Сегодня, завтра, всегда

— Итак, мистер Снейп, — говорит Альбус Дамблдор спокойно, с расстановкой человека, вынужденного регулярно заседать в Визенгамоте. — Что вы можете рассказать мне об инциденте с мистером Поттером? Северус тяжело сглатывает слюну, смотря себе в ноги. Он не решается поднять взгляд на директора. В памяти его закрепился не очень благоприятный образ старика, который ни разу не вставал на его сторону, и даже не делал вид, что ему интересны проблемы нищего полукровки. Снейп боится, что и сейчас никто не станет его слушать. Он чувствует себя крайне неуверенно под таким пристальным вниманием старших. Напряженный профессор Слизнорт, стоящий в дверях, сверлит своего ученика подозрительным, почти разочарованным взглядом, и это еще больше угнетает всю атмосферу. В этом светлом, ярком кабинете, пахнущим сладкими печеньями и лимоном, Северус никогда не чувствовал себя хорошо, потому что причины, по которым он здесь оказывается, всегда далеки от положительных, и от этого ужасно неуютно. — Мистер Снейп, — директор зовет его снова, и Северус вынужден невнятно мыкнуть, чтобы показать, что он, хотя бы, услышал чужие слова. — Я прекрасно знаю о вашем продолжительном конфликте с мистером Поттером, однако вы должны понимать, что подобные действия вовсе не послужат его завершению, а наоборот, лишь усугубят. Если вы действительно желали навредить мистеру Поттеру, имейте смелость признаться в содеянном. Если нет — расскажите, как обстояли дела на самом деле. Мы с вашим деканом выслушаем вас. Молчание — не выход, мистер Снейп. Северус сжимает губы, но понимает, что ему просто необходимо дать ответ и поучаствовать в беседе. Молчание было бы равносильно признанию вины, а ее здесь не было, ни капли. — Я не знал, что яйцо взорвется, директор… — тихо и сбивчиво начинает бормотать Северус. — Мне… мне не хотелось причинять Джеймсу боль. Я отдал ему яйцо, потому что он напутал, потому что я хотел помочь… Мы уже не враждуем, больше нет, и я… Я не знаю, как это могло случиться, директор, не знаю! Кто-то подставил меня… Я… — Он едва не начинает икать от волнения и вскидывает голову, в надежде найти в льдисто-холодных глазах Дамблдора хоть толику понимания. Директор смотрит внимательно, но не осуждающе, поверх своих очков-половинок, и вдруг, едва заметно улыбается Слизеринцу. Внезапно, Северус замирает, почувствовав внутри себя нечто, что заставило его окаменеть и наполниться странным, неопределенным чувством. Оно было необычным, но далеким от приятного, или неприятного… Он весь покрывается мурашками, и больше не может произнести ни слова, двинуться, или хотя бы вздохнуть. Пронзительный взгляд директора в этот момент словно проникает в самую глубину его подсознания. Северус пораженно глядит на него в ответ, ощущая тревогу, плавно переходящую в необъяснимое, легкое спокойствие. В голове будто надувается шарик, и становится легко и совершенно пусто на мгновение, пока директор не отводит глаз первым. Первый вдох выходит судорожным, и Северус кашляет, сгибаясь, но ему никто не мешает прийти в себя. Паника исчезает без следа. Северус распрямляется, глядя на директора, и уверенно заявляет: — Я не делал этого, директор Дамблдор. Я просто дал Джеймсу свой ингредиент, и не знаю, почему он взорвался. Если вам нужны доказательства, я могу… Северус явно намеревается сказать что-то еще, но директор останавливает его жестом руки, и следующая его фраза заставляет Снейпа замереть, неверяще глядя на него. — Не нужно. Я верю в вашу невиновность, мистер Снейп, — мягко произносит он. — Я знаю, что вы не хотели этого делать. Вы можете быть свободны. Дамблдор тонко улыбается ему, но Северус, как ни хочет, не может ответить ему тем же. Он продолжает изумленно молчать, не в силах выдавить даже благодарность. Это похоже на легкий транс, который прерывает Гораций Слизнорт, положивший ладонь юноше на плечо. — Хорошо, что все разъяснилось, молодой человек, — расслабленно выдыхает профессор, поддерживающе похлопывая ученика по спине, будто не подозревал его в случившемся