Сегодня, завтра, всегда

— Мы сегодня целую ночь не спали! Слушали Элвиса Пресли и танцевали до упаду! — увлеченно рассказывал Джеймс на уроке зельеварения. — Никто не сидел! Мы даже поспорили, кто протянет на танцполе дольше. И знаешь, кто выиграл? — Кто? — спросил Снейп. — Ну конечно я! — Самодовольно улыбнулся Поттер. — А знаешь, какой приз у нас был? — Какой? — Три пинты сливочного пива! С тех пор, как Джеймс Поттер встретил свою истинную любовь — Элвиса Пресли, он ни на секунду не замолкал, все говорил о нем, напевал песни, учил их наизусть, как стихи, и без умолку болтал о гениальности текстов. Северусу, как главному объекту, на который был направлен интерес Мародера, целыми днями приходилось выслушивать все его фанатичные изречения. Музыка в принципе не была ему интересна, а вечерние танцы, которые устраивал Джеймс в кабинете зелий, заставляли его чувствовать себя неловко. Он уже порядком устал выслушивать восторженные отзывы в адрес артиста, но не реагировал на них агрессивно и не велел Джеймсу молчать. Большую часть времени при таких разговорах Северус был занят зельями. Как и сейчас, во время урока зельеварения, он мешал содержимое в котле, пока Поттер резал ингредиенты и рассказывал о своих впечатлениях. — Моя самая любимая песня — это Jailhouse Rock , но мне еще нравится Can’t Help Falling in Love , но она не такая заводная. — Мммм… — подобный ответ от Северуса был частым в их разговорах, но Джеймса он вполне устраивал. — Знаешь, я бывал с родителями в Америке, и если попаду туда еще — обязательно посещу концерт Короля! — Джеймс, отвлекись от песен и удели внимание уроку, — прерывает очередной словесный поток Снейп, осторожно взяв его за руки. — Ты не так режешь. Смотри, как надо. — Вы еще поцелуйтесь, — звучит чей-то голос позади, и парни оборачиваются. К ним обращается студент Слизерина. — Не понял, — хмуро отзывается Джеймс. — Когда это вы сделались сладкой парочкой, а? Доконали своими разговорами, — добавляет Слизеринец, зло оглядывая их. — Вы на уроке или где находитесь? — Сам заткнись, придурок. Ты что с таким тоном разговариваешь, а? Если что-то не устраивает, пожалуйся своей мамочке, что не можешь сосредоточиться. — грубо бросает Джеймс, угрожающе щуря глаза. Он хочет добавить что-то еще, готовый завестись, как всегда, с пол-оборота, но Северус отдергивает его и заставляет отвернуться. — Не обращай внимания. Когда Северус ему на что-то указывает или просит о чем-то, Джеймс слушается беспрекословно. Он продолжает болтать, но тише, не забывая помогать напарнику в приготовлении зелья. Сегодня Слизнорт дал им сложный рецепт, который пришлось вычислять по формулам, но они в паре с легкостью справились с заданием, и зелье к концу урока было готово. Джеймс и Северус работали над ним вместе, так что обоим поставили высший бал. До перемены оставалось еще пять минут, и профессор отвлек освободившихся подопечных, попросив их внимания. — Хочу оповестить всех вас, что к следующему уроку у каждого в наличии должны присутствовать нужные ингредиенты из списка. Мы будем варить зелье, которое многие так долго ждали! Прошу взглянуть на содержимое моего котла и угадать, о каком составе идет речь. Ученики столпились около котла и заглянули туда. Толкучка заставила Северуса и Джеймса разделиться, так что они оказались по разным сторонам. Мародеру не были интересны эти загадки, так что он всеми силами пытался вернуться в компанию своего друга, который самый первый поднял руку, найдя ответ. Но его опередила какая-то Когтевранка, выкрикнувшая: — Это Амортенция! — Вы абсолютно правы! — воодушевленно восклицает Слизнорт. — Кто подробнее расскажет нам о его свойствах? Снейп насупливается и закатывает глаза, мол, это слишком очевидно. От подобного вида Джеймс хихикает. — Мистер Поттер, — профессор замечает его беспечность. — Может, вы хотите поделиться с классом своими познаниями? — Ну, оно розовое, — с усмешкой произносит Джеймс, но строгий взгляд профессора заставляет его тут же вернуть себе самообладание. — У данного зелья пар исходит спиралью. И… Для каждого человека оно будет иметь свой запах. Запах человека, в которого он влюблен. — И как же действует любовное зелье? — спрашивает Слизнорт. — Подумайте прежде, чем ответить. — Ну… Говорят, что это зелье вызывает любовь, — начинает Гриффиндорец, вспоминая учебник Северуса, который часто читал в минуты их совместного времяпровождения, и кивает сам себе, когда в голове всплывает нужный ответ. — Но это не совсем так. Амортенция не может воссоздать настоящую любовь. Она только вызывает зависимость, одержимость объектом привязанности, и имеет ограниченный срок действия. Если не давать зелье человеку снова, со временем эффект пройдет и чувства исчезнут. Зелье имеет высокий класс опасности и не рекомендовано к применению Международным Сообществом