Сегодня, завтра, всегда

— Ты чего не спишь? — спрашивает Лили, поправляя ночную, белоснежную сорочку. — Бессонница, — устало отвечает Римус, сидя на диване в гостиной. — В спальне невыносимо лежать и ворочаться, пытаясь уснуть. Не хочу ненароком разбудить ребят, поэтому и прихожу сюда. — Ты сидишь здесь каждую ночь? — Лили смотрит обеспокоенно, но парень не позволяет себе обращать на это слишком много внимания. — Почти. В позднее время в Хогвартсе так тихо, что мысли Римуса, кажется, настолько громкие и волнительные, что могут разбудить всех вокруг. Поток беспокойных размышлений настигает его ночью, и ничего не может остановить это давление, которое он ненавидит до дрожи. Сколько бы усилий не было приложено, ничто не дает и малейшего результата. Днем помогают друзья, учеба, ворох дел старосты, всегда можно отвлечься, заглушить, притвориться, что в голове звеняще пусто, но когда все ложатся спать, а на небе появляется тонкая полоска месяца, тревога одолевает его с новой силой. Римус не считает себя вправе нарушать чужие сны, потому уходит и просиживает долгие часы в гостиной, пытаясь справиться с самим собой. Его беспокоит все: место в обществе, будущее, учеба, и девушка, которая нравится ему, и которая стоит прямо сейчас перед ним, внимательно разглядывая своими невозможными глазами. — Знаешь, — говорит вдруг она. — У меня тоже бессонница. — и садится рядом. *** Римусу понравилась Лили еще с первого курса. Его взгляд то и дело касался ее огненно-рыжих, волнистых волос, длинных ресниц, за которыми прятались ярчайшие глаза изумрудного цвета, и уверенного, красивого лица, выражения возвышенного достоинства, на котором создавалось впечатление недоступности. Эта девушка была очень симпатична ему, и Римус часто хотел с ней заговорить. Иногда им случалось перебрасываться короткими фразами, но те были слишком формальны, чтобы счесть их достойным началом для серьезного общения. Да и не осмеливался Римус на что-то большее, ведь знал, что Лили нравится Джеймсу, а это значит, что никто перед ней не должен выглядеть симпатичнее, чем он, и разговаривать с ней больше него. Это четко установленное Сохатым правило, вероятно, Люпин воспринял слишком серьезно. Но он действительно не хотел мешать своему другу, ведь в то время Джеймс был так сильно в нее влюблен, почти по-взрослому, с таким восторгом говорил о ней, так улыбался… Несмотря на симпатию, Римус смог подавить в себе смущающие чувства, и старался воспринимать Лили никак не иначе, чем будущую девушку Джеймса, и, возможно, приятельницу для себя. И так бы продолжалось и дальше, если бы не случилось то, из-за чего сердце Римуса больше не смогло устоять перед очарованием Лили. Это был невероятно сложный период для него. Юноша думал, что его жизнь остановится прямо на месте. Тогда он убивался от осознания, что своими ненавистными, волчьими лапами и острыми, как лезвия, клыками, мог с легкостью убить Северуса Снейпа, который откуда не возьмись появился в Визжащей хижине. Люпин ненавидел себя за то, что из-за него чуть не погиб человек. Тем более, после этого происшествия он предстал перед всеми с огромными, устрашающими шрамами на все лицо, из-за чего многие начали подозревать о его недуге. Казалось, секрет раскрыт, и все смотрят на него с отвращением. Он чувствовал на себе взгляды, слышал шепотки в нишах коридоров, когда совершал обход, и чувствовал, что сойдет с ума, если ничего не изменится. Даже друзья не могли вытащить его из состояния вялого уныния, в котором он медленно но верно тонул, теряя себя. Римус закрылся ото всех, погрузившись в свое горе, и никто не мог его спасти, потому что никому более не был доверен самый страшный его секрет… Но, как оказалось, это было не совсем верное утверждение. На помощь другу пришла Лили. Словно ангел, она возникла перед ним, протянула руку, и ласково окутала его долгожданным спокойствием, которое давно покинуло его сознание. В тот прекрасный