пару минут назад. — Полагаю, мистеру Снейпу мог сделать гадость кто-то из товарищей по факультету, — с явным намеком произносит директор, глядя на декана Слизерина. Тот сглатывает, и мягко подталкивает Северуса к двери. — Ступайте, Мистер Снейп, ступайте. Нам с директором Дамблдором еще нужно обсудить некоторые моменты… Снейп слушается его и тут же выбегает из кабинета директора. Кажется, впервые он чувствует что-то хорошее по отношению к Дамблдору с тех пор, как поступил в Хогвартс. Конечно, директор не являлся плохим человеком, и Снейп понимал, что, действительно, он справедлив, и не наказывает никого без веских на то причин. Но долгие годы эмоционального напряжения и постоянные проигрыши в конфликте с Мародерами заставили его думать, что никто и никогда не сможет его понять. А сейчас… Дамблдор поверил ему. Без лишних провокационных вопросов и непрямых намеков, он отпустил его, не усомнившись в нем ни на секунду. За это Северус был ему благодарен. Теперь Слизеринцу непременно стоило отыскать своего пострадавшего друга. Доказать ему свою непричастность, хотя, как он боялся — это могло оказаться куда сложнее. Он надеялся, что дружелюбие и наивность Поттера сыграют свою роль, и он трезво поразмыслит о произошедшем, не став обвинять во всем Северуса, и вероятность такого исхода не была равна нулю, хоть и явно к нему стремилась. Он бежал по коридорам в направлении Больничного крыла, очень надеясь на то, что травмы оказались не так страшны, как смотрелось на первый взгляд. Сердце его стучало от тревоги и молило, чтобы с Джеймсом все было хорошо… Но в пути Северус повстречал препятствие, жесткое и неожиданное. Он не сразу сообразил, что случилось, когда чья-то нога вытянулась за углом, вынуждая споткнуться. Он пролетел некоторое расстояние, и во время падения приложился лицом и расцарапал все ладони. В голове помутнело. Северус не смог встать. Он еле перевернулся на спину, ощущая сильную боль по всему ушибленному телу. Из носа потянулась тонкая струйка крови. — Отлично сработано, Маклагген! Когда Северус услышал чей-то голос, а за ним еще один, и второй… Он в панике попытался подняться, но кто-то с силой заставил его сесть, грубо прижав ботинок к его плечу. Парень огляделся. Вокруг него собрались Гриффиндорцы. Те, кого он ненавидел больше всего. Сириус Блэк, Питер Петтигрю, Тивери Маклагген и Джордан. — Маклагген, убери с него ногу, ну что за черт! — раздраженно фыркает Блэк, и грубо толкает однокурсника. Он замечает, что резкое действие заставляет Снейпа вздрогнуть. — Нет-нет-нет! Ты не бойся, — говорит Сириус не очень добрым тоном. — Я просто хочу поговорить. Не обращай внимание на других. Я хотел встретиться лично перед походом в Больничное крыло, а они увязались за мной. Он присаживается на корточки рядом со Снейпом, который в страхе пытается отодвинуться от него, врезавшись спиной в ноги Маклаггена. Его окружают, и теперь он, слабый и безоружный, находится в живом кольце вместе с Блэком. «Мне конец…» — думает Снейп, вспоминая, каким этот Мародер мог быть жестоким на словах, а на кулаках так тем более. — Что вам надо? — неуверенно спрашивает Снейп, тяжело сглатывая. — Выстроить с тобой диалог, только и всего, — произносит Сириус, закуривая сигарету и выпуская отравительный дым в лицо Снейпа. — Хочу разобраться по поводу одного инцидента, на занятии по зельеварению. Думаю, ты понимаешь, какого. — Отвечай, — приказывает Маклагген, и довольно сильно бьет Северуса ногой по спине. — Тивери, молчать! — Сириус рявкает так, что вздрагивают все, но взгляда стальных глаз от Снейпа не отводит. — Ох… Сириус, с чего ты стал таким мягкотелым, а? — недовольно спрашивает его Маклагген, едва заметно передернув плечами. — Раз Джеймс сказал нежиться со Слизеринцами, то ты, послушный пес, его не ослушаешься, да? — Нам его слова куда важнее, чем твои, — серьезно вставляет Петтигрю, на что Сириус одобрительно кивает в его сторону и возвращается к своей добыче. Северус даже не знает, имеют ли эти слова вес, или же Питер боится, что он раскроет тайну