе мог их представить. Он уже обошел десять дверей, и не видел нужное ему имя. — Мне жаль, сэр, — сказал Крауч, после долгого молчания. И снова никто не произносил ни слова. Джеймс искал дверь, и чувствовал себя ужасно неудобно. Ему даже не представлялось возможным выдерживать такую тяжелую тишину. Мародеру казалось, что в такой обстановке его дыхание звучит очень громко, и возможно, Краучи это уже заметили. Терзаясь изнутри от неловкости, парень ускорился, и наконец нашел нужную дверь, на которой красовалась табличка с вырезанными фамилиями: Мальсибер, Эйвери, Крауч, Снейп. — Прекрати выглядеть так жалко, — сказал Бартемиус, но голос его заметно смягчился. — Ты просто не представляешь, как я был удивлен, узнав что мой сын общается с Пожирателями смерти. Тем не менее, я не должен был так выходить из себя. Болит? — Немного… — Ты ведь знаешь, что до этого я никогда тебя не бил. Не стоит злиться. — Я не злюсь. — Ты имеешь на это право также, как и я. — Я не злюсь, пап. Джеймс решает покончить с этой затянувшейся миссией, и с помощью магии заставляет пластинку левитировать прямо напротив двери. Он радуется, ведь дело сделано, и вдруг осознает то, что в действительности написано на этом предмете. Разве хорошее дело он сделает, если кроме тяжелого разговора с отцом, Джеймс подарит Барти записку от его любимой девушки, которая отказывается от его чувств? Пока он думал об этом, дверь комнаты резко открылась. Мародер дернулся как сумасшедший и схватился за сердце от неожиданности. Оно бешено стучало. Пока он успокаивался, вышедший ученик взял пластинку в руки. Это был Снейп. «Только не это… Ну почему ты всегда создаешь мне проблемы?» — подумал Джеймс, схватившись за голову. Он со стыдом наблюдал за тем, как Снейп читает записку, оставленную Пандорой, и рассматривает эту пластинку. К несчастью, он не положил ее на место: прижал к себе и закрыл за собой дверь. Слизеринец услышал голоса в гостиной, и решил пойти на них. Джеймс последовал за ним. Снейп остановился в углу, прижавшись к стене, и подслушивал разговор. Лицо его было спокойным, но Джеймс чувствовал в нем некую озабоченность. «Какой же длинный у тебя нос…» — подумал Поттер, глядя на него. — Альбус Дамблдор сообщит мне, если ты будешь и дальше возиться с Пожирателями смерти. Не он, так профессор Слизнорт. Так что не зли меня, — сказал Крауч, надевая пальто, и собираясь уже уходить. — На Рождество можешь не приезжать. Лицо у Барти стало настолько трагичным, словно сердце его вдребезги разбилось. Джеймс глядел на него с сожалением понимая, что сейчас это будет не единственным его потрясением. Снейп держал пластинку с запиской в своих руках, и точно как и Джеймс смотрел на своего одногруппника, но в нем не чувствовалась даже доли эмпатии. Судя по всему, Крауч старший тоже заметил, как слова его задели сына. — Дело не в тебе, а в работе. Я слишком занят, — поспешно поправил себя мужчина. — Я же не говорю, что не хочу видеть тебя в своем доме. Слова смягчили обстановку, но Барти не сразу понял значение его слов. Он стоял на одном месте, словно окаменевшая статую, и молчал, тяжело сглатывая обиду. Какое-то время отец и сын смотрели друг на друга, но ничего так и не сказали. В итоге Крауч старший просто ушел, даже не попрощавшись. Как только двери гостиной были закрыты, Барти наконец дал волю своим чувствам, и в ту же секунду задрожал всем телом от разрывавшего его напряжения. Он закрыл лицо руками и протяжно всхлипнул. Джеймс чувствовала себя ужасно, наблюдая за таким интимным моментом, и очень боялся того, что пластинка с запиской окончательно добьет его однокурсника, но вопреки ожиданиям — Снейп взял и разорвал записку Пандоры на мелкие кусочки, спрятав мусор в карманы своей мантии. Джеймс удивился, и поначалу даже обрадовался, пока не увидел его злое, эгоистичное выражение лица. Внезапно Снейп издал громкий смешок, заставив Барти вздрогнуть и испуганно уставиться на него, а Джеймса заставить чувствовать к нему неприязнь. — Ты подслушивал? — спрашивает Барти, растирая слезы по своим щекам. — Жалкое зрелище, — сказал Снейп, и смело вышел из тени. — Надеюсь