день Лили взяла отчаявшегося Римуса за руку, отвела в укромный уголок и призналась, что знает о его болезни. Когда она это сказала, Римус чуть не лишился чувств от осознания ужаса происходящего, но девушка вовремя подобрала слова, чтобы его успокоить. Она провела с ним достаточно времени, чтобы доказать свою верность и молчание перед остальными. Лили много говорила с ним, и не замолкала ни на минуту, лишь бы не потерять Римуса снова. Она утешала его, обещала, что все будет в порядке, и пыталась убедить, что, на самом деле, парень абсолютно нормален, и он ни в чем не виноват. Тогда Римус ничего ей не сказал. Был не в состоянии. Ему было стыдно за то, как он выглядел перед ней: почти плачущий и жалкий, подавленный, разбитый на тысячи осколков собственной судьбой. Но после ее добрых слов, после долгой беседы, где он сам едва ли говорил хоть что-то, юноша смог вернуть себе самообладание и поблагодарить ее за то, что она приняла его, не испугалась, и даже отважилась помочь. Римус бесконечно сильно был ей благодарен. После того разговора внутри него не просто пропало разъедающее само естество чувство, а появились те самые бабочки, которые долгое время были задавлены осознанным решением не вмешиваться и не позволять себе больше, чем возможно. Он был очарован Лили давно, но лишь теперь дал себе право влюбиться. Потому что она приняла его болезнь, сказала, что будет относиться к нему хорошо, как если бы ее и вовсе не было. Девушка стояла перед ним без всякого страха и отвращения, держала его за руку и ничуть не боялась. Тогда он понял, что больше никогда не сможет ее разлюбить и забыть, даже если Сохатый, в конце концов, станет ее партнером. Римус тяжело переживал то, как упорно Джеймс добивался ее, и Лили, в конце концов, начала поддаваться. Он с трудом выдерживал то, как все окружающие поддерживали их союз, и не мог смотреть на пару, когда летом, в Оттери-Сент-Кэчпоул, они постоянно ходили вдвоем, словно уже встречались. Римусу казалось, что Эванс не устоит перед обаянием Джеймса, и вскоре они и правда станут больше, чем просто друзья, но вначале шестого курса, их взаимодействие вдруг сошло к минимуму, и Римус даже не знал, стоит ему волноваться, радоваться, или печалиться этим фактом. Оказалось, что стоит радоваться. Лили утвердили второй старостой Гриффиндора, и теперь она была с ним практически постоянно. Сохатый пропал, и рядом с ней не появлялся. Судя по всему, у него были свои, куда более важные дела, и Эванс отошла на задний план. Девушка начала больше времени проводить с Люпином. Оно и понятно: оба были старостами одного факультета, но удивляло больше то, что они стали общаться неформально, а как хорошие, и очень близкие друзья. Инициатива, по большей части, исходила именно со стороны Лили. Римус бы не решился сблизиться с ней, хотя дело уже было не в Поттере, а в смущении парня перед ней. Но этот барьер она преодолела сама, и с легкостью открылась ему. Так началась их дружба. Римус и Лили, как оказалось, были очень похожи. Оба имели мягкий характер, не вступали в конфликты, но имели силу воли, чтобы постоять за себя. Оба не любили пустые разговоры и слишком несерьезных людей. Оба были очень эмпатичными и начитанными студентами. Второе позволило им найти множество интересных тем для разговоров, и совсем скоро их связь перестала держаться на одной лишь общей компании и совместных школьных обязанностях старост. Они могли обсудить абсолютно все, и чувствовали себя при этом спокойно и расслабленно. Так они узнали многое друг о друге. Римус — что Лили считает крайне возмутительным социальное положение домовых эльфов в магическом мире, и что Альбус Дамблдор, при всем уважении к нему, не очень хорошо досматривает положение многих учеников в школе и их безопасность. Она поведала ему о своей семье, в особенности о сестре Петунье и их непростых отношениях, которые сильно волновали ее. Лили знала, что сестра черной завистью