его редкого нахождения среди будущих Пожирателей смерти… Но сейчас его это не интересует. Мысли занимает совершенно другое: «Так Джеймс обо мне говорил?» — изумленно думает Снейп, и тогда его страх немного стихает под напором вскинувшейся нежности. Но ненадолго. Он по прежнему находится под пристальным, пугающим взглядом Сириуса Блэка. Этот Мародер источает вокруг себя ауру опасности. Он похож даже не на дикого хищника, а на охотника, уверенно идущего по следу подстреленной лисицы. — Нюниус я… Нет, не так. Снейп, клянусь своей волшебный палочкой, что я тебя не трону, — говорит Сириус, и снова затягивается сигаретой. — Потому что Джеймс, как хороший человек, не хочет повторять то, что творилось между нами все эти годы, — несмотря на сказанные слова, в его глазах до сих пор ясно чувствуется с трудом подавляемая неприязнь. — И мне очень хочется узнать, что конкретно произошло на уроке. Если не будешь молоть языком попусту и выдумывать небылицы — отделаешься парой синяков. — Джеймс перепутал ингредиенты и… — когда вместо фамилии Снейп произносит имя, еще и в таком мягком тоне, брови Сириуса неумолимо взлетают вверх в крайнем удивлении. Кажется, его взгляд даже становится на йоту теплее, и он ждет продолжения, так что Снейп говорит дальше: — Я дал ему нужный, но он взорвался, когда металлический нож соприкоснулся с ним, и… — Профессор Слизнорт там был? — перебивает его Сириус нетерпеливо, на что Снейп кивает. Тогда, без лишних раздумий, Мародер встает на ноги и отворачивается от неприятеля. — Расходимся! — вдруг приказывает он. Остальные Гриффиндорцы хмуро переглядываются, кидая взгляды то на него, то на Снейпа. Они явно ждали «веселого» продолжения. — Мы оставим это просто так? — спрашивает Джордан. — Он этого не делал. Думаете, умнику Нюниусу не хватило бы мозгов подбросить эту взрывающуюся штуку в любой более удобный момент, когда вокруг не было его однокурсников и профессора? Даже Питер в своих потугах на проделки не такой тупой. Правда, Питер? Тивери и Джордан хихикают, Петтигрю издает тихий смешок, вяло поддерживая шутку, и Сириус продолжает, как ни в чем не бывало: — Так что оставляем Нюниуса и идем. Время не резиновое… — Ты хотел сказать Снейпа? — с осторожностью напоминает ему Питер. — Да, точно, Пит. — Сириус хлопает друга по плечу, отчего тот едва не улетает вперед. Джордан и Маклагген смотрят на Северуса такими недовольными взглядами, будто их серьезно оскорбили отсутствием потасовки. Слизеринец понимает, что на самом деле, им глубоко наплевать на то, что произошло с Поттером. Им просто хотелось зрелища, действа, в котором могли бы выплеснуть агрессию. Но они не имели права его трогать, потому что слово Сириуса было намного значимее, чем их всех вместе взятые, а слово Джеймса — закон, к которому будут прислушиваться либо из уважения, либо от нежелания иметь лишних проблем. Гриффиндорцы постепенно удаляются прочь, и тогда Северус позволяет себе зло ухмыльнуться, наслаждаясь искривленными в гримасах неприязни лицами Маклаггена и Джордана, и своей неприкосновенностью. *** В это же время, в Больничном крыле собралась целая толпа небезразличных учеников, решивших навестить бедного Джеймса. Но у него совсем не было сил что-либо отвечать на многочисленные взволнованные вопросы и пожелания поскорее поправляться, по этому лежал в позе трупа и глядел в потолок уставшими глазами. В любой другой момент, такое большое скопление красивых девушек польстило бы ему, но сейчас хотелось лишь того, чтобы они наконец заткнулись и ушли. Хоть Мадам Помфри сделала все возможное, чтобы затянуть раны и облегчить боль, они все равно нещадно горели огнем. Судя по всему, бомба в яйце являлась комбинацией сложных заклинаний, поэтому справиться с ее последствиями было затруднительно. «Не умер — уже хорошо» — думал Джеймс, и тут же забывал о своих словах, когда очередная девчонка хватала его за руки, слезно жалея. — Ну хватит, ему нужен отдых! — строго повысила голос Лили, с трудом пробившись через толпу к пострадавшему. — Идите по своим делам, нечего