Зельеваров. Как следует из известных случаев его применения, оно в итоге не приносит счастья ни создавшему его, ни выпившему. — Браво, мистер Поттер, очень хорошо! Десять очков Гриффиндору! Джеймс невольно улыбнулся, приосанившись. С того момента, как он стал близко общаться с Северусом, его оценки на зельеварении улучшились, а баллы, получаемые за работу, выросли. Он знал о всевозможных зельях и их действиях, ведь Северус часто о них рассказывал. А Джеймс слушал, но ему не было скучно. Отнюдь, ему нравилось все, о чем он говорил. — Скажите, мистер Поттер, чем же для вас пахнет любовное зелье? — поинтересовался профессор, с улыбкой глядя на него. Слизнорту очень нравились успехи Джеймса на поприще изучения тонкой науки зелий. Кажется, преподаватель принимал их на свой счет, и Гриффиндорец не спешил развенчивать этот удобный миф. Баллы для факультета никогда не были лишними. Не став отнекиваться, Джеймс глубоко вдохнул спиральный пар, и сосредоточенно нахмурился, пытаясь различить в необычном запахе что-то конкретное. Ученики любопытно глазели на него, особенно девушки, надеявшиеся на то, что зелье будет благоухать для красавчика с Гриффиндора именно их духами. Но до сладких девчачьих духов ударившему в нос аромату было далеко. Сначала он показался совершенно невнятной мешаниной какой-то горечи, но стоило только сделать новый вдох, как в груди будто поле развернулось. Или полянка в лесу, если возникший в голове образ приводить в соответствие с ощущениями. Зелье пахло сбором трав. Ярко цвела полынь, колол теплым, почти перечным духом багульник, мелисса и перечная мята замысловато переплетались во что-то умиротворяюще-прохладное, и шалфей накрывал это разнотравье тонким пологом сладости… Джеймс нахмурился в недоумении. Он искренне полагал, что после Лили еще не встречал девушку, которая завоевала бы его сердце, и само наличие запаха ввело его в странную прострацию. Разве можно чувствовать аромат, если ты не влюблен?.. — Зелье пахнет… травами, профессор, — говорит Джеймс, ничего не понимая, стараясь справиться с излитым в груди теплом. — Но, я уверен, у меня сейчас нет к кому-то особых чувств. — Ох, мальчик мой, — добродушно посмеивается Слизнорт. — Если человек не влюблен, то он и вовсе не чувствует никакого запаха. Если для вас оно пахнет травами, значит ваша дама сердца, вероятно, любит посещать мои занятия, или гулять в лесу. И как только профессор произносит эти слова, Джеймс розовеет, чувствуя, как тонет в странном аромате, кажется, заполнившим все помещение до самого потолка. От запаха трав становится немного душно, и он различает снова: сырость, как после дождя, или в подземельях, страницы старинных учебников прошлых веков, которые часто приходится таскать из библиотеки, когда Северусу нужно что-то уточнить для нового рецепта… Северусу… Северус? Взгляд Джеймса невольно скользит по лицам студентов, пока не замирает на нужном. Северус стоит от него в паре футов, по ту сторону котла, и смотрит прямо в глаза с легким интересом. Насмешкой? Удивлением? Он выглядит так, будто обо всем догадался, и растерян осознанием происходящего. Они смотрят друг на друга, кажется, вечность, пока Гриффиндорец не опускает глаза и не притворяется, что это не он только что сказал и подумал то, что действительно сказал и подумал. Северус Снейп. Слизеринец. Парень. «Такого быть не может… это ошибка… чтобы я и в парня!» — подумал Джеймс. Сердце его бешено заколотилось, но не от трепета, а паники. Он просто не мог поверить в то, что в нем обнаружилось нечто — происхождения, очевидно, содомского. Конечно Северус стал для него близким человеком, потому что долгие годы вражды познакомили их со всеми наихудшими качествами друг друга, но даже не смотря на них они смогли стать друзьями. Рядом с ним Джеймс мог быть настоящим, и говорить о чем угодно, и смеяться, и шутить не потому, что Северус ждал новой шутки, а потому что радостно было видеть чужую улыбку… Нет, Джеймс Поттер не был глупцом или даже наивным. Он прекрасно отслеживал в себе нежные чувства к Северусу, и каждую встречу наплыв его эмоций становился лишь красочнее. Подобного он не испытывал даже к Лили, поэтому, должно быть, глупо было отрицать, что он немного, да влюбился в Северуса… И что же теперь? Получалось, что он просто взял, и влюбился в парня? Этот факт настолько застал его врасплох, что захотелось просто схватить сумку и рвануть прочь из класса. В голове бушевали мысли, заставляющие его испытывать муку. Она была настолько невыносимой, что ему пришлось буквально уговаривать себя в том, что зелье было испорчено, и от него никак не мог исходить запах Северуса. Джеймс переживал, но даже эта тревога не могла сравниться с ужасающим страхом, что Северус, узнав о том, какие мысли он допустил в его адрес, бросит его. Скажет, что он ненормальный, и уйдет, без всякого