Сегодня, завтра, всегда

Начало шестого курса стало действительно очень странным периодом. Всего за один месяц магическая война заставила учеников пережить огромный спектр эмоций: сначала это был страх, дичайший страх за себя, за свои семьи, а после наступила апатия, при которой они не могли даже разговаривать друг с другом, но потом все сменилось резким негативным возбуждением, заставившее студентов сплотиться, углубиться в общую тему и конфликтовать с другими факультетами, из чего вытекает чувство ненависти, которое сейчас было действующим звеном в школе Хогвартс. Хотя Мародеры, в свою очередь, чувствовали совсем другое: скуку и одиночество. Римусу было совсем плохо. Приближающееся полнолуние действовало на него особенно сильно, но он отказывался от чужой поддержки так упорно, что никто не мог на ней больше настаивать. Это очень расстраивало Марадеров, потому что подобное депрессивное состояние у него было цикличным, и не важно, какие силы прикладывали друзья, дабы он перестал чувствовать себя так ужасно. Римус совсем ни с кем не разговаривал, избегал, а учителя даже ругали его, как старосту. — Это все из-за полнолуния, так что не стоит на него злиться, — сказала Лили. — Знаю, но раньше он так не закрывался от нас. Ну, не считая первых трех курсов, — ответил Джеймс. Ему было немного неловко говорить об этом с кем-то кроме Марадеров. Конечно Эванс знала о секрете Лунатика, но никогда не обсуждала его с другими. — Мы с ним нормально не общались с начала учебного года, — вспомнил Джеймс, тяжело вздохнув. — Может он затаил обиду на вас? Я же с ним часто общаюсь, и он не просит меня оставлять его одного. Джеймс усмехнулся. Он прекрасно помнил о том, как сильно Лили нравилась Люпину, но это ей знать точно не стоило. По крайней мере, Поттер никогда бы ей об этом не сказал, потому что она по-прежнему была симпатична ему. Может и не так, как раньше, но все же она заставляла его что-то чувствовать. — А что на счет Сириуса? — интересуется Эванс. — В последнее время он такой хмурый… И постоянно влезает в какие-то словесные перепалки со Слизеринцами. — Он вымещает злость на других, — спокойно проговаривает Джеймс. — Но нас не трогает. Боится, что скажет какую-то грубость, и мы все начнем конфликтовать, поэтому предпочитает вообще с нами не общаться. — А вы когда-нибудь ссорились? — Конечно, мы же лучшие друзья, куда же без глупых ссор, — Джеймс усмехнулся. — На втором курсе мы подрались с ним за учебник, потому что я порвал свой, подложил ему и взял его. — Какой ты не хороший, — посмеялась девушка, подтолкнув его в плечо. — А еще у нас была перепалка из-за девочки, — продолжал Джеймс, и Лили с интересом присмотрелась к нему. — На первом курсе Римус сказал, что у нашей самой красивой одногруппницы голубые глаза, а я утверждал, что они изумрудные. Мы начали спорить, ведь я был уверен, что никто кроме меня не смотрит на нее так часто как смотрю я. Знаешь, кто оказался прав? Лили не ответила. Она очень мило заулыбалась, да так, как не улыбалась никогда прежде, затем поправила волосы и увела взгляд. Впервые у нее случилась такая реакция на заигрывания, впервые она не оттолкнула от себя парня. Ей явно были приятны слова Джеймса, отчего его самоуверенность взлетела выше, чем когда-либо. В нем снова возросла убежденность в том, что ему удастся добиться расположения Лили, и вскоре она станет его, даже несмотря на всю ложь, которую он успел ей обрисовать. Римус не путал цвет глаз Эванс, и они не спорили насчет него на первом курсе. Тем более, Мародеры никогда не ссорились из-за девушек. Но Лили об этом не узнает. Зато ей понравилось, и она действительно выглядела увлеченной, когда Джеймс вещал подобное вранье. «Когда-то я буду настоящим, но не сейчас» — думал он. Джеймс больше не был один. После той ночи, когда он возвращал пластинку, а Лили бессонно слонялась по лестницам Хогвартса: они не переставали общаться. Парень был очень благодарен ей за то, что она избавила его от любовных драм между Барти и Пандорой: она лично побеседовала с ней на следующий день и уговорила самой поговорить со своим другом, не перекладывая на Джеймса свои проблемы. В свою очередь, Мародер заставил девушку позабыть о скуки бессонных ночей и перерывов между уроками. Все свободное время Джеймс проводил с Лили, и даже на уроках старался держаться ближе к ней, а не своим друзьям. Мародеры не сразу заметили его частое отсутствие, да и после ничего не сказали. Парень даже не знал, были ли они недовольны его времяпровождением с девушкой, но считал, что вряд ли их энергии хватит на такие мелочные чувства. Пару раз Сириус спрашивал, как у Джеймса дела, но он отвечал коротко, без продолжения разговора. По крайней мере, Бродяга