Сегодня, завтра, всегда

Северус бежал по коридорам Хогвартса и не мог поверить в случившееся. На губах его мнимо ощущалась влага, которую он никак не мог стереть. Все происходящее казалось ему глупой шуткой, вот только Джеймс, кажется, не шутил. Он был абсолютно серьезен, и выглядел очень взволнованно, осознав, что натворил. Образ растерянно-испуганного Гриффиндорца крепко отпечатался на внутренней стороне век, и Северус никак не мог понять, осознавал ли тот на самом деле то, что сотворил. Разве можно назвать это нормальным? Разве может парень испытывать такое желание по отношению к другому парню? Разве мог сам Джеймс Поттер потянуться к нему? Северус чувствовал, как горит его лицо. Он никогда ни с кем не целовался. Все тело пылало жаром, и даже мороз в подземелье не смог сбить температуру. Юноша замер, не привыкший к такому длительному бегу, выдохнул, и прижал пальцы к губам, отмечая про себя, как странно и нежно ощущается это прикосновение. Он паниковал. Не только оттого, что Джеймс поцеловал его. Чувства, которые Северус испытал в момент поцелуя, были далеки от неприязни или брезгливости, и это шокировало. Сердце Слизеринца разрывалось от переполняющего его трепета, перекрывавшего все напускное отторжение. Северус осознавал, что действия Джеймса абсолютно порочны, но не мог понять, почему не может ненавидеть его за это. Он вовсе не чувствовал ответной симпатии к Гриффиндорцу, но при всем желании не мог себе внятно объяснить несоответствие чувств враждебной реакции после поцелуя. В голове Северуса творился полный хаос. Он то и дело останавливался на пути к гостиной и оглядывался, страшась увидеть Джеймса за спиной. К счастью, тот не побежал за ним. Вероятно, Мародер в этот самый момент пытался осознать, что натворил, и наверняка уже сожалел, - думал Северус. Ему определенно было необходимо сейчас остаться в одиночестве и привести мысли в порядок. Когда Северус добрался до гостиной, его мысли уже преобразовались в бессвязные, спутавшиеся нити. Он прокручивал в голове момент поцелуя и те сентиментальные объятия, которые сам же и дозволил. Парень со стыдом понимал, что слишком близко подпустил к себе чужого человека, и позволил ему допустить мысли о подобной симпатии. Северус думал и не мог решить: оставить Джеймса навсегда и послать его ко всем чертям, или же пойти к нему навстречу и поговорить, объясниться, предложить остаться друзьями... С одной стороны, Северусу начало нравиться внимание к своей персоне, а с другой, эти открывшиеся, странные чувства Джеймса пугали его не на шутку. Мысли о произошедшем давили на юношу, но совсем скоро он смог от них отвлечься. В гостиной сидели все его товарищи по факультету. Слизеринцы встретились взглядами со Снейпом и быстро их увели, впервые не поздоровавшись. Не сложно было догадаться, что они пытались что-то скрыть. Северус был уверен в их причастности к неприятности, случившейся с Поттером. — Знаете, что произошло на Зельеварении? — прямо спросил Снейп, остановившись напротив собравшегося круга. — Кто-то взлетел на воздух, — небрежно высказался Рейнард Мальсибер, не слишком пытаясь сдержать злую усмешку. Северус даже не удивился подобной реакции. Он не был глупцом, и прекрасно понимал расклад дел, однако понимание вовсе не означало то, что с ним Снейп собирается мириться. Он оглядел всех по очереди. Регулус взволнованно бегал глазами по всему помещению. Барти не мог скрыть нервный тик в частом моргании и закусывании и без того уже нецелой губы. Эван смотрел куда угодно, лишь бы не встречаться взглядом со Снейпом. Уолкис нервно прочищал горло, а Эйвери безразлично пялился в книгу, то и дело поглядывая на Мальсибера, а тот, в свою очередь, без всяких сомнений смотрел на Северуса и был готов к разговору. — Чьей идеей было взрывное яйцо? — почти вежливо поинтересовался Снейп. — Моей. И что с того? — горделиво бросил Мальсибер, вскидывая голову и не сводя с него глаз. — И кто же принимал участие в ее воплощении? Все? — Снейп, с презрением осматривал каждого из них. — И ты, Регулус, тоже? и Эван, и Барти?.. Чертовы лицемеры. Чем же я заслужил подобное? — Я не знал, какие будут последствия, — со стыдом оправдался младший Блэк, не поднимая глаз. — Думал, что это просто шутка. — Взрыв не должен был быть таким мощным, — прошептал Барти, кусая губы. — И не был, если бы металл с ним не соприкоснулся, — добавил Эван, будто это могло обелить их намерения. — Если бы Поттер не бил по яйцу ножом, как