беспокоить его! — Давайте, пообщаетесь с ним позже, — чуть мягче добавил Римус, подгоняя раздосадованных девиц к выходу. — Джейми, ты как? — с нетерпением спросила Мэри, наконец приблизившись к другу. — Сильно болит? — А земля по твоему круглая? — медленно и слабо проговорил он, продолжая глазеть в потолок. — Ну, да… — неуверенно ответила она. — Вот именно, — закончил Джеймс, и все же заставил себя усмехнуться, чтобы девушка перестала так волноваться. — Раз уже можешь шутить, значит быстро поправишься, — с улыбкой фыркнула Марлин. — И все же, что произошло? Джеймс без всякого желания пересказывать инцидент перевернулся на бок и застонал, но не от боли, а утомления. Ему хотелось остаться одному, а лучше, если бы вместо всех его друзей здесь был Северус, с которым ему не терпелось поговорить. Сейчас ничего другого ему было не нужно, хотя… У него имелось пару личных вопросов к Марлин. — Ладно, Джеймс, отдыхай, — вздохнул Римус, вполне понимая его отстраненность. — Чуть позже к тебе зайдут Сириус и Питер с дарами. — Завтра мы придем к тебе с утра, не против? — спросила Лили, на что Джеймс помотал головой. — Выздоравливай скорее, — ласково произнесла Мэри, целуя его в висок. Остальные удивились подобному жесту, но промолчали. — Давай Джей-Джей, живи, — добавила Марлин, но Джеймс схватил ее за руку. — Ты не могла бы остаться? Друзья удивились еще больше, а на лице Мэри даже появилась ревностная обида. Но они не стали задавать лишних вопросов и ушли, в то время как Марлин присела рядом с кроватью, с интересом уставившись на друга. Лицо ее выглядело серьезно, и Джеймс обрадовался, что она уловила настроенческую суть его просьбы. За время общения они стали очень близки, почти как брат и сестра, и могли доверить друг другу то, что другим не готовы были поведать. Но Джеймс не хотел рассказывать ей о Северусе, тем более о чувствах к нему. Ему просто хотелось, чтобы кто-то более приближенной к интимной теме смог сказать ему нужные слова, и, возможно, успокоить его внутреннее смятение. — Скажи, Марлин, тебе до сих пор нравится Доркас? От такого бестактного вопроса девушка сначала впала в ступор, сменившейся негодованием, но после выдохнула и нарочито расслабилась, поняв, что тема разговора не так страшна. Он помолчала немного, обдумывая свои слова, в то время как Джеймс смотрел на нее внимательно и беспокойно. Ему хотелось услышать положительный ответ и знать, что он не один имеет подобные «наклонности». — Нравится, но… Мой план всегда и всем говорить честно о своих чувствах провалился, так что вряд ли Дори когда-то узнает об этом. — Почему? Думаешь, это ненормально? — Нет-нет, Джей, — она легко смеется и потирает висок. — Моя жизнь не такая уж длинная, чтобы задумываться о всяких глупых стандартах общества. Тем более, ничего страшного в моих чувствах нет, а если кто-то назовет меня грешной, я посмеюсь ему в лицо и скажу, что лучше быть таковой, чем отказываться от своего «Я». — Но почему тогда ты не признаешься Доркас? — Потому что, если я привяжу ее к себе узами любви, она еще больше будет страдать по моей смерти, — Марлин печально увела взгляд в сторону, горько улыбаясь. — Я хочу, чтобы она прожила жизнь с тем, кто не оставит ее. Она должна быть счастливой, а не тянуть непосильную ношу потери всю оставшуюся жизнь. Пока Джеймс слушал Марлин, до него вдруг снизошло озарение: хоть он так и не понял адекватности своего влечения, если не считать собственных эмоциональных рамок, у него не было таких явных преград для своих чувств, как у Марлин. По крайней мере, он мог бы принять в себе новый мир, открывшийся недавно, и хотя бы попробовать проявить свою симпатию к Северусу. В любом случае, у него был шанс попытаться, и если его симпатия останется не принята — он это переживет. Мир не крутится вокруг Северуса, и для него нет никаких опасностей, чтобы принять свои чувства к нему. Проблема была лишь в том, что его могли бы посчитать сумасшедшим и бросить, но Джеймс надеялся, что Северус его поймет. Хотя эти переживания тяжело давались ему, поэтому