хотя бы им интересовался, и у них была возможность немного пообщаться, в отличии от всех остальных членов компании. К девушкам вопросов не было. Гораздо сложнее понять своих близких друзей, с которыми вы прошли огонь и воду, дружили много лет, и вдруг перестали общаться так, как раньше. — Но тебе ведь все равно не хватает общения с Сириусом? — спросила Лили, скорее с утверждением. — Конечно, — безоговорочно согласился Джеймс. — Мы ведь с ним не просто друзья, скорее как братья. Я понимаю, почему ему сложно, но даже не знаю, как его поддержать. Ему все еще сложно разорвать контакт со всей своей семьей. — Всем было бы сложно, — сказала она. — А что насчет Хвостика? — Ничего, просто страдает от скуки, — ответил он, не в силах рассказать ей всю правду. Парень пообещал, что никому не расскажет о своих подозрениях, пока сам не разберется во всем. Вечерами он усиленно следил за Петтигрю, не упуская его из поля зрения, и каждый раз заглядывал в карту марадеров, когда приятель куда-нибудь пропадал. Ночью Джеймс заставлял себя не спать, чтобы проследить за ним в том случае, если он снова решит пройти в гостиную слизерина. Но все было тихо. Питер больше не появлялся у Пожирателей смерти. Возможно с ним стоило поговорить прямо о том случае, но Джеймс прекрасно осознавал, что правды ему не дождаться, если дело касается чего-то серьезного. — Кажется ему очень одиноко, — с печалью предположила Лили. — Бывают дни, когда он не произносит ни слова. — Наверное, я не замечал, — парень пожал плечами. — Вот поэтому ему и одиноко. Джеймс не смог ничего на это ответить. Сложно оправдаться, когда многие годы один из членов компании ценился меньше, чем остальные, и никто этого не осознавал. Впрочем, Мародер не хотел сейчас много думать о нем, особенно в присутствии симпатичной Лили. — А что там с твоими подругами? — спустя непродолжительное молчание спросил Джеймс. — Вы чисто от нас отдалились, или все ушли в себя? — У нас даже хуже, — со вздохом заявила она. — Марлин, бедняжка, совсем не в себе: постоянно говорит о том, что ей суждено умереть, но не знает, когда это произойдет, поэтому очень тревожится. Она каждый день посещает уроки Прорицания, и ни с кем не общается. — Странно, она казалась мне самой сильной из всех девчонок Хогвартса. Сложно представить ее в таком состоянии. Из всех возможных вариантов сказанного, Джеймс, вероятно, выбрал самый неверный. — Мне не нравится делить людей на слабых и сильных. С чего ты повесил на нее подобный ярлык? Из-за того, что она чаще надевает штаны и красит веки темными тенями? И еще: она не становится слабее, если чего-то боится, — Лили нахмурилась. — Она в любом случае обычный человек, который верит в свою скорую смерть. Это ведь и правда страшно. Джеймс почувствовал себя ребенком, которого ругает взрослый за глупый поступок. — Я понимаю, просто не так выразился, — оправдался он, и поспешил перевести тему. — А что с Мэри? Я ее вообще в последнее время не вижу. Лили сосредоточенно молчала и обдумывала то, что может ему дать. Она тщательно подбирала слова, дабы не сказать лишнего. — Знаешь, Мэри очень красивая, но сама она этого не осознает, поэтому решила посещать Большой зал не больше раза в день. — Чего? Она ест раз в день? — Джеймс удивленно опустил брови. — Именно, — Лили сжала губы и закивала. — А когда я тащу еду ей в спальню, она очень сильно плачет. Не представляю, как ей помочь. Девушка посмотрел на Мародера так, будто ждала у него каких-то предложений, но он лишь увел взгляд и вздохнул, как бы поддерживая ее волнение по поводу общей подруги. Но он не смог понять ее проблем. Ему сложно было представить то, что человек может отказаться от еды только потому, что захотел казаться более красивым. — А ты то как себя чувствуешь? — спрашивает Джеймс. — Не знаю, как-то потерянно, — Лили смущенно улыбнулась, словно ей было неловко рассказывать о своих чувствах. — Сначала все было хорошо, и я не была подвержена всеобщему волнению, и вот недавно задумалась о том, что мне тоже вообще-то нужно переживать. Не знаю, как это работает, но мне и правда стало не по себе. — Понимаю. Коллективное, отрицательное мышление. — Верно. От чувства тревоги я решила написать домой, предупредить своих, чтобы они были осторожнее, а в ответ получила не самое приветливое письмо от своей сестренки. — У вас плохие отношения? — Скорее да. Иногда мне кажется, что Тунья ненавидит меня, и все же… Она так крепко обнимается со мной, что мне становится очень тепло. И когда я приезжаю домой — она всегда плачет. — В таком случае не все так страшно. Ты бы знала, что происходит у Сириуса с его братом. — И правда, — согласилась она, но тон ее прозвучал так разочаровано, будто сказанное