желания говорить. Он страшно боялся, начинал паниковать, и все делал машинально, до тех пор, пока Северус не подошел к нему после звонка в коридоре, и не спросил: — Чем для тебя пахла Амортенция? *** Задав этот вопрос, Северус уже знал ответ. Джеймс смущенно, глупо заулыбался, ярко порозовел и совсем потерял дар речи. Кажется, вопрос настолько выбил Мародера из колеи, что ему пришлось сползти по стенке и сесть на землю, прикрывая лицо руками. Из него вот-вот должен был пойти пар. Снейп присел рядом с ним. — Лили, так ведь? От подобного вопроса Джеймс дернулся и удивленно, даже шокировано поглядел на приятеля. Подобная реакция лишь подтвердила его догадку. Это было очевидно. От Лили действительно мог исходить запах трав, потому что она любила зельеварение, и была очень хороша в этой дисциплине, а Поттер долгие годы был в нее влюблен. Вполне возможно, что охладевшие чувства вспыхнули вновь, и он почувствовал ее запах в любовном зелье. Джеймс смотрел ему в глаза и молчал, продолжая прикрывать половину лица. Затем, он огляделся по сторонам, и не увидев никого постороннего, склонился и положил голову другу на колени. От подобного жеста Северусу стало неловко, но ругаться не хотелось, тем более рядом и правда никого не было видно. Раньше Джеймс так не делал, но в нем всегда присутствовала потребность дотрагиваться до людей. Снейп часто ворчал на него, отвергая любой телесный контакт, но иногда все же позволял эти глупые нежности, давая Поттеру восполнить ресурс. — Ты боишься признаться в этом, да? — спрашивает Северус, кончиками пальцем дотрагиваясь до пребывающих в вечном беспорядке волнистых прядей. — Не стоит. Конечно, я до сих пор питаю к Лили светлые чувства, но я достаточно рационален, чтобы осознать невозможность быть с ней. — Джеймс ему по прежнему не отвечает, так что Снейп начинает легонько дергать отдельные пряди, чтобы привести того в чувства. — Мне сложно это принять, но если рядом с ней будет кто-то хороший, в ком я более менее уверен, вроде тебя, то все нормально. Я буду только рад. — Дурак ты, Северус… Какой же дурак… — проговаривает Джеймс и горестно вздыхает. — Я не прав? Есть кто-то еще, в кого ты умудрился влюбиться? Джеймс отрицательно мотает головой, поворачивается и смотрит на Снейпа, печально и немного потерянно. Его рука тянется к пальцам Слизеринца, играющим с его волосами. Как только крепкая ладонь Мародера сжимает их, из угла в коридор вбегают двое Гриффиндорцев. Оба тут же вздрагивают и молниеносно отстраняются друг от друга: Джеймс вскакивает на ноги одним стремительным движением, оперевшись рукой о каменную стену, а Снейп чуть не падает, но удерживает равновесие. Джеймс отряхивает брюки от невидимой грязи, и, как ни в чем не бывало, молча уходит прочь. «Ну что за сентиментальные разговоры я с ним веду…» — думает Снейп, сжав губы в тонкую линию и чувствуя, как щеки румянцем жжет стыд. Дружба с бывшим врагом до сих пор не давала ему покоя, а воспоминания о былых обидах часто всплывали в памяти совсем не к месту, но тут же меркли в моменты, когда Поттер приходил, разбавлял пустую, одинокую атмосферу своим бодрым настроем и улыбался, внимательно слушая каждое слово, какую бы нужную ерунду Северус ни говорил. Он много размышлял над тем, как же так вышло, что ему удалось так сблизиться с человеком, которого ненавидел всю свою школьную жизнь. Джеймс заметно изменился, и его чуткость, проявившаяся в деле совсем недавно, очень нравилась Северусу. Но как причины общаться, ее было недостаточно. В окружении Снейпа имелись хорошие люди, пытавшиеся сблизиться с ним, вроде Регулуса, но для него места в душе не нашлось, как и для многих других. Казалось, что Северус просто не создан для хороших отношений. Единственный, кто по-настоящему смог добиться от него расположения — Люциус Малфой, которому он доверял больше, чем кому-либо другому. Вот только дружба с ним проверялась годами, а Поттер легко и просто перешел все его эмоциональные преграды, и приблизился к душе Снейпа почти вплотную. Северус тянулся к чему-то открытому и оживленному, хотя всегда боялся пойти навстречу другим. Ему нравилось общаться с Джеймсом, хотя во многом он продолжал завидовать ему. Завидовать его авторитету в чужих глазах, вере, что у него всегда будут рядом друзья, и что кто-то сможет позаботиться о нем. Он завидовал его легкому отношению к миру, и даже злился на него за такую простоту. Но эта злость не портила их отношения. На самом деле, Северусу был нужен человек, кому будет уютно с ним даже в тишине. Его удивляло, что таким человеком стал Джеймс Поттер. Ему очень хотелось продолжать его ненавидеть и дальше, но несмотря на все старания — этого не случилось. Словно и не было прошедших лет вражды. Словно это уже давно перестало его волновать. Совсем недавно Северус был одинок, и никого к себе не