завидовала ее дару, и сколько бы она ни билась, исправить сложившуюся ситуацию не выходило, — Петунья закрывалась от нее глухой завесой «правильности» и «нормальности», основам которой младшая сестра - ведьма, по очевидным причинам, не соответствовала вовсе. Лили, в свою очередь, узнала о Римусе то, что он предпочитает осень другим временам года, любит читать, и в особенности отмечает привлекательным запах старинных книг. Лили, как более приближенная к магловскому миру, познакомила его со многими произведениями писателей не магов, чтобы отвлеченных от учебы тем для обсуждений стало еще больше. Римус, осмелев через некоторое время, даже поведал ей свою ситуацию в семье, которая до сих пор сильно тяготила его. Рассказал, потому что знал, что она - не осудит. Лили почти до слез растрогала история взросления ребенка, которому приходилось каждое полнолуние с пяти лет прятаться, бояться и ненавидеть себя, просто потому, что любить то, что рисуют в волшебных сказках ужаснейшими коварными монстрами, пожирающими невинных людей, чья суть извращена по воле неведомой судьбы болезнью, от которой не существует лекарства, было невозможно. После того тяжелого рассказа Лили решила для себя, что из всех магических существ, домовые эльфы, вероятно, далеко не самые угнетенные магическим сообществом. Они очень много разговаривали, и темы, которые можно было бы обсудить, не кончались дни и недели, переходящие в месяцы. Они не были парой слушателя и рассказчика, потому что оба являлись и тем, и другим в разные промежутки времени. Никто из них не говорил больше другого, и в их отношениях царило полное понимание и уважение. Они слышали друг друга, поддерживали, ценили, и направляли порой, когда требовался совет. Оба были честны и не пытались казаться лучше, чем были на самом деле. Им не было страшно показывать себя такими, какие они есть, не скрывая изъянов. Обсуждали они разное, от повседневных дел, до политических взглядов в волшебном мире. Даже странные и философские вопросы, благодаря которым они могли узнать друг друга получше, стали частыми гостями длинных вечерних бесед за чашечкой чая. «О чем ты часто думаешь?», «Какой для тебя самый явный признак слабости?», «Как ты понимаешь, что тебя любят?», «Как думаешь, страх может быть силой?» — и множество других, похожих. Такие вопросы не являлись для них смешными или постыдными, как показалось бы многим. Они полюбили слушать друг друга, и слышали каждое слово. Бывали моменты, когда возникал совершенно иррациональный страх, что вдруг возьмут, и закончатся все темы для их разговоров по душам, или пропадет интерес, но стоило только снова сесть поблизости друг от друга и раскрыть рот, как беседа лилась звонким весенним ручьем, наполняя душу спокойствием, а сердце - легкостью и теплотой. Лили призналась честно, что никакой бессонницы у нее нет, но оставлять друга в одиночестве и темноте она считает неправильным, и от этой смущающей честности Римус испытал удивительную радость. В ночное время, в свете звезд и луны, они проводили свои тайные встречи, тихие и увлекательные настолько, что бессонные часы хотелось продлить еще и еще, вплоть до самого рассвета. Чтобы время остановилось для них двоих. *** Спустя пару недель почти без сна, дни, или, по крайней мере их начало, становилось проживать тяжелее. Римус давно привык к такому режиму, а вот Лили часто ощущала легкую слабость, но все равно держалась стойко. Парень старался как можно больше ей помогать и, по возможности, брать на себя часть ее работы, как старосты. Лили не отказывалась от помощи, и радушно принимала ее, только напоминая, чтобы Римус не взваливал на себя больше, чем сможет унести. Тот посмеивался, но перечить не смел. Новые дни были похожи на предыдущие: уроки, соблюдение порядка в коридорах, тумаки для правонарушителей, заполнение документов и приятное времяпровождение в комнате для старост во время перерывов. — Ты будешь кофе? — спрашивает