парнем глубоко ее задело. Словно она ждала абсолютно любых слов, кроме этих. — А у тебя как дела в последнее время? «Я хочу секса.» — думал Джеймс в самые неподходящие моменты, и стыдил себя за свои же мысли. Он отвлекался даже во время серьезных тем, и еле подавлял в себе возбуждение, стараясь не разрушить образ хорошего слушателя и умного собеседника, не загрязнившего свой мозг всякими животными желаниями. Он понимал, что это ужасно, но ничего не мог с собой поделать. Усиленное влечение к Эванс появилось у него еще два года назад, но сейчас было сложнее сдерживать себя. Досадно еще из-за того, что вокруг царила тревожная атмосфера, ученики были погружены в войну, у друзей личные проблемы, а у Джеймса вдруг возросло либидо, и он хотел себе девушку. Точнее Лили. На самом деле, общение между ними не стало значительно лучше. Джеймс по-прежнему чувствовал себя неудобно рядом с ней. У него часто возникало ощущение, словно Эванс — незнакомка из другой планеты, а он — неотесанный дурак, пытающийся ее впечатлить. Мародер все никак не мог расслабиться в разговоре с ней: не позволял себе лишних движений, обдумывал каждое предложение, что собирался сказать, и все равно временами терпел неудачу. Он даже не замечал, что говорит неправильные вещи, пока Лили не реагировала на его слова со свойственной строгостью. Джеймс все чаще напоминал себе о том, что ему стоит вести себя по-другому, говорить иначе, и быть не самим собой. Но ему правда хотелось добиться симпатии от Лили, потому что она была привлекательной, сексуальной девушкой. У нее прекрасная грудь, не слишком маленькая и не слишком большая. Идеальная. Талия просто сногсшибательна, без лишней массы, и бедра просто отпад. Его поражали ее рыжие волосы и длинные ноги, красивые глаза и веснушки по всему телу. В подобных мыслях он пребывал намного чаще, чем в тревогах, поэтому и не смел жаловаться на общение с ней. — Слушай, а помнишь я обещал тебе самолично навестить Снейпа, и одолжить у него пластинки для тебя? — напоминает ей Джеймс, с гордой улыбкой ожидая ее реакции. — Помню, но… — Лили неуверенно оглядела его. — Я не думала, что ты серьезно. Ты же его ненавидишь. — Ну, ради тебя я готов перетерпеть, — говорит парень, немного разочаровавшись в ее пассивном ответе. — Ты, как я понимаю, пока не готова с ним разговаривать. — Да, но еще я не готова к тому, что над ним будут смеяться, — Лили нахмурилась. — Пожалуйста, не порть мое впечатление о тебе. — А с чего ты решила, что я буду над ним издеваться? — Джеймс перестал улыбаться, и впервые почувствовал злость, направленную на девушку. — Ты дружила со мной все лето и думала, что я по-прежнему веду себя как идиот? Теперь они поменялись местами. Лили покраснела от стыда и низко склонила голову. Между ними повисла тишина, словно они летели в космосе очень далеко друг от друга. Девушка виновато извинилась, чувствуя себя беспомощно. — Ладно, не важно, — вздохнул Джеймс, потерев переносицу. У него испортилось настроение, но он все-таки решил воспользоваться уязвимостью девушки. — Я же знаю, что ты ненавидишь, когда кому-то причиняют боль, поэтому считай, что я полностью живу по твоим правилам, потому что уважаю твои чувства. Лили улыбнулась, но улыбка была усталой. Возможно она немного смутилась, но как посчитал сам Джеймс — такую сухость и такое безразличие в его словах сложно было не заметить. Они молчали. Парню показалось, что все шансы продолжить разговор с Эванс он оставила где-то позади. — The daughters of eve, — вдруг произносит она, после долгой тишины. — Это моя самая любимая группа. Северус, вероятно, должен был сохранить пластинки с ней. Джеймс это запомнил. Он был рад, потому что точно мог сказать, что принесет ее, ведь видел эту группу в сундуке неприятеля. Парень сдержал обещание, и спустя пару дней направился к своему недругу прямо во вражескую гостиную. Он не стал готовиться, и вообще не заморачивался насчет своего внезапного прихода. Конечно Слизеринцы вряд ли будут рады его визиту, но никто не осмелится вступить с ним в перепалку. По крайней мере, он надеялся на это. Был вечер, все пошли на ужин, и только Лили осталась в гостиной дожидаться Мародера, дабы вместе провести время, пока никого не будет. Джеймс не брал мантию невидимку, и не стал пользоваться картой мародеров. Ну, всего раз, чтобы застать Снейпа в самый удобный момент, когда гостиная не будет заполнена учениками, и он может не пробиваться через большую толпу. Сейчас, решившись пойти туда, Джеймс ловил на себе пронзительные взгляды младшекурсников и слышал шептания позади себя. Из знакомых по пути особо никого не встречалось, кроме проходящего мимо Эвана Розье, удивленно поглядывающего на Мародера, и Мальсибера в