в таком виде ты и появишься перед лордом. Джеймс хотел было остановить его, но не мог позволить выдать своего присутствия. По-хорошему, ему стоило просто уйти, но не мог остановиться выслушивать эти чертовы трагедии. — Заткнись, — слабо произнес Крауч, низко склонив голову. — И никому не говори об этом… — О чем? Я не услышал слишком много. Скажи, твой отец говорил о том, что ненавидит лжецов и воров, коим ты и являешься? Снейп поднимает пластинку на уровне глаз и буквально тычет ею в лицо Барти. Джеймс не понимает, что происходит, но быстро осознает ситуацию, увидев как лицо Крауча залилось краской от стыда. И как же он раньше не догадался? — Кто дал тебе право брать мои вещи? — озлобленно спрашивает Снейп. Барти заикается и ели подбирает слова для оправдания, но все они кажутся ему бессмысленными. — Откуда она у тебя?.. — тяжело спрашивает Крауч. — Лежала под дверью, но записка, прикрепленная к ней, была адресована тебе. — Записка? — Сейчас это не важно. Важно то, что ты чертов вор взял мою вещь без проса! — Я… Я просто хотел дать своей подруге послушать на время… Я бы вернул, честно. — Подруга, как интересно, — прошипел Снейп, на лице которого расплылась злая ухмылка. — По-моему, вас связывают не просто дружеские чувства, правда? Крауч кусает губу и удивленно смотрит на Снейпа. Он явно держал это в тайне. — Хотя, судя по тому, что было написано на пластинке, она уже не считает тебя своим другом. — Что там было написано? — Это тебя уже не касается. Забудь. — Нет, прошу, скажи, что там было написано! — А на что ты рассчитываешь? Тебя не любит даже собственный отец, так с чего ты решил, что кто-нибудь другой сможет принять такого, как ты? Ты — самый жалкий Слизеринец, которого я только знаю. Я не поверю, если тебя и правда примут в ряды темного лорда. Ты не достоин ни уважения, ни любви. Барти задохнулся, словно ему в лицо плеснули холодной водой. Глаза его снова наполнились слезами. Он зажевал губу до крови и почти трясся от напряжения, пока Снейп продолжал говорить ему омерзительные вещи. Джеймс, стоявший позади, был абсолютно шокирован тем, какие ужасные, унизительные слова произносились устами Снейпа. Он уже и забыл, каким на самом деле человеком он был: мстительным, безжалостным и унижающим. Джеймс не мог оставить это просто так. Последней каплей стало то, что Снейпа не остановили даже скатившиеся слезы на лице Барти. Именно тогда Мародер почувствовал невероятный толчок внутри себя. Неприятный, гадкий, и совершенно глупый. Но его было не остановить. Отойдя от слизеринцев на расстояние, Джеймс разбежался и врезался в Снейпа что есть мочи. Он толкает его всем телом и сбивает с ног, заставив врага болезненно рухнуться на пол. В это время ошарашенный Крауч смотрел на Снейпа и не понимал, что вообще произошло, в то время как Снейп явно догадывался в чем дело. Джеймс прекрасно помнил о том, что неприятель знал о существовании мантии невидимки в руках своего врага, но ему было на этом наплевать. Хотелось лишь причинить ему боль за то, каким мерзавцем он на самом деле являлся все это время. Джеймс бежит к выходу и дверь быстро распахивается, предоставляя ему возможность податься в бега. — Я знаю что это ты, Поттер! — эхом раздалось позади по всему подземелью. Такой крик вполне мог разбудить Горация Слизнорта, и Джеймс был бы даже не против. Все равно он в мантии невидимке, а Снейп как идиот бежит за ним, грохоча по всему коридору каблуками своих ботинок. Джеймс бежит вперед в абсолютно удовлетворение оттого, что смог наказать своего неприятеля и не попасться к нему в руки. Он не волновался за себя, ведь прекрасно понимал, насколько его физическая форма превосходит другие. Он просто бежал вперед, пока шум чужого топота не остался где-то позади. Джеймс уже бежал вверх к своему факультету. Он достаточно сильно вспотел, но не устал, и ничуть не стрессовал, до того момента, пока нога его не провалилась по колено в ступеньку ловушку. Он в панике попытался подняться, но не смог вытащить ногу даже на пару дюймов. Он дергал конечностью, но это приносило лишь больше боли. Он не знал, как смог попасться