сейчас он предпочитал об этом не думать. — А почему ты интересуешься? Волнуешься за меня? — с улыбкой спросила Марлин, резко взбодрившись. — Хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — хоть вначале Джеймс об этом не думал, слова были искренними, так что Марлин радостно оживилась и не стала задавать лишних вопросов. Они поговорили еще немного, уже о повседневных делах и всяких неважных глупостях, пока на замену Марлин не пришла еще парочка гостей. Сириус, Питер, Маклагген и Джордан ворвались к нему, и, подойдя к его кровати, тут же начали расставлять вокруг него вкусности, в качестве ободряющих подарков. Джеймсу хотелось бы остаться одному, но разговор с подругой поднял ему настроение, так что он был не против. Марлин стащила одну шоколадную лягушку, обняла Джеймса на прощание и ушла. — Как ты? — спросил Сириус, присев на край кровати. — Я так волновался, услышав о случившемся. — Мы думали, что ты лишился пальцев, — сказал Питер с таким печальным выражением лица, что это снова вызвало смешки. — Ну, до подобного мои мысли не доходили, но я тоже начал представлять себе всякие ужасы, — усмехнулся Сириус, осторожно взяв друга за руку. — Не дождетесь, — улыбнулся Джеймс. — Жив здоров, и никто меня не сломает, кто бы этого не захотел. — Кто-то явно заточил на тебя зуб, — задумчиво произнес Джордан, протянув Джеймсу мармеладные бобы, которые он с большим удовольствием принял. — Яйцо должно было достаться не мне, — сказал Джеймс, поймав ртов два боба в воздухе. — Мне его дал Северус, но это было его личное яйцо, и оно явно не должно было взорваться. Парни одновременно повернули головы и с удивлением уставились на Поттера. Ему вдруг стало не по себе. Неужели такую реакцию у них вызвало одно упоминание Слизеринца? — А ты в этом уверен? — спросил Маклагген, пристально глядя на него. — На все сто, а что? — Ну, похоже зря мы его задергали по пути к тебе. Джеймс ошеломленно напрягся. Сириус тяжело вздохнул и прикрыл глаза, будто не хотел говорить об этом вовсе. Питер забеспокоился и стыдливо опустил голову. Даже Джордан смутился, в то время как Маклагген не имел ни малейшего понятия, почему это так всех возмутило. — Что вы сделали? — медленно проговорил свой вопрос Джеймс, окинув Сириуса хмурым взглядом. — Я его не тронул, — ответил тот сконфуженно, будто серьезно перед другом провинился. — Ни я, ни Питер. — Значит тронул кто-то другой? — Джеймс повысил тон и пристально посмотрел на остальных. — Я ни при чем, — Джордан поднял руки в знак непричастности и отвернулся. — А что ты так волнуешься за какого-то Слизеринца? — Тивери без всякого сожаления не стал оправдываться, и пошел в атаку. — Ну подставил я ему подножку, страшно что ли? — Какого черта вы к нему лезете?! — вскрикнул Джеймс. — Ему скоро участвовать в соревнованиях, а вы ему нервы треплете! — Мы просто хотели поговорить, — пробормотал Сириус, по-прежнему не глядя на него. — Выяснить, что он сделал. Вся школа уже судачит о том, что Снейп тебя взорвал. Он даже не пострадал. — Мы правда не хотели, — повторил Питер. — Постойте, а никого не удивляет то, насколько Джеймс переживает за нашего врага? — спросил Маклагген, и никто ему не возразил. — Неужели слухи о том, что ты общаешься с ним — не блеф? — Это тебя не касается! — грубо бросил Джеймс, сжимая простынь в кулак. — А друзей? Тоже не касается? — неуверенно спросил Сириус. — Если это правда, то почему ты не сказал? — Но разве это не странно: общаться с Нюниусом, которого мы… — Питер не закончил фразу, продрогнув от жесткого взгляда друзей. Джеймс чувствовал, как его одолевает гнев, и он делал его крайне уязвимым, потому что в любой момент он мог не выдержать и признаться честно в своих чувствах к Северусу. Ему казалось, что сейчас он готов был обратиться ко всем ученикам Хогвартса и заявить: «Я хочу быть с ним! Мне нравится находиться рядом с ним! Какое вам до этого дело?! Оставьте меня в покое, и не смейте лезть в мои безнравственные чувства!». Джеймсу хотелось, чтобы все ушли, и вместо них на пороге Больничного крыла