паре с Эйвери, стоявших прямо у прохода. Джеймс вздохнул понимая, что ему не удастся проскочить мимо них без лишнего внимания. И ладно Эйвери — он всего лишь жалкий сувенир, нарцисс без яркой, определенной личности, не в силах существовать без кого-то сильнее, вроде Мальсибера, которого Джеймс ненавидел всей душой. История их отношений достаточно долгая, чтобы ведать о ней именно сейчас. — Ты ничего не попутал? — угрожающе произносит Мальсибер, остановив Мародера лишь одним своим взглядом. — Разворачивайся. Джеймс хмуро поднял взгляд и понял, что Слизеринец стал еще выше, и разница между ними составляла почти в пять дюймов. Конечно это никогда не останавливало его от драки с ним, но в памяти все равно всплывали тяжкие последствия, ведь только после столкновений с Мальсибером у него оставались самые тяжкие ушибы. Какое счастье, что его исключили из команды Слизерина по квиддичу… — Заткнись, мне нужен Снейп, — Джеймс сказал это таким наглым тоном, что пожалел о своем неумении сдерживать себя. — Твоя тяга к нему кажется уже слишком пидорской, — серьезно бросает Мальсибер, и Эйвери разрывает от смеха. — У меня к нему дело, — ровно проговаривает Джеймс, чуть не запнувшись. Подобное внезапное оскорбление заставило его почувствовать себя в более слабой позиции. — Пропусти меня, или позови его. — А пройти через нас боишься? — спрашивает Эйвери своим высоким, театрально девичьим голоском, который Джеймс не переносил всей душой. — Вообще наплевать, — говорит он, проходя через них. Мародер даже не потянулся за волшебной палочкой, не показал своего напряжения, в отличии от Мальсибера, который завел руку за спину, и чуть не высунул оружие. Так он проявил трусость, и разозлился на самого себя. Так было принято: кто в конфликте первым тянулся за палочкой, но не доставал ее — считался заранее проигравшим. — Тебе тут делать нечего! — крикнул Слизеринец, перекрыв ему путь крепкой, маскулинной рукой. — Чего ты визжишь как свинья? — Джеймс снова перебарщивает и видит, как лицо врага накрывает пелена гнева, а на виске у него взбухает вена. — Твою мать, Поттер, ты провоцируешь, — Мальсибер хватает его за шиворот, но не притягивает к себе. — За этим сюда пришел? — Ты мне не сдался, мне нужен Снейп, — со злой улыбкой произнес Джеймс, наслаждаясь негативными эмоциями своего врага. — Хорошо. В следующую секунду, Мальсибер перекидывает Джеймса в проход, и кидает его за порог гостиной Слизерина. Парень падает на каменный пол, еле успев выставить перед собой руки, и быстро поднимается, чувствуя себя униженным. Такое чувство он ненавидел больше всего на свете. — Зоопарк забыли запереть, — бросает Джеймс, лишь бы последнее оскорбление осталось за ним. — Цивилизацией и не пахнет. — Ты совсем опух, мудак? — спрашивает кто-то из немногочисленных старшекурсников, находящихся в гостиной. «Джеймс, ну кто тянул тебя за язык…». По его предположению, сейчас он вступит в драку против толпы слизеринцев, и вместо пластинки принесет Лили свое избитое тело. Так бы и случилось, если бы сам Мальсибер не отвлек остальных своим раздраженным видом и злым бурчанием. Кажется он выступает за лидера в коллективе, и никто не станет действовать без его указок. — Принц, выходи! — закричал он на всю гостиную, да так, что все присутствующие вздрогнули. Из угла одной гостевой комнаты быстро появился Снейп, удивленно глядящий на своего одногруппника. В суматохе он явно облился каким-то зельем или напитком, и пытался поправить растрепанные, грязные волосы. — К тебе бойфренд, — сказал ему Мальсибер, указав на Джеймса. — Вас оставить? — Определенно, — ответил Джеймс. — Я не тебя спрашиваю, сука, просто завались, — парня буквально трясло от злости. У него еще с первого курса были проблемы с неконтролируемой агрессией. Снейп изумленно оглядел их обоих. — Привет, Принцесса, — опередил его Джеймс. Слизеринца задело это обращение. Похоже новое прозвище стояло наравне с предыдущими, вроде «Нюниуса», если не выше. — Что тебе от меня нужно? — с опаской спрашивает он, абсолютно не имея понятия, что его могло к нему привести. — Меня послала за тобой Лили. Как только эти слова были произнесены: Снейп в мгновении поменялся в лице. Все его тело напряглось еще сильнее, и он обнял себя, словно холодная вода разлилась по его спине. В нем вдруг почувствовалось чрезвычайно сильное волнение и надежда, будто что-то может поменяться. Парень осмотрел своих одногруппников и помотал головой. После этого жеста, слизеринцы перебросились взглядами и начали организованно собираться кто по комнатам, кто наружу. Убедившись, что никто их не слушает, Джеймс продолжил: — Лили хотела бы одолжить у тебя пластинки, но сама постеснялась приходить. Снейпу потребовалось