ты никогда не делаешь, то подобного эффекта бы не случилось. — Значит Джеймс сам виноват? Точно, — с язвительным сарказмом протянул Северус, зло сжимая кулаки. — Его руки сильно изувечены. Даже мадам Помфри не смогла полностью их излечить. Кровавые бинты будут менять еще неделю. — С чего вдруг ты так беспокоишься о нем? — Эйвери с хлопком закрыл книгу и подозрительно сощурился, глядя на Снейпа. — Сблизились? — Тебя это не касается, — отрезал Северус. — Эта злая шутка должна была достаться мне, так что я жду объяснений! Каждый из присутствующих был замешен в этой ситуации, поэтому заострять внимание только на Мальсибере было глупо. Но Снейп заметил, как сильно нога местного генератора гениальных в своей абсурдности идей начала дергаться и бить пяткой по полу. — Ты сам должен понимать, — сказал Эйвери, заставив Северуса раздраженно выругаться. — Хватит говорить со мной загадками! Думаете, после такого я буду уважать вас и называть своими товарищами?! Думаете, что я так просто прощу вас?! Сомневаюсь, что вам нужна была достойная причина для такого отвратительного поступка! Я не желаю больше находиться в вашем чертовом лицемерном кругу больше ни секунды!! Северус хотел сказать больше, выплеснуть все, что накопилось, но вдруг охнул, замолкая. Мальсибер ударил его кулаком по лицу, и сделал это так внезапно, что вздрогнули все. Снейп не успел никак среагировать. В глазах потемнело, он по инерции сделал шаг назад и с грохотом рухнул на пол, оступившись. Крепкий хват Мальсибера на отворотах мантии заставил подняться, и тело Северуса тут же врезалось спиной в каменную стену, и он ударился затылком так сильно, что от головной боли не мог различить чужую речь. Мальсибер что-то кричал, брызжа слюной совсем неаристократично, но Северус пропустил начало его гневной речи. При всем своем эмоциональном всплеске, Снейп никак не мог ожидать, что разговор перейдет в физическую плоскость. — Да кто ты такой, чтобы предъявлять обиды и требовать извинений?! — кричал Мальсибер, и это было первое, что разобрал Снейп из всей отповеди. — Наш коллектив для тебя какая-то шутка?! Мы что, компания друзей?! Мы занимаемся серьезным делом, так какого черта ты начал полагать, что имеешь право нам что-то высказывать, когда сам нарушил правила!! Северус в шоке смотрел на Мальсибера, и не находил, что ответить. Из крючковатого носа потекла кровь, пачкая воротник. Он не сразу понял, что стоит на цыпочках, потому что Мальсибер, выше его на целую голову, до сих пор держал его за грудки. — Мы будущие сторонники Темного Лорда, а для тебя, судя по всему, этот выбор прост также, как выбор еды на завтрак! Ты шесть лет был в нашем кругу, поддерживал все идеи предстоящего режима, грезил о встречи с нашим Лордом! И что теперь?! Хочешь так просто нас оставить?! Иди и выскажи это Люциусу! Скажи ему, что предаешь нас! — Я... Я не предаю... — тяжело выговорил Северус, ошарашенно глядя на Мальсибера. — Тогда скажи мне, почему ты пропустил три собрания подряд?! Разве я не говорил, как это важно: держаться вместе и обучаться всему, чтобы стать достойными?! Северус шокировано молчал. Ему давно не приходилось общаться с Рейнардом, и сейчас был поражен тому, насколько его худшие качества превзошли все иные. Он и раньше был вспыльчивым, но никогда прежде его руки не поражал тремор, а лицо не наливалось кровью от гнева. С тех пор, как отца Мальсибера посадили в Азкабан, он совсем перестал управлять эмоциями. Остальные Слизеринцы стояли в стороне и не осмеливались подойти. Первым решился Эйвери. Он неуверенно прошагал к своему другу, сохранив безопасную дистанцию, и тихо произнес: — Рей, не нужно так горячиться. Ты говорил, что посещать собрания важно, но не устанавливал жесткие правила... — Заткнись! — отрезал Мальсибер, продолжая смотреть в глаза Северуса. — Мне плевать на сомнения гриффиндорской крысы, глупый интерес которого не перешел в искреннюю преданность! Если Петтигрю решится не возвращаться — пускай! Но ты, Северус, долгие годы был с нами, и дал клятву всем нам, и Люциусу тоже! Он повел нас за собой, а после поручил это дело мне! Я за вас всех в ответе! Как прикажешь потом объяснять Темному Лорду твой уход?! — Я не говорил, что ухожу!! — тут же выкрикнул Снейп. — Я предан ему! Предан! — Тогда почему ты проводишь время с Поттером, вместо того, чтобы посещать наши собрания?! — В этом не было злого умысла! — Северус начинал паниковать ощущая, как дрожащие кулаки Мальсибера все сильнее