подпускал. А теперь, рядом с Джеймсом, у него будто душа ожила, и мир перестал быть таким серым. Благодаря ему Слизеринец стал более уверенным в себе, и смог добиться внимания к своим работам, которого так долго жаждал. Теперь он был участников соревнований, и каждый день посещал внеурочные занятия профессора Слизнорта, который готовил его и остальных к турниру, и помогал влиться в коллективную работу. Джеймс уделял Северусу много времени, учитывал его мнение и уважал. Так трепетно к нему еще не относились, так что со временем Северус привязался к нему. Джеймс пробудил в нем чувства, которые он никогда раньше не испытывал, о которых никогда не отваживался мечтать, чувства, революционные сами по себе. И это пугало его. Он привык не доверять и везде искать подвох, так что со временем ему стало действительно страшно находиться рядом с Джеймсом, которому вот столечко оставалось до того, чтобы добраться до самого сокровенного и нежного, и этого Северус боялся до дрожи. Он пытался во всем искать объяснение, особенно в хорошем отношении, всегда настораживающем его. Он не мог расслабиться и проживать моменты, не сдерживая проявления чувств. Ему было страшно привыкнуть к чему-то хорошему, ведь был уверен — скоро у него это отнимут. Он больше думал о чувствах, чем действительно проживал их, и в этом заключалась весомая проблема. Все это время Северус кидался из стороны в сторону. Никакие аргументирующие действия Джеймса не могли избавить его от мысли, что новой друг находится с ним исключительно из-за чувства вины. Он знал, что отношения их когда-нибудь подойдут к концу, но продолжал пробивать ходы чему-нибудь продолжительному. Снейп никогда не отталкивал от себя Джеймса, и если он источал теплоту, то Северус его хранил, желая еще больше проявлений чувств, но не способный ответить тем же. И за это он себя ненавидел. Ему стоило оскорбить Джеймса, закрыть ему вход в кабинет зелий и создать такую дистанцию, что глазами не отыскать. Но Северус не мог. Ему стало мучительно представлять, что этот человек уйдет из его жизни раз и навсегда. Категорично так же, как делал все в этой жизни. *** Джеймс вернулся в гостиную Гриффиндора. После урока зельеварения он был свободен, и мог провести достаточно времени наедине с собой, поразмыслив над страшным открытием. Он с возрастающим унынием обдумывал то, как такое вообще могло произойти. Почему он почувствовал запах Северуса? Ну разве мог сам Джеймс Поттер быть «таким»? Конечно он не мог не заметить своих же предпочтений. В Лондоне он заглядывался не на девушек, и точно помнил, что мужчины привлекли его больше, и не важно, были они статными людьми или обычными рабочими. Когда Мародеры заглядывали в журнал для взрослых, он засмотрелся на мужчину, и долго не мог оторваться от него. Он испытывал стыд от своих же странных предпочтений, но глубоко внутри знал, что они действительно его возбуждают. Джеймс имел силу воли, чтобы склонить голову и держаться в стороне от подобных вещей, к которым испытывал тягу. Но как же быть с Северусом? Джеймс питал к нему нежные чувства, и теперь знал причину, по которой его душа так трепетала рядом с ним. Глупо было обманываться. Теперь он понимал, что за удовольствие получает, когда Северус случайно дотрагивался до него кончиками пальцев. И он даже представить не мог, как отреагировал бы Слизеринец, узнав о его недуге, и от таких мыслей становилось страшно. Он даже попытался убедить себя в том, что любовь его чисто платоническая, и она не так страшна, как плотская. По крайней мере, так он мог попытаться не развратить свой разум, и сохранить перед Северусом лицо. Вот только, удастся ли? Джеймсу хотелось проверить это, и убедиться окончательно в том, какие чувства он испытывает. В любом случае, влюбленность в бывшего врага удивляла его куда больше, чем сам факт влечения к мужчинам. У него до сих пор не сформировалось мнение на этот счет, даже не смотря на рассуждения родителей о магловских «болезнях». Лучше уж было послушать кого-то из сверстников, и очень хорошо, что Сириус так удачно оказался в гостиной. Джеймс подсел к нему и сказал: — Бродяга, у меня тут вопрос на языке крутится. — Слушаю, — Сириус поглядел на него, отложив выпуск Ежедневного пророка. — Ты как относишься к парням, которым нравятся другие парни? Лучший друг выслушал вопрос, а после сощурился настороженно. Он не отрывал от собеседника глаз, даже когда потянулся за самокрутками. — А ты зачем спрашиваешь? — Просто, — Джеймс пожал плечами, никак не выдавая своего волнения. — Увидел как Мальсибер и Эйвери обнимались за углом. Подумал, может они из этих? — Он посмеялся от своего же вранья, но выглядело правдоподобно, так что Сириус тоже засмеялся. — Да ну! Серьезно? Гонишь! — Чистейшая правда, — Джеймс продолжает смеяться. — Ну, так что? — К Мальсиберу и Эйвери я плохо отношусь в