Лили, глядя на парня. — Нет, спасибо, я не пью кофе, — отвечает Римус. — Сделаю себе чай. Они садятся за стол, и каждый расслабленно отпивает свой напиток. Этот день их немного утомил. Даже если не брать во внимание бессонную ночь, учебные задания и слежка за порядком заставляли к вечеру чувствовать усталость. Они молчали. Каждый думал о своем, пока девушка вдруг отчего-то не хихикнула, глядя на Римуса, и тот просто не мог не поинтересоваться с осторожной улыбкой: — Я сделал что-то забавное? Эванс покачала головой, вовсе не пряча улыбки. — Извини, просто я вспомнила кое-что о Джеймсе и не сдержалась. — Что-то личное? — уточнил Римус, и тяжело взглотнул. Он испугался, что внезапно нахлынувшее на девушку воспоминание является чем-то очень сокровенным и приятным для нее. Лили задумчиво помычала, решая, может ли рассказать такое другу, или же нет. Прошла пара секунд прежде, чем она кивнула, дав себе разрешение. — Только не подумай, что я говорю про Джеймса плохо, — начала она, слегка возбужденно. — Я ходила с ним на свидание этим летом. Люпин внимательно слушал, и очень надеялся, что ревность никак не отразилась на его лице, когда речь зашла о свидании. — Тогда первую его половину мы провели в кафе. Я люблю крепкий кофе, так что заказала его, и Джеймс тоже, за компанию, сказав, что ему он нравится, — она неловко улыбнулась, вспоминая. — В общем, я не сказала ему об этом, но прекрасно видела, как он чуть не давится им. Это было так странно. Зачем заставлять себя пить то, что тебе не по вкусу, только чтобы показать, как мы похожи? Вспомнила я об этом потому, что предложила тебе кофе, но ты отказался и налил себе чай. Понимаешь? Я не люблю, когда кто-то надевает маску, чтобы казаться лучше. — Ну… ты ведь нравишься ему, — вырвалось невольно у Люпина, и он тут же едва не хлопнул себя ладонью по губам за такие слова. Привычка поддерживать Поттера в любовных начинаниях у него до сих пор оставалась, хотя ему очень хотелось от нее избавиться. Лили вздохнула так тяжело, что Римусу тут же стало спокойнее. При всем уважении к своему другу и всех самых счастливых пожеланий в любви к Эванс, ему было тяжело выносить мысли об их возможных отношениях. Наверное, это было эгоистично, но его влюбленность к Лили росла с каждым днем, но в отличии от Джеймса, ему не позволено было ее проявлять. — В тот день Джеймс сказал, что прибыл в мой родной городок с помощью трансгрессии, — продолжила Лили, выдав крайне недоуменное выражение лица. — Странно, что он подумал, мол, я не знаю, что трансгрессировать самостоятельно можно лишь с наступлением совершеннолетия, и со сдачей экзамена… — после ее слов Люпин не смог сдержать легкой ухмылки, и Лили тоже улыбнулась. — А недавно, когда появились платные курсы для шестикурсников, и он в них записался, я спросила у Джеймса: разве ты не умеешь трансгрессировать? А он, судя по всему, забыл о своем обмане, и совершенно серьезно ответил, что нет, конечно не умеет, ведь для этого требуется экзамен! Римус и Лили расхохотались одновременно. Они никогда ни над кем не насмехались, тем более над общими, близкими друзьями, но сейчас им сложно было сдержаться, и потребовалось даже какое-то время, чтобы успокоиться. — Не злись на него, он просто хотел тебя поразить, — сказал Римус, продолжая улыбаться. — Я прекрасно это понимаю, но мне не нравится, когда люди обманывают меня. — Лили пожала плечами, с ее лица улыбка так же не сходила. — Мне не хочется общаться с тем, кто врет для достижения каких угодно целей. Я ведь прекрасно вижу, когда человек пытается просто казаться, а не быть. На свидании Поттер был словно деревом без чувств. Знаю, что он волновался, и ставил меня в приоритет, но это совсем не для меня. — успокоившись окончательно, она начала выглядеть более серьезной. — Хочу, чтобы люди были честны со мной. Они должны быть настоящими, ведь искусственность разрушает не только отношения, но и личности тех, кто ее