время, чтобы вникнуть в суть этих слов. Вероятно, упоминание о Лили настолько поразило его, что последующие слова показались ему не такими многозначными, как он ожидал — И все? — Снейп нахмурился. — А ты чего то большего хотел от бывшей подруги? — Джеймс скептически приподнял брови. Слизеринец пристально поглядел на него, с недоверием пытаясь отыскать в его словах возможный скрытый смысл, но не найдя в них никаких подводных ключей — подозвал его к себе в гостевую комнату, где лежали все коробки и его сундучок. Снейп еле поднял его на стол, при этом часто посматривая назад на Мародера, а затем взял волшебную палочку, тихо нашептывая заклинания, чтобы открыть замок. Но он не поддавался. Из-за того, что чемодан уже открывали другим магическим способом, защитные чары померкли, и теперь было достаточно воспользоваться заклинанием «Алохомора». Снейп так и сделал. — Ты открывал его? — со злостью спрашивает он, раздраженно осматривая все содержимое. — Нет, мне то зачем копаться в твоем бардаке? — сказал Джеймс, но вряд ли его вранье звучало достаточно уверено, чтобы в него поверить. Снейп решил не продолжать разговор. Вместо этого он грозно бурчал ругательства себе под крючковатый нос. Хорошо бы ему и дальше выглядеть забавно и жалко, дабы раздражение, которое Мародер испытал при встрече с другими Слизеринцами, перестало усилено рваться наружу. — Зачем тебе вообще хранить музыку, если ты даже не слушаешь ее? Снейп не ответил. Джеймс лишь хотел посмеяться, но полное игнорирование вывело его из себя. — Знаешь, а я ведь считал тебя интереснее, чем ты есть на самом деле. Глупо было предполагать, что ты интересуешься чем-то помимо этих вонючих сочков. — Это не вонючие соки! И тебе то какая разница?! — Никакой. Просто я считаю бесконечно глупо врать любимой о том, что тебе нравится магловская музыка, при этом быть ярым сторонником пожирателей смерти. Ты, вероятно, даже книги магловские не читаешь. — Тебя мои отношения с ней не касаются! — Бывшие отношения, — с твердостью в голосе уточнил Джеймс. Кажется, эти слова причинили Снейпу настоящую боль. Губы его сжались от обиды, брови еще больше опустились, но выглядел он скорее грустным, нежели злым. Поттер даже стыда не почувствовал. Ему вполне понравилось видеть его таким. — Какая музыка ей нужна? — спрашивает Снейп слабым голосом. — Любимая, — коротко отвечает Джеймс, вызывающе смотря на него. — Ты что, не знаешь? Как стыдно. Она вроде как нравилась тебе. Парень просто хотел проверить его. Снейп начал копаться в пластинках. На удивление он быстро нашел нужную, и даже не выбирал между возможными вариантами. Джеймс небрежно выхватывает их, и тут же дергается от громкого возгласа: — Не держи так! — неожиданно вскрикнул Северус и потянулся к рукам неприятеля, расставив его пальцы по краям пластинок. — Вот так… Лили не любит, когда на них остаются отпечатки. Джеймс удивленно глядел на того, кто с таким трепетом относился к любимым вещам Эванс, и это выглядело почти очаровательно. От него веяло теплом, которое особенно чувствовалась на пальцах, после его прикосновений. — Ты такой трус, — неприязненно произносит Джеймс, не сводя с него взгляд. — Тебя что, и правда устраивает то, что вместо нее к тебе прихожу я? Снейп посмотрел на него с таким удивлением, что разъяренный Мародер был обязан продолжить: — Ты только и можешь страдать и надеяться на какие-то изменения, но ничего не будешь делать, дабы вернуть ее! Через пару секунд, как только Слизеринец начал вникать в смысл этих слов — лицо его опять стало приобретать враждебность. Плотная тень залегла под его бровями и глазами. — На прошлом курсе ты о другом говорил, Поттер, — сквозь зубы проговорил он. — чуть ли не выталкивал меня из гриффиндорской башни, лишь бы я не извинялся перед ней! — он перешел на крик. — И зачем ты вообще мне это говоришь?! Добра желаешь?! Да я прекрасно знаю, что ты всего лишь свинья, которая хочет посмеяться надо мной! Похвастаться тем, что отнял у меня! Снейп чуть не задохнулся в своих словах. Он тяжело дышал, и смотрел на Джеймса с такой ненавистью, какой не было даже в прошлом. От этого Поттер набрал полную грудь воздуха и протяжно выдохнул осознавая, что лишь ему удалось хоть немного переосмыслить их вражду и измениться в лучшую сторону. Сначала Джеймс думал просто уйти, но неприятные чувства, возникшие после общения со Снейпом и другими слизеринцами, никак его не отпускало. — Знаешь, у Лили выросла неплохая такая грудь, скажи? — Что? Снейп краснеет то ли от солидарности, то ли от злости. — Она горячая девушка, и говоря об этом, я признаю твой отменный вкус. Хотя меня удивляет то, что из всевозможных девчонок ты выбрал мастурбировать именно на Лили, богиню, а не