любом случае, ты знаешь. — Да, это ясно, конечно. Но я спрашиваю не конкретно про них. И снова Сириус замолкает. Он смотрит на Джеймса и ждет больше слов, но тот попросту не знает, что еще сказать. Парень глядит так пронзительно, словно пытается заглянуть ему в душу, и снова становится подозрительным. — Ты просто интересуешься или… это личная тема? — с осторожностью проговаривает Сириус, недоуменно хмурясь. — Фу, Мерлин, я просто интересуюсь! Джеймс не хотел произносить эти слова в таком уничижительном тоне, но благодаря этому Сириус ему верит. Раньше они всегда были откровенны друг с другом, так что подозрения Блэка отпадают в тот же миг. Джеймс не знает, какая у его лучшего друга будет реакция, хотя и понимает, что, в любом случае, он его не оставит. Но ему пока не хочется говорить правду даже ему, тем более сомнительную, в которой сам не уверен. — Ну, знаешь, в магическом мире в принципе не принято говорить о сексе, а о таких вещах так тем более, — начинает Сириус. — Это вроде табу, насколько я знаю, но такие семьи, как моя, очень боятся, что из-за этого все чистокровные рода могут просто исчезнуть — Почему? — искренно удивляется Джеймс. — Они думают, что это заразно. Боятся остаться без наследников, если все парни начнут спать с парнями, а девушки с девушками. — Но… Это же глупо. Как можно этим заразиться? — Без понятия, — Сириус пожимает плечами. — Но я не привык соглашаться с чем-либо со своей семьей, так что их предвзятости кажутся мне несуразными. Лично мне просто плевать, вот и все. Хотя… с подобными людьми я еще не встречался, так что не знаю, обычные они или нет. Может у них есть какие-то проблемы, но я о них ничего не знаю. Джеймс хочет еще кое-что добавить, но их вдруг перебивают одногруппники, вышедшие из комнат. — Что обсуждаете? — спрашивает Маклагген, присаживаясь напротив. Джеймс хочет послать его куда подальше, но Сириус, понятия не имея, что эта тема слишком личная для него, простодушно заявляет: — Мужеложство, как говорят маглы. Другими словами, говорим о тебе, Тивери. — Ну ты и мерзкий, чертов Блэк! Вам самим не гадко подобное обсуждать? Маклагген и вся его компания морщится от отвращения. Джеймс удивляется еще больше, и тяжело сглатывает, чувствуя себя отвратительно. — А с чего должно быть гадко? — спрашивает он на свой страх и риск. Разговор не являлся приватным ни для кого, так что к ним начинают сходиться и другие любопытные ученики. Тивери Маклагген, Хэйми Финниган и Джордан смотрят на Джеймса такими недоуменными взглядами, будто ответ на его последний вопрос очевиден так же, как тот факт, что солнце встает на Востоке и заходит на Западе. Некоторые ученики смотрят также странно, и многие из них либо маглорожденные, либо полукровки, либо работа их родителей тесно связана с маглами, из-за чего они могли знать больше о реалиях не магического мира, включая «проблемы». Так что Джеймс решает, что их, в принципе, тоже можно послушать. — Ну хорошо, давайте я все объясню, — начинает Маклагген, закуривая сигарету. — Мой отец — узнаваемая личность в Министерстве Магии, но когда его перевели в комитет по выработке объяснений для маглов, мы сполна изучили их взгляд на многие вещи. Одна из них — гомосексуализм, который они считают либо «тягчайшим из грехов», либо отклонением, проще говоря — болезнью. — Тивери, зачем говорить о маглах, если мы живем в совершенно другом мире, отдаленном от них? — раздраженно фыркает Сириус, выдыхая дым. — Мы слишком отличаемся, чтобы сравнивать мировосприятие друг друга. — Маглы, какими бы простыми по природе они не являлись — без волшебства достигли такого технического прогресса, о котором маги могли даже не мечтать, — возражает маглорожденная волшебница. — Во многом они даже умнее нас, потому что им приходиться справляться без волшебных палочек и зелий. Медицина, психиатрия, неврология — это то, в чем они преуспевают особенно явно, в то время как в магическом мире таким вещам особого внимания не уделяют с теоретической точки зрения. Так что в этом плане, они более крепкая опора, чем безразличие магов. На их мнение можно опираться. Джеймс вспоминает, как на магловедении они изучали параграф «Успехи и неудачи маглов править мозги». Там было много нелицеприятных иллюстраций, одна из которых запомнилась ему на всю жизнь, подписанная как «Лоботомия». К счастью, маглы решили, что данная процедура противоречит принципам гуманности, и запретили ее еще в 50-х, чего не скажешь о электрошоковой терапии, используемой до сих пор. — Гомосексуализм — это не нормально, — продолжает Тивери. — Раньше за такое могли убить или посадить. — Но сейчас ведь он перестал являться преступлением, — вставляет Джеймс, ощущая, как начинает потеть от напряжения. — Только если не на публику, — добавляет Финниган. — Пусть делают это в своих домах, но не на улице. Я бы не