воссоздает. Разве он не потеряет самого себя? Разве не будет чувствовать со временем, что его настоящее «я» хочет вырваться наружу? А вдруг это «я» настолько отличается от избранной маски, что может даже причинить боль? Я ведь не знаю. — Поттер не нравится тебе, да? — спросил Люпин, ненавидя себя за надежду в этих словах. — Знаешь, — протянула Лили. — Давай сегодня встретимся ночью в гостиной, и я тебе все расскажу. — Хорошо, — согласился он, чувствуя себя все более напряженно и беспомощно. Девушка улыбнулась ему. Кажется, ее совсем ничего не волновало, и не было в ней того воображаемого шара из спутавшейся пряжи волнений мыслей, неправильных и неуместных чувств, страхов и желаний, который не давал уснуть. Лили без лишних реверансов встала, допив кофе, и начала уходить, но у двери остановилась и прижалась к дверному косяку, будто ей стало плохо. Римус взволнованно встал и шагнул к ней. — Что с тобой? — испугался он. — Тебе нехорошо? Может проводить в больничное крыло? — Нет-нет, мне нормально, — пролепетала она, немного устало. — Я пойду, Римус, все хорошо. Конечно же что-то было точно не в порядке, и парень забеспокоился еще сильнее. Он уже не раз замечал, как бурная оживленность Лили резко перетекала в сильную усталость. Девушка уже начала уходить, как он, не сдержавшись, спросил: — Скажи, я тебя не утомляю? — С чего ты так решил? — удивилась она. — Ты кажешься уставшей в последнее время. Может, дело в том, что я заставляю тебя слушать себя слишком много по ночам? Лили ему улыбнулась, бодро и уверенно. Тогда и Римус стал чувствовать себя куда лучше. Ему нравилось, когда девушка вот так на него смотрела, буквально крича своим взглядом: я имею достоинство, и не смей сомневаться в том, что я говорю и делаю! — У меня есть голос, чтобы сказать, когда мне что-то не нравится, — мягко напомнила ему Лили. — Стоит ли говорить о том, что мне с тобой очень тепло? Мне кажется, это должно быть ясно по тому, сколько времени я выбираю проводить с тобой. И она ушла, блеснув на последок своими прекрасными, выразительными глазами, которые растапливали Римуса до самых костей. А ее улыбка… Боже, эта улыбка была просто бесподобна. Люпин готов был любоваться ею каждую секунду, и был до смешного счастлив каждый раз, когда Лили дарила их ему одну за одной, кажется, вовсе не считая. При всей своей открытости и разговорчивости, Лили казалась для Римуса абсолютной загадкой, чувства которой являлись не просто озером или речушкой, а целым океаном, в который страшно даже ступить. Но парень был готов. Ему хотелось узнать ее всю, понять и принять такую сложную и недосягаемую. Ему нравилось мечтать о том, что на самом деле, Лили просто играется с ним, и прячет свое сердце, чтобы он его отыскал, а затем получил, как приз. Ему нравилось, что иногда, девушка казалась чужой и таинственной, словно она была гостьей с другой планеты, но его это совсем не пугало. Наоборот. Сердце в трепете жаждало еще больше ее присутствия рядом. Римусу было не избавиться от своих чувств. Не забыть эту прекрасную девушку, что рассказывала ему каждую ночь истории из жизни и сказки, подобно Шахерезаде из магловской книги с рассказами. Он не мог и не хотел даже пытаться забыть ее глаза, полные изумрудного сияния, мягкие губы, подобные лепесткам цветов, изогнутые в изящной улыбке, крошечные ямочки на щеках, длинные, пушистые ресницы. Да, Римус признавал, что стал сентиментальнее. Но от этих перемен он получал удовольствие, и не желал променять его ни на что другое. Он полностью растворился в своих нежных чувствах к Лили, которые захватили его раз и, кажется, навсегда. Он был влюблен в нее всю: в руки, которыми она готова была обнять целый мир, в мысли, в которых теплилось добро и светлая вера в будущее, в ноги, что проходили избранный девушкой жизненный путь, огибая любые преграды. В ее уверенность и прямоту, и то, каким она видела мир вокруг. Его любовь к ней была не про