какую-то страшную волшебницу, тебе подстать. — Прекрати нести чушь! — остановил его разволновавшийся Снейп. — Как ты можешь такое говорить?! — А что в моих словах не правда? — Джеймс поразил самого себя свой бесчувственностью. — Ты когда-то видел ее голую грудь? Подглядывал за ней? Знаешь, какого цвета у нее соски? Светло-розовые. — Хватит, ей бы это не понравилось! — кричит Снейп, при этом обливаясь такой яркой краской, будто он вот-вот взорвется от смущения и злости одновременно. — Ты просто отвратителен! Как ты смеешь быть рядом с ней?! — Тогда возьми эти чертовы пластинки и отнеси их ей! — перекрикивает его Джеймс. — Избавь ее от моего общества, давай, замени меня! После этой речи, Снейп тут же тянется к пластинкам, желая отобрать их, но что-то его останавливает. Он колеблется. — А вдруг ты ей противен? — бросает Джеймс именно в тот момент, когда Снейп, казалось бы, набрался достаточной смелости. Слизеринец убирает руки, задумывается над словами и смотрит на Джеймса. Тот бессердечно глядит на него в ответ и словно проверяет. Снейп опять набрался храбрости взять свои вещи обратно, но Мародер продолжает давление: — Может она ненавидит тебя… — Да прекрати же ты! — недовольно прерывает его Снейп. — И никогда не простит тебя? — все-таки заканчивает Джеймс. — Убирайся! От ярости Северус толкает врага в грудь, и резким махом руки заставляет все вещи со стола упасть на пол. Он хватается за голову и жмурится так сильно, будто готов закричать. Джеймс знает, какие негативные эмоции он заставил только что прочувствовать его. Знал, какие последствия имели эти слова, и все равно не остановился. И даже не жалел об этом. Тем не менее, он понимал, что на самом деле, ему просто было его жаль. — Я не представляю, как ты можешь сочетать в себе настолько неприятные личные качества, и такую чувственность к другому человеку, — говорит Джеймс с такой искренностью, на которую только способен. — Ты просто кошмар моей жизни, и не только моей, но для нее ты совсем другой, и сам этого не осознаешь. После сказанного, парень разворачивается и идет к выходу. Он надеется, что Снейп что-то скажет ему напоследок. Хоть что-то. Но без ответа. Джеймс старается выбросить его из головы. Ему не хочется думать о нем в момент общения с Лили, но как бы тяжело не было это признавать — она вызывала у него куда меньше чувств, чем Снейп. Он просто не мог перестать чувствовать странное тепло на своих пальцах, и не обдумывать каждое слово, произнесенное в их диалогах. Это не было положительное чувство, скорее что-то очень тревожное и навязчивое. Джеймс даже не знал, какое к этому применить название. «Раньше я его просто ненавидел… а сейчас… Черт, я даже не знаю!» — мучительно думал Джеймс, желая выкинуть забранные пластинки подальше от себя, и забыть обо всем. Стараясь справиться с хаотичным потоком своих мыслей, Джеймс идет так быстро, что почти бежит. Ему нужно потерять достаточно сил, чтобы усталость завладела его разумом, но он слишком быстро оказывается в башне Гриффиндора, и уже стоит у портрета Полной Дамы. Парень заглядывает в карту мародеров и убеждается в том, что большинство учеников еще находятся в Большом зале на ужине, а Лили сидит в гостиной, как и обещала. Джеймс не может заставлять ее ждать, поэтому заходит, и старается преобразиться, натянув на себя довольную улыбку. — Прости за задержку, — говорит он, бодро прыгнув на диван рядом с ней. — слизеринцы не очень меня жаловали, поэтому возникли некоторые проблемы. Но в любом случае, я достал твои любимые пластинки! Глаза у Лили расширились от изумления. — Джеймс, как же ты их достал! — Просто поговорил со Снейпом, ничего сложного. — Боже, как же я рада, Джеймс! К глубочайшему удивлению, Лили тянется к парню и целует его в щеку, легко и непринужденно, словно делала это всю свою жизнь. В миг все сознание парня вдруг опустело, перезапустилось и стало обновленным, словно заново родилось. Сердце его подпрыгнуло, и он вдруг ожил. Девушка с наслаждение хватает старые, любимые пластинки и рассматривает на них каждую деталь. Затем она игриво встает и бежит в другую гостиную комнату, где находился музыкальный проигрыватель, которым мало кто пользовался до этого. Лили не потребовалось много времени, чтобы разобраться в нем, и умело вставила пластинку в нужное место, смышлено настраивая все приборы. Джеймс прошел за ней, с неподдельным наслаждением глядя на ее по-детски радостному настроению. Пластинка начала крутиться, и через пару секунд по всей гостиной раздались пронзительные, яркие звуки электрогитары. Они были настолько звонкими, что в уши Джеймса ударила неприятная волна, и совсем скоро из проигрывателя послышался такой же яркий, но красивый женский голос.