в эту глупую ловушку, которую распознал ещё на третьем курсе своего обучения. Все эти годы он ловко обходил эти ступеньки, и именно сейчас, в самой неудобный момент попался в нее. Оставалось лишь надеяться на то, что Снейп достаточно устал, чтобы вернуться в свою спальню, но не тут-то было. Совсем скоро его шаги снова отчетливо послышались на лестничных проемах, и Джеймс понял что попался. Он смирился со своей участи, и стоял на месте укрывшись мантией невидимкой. А вот и Снейп. Он добежал до того проема, где находился Джеймс, и встал за его спиной. Парень задержал дыхание в надежде, что его не заметят, но мантия все же слетела с его головы, выдав его с поличным. Снейп откинул подальше его вещь и задыхаясь уставился на него, весь мокрый и озлобленный. — Хей, Принцесса, привет. Ты мне не поможешь? Джеймс натянуто улыбнулся, пока неприятель с одышкой проходил вокруг него, и словно рассматривал его со всех сторон, как дикий зверь. Мародеру было очень неприятно от подобного взгляда. — Выглядишь жалко, — неприязненно прошипел Снейп. — Тебя не смог превзойти, — еле сдерживаясь отвечал Джеймс. — Не помню, чтобы я кому-то говорил о том, что он не заслуживает любви даже от собственной семьи. — Он заслужил это, — без всякой жалости заявил Снейп. — И не ты мне будешь вещать о жестокости причинять кому-то боль. — Я был мудаком, признаю, но знаешь, сегодня я вспомнил, почему ненавидел тебя все эти годы, — через сжатые зубы произнес Джеймс, чувствуя себя в слабом, опасном положении. — Ты никогда не думаешь о других, в тебе нет эмпатии. Ты готов унижать тех, кто слабее тебя, хотя сам обижен за такое же обращение к себе. Северус покраснел от злости. Тем не менее, он осознавал то, что сейчас все, что происходит и произойдет дальше — контролирует только он. Ему нравилось видеть врага в таком уязвимом состоянии. — Как считаешь, Поттер, директору понравится, когда он узнает о том, что посреди ночи ты находился не в своем факультете? Джеймс увел взгляд, нахмурился, но ничего не смог ответить. Сердце стучало от волнения. — И судя по всему, ты не первый год пользуешься своей мантией для того, чтобы подглядывать за девушками, и воровать чужие вещи. — Что за чушь ты несешь?! — Он готов был набросить на врага с кулаками. — Я могу наплести что угодно, поверь, — Снейп улыбнулся. — Ты ничего не скажешь. — С чего ты так решил? — Ты передо мной в долгу, не забывай. — Прошло достаточно времени, чтобы я даже не помнил о том, что тебе должен. Северус поднял мантию невидимку, и Джеймс задергался. — Не смей трогать. Это семейное. — Я бы не отказался от такой реликвии. Что будет, если порезать ее напополам? Джеймс оскалил зубы. Он крепко сжимал руки в кулаки, но не мог даже замахнуться. — Прекрати, хватит вести себя как мразь! Я уже извинялся перед тобой, и жизнь спасал! Что еще тебе надо? Снейп скептически хмыкнул. — Думаешь раз извинился, то все, что было между нами — забыто? — спрашивает парень. — Ничего не заставит меня забыть о том, что ты делал со мной все эти годы, и плевать мне, изменился ты или нет. Я расскажу все директору. — Стой! — Джеймс потянулся к нему всем телом, заламывая ногу. — Я пришел в ваш факультет, чтобы передать пластинку Краучу! Его подруга попросила передать. Это я оставил пластинку у двери твоей спальни, но не думал, что ты выйдешь. Я вообще не знал, что она твоя. Да, может я зря тебя толкнул, хотя ни о чем не жалею. Тут ты уже должен сам признать, что повел себя некрасиво, унижая младшего! Прошу, Снейп, не надо меня сдавать! Парни молча смотрели друг на друга: один с мольбой, другой с абсолютным безразличием и ненавистью. Только сейчас Джеймс осознал, что по сути, ничего не поменялось между ними, и обида Снейпа не померкла ни на миг. — Мне плевать, — твердо сказал Снейп, сжимая мантию невидимку. Он разворачивается и уходит. Джеймс в панике смотрит ему вслед, но больше не пытается выбраться. Ему не хотелось смиряться с этой неудачей, но похоже именно сейчас его ждет наказание, самое страшное, что может быть в школе Хогвартс. Исключение. — Джеймс? Погрузившись в отчаянный поток мыслей, Джеймс не