жертвенность и боль. Она была пропитана самыми положительными чувствами, которые он только мог испытывать: заботой и нежностью, уважением, восхищением. Лили была девушкой, которую при рождении поцеловало солнце, и каждый день проделывало это снова, надписывая на ее нежной коже признание любви к луне. Несмотря на любовь, Римус знал, что точно не будет обманывать ее, и покорять тем, чего на самом деле в нем не имелось. Ему хотелось, чтобы их отношения шли плавно, как листья, опадающие осенью с деревьев, несущиеся в порыве воздуха в любом направлении. И тем не менее, он не мог успокоиться, пока его сердце и разум враждовали. Ему хотелось попытаться стать Лили больше, чем просто другом, быть смелее с ней, но при этом не предать чувств Джеймса, который о любви к Лили едва ли не кричал с вершины Астрономической башни. Римус уже давно решил, что стоит поговорить с ним, но пока все не решался набраться смелости. Без конфликта, но он хотел донести другу мысль о том, что Лили сама выберет того, кто ей по душе, без состязаний и ссор. Эта мысль устоялась в нем сильнее, когда Лили выполнила обещание, и рассказала о своем отношении к Поттеру подробнее тем вечером: — Знаешь, Римус, я пыталась полюбить Джеймса. Правда. Но я не смогла. И дело здесь не в нем, а во мне самой. Я просто не смогла, хотя знала, что он хороший, и правда готов сделать для меня все. Но меня встревожило то, что я поняла вдруг ясно: даже если сейчас все сложится хорошо, однажды, годы спустя, обернувшись назад, смогу ли я сказать, что сделала правильный выбор? Не обманула себя ожиданиями окружающих, а действительно решила все так, как хотелось мне самой? Нет. Мне не нравится то, что окружающие буквально сделали из меня его будущую жену, понимаешь? Меня постоянно подталкивают к нему, я слышу беззлобные шуточки о том, что мне следовало бы быть «Миссис Поттер», я вижу, как от меня ждут заигрываний и флирта, уговаривают, чтобы я как-то подкрасилась по-особому, оделась ярче и покорила его своей красотой. Призналась в любви, и полностью ему отдалась, наконец. Я не люблю, когда другие указывают, что и как я должна чувствовать. Будто я всем обязана человеку за то, что он любил меня какое-то время. Поначалу мне было неловко, ведь действительно, Джеймс так старается, дарит подарки, приглашает на прогулки, делает разнообразную псевдо-романтичную чушь, но я не смогла полюбить его, и все тут. Я не понимаю, почему остальным так важно, чтобы мы были вместе. Почему я и Джеймс так волнуем других. Джеймс хороший парень. Интересный, веселый, с ним никогда не бывает скучно, но мы не будем вместе только потому, что этого хотят все. Они должны брать во внимание и мои чувства. А я буду выстраивать отношения так, как хочу я. Не прощу ведь я Северуса только потому, что мы дружили многие годы, с самого детства. И не полюблю кого-то только из-за его попыток меня покорить. Я — личность. У меня тоже есть свои чувства. Я сама решу, что и как строить в своей жизни. Римус, внимательно ловящий каждое слово, выдохнул с присвистом, поднял на девушку глаза, которые в свете свечей на столе смотрелись почти янтарными, и негромко спросил: — Скажи, а я не доставляю тебе дискомфорта? Может, я чего-то за собой не замечаю? Лили, не раздумывая долго, ответила: — Знаешь, Римус, ты меня зацепил. И, думаю, никто другой уже не получит такого же внимания и интереса в свой адрес от меня. Так что не сомневайся в себе. Услышав эти слова, Римус осознал, что больше не может стоять на месте. Что он обязан поговорить с Поттером, рассказать о своих намерениях. Этот разговор должен был принести ему внутреннее успокоение, чтобы продолжать общаться с Лили без страха и мыслей, что он предает своего друга. Конечно, он не начал бы плясать перед Эванс, лишь бы она его заметила, не стал бы громко заявлять о своих чувствах и смущать ее. Он просто хотел стать чуточку храбрее, как лев из другой магловской сказки, про дорогу, вымощенную