появился Северус. Сейчас ничего не имело значения, кроме Северуса. Все было неважным. — Я хочу побыть один, — сквозь зубы сказал Джеймс и лег, от всех отвернувшись. Парни постояли еще какое-то время, надеясь на продолжение разговора, но это еще больше злило Поттера. Он ясно давал понять товарищам, что к продолжению разговора не расположен, так что спустя какое-то время, гриффиндорцы вышли из помещения, но Сириус, идущий последним, вдруг остановился на полпути к выходу, когда остальные уже скрылись за дверями, и с беспокойством уставился на друга. — Джеймс, ты правда общаешься со Снейпом? — спросил он, и услышав тяжелый вздох друга поспешил добавить: — Мне этого не понять, но я не считаю, что это плохо. Ты был прав, что нам пора прекратить ребячиться. Просто я очень удивлен… — Я чувствовал перед ним вину, вот и решил пообщаться, исправив ситуацию, — неаккуратно высказался Джеймс, не желая вдаваться в подробности именно сейчас. — Понял, — кивнул Сириус, и замолчал на пару секунд, что-то обдумывая, и после выдал: — Можно еще вопрос, пока я не ушел, дружище? — Валяй. — Пару дней назад ты спрашивал одну очень странную вещь, и я вдруг подумал… Джеймс понял, о чем он хочет сказать, и у него тут же перехватило дыхание. Сириус не закончил вопрос. Не решился. Он понял, что либо слова будут звучать слишком глупо и неуместно, либо друг, и без того пребывающий не в духе, разозлится ещё сильнее, и точно не захочет на них отвечать. Джеймс был ему очень благодарен за то, что вопрос он все-таки не закончил, и Сириус прикусил язык, махнув рукой. — Ладно, это терпит, не важно, — закончил Сириус. — Зайду к тебе завтра. Поправляйся. Джеймс с облегчением выдохнул, но вдруг заметил, что дверь открылась, когда Сириус выходил, но не захлопнулась. Тогда он поднял голову и посмотрел, что происходит. Приятный, легкий трепет переполнил его, а сердце забилось сильнее, когда в дверях кроме друга он увидел Северуса. Удивленный и не очень приветливый Сириус оглядел Слизеринца с ног до головы, но не стал с ним говорить. Он ушел, оставив их наедине. Джеймс вскочил с кровати, но не решился подойти. Северус тоже остался на месте, с осторожностью закрыв за собой дверь. Оба были крайне взволнованы, но по разным причинам. — Джеймс… — шепотом произносит Северус, смотря на него так, будто не видел долгое время. Его взгляд падает на руки Гриффиндорца, и лицо искажается гримасой почти-что муки от понимания, что он сотворил. — Я… Я не хотел… Прости меня, я просто… — Не стоит, Северус, — мягко перебивает его Джеймс. — Я знаю, что это был не ты. Я не сомневался в этом ни секунду. Джеймс рад его видеть настолько, что готов подбежать и заключить в объятиях, игнорируя острую боль в руках. Северус заметно расслабляется после этих спокойных и уверенных слов, вздыхает так, словно его легкие до этого были сжаты от напряжения тугими ремнями. Он судорожно вдыхает и не может заговорить сразу, мнется на одном месте. Джеймс его не торопит. Пусть молчит столько, сколько потребуется, но будет рядом с ним, и никуда не уйдет. — Как твои раны? — через какое-то время спрашивает Снейп. — Не все так плохо, — отвечает Джеймс, приподняв забинтованные руки. — Побаливает немного, но не смертельно. После некоторых тренировок бывало и хуже. Джеймс блефует, но Северусу об этом знать необязательно, потому что он и так слишком взволнован, и новых поводов Гриффиндорец давать не хочет. Теперь Северус идет ему на встречу, и вот между ними остается уже совсем незначительное расстояние. Они оказываются так близко, что протяни руку — и дотронешься. — Я очень волновался, — говорит Снейп, с горечью сжимая губы в тонкую линию. Он смотрит куда угодно: на тумбочку, заваленную подарками и открытками, на окно, на пустующие койки рядом, но не на Джеймса. — Северус, это не твоя вина, — напоминает ему Джеймс не зная, куда девать руки. Ему по-прежнему хочется прикоснуться к человеку рядом, но что-то во всем внешнем виде Слизеринца заставляет сдержать это странное желание и уделить внимание словам, хотя этого совсем не