сразу обращает внимание на женский голос. Поначалу он поглядел на Снейпа, который смотрел наверх, и сам поднял голову. На этаже выше, уперевшись на перила стояла Эванс, немного сонная, в ночнушке, ошеломленная сценой, которую сейчас лицезрела. Несмотря на то, что девушка произнесла имя Джеймса, смотрела она именно на Северуса, и тогда Мародер тоже посмотрел на него. — Лили… — с нежным выдохом произнес парень, будто из его легких вышел весь воздух. Он изменился. Опять сменил образ. Снова стал тем самым Северусом, с которым познакомился Джеймс на прошлом курсе. Глаза его засверкали так, будто в них находилась целая галактика, и где-то глубоко в ней, где никто не видит, умирают звезды, уничтожаются планеты, и создаются новые млечные пути. Весь его вид стал совершенно другим: мягким и хрупким. Таким слабым, словно сердце в нем перестало работать. Бывшие друзья долго смотрели друг на друга. Снейп вдруг осознал то, что выглядел в очень не хорошем свете в ее прекрасных глазах. Тогда он поглядел на Джеймса, и почти сделал к нему шаг, протянув руки. Казалось, что он хотел помочь ему. Взять его за руку и вытянуть из ямы, но не смог заставить себя подойти чуть ближе. Лили внимательно следила за ним. «О да, Снейп, твоя доброта будет выглядеть очень театрально, и совсем не правдоподобно» — подумал Джеймс, и по всей видимости, Снейп думал о том же. Слизеринец оставляет мантию невидимку рядом с недругом, и убегает, словно после совершенного преступления. Джеймс провожает его взглядом, и через какое-то время Лили спускается к нему. — Он всегда сбегает, — сказала Лили, холодно глядя вперед. — Потому что слишком труслив для того, чтобы показать свои положительные черты. Девушка, вероятно, выглядела безразличной, но Джеймсу казалось, что она все же, чего-то ждала от своего бывшего друга. Словно у нее была какая-то надежда, которая сейчас интенсивно гасла в ее изумрудных глазах. — Что ты тут делаешь? — спрашивает Джеймс, дабы перевести ее внимание на себя. — Я уж подумал, что застряну тут на всю ночь. Ты словно по судьбе ко мне подошла. Лили ответила ему слабой улыбкой, и подошла к нему вплотную, рассматривая проблематичность его положения. — И как же ты умудрился, — задумчиво произнесла она, глядя на глубину разлома ступеньки. — Это первый раз, не суди строго, — посмеялся парень. — Поможешь? На какую-то долю секунды их взгляды встретились. Девушка поглядела на парня с серьезным видом, после чего черты ее заметно смягчились, и она улыбнулась так, словно сдерживала смех. Джеймс смутился. Сердце его быстро застучало, и ему потребовались некоторые усилия, чтобы не сказать какую-то глупость. — Держи меня за плечи. Лили обнимает Джеймса, утыкаясь лицом к нему в грудь, и тянет на себя, пытаясь вытащить из ловушки. Обескураженный и до бесконечности смущенный парень не сразу понял смысла ее намерений, и не знал, как реагировать на такое. Парень мягко положил ладони на ее маленькие плечи, и старался успокоить круговорот беспорядочных мыслей в своей голове. В основном он думал о том, что не простит себя, если такая близость с красавицей Лили заставит его возбудиться, и она это заметит. К счастью, девушка тянула его не долго. Вскоре он освободился из ловушки. — Что ты делал тут с Северусом? — спрашивает Лили, присев на ступеньки. — А… Я… Случайно с ним пересекся. А так я просто выполнял поручение подружки, — запинаясь произнес Джеймс, присев рядом с ней. — Подружки? Лили приподняла бровь. Джеймс покраснел. — Ну… Не то чтобы подруга. Мы не так много знакомы. Просто приятельница, так будет точнее. — Мммм… Лили закивала головой и замолчала. Джеймс тоже не знал, что сказать. Он до сих пор помнил неудачное свидание, прошедшее в родном городке своей спутницы, и ему не хотелось ни при каких обстоятельствах повторять безмолвие того дня. — У тебя вроде никогда не было проблем со сном, тем более с нарушением правил, — Джеймс усмехнулся, и был рад, что Лили тоже улыбнулась. — Что ты делала за пределами факультета? Эванс отклонилась назад, почти приложившись на лестнице. Грудь ее вышла вперед, и Джеймс увел взгляд. — Я как-то