желтым кирпичом. *** — Сохатый! — воскликнул Люпин, отыскав друга в открытом дворе. — Нам надо срочно поговорить. Джеймс обернулся с таким лицом, как будто его только что жестко и принудительно отлучили от мыслей, в которых он был так глубоко погружен. Он выглядел таким безобидным и удивленным, что Римус поспешил смягчить тон, страшась увидеть на лице напротив совершенно другое выражение: — Что случилось, Лунатик? — спокойно спросил Джеймс. — Хочу кое-что тебе рассказать, но давай не будем конфликтовать, хорошо? Сохатый неуверенно кивнул, явно опешив от такого заявления. Он замолчал и стал внимательно слушать. Это было немного странно, потому что в его духе было, скорее, много говорить, и гораздо меньше слушать. Судя по всему, начало шестого курса как-то повлияло на него, но Римус постаралась этого не замечать, чтобы не спугнуть суть своих мыслей. — В общем, я люблю Лили, — говорит он, и смотрит на реакцию друга. Кажется, лицо Джеймса на этих словах не меняется даже чуточку. Или не кажется?.. — Я прекрасно осознаю, что она нравится и тебе тоже, и я не хочу из-за этого ссориться. Поэтому давай больше думать не о наших с тобой чувствах, а о Лили. Она должна сама решить, кого выбрать, и мы не можем перетягивать ее, как канат. На самом деле, ее выбор может пасть не на тебя и не на меня, а на другого человека, и с этим мы ничего поделать не сможем, потому что мы должны уважать ее чувства, понимаешь? Я не буду пытаться затмить тебя, не буду из кожи вон лезть, чтобы понравиться ей. Но я хочу, чтобы ты не делал из нее собственность, потому что общаясь с ней, я постоянно думаю о тебе и о том, что предаю тебя. Я… — Она мне не нравится, — говорит Джеймс, и Римус замирает с глупо приоткрытым ртом. — Если ты ее любишь — дерзай, я не буду мешать. Он молчит в абсолютном недоумении, совершенно себя потеряв. Пауза изрядно затягивается, когда шестеренки в голове юноши начинают крутиться, обрабатывая полученную информацию. Информацию, которая меняет все на корню. Римус задумчиво хмурится, пытается даже отыскать скрытый сарказм в словах Сохатого, но никак его не находит. — Ты… ты говоришь правду? — Да, — Джеймс пожимает плечами и улыбается привычно-легко, как бывает всегда, когда речь заходит о чем-то совершенно простом и понятном. — Я понял это еще давно, и по привычке пытался ее покорить. Но в этом не было никаких чувств, и никакого трепета. Так что я с уверенностью заявляю, что не люблю Лили. И если ее любишь ты, я буду рад, если у вас все сложится наилучшим образом. Римус снова замолкает, не отрывая взгляда от глаз друга. Прокрутив в голове его слова еще раз, Люпин вдруг ощущает, что ему становится смешно оттого, что он так долго переживал, оказывается, об абсолютном пустяке. — Поверить не могу… Но почему ты раньше об этом не говорил? — Ну… — протягивает Джеймс. — У меня было столько забот, что я посчитал это неважным. Друзья молчали, смотря друг на друга озадаченно и простодушно. Римус готов был рассмеяться во весь голос, потому что готовился к худшему, к драке, или хотя бы скандалу. Но все закончилось лишь декларированием начала заготовленной речи и несколькими простыми фразами. Ему хотелось остаться с Джеймсом подольше, но он знал, что в гостиной его уже ждет Лили, да и к этому времени подоспели остальные Мародеры. — Что обсуждаем? — спросил Сириус, заинтересованно поглядев на скромное собрание. Питер поддакнул. — Римус влюблен в Лили, а я к ней остыл. Я не говорил? — уточнил Джеймс, после чего на весь Хогвартс раздался дикий визг. — Что?! Как?! Почему мы узнаем это только сейчас?! — громко, и явно показательно воскликнул Сириус, активно жестикулируя руками. На Эванс ему было, по сути, ровно. За пару Джея и Лили он радел исключительно ради друга, но теперь необходимость в этом отпала. — Лунатик, а ну объяснись, куда ты?! — Мне нужно бежать, потом поговорим! — крикнул Римус убегая. Этот разговор мог затянуться на долгое время, так