хочется. — Думаю, это сделал кто-то из моих, — предполагает Северус, все еще не решаясь встретиться с глазами Джеймса. — Кто-то, способный на чрезмерную жестокость, — после этих слов, у обоих всплывает в головах одно имя, и каждый из них в нем не сомневается ни секунды. — Но я не хочу нападать на человека без веских доказательств. Поговорю с ним, для начала. Потом пойму, как поступить. — Разве Мальсибер тебе не друг? — спрашивает Джеймс, и отчего-то ощущает боль из-за своих же слов. — По-твоему, он мог подставить тебя? — Не знаю, Джеймс, сложно все в нашей компании, — Северус устало вздыхает и устало проводит ладонью по лицу. — Я долгое время с ними не общался, не посещал встреч, потому что был с тобой, а так у нас не принято. «Не принято на постоянной основе очернять свою душу?» — мелькает в голове Мародера, но он, разумеется, этого не говорит. — Давай я с ними поговорю и все улажу, — предлагает Джеймс, хотя сам понимает, что это глупо. — Не стоит. Ты же мне не телохранитель, а улаживать конфликты на кулаках — не выход. — Но они перешли все границы! Если бы это яйцо досталось не мне, а тебе, и ты пострадал, то я бы не спрашивал: сразу пошел и разобрался со всеми! — Джеймс, давай разберемся с этим позже, — останавливает его Северус, потирая висок от головной боли. — Ты не обязан за меня заступаться, и в принципе заставлять себя общаться со мной. Джеймс очень удивляется этим словам. Слизеринец замолкает. Он выглядит так печально и взволнованно, что сразу становится понятно — его беспокоит что-то еще, помимо инцидента с яйцом и личным конфликтом со своими приятелями. — Что случилось, Северус? — спрашивает Джеймс, и делает еще один опасный шаг, сокращая расстояние между ними до несчастной пары дюймов. Он чувствует отголоски дыхания Северуса на своих губах, уверен, что Северус чувствует то же самое, и от этих мыслей щеки заливает нежный румянец. — Слушай, когда я подошел, то услышал, что ты сказал Сириусу, — говорит Слизеринец, и Джеймс тут же открывает рот, чтобы оправдаться, но его опережают: — Тебе не нужно заставлять себя быть рядом со мной из-за чувства вины. Я прощаю тебя за все, что было между нами ранее. Я ни капли не злюсь. И тогда Джеймс не выдерживает. Он тянет руку и дотрагивается кончиками перебинтованных пальцев до щеки Северуса. Тот заметно вздрагивает, но не отворачивается, поддается этой нехитрой ласке, и без страха прижимается щекой к его ладони. Наконец, он поднимает взгляд. — Северус, мое отношение к тебе не так просто, как может показаться с тех слов, — говорит Джеймс, смотря ему прямо в глаза. — Мне не стоило говорить это именно так, но я не хочу, чтобы кто-то еще узнал… — Он не замечает, как расстояние между ними сокращается настолько, что чужое дыхание на губах ощущается все горячее. — Сев, поверь, я очень тебя ценю. Ты даже не представляешь, как дорог мне стал за это время. Мне жаль, что мы не подружились раньше, и не прожили еще больше хороших моментов вместе. Они смотрят друг на друга ласковыми глазами. Джеймс продолжает держать руку на месте, и не замечает, как пальцы сами по себе начинают гладить чужую щеку. Но Слизеринец не отстраняется, отнюдь. Он смотрит на Гриффиндорца, пытаясь отыскать потаенный смысл этих до странного приятных слов. В глазах Джеймса теплится огонек такой всепоглощающей нежности, такого понимания и доброты, что Северус не может удержаться от очередной глупости. Теперь он сам тянется к Джеймсу. Он поднимает руки в желании обнять, но до сих пор в его движениях ощущается неуверенность, поэтому Джеймс подается вперед первым, и окутывает его теплыми, уютными объятиями. В объятиях друг друга они замирают, грудь к груди, голова одного на плече другого. Джеймс мягко касается волос Северуса, с наслаждением пропуская сквозь пальцы темные пряди. Северус в попытке повторить движение касается шеи Гриффиндорца, вызывая у того неконтролируемую приятную дрожь и мурашки, бегущие вдоль позвоночника. Джеймс выдыхает медленно, обжигая горячим дыханием плечо Северуса, и теперь вздрагивает уже он, но