Hey, hey, hey, lover Эй-эй-эй, любимый You don't have to be a star Тебе не нужно быть звездой

Лили с наслаждением прикрыла глазки, и в танце прокрутилась вокруг своей оси, выставив перед собой ладони. Она была похожа на тянущуюся кошку. Грациозная и удивительная.

Hey, hey, hey, lover Эй-эй-эй, любимый, I love you just the way you are Я люблю тебя таким, какой ты есть.

«Она также танцевала перед ним?» — думает Джеймс, не отрывая от нее взгляда. — Это женская группа, — говорит Лили, но парень не сразу обращает на нее внимание. — Представляешь? Мне они так нравятся, но многие против них только потому, что в группе одни девушки. Джеймс кивает, хотя не уверен, что понял ее.

For love is just the same Любовь всё та же Without fortune or fame Даже без удачи и славы Just give me Просто подари мне True love and understanding Любовь и понимание,

Лили продолжает танцевать. Иногда она поглядывает на Джеймса и улыбается еще шире. «Он чувствовал то же самое, когда смотрел на нее?»

Hey, hey, hey, lover Эй-эй-эй, любимый, You don't have to be a king Тебе не нужно быть королём.

— Пойдем танцевать, Джеймс. — Что?

Hey, hey, hey, lover Эй-эй-эй, любимый, You don't have to have a thing Тебе не нужно вообще ничего.

Лили плавно подходит к Джеймсу, словно плывет по воздуха, и бережно берет его руки в свои. Они сплетаются. Жар словно огонь проноситься внутри него.

For I'll be satisfied Ибо меня всё устроит, Long as you are my guy Пока ты будешь моим, Just give me Просто подари мне True love and understanding Любовь и понимание,

— Ты зажатый, стесняешься? Лили игриво подтанцовывает с ним. — Нет-нет… Просто… Джеймс смотрит в ее изумрудные глаза и поверить не может в то, насколько сильно они сблизились за все это время. Так сильно, что никто из них не хочет отрывать друг от друга глаз и бросать объятия их ладоней. Они танцевали, словно возлюбленные.

For the rest of my days До скончания лет. But, you won't have to worry Но тебе не нужно волноваться, Life's a problem in my hands Жизнь — это моя проблема. But if you really, really love me Но, если ты правда, правда любишь меня, In my heart, you'll be a big man В моём сердце ты будешь настоящим мужчиной.

Рука быстро вспотела. Джеймсу вдруг стало неловко. Нужно ли ему убрать эту чертову руку, или Эванс плевать на это? Внезапно он вспомнил о том тепле, которое чувствовал на своих ладонях, когда держал за руку Снейпа. Нежное, ласковое, идеальной температуры. Хотя сейчас он с легкостью мог объяснить свои ощущения в то время — ему просто было радостно оставаться живым после того столкновения с Люпином, тем более видеть живым Снейпа. И тем не менее, он хотел почувствовать это тепло еще раз. Чувствовать его всегда, вместо этого жара, что создает ладонь Лили.