что он поспешил исчезнуть и вернуться в башню Гриффиндора. Там его ждала Лили, с которой он договорился встретиться чуть раньше, протянув еще одну бессонную ночь. Но когда он вошел в гостиную, там он встретил обеспокоенную троицу девиц, которые сидели у дивана и о чем-то разговаривали. Это была Марлин, Мэри и Лили. Римус увидел, как первые две девушки что-то перебирают в руках, в то время как Лили лежит на диване, словно слегла от простуды. Люпин взволнованно к ней подбежал и увидел, что действительно, выглядела она совсем плохо. — Лили, что случилось? — спросил он ощущая, как сердце в страхе забилось сильнее. — Ей нехорошо, — вздохнула Мэри, поглаживая подругу по плечу. — Бедняжка… совсем из сил выбилась… — Ты точно не пойдешь в больничное крыло? — бережно уточнила Марлин, на что Эванс отрицательно помотала головой. — Мне не плохо, я просто… Спать хочу… — пробубнила она совсем сонно и вымотано. — Римус, прости, но сегодня я не смогу с тобой посидеть. — Не беспокойся об этом, ты чего, — мягко произнес парень, тревожно оглядывая ее. — Ты не заболела? — Нет-нет, все нормально, правда… Римус понимал, что в таком состоянии она ему ничего не расскажет, хотя он и так знал, в чем было дело. Он отвел девушек в укромный уголок и расспросил, что случилось с Эванс. Они пересказали, как подруга беспокоила их уставшим видом всю неделю, а сегодня чуть не упала без сознания. Никакой причины они не знали, так что Римус быстро понял, что к чему, и поспешил успокоить подруг рассказав об их полуночных посиделках. — Не спала несколько дней подряд? — удивилась Мэри. — Как странно… У нее проблемы? — Нет, бессонница, — отвечает Римус, стараясь держать лицо, и девушки недоуменно переглядываются. — Вы не знали? — уточняет он вежливо. — Лили засыпала всегда раньше нас всех, и крепко спала, что было сложно разбудить, а просыпалась она в одно и то же время, — говорит Марлин, озадаченно. — Раньше у нее никогда не было проблем со сном. — Это правда, — подтвердила Мэри. — У нее был самый здоровый сон из всех. Римус постарался успокоить девушек, и попросил, чтобы они оставили его наедине с Лили. Когда девушки ушли, он вернулся к ней, сонной и милой. Кажется, плохое самочувствие оставило ее, и теперь она нежилась, словно грациозное животное, словно кошка, нашедшая источник тепла. Лили наслаждалась уютом мягкого дивана, и зарывалась в нежный плед, не скрыв им лишь половину своего лица. Люпин смотрел на нее, умиляясь, и понимал, как же повезло ему влюбиться именно в эту прекрасную девушку. Он присел на колени рядом с ней, и потянулся рукой к ее волосам. Лили поглядела на него так, словно уже была где-то далеко, в мире снов. — Обманщица, — ласково произносит Римус, перебирая ее шелковистые пряди. — Почему ты не говорила, что так устаешь без сна? Лили не сразу отвечает. Она улыбается, но без смущения. Улыбка ее скорее озорная и игривая, как будто раскрытие ее обмана произошло настолько поздно, что она выиграла несуществующее пари. Девушка с наслаждением зевает и сонными, полузакрытыми глазками глядит на парня. — Прости, — шепчет Лили, продолжая улыбаться. — Я говорила, что не люблю, когда люди лгут, а сама… — она сделала паузу, чтобы тихонько хихикнуть. — Но мой обман не слишком страшен, верно? Можно и простить. Я просто так полюбила с тобой разговаривать, что мне захотелось забыть о сне на какое-то время… Римус смотрит на нее с таким умилением, что не может сдержать широкой улыбки. Игра мужских пальцев с рыжими прядями переходит во что-то большее, и теперь он гладит ее голову, проходится по всем волосам, начиная с макушки, и возвращая на место волоски, что щекочут белоснежную кожу. Нежно и с любовью. Лили от такого еще больше проваливается в дрему, и Римус наблюдает за ней, думая о том, какая же она все-таки невероятная. — Спасибо, что соврала, — мягко шепчет он, и это последнее, что слышит Лили прежде, чем провалиться в глубокий сон. - Спи спокойно...