быстро расслабляется. Его движения стремительно обретают уверенность, и он прижимается к Джеймсу сам, проводя ладонью по спине и вовсе не думая, как они, должно быть, странно выглядят со стороны. Сейчас, в этот самый момент в Больничном крыле и на всем белом свете есть только они вдвоем, и ничто не может испортить миг единения и радости. Джеймс поверить не может, что это происходит на самом деле. Он ластится, притеревшись щекой к его плечу, и наслаждался своими чувствами, вспыхнувшими с новой силой. — Неужели ты догадался? — шепчет Джеймс прямо в ухо Слизеринцу. — О том, чей запах я почувствовал, когда говорил об Амортенции… Северус ему не отвечает. Кажется, он совершенно забылся в этих объятиях, подарив моменту всего себя. Они наслаждаются друг другом настолько, что не замечают, как их щеки соприкасаются, и это заставляет, наконец, поднять головы. Джеймс чуть отстраняется, чтобы заглянуть в темные омуты глаз, и проваливается туда с головой, забывая, как дышать, и что это вообще нужно делать, потому что в глазах напротив он видит наконец то, чего, на самом деле, хотел уже очень давно. Доверие. Ласковое, теплое, оно согревает и уносит куда-то все мысли, оставляя в голове одну единственную. Джеймс наклоняется, сокращая оставшиеся между ними дюймы, и касается губ Северуса, прикрывая глаза. Нежно-нежно, легко, так сладко, что голова идет кругом от понимания, что Северус чувствует к нему то же самое, что он волновался совершенно зря. Джеймс целует его, легко прижимаясь к нему своими губами, чувствуя себя абсолютно влюбленным… Реакция следует незамедлительно. Северус дергается, отмирая, толкает Поттера в грудь, заставляя отстраниться. Толкает с такой силой, что не ждущий подвоха Джеймс послушно расцепляет руки и едва не падает спиной на пол. Северус проводит по губам тыльной стороной ладони, и смотрит совершенно ошалело сначала на руку, а после и на виновника ситуации, делая шаг назад и врезаясь спиной в стену. Теперь они смотрят друг на друга испуганно. Джеймс моментально заливается краской, осознавая, что же он натворил только что. — Северус, извини… Я просто… Извини, я не хотел этого делать! — в панике восклицает он, делая шаг навстречу, но Северус еще сильнее прижимается к стене, в страхе смотря на него. — Это шутка? — дрожащим голосом спрашивает Слизеринец. — Нет, конечно нет! — Джеймс хочет объясниться, высказать весь тот ураган чувств и эмоций, который возникает в голове, занимая место приятной теплой пустоты, царившей там всего пару мгновений назад, но не может подобрать подходящих слов. — Тогда тебе подсунули любовное зелье… Точно, мне срочно нужно позвать профессора Слизнорта, и… — Любовное зелье?.. — изумленно перебивает его Джеймс. — Мне никто не подсовывал зелье, я ничего не ел и не пил, кроме лекарств! — Тогда почему ты это сделал, Джеймс?! — голос Северуса срывается, но Гриффиндорец воспринимает вопрос за чистую монету, и выпаливает резко: — Потому что я люблю тебя! Сказанные слова дают реакцию совершенно противоположную той, которой Джеймс хотел достичь. Теперь Снейп выглядит не просто испуганно. Он в ужасе, он потрясен до самых глубин своей души. Он растерянно мотает головой, и вскидывает холодный взгляд на Гриффиндорца. — Это ненормально, — безжалостно обвиняет Северус, не сводя с него глаз. — Ты не здоров, Джеймс. Эти слова ранят куда больнее, чем пресловутое яйцо, взорвавшееся в руках. Джеймс чувствует, как они острыми копьями вонзаются в него, протыкают сердце насквозь, и от этого становится трудно дышать. — Нет, не говори так, Сев… — Джеймс делает шаг вперед, но натыкается взглядом на выставленные вперед в защитном жесте руки и тут же замирает. — Не подходи! — кричит Снейп, и срывается с места по направлению к выходу. — Стой, Сев, давай поговорим! — просит он, но дверь за спиной Слизеринца хлопает с оглушительным стуком, отрезая весь мир, оставляя лишь глухое, отчаянное эхо. Джеймс падает на край своей койки, глядя вслед растерянно, а затем опускает голову и закрывает ладонями лицо. Мерлин… Что же он натворил?..