Hey lover, won't you treat me right? Эй, любимый, ты будешь со мной хорошо обращаться? And be with me tonight? И будешь ли ты со мной сегодня ночью? Just give me

— В гостиной Слизерина что-то произошло? — спрашивает Лили, разглядев в парне что-то странное. — Ничего, — отвечает Джеймс. Он хочет что-то добавить, но не решается, или просто не видит в этом смысла. — Точно? А как же Северус? — Все нормально.

Просто дари мне True love and understanding Любовь и понимание, True love and understanding Любовь и понимание

И все-таки, Джеймс чувствовал себя лжецом. Будто он занял чье-то место. Словно не он должен оказаться сейчас рядом с Лили. И дело не в том, что он не достоин. Он просто не может. — Именно такую любовь и я хочу, как поется в песне, — вдруг произносит Лили, приложившись щекой к груди Джеймса. — И также я буду любить человека, которого полюблю… Прекрасные слова заставили сердце Джеймса заколотиться еще быстрее. Возможно именно поэтому она прильнула к нему, послушать реакцию. Но она ведь не могла знать, что творилось у него внутри. Конечно он затрепетал, чуть не взлетел от счастье из-за этих слов. Но… А впрочем. Плевать. — Джеймс! — резко кричит Лили, и отталкивает его от себя. — Что ты творишь? Парень попятился назад, недоуменно глядя на нее. Он конечно ожидал, что Лили не ответит на его поцелуй, но чтобы так оттолкнуть от себя после тех слов… Да и поцелуя то не было. Хотя он и правда приподнял ее подбородок и быстро потянулся к ее губам — Лили была достаточно ловкой, чтобы увернуться от его поцелуя, попавший ей в висок. — А к чему были твои слова о любви? — спрашивает Джеймс с таким тоном, будто наезжает на девушку. — Если ты видишь во мне исключительно сексуальный объект — нам не о чем говорить. Лили разворачивается, почти вырывает пластинку из музыкального проигрывателя, начавший прокручивать ее еще раз, и идет по пути к женским спальням. Джеймс провожает ее взглядом, но понимает, что не может оставить все так, как есть. В нем накипели чувства, страстные и яркие, но не совсем положительные. — Как будто ты не знала, что нравишься мне! — кричит Джеймс ей вслед, и девушка останавливается. — Долго еще будешь отрицать мои чувства к тебе? Лили уже стояла на лестнице, и смотрела на парня сверху вниз. В этот момент она просто не могла сбежать, потому что упрямая девушка имеет достаточно гордости, чтобы объясниться за себя. — Я никогда этого не отрицала, но я ведь не могу ответить тебе на них прямо сейчас! — Если мои чувства безответны — ты могла бы сказать об этом раньше! — Нет, Джеймс, ты… — Лили запнулась, и прорычала от растерянности. — Конечно же ты мне не безразличен, и мне очень нравятся твои попытки сблизиться со мной. Но мне требуется гораздо больше времени! — Зачем тогда ты говорила о любви пару минут назад? — Джеймс недовольно подошел к лестнице, и ступил на первую ступень. — Решила дать надежду, и тут же отобрать ее у меня? — Нет, Джеймс, я… — впервые Лили казалась настолько слабой и потерянной. — Я не хотела, правда. Я не думала, что тебя подведет это к определенным действиям, но в любом случае, ты не должен был пытаться меня поцеловать! Я ведь могу просто не хотеть, быть не готовой! — голос ее вдруг задрожал. — Да и я… Я никогда не была в отношениях. Я не знаю, как вести себя, Джеймс. Лили замолчала. Глаза ее вдруг заблестели, и она даже отвернулась, дабы стереть влагу с нижних век. Она казалась взволнованной, и действительно очень чувственной девушкой. Джеймс понимал, что переборщил, но не мог сдержать своего злого тона. И казалось бы, ему нужно переживать за их отношения, винить себя за свои действия. Но он думал совсем о другом. — А Северуса ты любила? — спрашивает Джеймс, пристально следя за ее реакцией. — С ним ты бы была счастлива? Они молчали долго. Бесконечно долго и тяжело. В конце концов, Лили грустно улыбается, и глаза ее еще больше начали сверкать, словно бриллианты. Она ему не сразу отвечает. Кажется, эти слова задели ее до глубины души, потому что оба понимали, насколько не к месту они были сказаны. — Конечно любила, — она улыбается. — Но не так, как поется в песне. Не так, как я любила бы свою настоящую судьбу. Лили какое-то мгновение смотрела на него, а потом отвернулась. Они поняли, что их разговор уже теряет смысл, и они ни к чему так и не придут, что бы не собирались сказать. Эванс оставляет его, и Джеймс остается в гостиной совершенно один, но его это мало тревожит. Он садится на диван, прикрывает глаза и ни о чем больше не думает. Только об одном: как бы ему хотелось ощутить больше, чем на самом деле.