хотела, чтобы мои дети видели подобное. — Я бы не хотел, чтобы мои дети видели и как обычные пары на улице непотребствами занимаются. — со смешком вставляет Блэк, и получает несколько одобрительных смешков «от зала». — Но это все равно аморально! — выкрикивает кто-то из собравшейся небольшой толпы — Как любовь может быть аморальной или не аморальной? — спрашивает вошедший в гостиную Римус, — Она может быть настоящей или ненастоящей, здоровой или не очень, но если это взаимное чувство двух людей, то в чем проблема? — Ты вообще слушал, о чем мы разговариваем? — грубо бросает Джордан в его сторону. — Ты его прогонять вздумал или что? — хмурится Сириус, демонстративно сжимая кулак, и Джордан моментально затыкается. — Все нормально, — призывает к спокойствию Римус, присаживаясь рядом с ними. — Я уловил суть вашего разговора. Просто я считаю, что вам не стоит лезть в чужие жизни и презирать какую-то группу людей только потому, что они отличаются от вас. Те, кто выступали против, недовольно вздохнули и позакатывали глаза, будто их староста высказал абсолютную нелепицу. Мародеры начали закипать, в то время как Джеймс протирать влажный лоб, ощущая, как все на него смотрят. — Римус, ты просто не слушал! — восклицает Маклагген, готовый хвататься за голову от раздражения. — Вряд ли у вас получится доказать мне обоснованную ненависть, — Римус пожимает плечами. — Я не буду никого презирать, и тем более так яростно внушать свое «важное» мнение остальным. Сириус с улыбкой хлопает его по спине, подписываясь под каждым слоем. — Большинство маглов считают, что гомосексуализм — извращенное, дефектное восприятия сексуальности. — подобные откровения маглорожденного ученика тут же заставляют смутиться большую часть студентов. — Это устоявшееся мнение целого поколения, и вы хотите сказать, что они не правы? — Маглы долгое время использовали принудительный труд чернокожих рабов, — влезает в разговор Мэри. — Они могут допускать ошибки. — А тебя прям зацепила эта тема, да? — спрашивает кто-то из толпы издевательски-насмешливо. Мэри тут же краснеет, сникает, сжимая губы, и стремительно уходит. Джеймс порывается найти идиота, додумавшегося до подобной низости, но к этому моменту в гостиной собираются едва ли не все старшие курсы Гриффиндора в полном составе, и задача эта становится невыполнимой. Только Римус хмурится неодобрительно. — Ну и зачем надо было ее обижать?! — рявкает Сириус. — Но это же лицемерно, — замечает Патил. — В смысле, я понимаю безнравственность того факта, что одни люди порабощали других, но не стоит забывать, что в магическом мире мы держим за рабов домовых эльфов. — Ну так это другое! — рассмеялся Сириус. — И правда, что за глупость? — поддержал его Джеймс. Вот тут уже Мародеры не поняли подобного предъявления. Странное высказывание о домовых эльфах не подняли на смех лишь потому, что изначальная тема разговора была на порядок интереснее этой глупости. — Мы вообще-то говорили о другом! — воскликнул Маклагген. — По моему, ты не привел ни одного веского аргумента, так что считай тему закрытой, — высказался Джеймс, не желая больше выслушивать его бредни. — А вы слышали, какой скандал разразился совсем недавно? — хихикнула Финниган, любительница горячих сплетней. — Говорят, что известный лидер Либеральных партий Джереми Торп имел связь с Норманом Скоттом. Нашли их письма, в котором Джереми называл его «кроликом». Некоторые ученики засмеялись, но Мародеры этих людей не знали, так что им не было интересно про них слушать. Было ясно одно: часть учеников, живших в магическом мире и не знавших о подобных предвзятостей, абсолютно не понимали проблематичность этой темы, а другая половина усиленно доказывала им «ненормальность» гомосексуалистов, но так как сведений и заумных терминов в их разговорах имелось больше, речи их выглядели куда увереннее и весомее, и им не приходилось даже подбирать слова. — Ну хорошо, а вы слышали, с каким скандалом был уволен Оскар Браунинг? — спросил маглорожденный, и на последовавшее в ответ недоуменное молчание пояснил: — Университетский наставник в самой элитной школы Британии. Он не скрывал любовь к юношам и часто брал в секретари красивеньких мальчиков. Его выгнали за растление тамошних воспитанников. И вы хотите сказать, что такие люди нормальны? — Если такие люди не будут скрывать свои пороки, то будет как с одним литературным героем, у которого грехи отражались на портрете, — важно сказал Джордан, хвастаясь, мол, умеет читать. — Оскар Уайльд, написавший этот роман, имел гомосексуальные наклонности, — раздраженно оповестил его Римус. — Серьезно? Ученики все продолжали спорить, и тогда Джеймсу стало просто невыносимо находиться среди них. Разговор приобрел бессвязную структуру, в которой не осталось ничего, кроме агрессии. Каждый пытался что-то доказать другому не понимая, что