переволновалась, и не смогла уснуть, — сказала Лили, глядя куда-то в потолок. — Почувствовала себя как-то одиноко, но девочкам не смогла об этом сказать. — Из-за чего волнуешься? Было видно, что Лили готова рассказать ему, но так и не решилась. — По всяким пустякам, на самом деле. Может расскажу, потом. А что у тебя было за поручение? — Я… Я должен был разбить человеку сердце, — сказал Джеймс усмехнувшись, но Лили перестала улыбаться. Он почувствовал стыд. — Ну… Знакомая написала записку с отказом от чувств своего друга, и я должен был передать ему. — И как, понравилось? — спросила Лили так, словно задавала вопрос на контрольной работе. — Не очень. Жалею. — Почему? — Не знаю, мне просто было скучно, вот я и решил занять себя чем-то таким… Интригующим. — Разбить другому сердце звучит не интригующе, — сказала Лили, скептически улыбнувшись. — Это точно, но в моменте я об этом и не думал, — он тоже неловко усмехнулся. — Но… Записка так и не дошла до него. Зато я вернул пластинку законному владельцу, но это уже не так важно. — Пластинка? — переспросила Лили, еще даже когда он не закончил говорить. Глаза ее загорелись. — Что за пластинка? — «Earth Angel» — The Penguins, — сказал Джеймс, удивившись ее резкому возбуждению. — Ты любишь виниловые пластинки? — Да, я их просто обожаю! — радостно воскликнула она. — И эта песня… Такая замечательная! Боже… Я хотела как-то одолжить у Северуса послушать, но не решалась подойти к нему… — Вы вместе слушали музыку? — Именно, — со вздохом ответила Лили. — Но Снейп не очень любит магловскую музыку, поэтому я развлекалась одна. Джеймс пару секунд обдумал ее слова и слегка нахмурился. — Он не любит магловскую музыку? — По-моему это очевидно, — посмеялась девушка. — Хотя прямо он никогда не признавался, и лишь делал вид, я все равно это понимаю. Они замолчали на минут пять. Лили думала о чем-то своем, и даже напевала некоторые песни, а Джеймс в это время погрузился в себя, и чувствовал, как все, в чем он мог разочароваться, рушилось и вызывало у него ужасное чувство предательства. Все его ожидания были растоптаны, но он понимал, что сам воссоздал их в своей голове, и никто другой в этом не виноват. Тем не менее, ему было правда грустно. — Пойдем спать, — сказал Джеймс, тяжело вздохнув. Настроение у него упало еще сильнее. — Согласна, — поддержала его Лили. Оба встали и направились в гостиную своего факультета. Они молчали, потому что Лили не знала, что сказать, а Джеймс просто не хотел говорить, и никого эта тишина не волновала. Они были уже внутри, когда парень вдруг вспомнил о том, что потрясло его, за сегодня, больше всего остального. Как бы он не хотел, а пришлось заговорить: — Слушай, Лили. Ты не замечала ничего странного в нашем Питере? — Нет, а что, у Хвостика проблема? Джеймс хотел бы что-то сказать, но Лили сбила его с толку. Он зажмурился, пытаясь понять, верно ли он ее услышал. — Хвостик? — переспросил он, неловко ухмыльнувшись. — Ну да, вы же всегда его так зовете. — Не так, конечно, но звучит мило. — Так и что не так с Питером? — Ничего, просто спросил. Джеймс подумал о том, что займется этим чуть позже, но обязательно возьмется за Питера. Они стояли рядом друг с другом, и опять путались в словах. — Знаешь, мне сегодня было менее одиноко, чем всегда, — ласково произнесла Лили, ярко улыбнувшись. — Нам нужно больше проводить вместе время. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по разные стороны. — Я сам пойду к Снейпу, и одолжу у него пластинку для тебя, — говорит напоследок Джеймс, даже не посмотрев в сторону девушки, и не узнав, какая у нее была реакция на эти слова. Как бы ему не хотелось — он не почувствовал того трепетания, которое чувствовал до этого. Сегодня Джеймс слишком разочаровался во всем. В Питере и его скрытности, в необщительности друзей, во всеобщей апатии, в музыке и пластинках, в молчании и незнакомых людях, в Снейпе и в своем знании ловушек Хогвартса. Единственное, что было прекрасно — это Лили. Хотя, скорее всего, она тоже его разочаровала, или он разочаровался в самом себе, в общении с ней. Не важно. Джеймс пошел спать. Он устал.