бьется о стенку. Джеймс не выдержал, и решил просто уйти, пока спор не разгорелся еще хлеще. — Джеймс, ты куда? Все нормально? — спросил Сириус, поглядев на него. — Да, пойду прогуляюсь По ощущениям Джеймс словно провел долгое, мучительное время в засушенном, пустом поле, после которого ему был просто необходим проливной дождь, чтобы прибить назойливую пыль беспокойства. Он хотел уйти в место, где ему будет уютно. Туда, где безопасно. И он пошел искать Снейпа. Человека, рядом с которым он чувствовал себя счастливо, несмотря на неправильные чувства… Мародер знал, что скоро у Слизеринца закончатся внеурочные занятия по подготовке к соревнованию, и пошел к кабинету зельеварения. По пути он прокручивал в голове все сказанное в гостиной Гриффиндора, и в какой-то момент, глаза его стали слезиться. Он не дал волю слезам, потому что причина была крайне недалекой и постыдной. На душе ему было плохо, и только Северус мог излечить эту рану, даже без слов. Джеймс прождал его полчаса, затаившись в дальнем углу коридора. Когда из кабинета вышли трое Слизеринцев, он подождал еще немного, пока выйдет Снейп. Судя по всему, ему до сих пор было сложно сладить с остальными, так что он не торопился идти нога в ногу с ними. Северус вышел совсем скоро, и когда Джеймс увидел и пошел за ним, казалось, что минута отчаяния уже позади. Он осторожно приблизился к нему и остановил, легонько коснувшись хрупкого плеча. Ему хотелось, чтобы Северус наполнил его положительными эмоциями, но в итоге испытал на себе холодный взгляд, и еле сдерживаемый крик: — Да как же ты достал постоянно меня пугать! — со злостью высказался Северус, хмуро к нему обернувшись. — Не надо ко мне так резко подходить, иначе… Поглядев на Джеймса, он тут же понял: что-то не так. Мародер выглядел крайне подавлено, и все живое из него будто высосали. Слизеринец никогда раньше не видел его таким. — Я не специально, прости… — виновато прошептал Джеймс, опустив глаза. Снейп вздохнул понимая, что его резкость была явно не к месту, и тем не менее, прощения не попросил. — Что ты тут делаешь? — поинтересовался он. — Хотел увидеть тебя, — слабо пробубнил Джеймс, не решаясь взглянуть на него. — Тянет на погулять. Ты сейчас свободен? Он надеялся, что Снейп согласиться, потому что тот никогда еще не отказывал ему во встрече, но вместо этого Слизеринец твердо сказал: — Нет, сегодня не стоит. Я устал. Джеймс, тяжело принимавший отказы, почувствовал себя еще хуже. — А завтра? — с надеждой спросил он. — Или в любой другой день. — Нет, Джеймс. Эту неделю я вообще не смогу с тобой видеться. Он не мог этому поверить… Но как… Почему Снейп отказывал ему, еще и на такой долгий срок? — Вообще никак? — допытывался он, и поглядел ему в глаза умоляющим взглядом. — Хотя бы разок с утра, или днем, вечером, ночью. Ты что, совсем не хочешь видеть меня? — Джеймс, ты смешон, — холодно сказал Снейп, и этот холод вонзился осколком разбитого стекла в самое сердце. — Я не привык к постоянному общению, тем более по расписанию. Ты должен понимать, что существуют границы! Я не в состоянии вынести такое длительное времяпровождение с кем-либо, тем более во время усердной подготовки к соревнованиям. Оставь меня на какое-то время. Джеймс обиженно увел взгляд и вздохнул так тяжело, что застонал. Скорее всего, он бы не отреагировал так сентиментально, было бы настроение, но сейчас слова Северуса были болезненными, разрывающими душу. Сейчас он воспринимался по зверски жестоко. Джеймс даже разозлился посчитав, что он даже понятия не имел, что такое смятение ума. — Джеймс, ты чего? — забеспокоился вдруг Снейп. — Что-то случилось? — приятель молчит, и Слизеринец начинает переживать всерьез. — Прости мою неучтивость, но я правда загружен делами, нервы ни к черту. Джеймс молчит, не в силах вымолвить ни слова. Ему вдруг страшно захотелось обнять Северуса, и никогда не отпускать из кольца своих рук. Сердце неумолимо тянулось к нему. В нем поднялась сильнейшая жажда, которую невозможно было утолить, потому что любое неправильное действие могло вызвать непредвидимую реакцию у Северуса, и сильнейшую тревогу у Джеймса. Было очень трудно отыскать слова, но он попытался: — Наверное, я прошу слишком много, — сказал он, горько улыбнувшись. — Мило с твоей стороны, что ты позволяешь мне так часто видеться с тобой. Поэтому ничего страшного, если мы возьмем перерыв. После этих слов, Северус должен был что-то сделать. Крепко обнять, сказать, что все хорошо, приласкать словно преданное животное, но он просто ушел. Ушел, не сказав ни слова. Северус был бескрайним сгустком противоречий. Он был чувствительным и в то же время бесчувственным, дружелюбным и отстраненным. Он, казалось, намеренно не обращал на Джеймса никакого внимания все последующие дни. Это было невыносимо, потому что каждый день они встречались в коридорах, и не могли ничего друг другу сказать. В какой-то момент даже подумалось, что все же Северус уверен в любви Мародера к его излюбленной Лили, и считает его то ли соперником, то ли недостойным ее мужчиной. Джеймс хотел бы спросить об этом, но они не общались, и даже на следующем уроке зельеварения он не смог установить с ним контакт, с неприятным удивлением обнаружив свое место рядом с Северусом занятым. — Ты что тут устроился? — гневно спросил он, готовый перевернуть целый ряд парт. — Мне тебе объяснительную на сколько страниц расписать, а? — язвительно бросил Эван Розье, ехидно глядя на него. — Я сидел тут все время, так какого черты ты…! — Джеймс, — спокойно обратился к нему Северус. — Профессор решил посадить вперед участников соревнования для отработки командных навыков. Я не понимаю этой глупости, но спорить не надо. Джеймс его послушал. Злость покинула его, как только Слизеринец издал вздох перед тем, как что-то сказать. После долгого отсутствия общения, ему было достаточного и этого, чтобы почувствовать себя лучше. Джеймс сел на место позади, за спину Снейпа. Ему хотелось сидеть как можно ближе. Во время урока он вдруг заметил, что Северус и Эван перешептываются, а иногда даже посмеиваются над чем-то. Джеймс нервно дергал ногой и не понимал, в чем же причина, и почему Снейп уделяет время другим, а не ему? Он еле сдерживался, чтобы не перенаправить свою злобу на него, или на Эвана, которого возненавидел еще с первого матча в этом учебном году. Джеймс не мог нормально работать, хотя начальный этап приготовления нового зелья был самой важной частью, его больше тревожила парочка, сидящая впереди. Он готовил Амортенцию, то и дело отвлекаясь и хмуро глядя в спину Снейпа, но как только тот к нему повернулся, тут же расслабил лицо и сел ровно. — Ты отстаешь, — говорит Снейп. — Давай быстрее, не трать время на постоянное помешивание. — Да знаю-знаю, — устало проговорил Джеймс, стараясь выглядеть безразличным. Под пристальным взглядом Слизеринца он продолжает работу, ничего не говоря, и берет замороженные яйца, приготовившись разбить их и кинуть в котел, как вдруг Снейп хватает его за руку и останавливает. — Ты что, совсем дурак? — Я работаю сам по себе, не надо меня трогать! — Что за яйца ты взял? — Пеплозмея, как надо. — Нет, у тебя яйца Рунеспура! Оно похоже на яйца Пеплозмея, но для Амортенции совсем не подходят! — Северус берет банку со своего стола и протягивает ее Джеймсу. — Возьми, у меня запасное. — Спасибо. Поттер берет его, и Снейп отворачивается, продолжая работу. Тогда Джеймс поднимает яйцо над котлом, и ножом бьет по скорлупе, чтобы содержимое выпало в варево, вот только… Как только нож разбивает тонкую оболочку скорлупы — Бум! И яйцо взрывается в руках Джеймса, словно петарда! Студенты вздрагивают, и в панике вскакивают со своих мест, уставившись на место происшествия. Дым окутал разом несколько парт, и на пару мгновений в кабинете повисает тяжелая, душная тишина, которая прерывается странным звуком, будто что-то… Льется? Всеобщее внимание далеко не сразу привлекает расползающаяся на смежные столы и пол алая субстанция. Слизнорт взмахивает палочкой, рассеивая дым, и всеобщему взору предстает согнувшийся пополам Гриффиндорец, сжимающий от боли зубы так крепко, что они противно скрипят. Руки, как и рубашка, к которой они прижаты, полностью окрашены кровью… Рядом сидящие ученики вскрикнули от ужаса и начали от него отходить в страхе, что взрыв произойдет снова. Слизнорт шокировано, прерывисто выдохнул, и даже не сразу решился подойти к Джеймсу, увидев его состояние. — Ч-что произошло? — испуганно спросил профессор, распахнув глаза. — Это Снейп! Он дал ему взрывное яйцо! — вскрикнул кто-то рядом. Тогда Джеймс посмотрел на него, пересиливая боль. Он взглянул в глаза Северуса, и не увидел в них ничего, кроме страха и неподдельного шока. Нет… он не поверил, что Снейп сделал это специально, конечно же нет, но и сказать ничего не смог. В голове туманилось от боли, и сдерживать рвущийся наружу крик становилось все невыносимее. — Кто-нибудь, отведите Джеймса в больничное крыло! — отдал приказ профессор, хватаясь за сердце. — А с вами, мистер Снейп, я хочу поговорить отдельно. В кабинет директора! — Нет я… я этого не… — Северус не смог договорить. — Скорее, мистер Снейп! Не заставляйте меня терять терпение! Джеймса выводят из кабинета в срочном порядке, в то время как Северус спешит следом за Слизнортом в другом направлении. Они оборачиваются одновременно, оглядываясь и глядя прямо друг на друга, прекрасно осознавая, что никто из них не виноват. Кто-то сделал это нарочно, и эта бомба, вероятно, должна была достаться именно Северусу. «Как хорошо, что ты дал ее мне…» — думает Джеймс без капли сомнения прежде, чем, наконец, потерять сознание, едва его ноги переступают порог Больничного крыла