сжимают его рубашку. — Я не хотел пренебрегать нашими высокими целями! — Рейнард, отпусти его! Это уже не смешно! — воскликнул Эван, готовый разнимать грядущую драку. — Северус не сделал ничего плохого! Но Мальсибер не услышал его. Он продолжал кричать: — Значит ты осознаешь, что никогда не сможешь отречься от Темного Лорда?! Понимаешь, что этим самым подставишь не только себя, но и Люциуса, и меня, как твоих наставников и проводников! — Понимаю... Понимаю! Черт возьми, отпусти меня уже! Но он не отпускал. Мальсибер никого не слышал. Он был в ярости, не видел и не слышал ничего вокруг, как заведенный повторяя одно и то же на разные лады, до тех пор, пока его кулаки вдруг со спины не обхватили теплые руки Эйвери. Рейнард крупно вздрогнул, очухиваясь от странного транса, и отвлекся, наконец, обернувшись через плечо. — Рей, достаточно, — осторожно произнес Эйвери, не без страха смотря прямо в глаза своему другу. — Пора успокоиться. Северус уже все понял. Чего тратить силы понапрасну? Спокойный, тихий и вкрадчивый голос заставил Мальсибера разжать кулаки, отпуская Северуса. Он приходит в себя и протирает мокрый от пота лоб. В его глаза возвращается осознанность, и он выглядит так, словно и сам не ожидал от себя подобного эмоционального всплеска. — Извини, — шепчет Мальсибер, но обращается к Эйвери, а не к Снейпу. Он не просит прощения у потерпевшего, лишь бросает на него раздраженный взгляд и уходит, не сказав напоследок ни слова. Снейп стирает кровь и откашливается от боли в горле. Остальные смотрят на него испуганно, виновато. — Северус, ты как? — обеспокоенно спрашивает Регулус, приблизившись к нему. — У тебя синяк. Сильно болит? — Глупый вопрос, Рег, — говорит Эван, и тоже подходит к Снейпу. — Тебе нужно обработать раны. Пойдем в комнату. — Не нужно больше злить Мальсибера, — произносит Барти, искусав губы в кровь. — Я тоже пропустил собрание, и меня ждал жесткий выговор... Не такой серьезный, правда... — Северус, извини его, — говорит Эйвери, бережно поправляя рубашку Снейпа. — Я знаю, что с ним. Он такой из-за отца. У него больше никого нет, вот и страдает, как умеет. — Северус, тебе ведь скоро на турнир, а ты в таком состоянии. Пойдем, обработаем все, — напоминает Уолкис. Снейпу смешно от их сочувственных слов. Они не имеют никакого веса после сделанного с Джеймсом. Они виноваты в том, что с ним случилось. «Джеймс...» — Северус с беспокойством думает о своем друге, и не может поверить в то, что до сих пор волнуется о нем. *** Джеймс был абсолютно потрясен своим же поведением. Он лежал на больничной койке, глазел в потолок и чувствовал, что не не уснет еще очень и очень долго. В голове было совершенно пусто, а перед глазами все прокручивалась и прокручивалась безобразная сцена поцелуя. Тяжелое осознание своих чувств и действий так сильно давило на него, что порой накатывали слезы. Он знал, что все испортил. Знал, что больше Снейп и близко к нему не подойдет. Знал, что он ненормальный. «А вдруг мои действия — последствия болезни?» — подумалось Джеймсу, и от этой идеи он не на шутку перепугался. Новый внутренний мир, открывшийся недавно, слишком сильно пугал его неизвестностью. Больше он ничего о себе не знал. Чувства к Лили оказались не больше, чем обычной подростковой влюбленностью, сексуальная связь с Мэри Макдональд — неудачным любопытством, случившееся после первого осознания своей тяги к мужчинам, напыщенная уверенность — защитной реакцией к окружающему миру. Джеймс уткнулся лицом в подушку и прикрыл уши ладонями, лишь бы утихомирить нахлынувшую на него тревогу. Он так погрузился в себя, что звук открывающейся двери напугал его до дрожи. Он дернулся и быстро укрылся одеялом, страшась непонятно чего. В больничное крыло кто-то зашел, но в темноте различить было сложно, так что Джеймс прислушался: — Не давай никому себя в обиду, — говорила Доркас Медоуз, ведя за собой кого-то еще. — Или зови меня, и я всем покажу. — Да ладно тебе. Ничего страшного не произошло, — звучит высокий голосок, принадлежащей Пандоре. — Они с тебя юбку сорвали! Это неподобающее поведение! Они не имели права так потешаться над тобой из-за какого-то пятна! — Так неловко, что домовики отстирывают ее... Не стоило надевать светлую юбку во время менструации... — Живот сильно болит? Сейчас я найду обезболивающее. Доркас копается в ящиках и быстро находит нужное зелье. Она дает его Пандоре и усаживает ее на кровать. — Ты же подруга Барти, верно? Чего он раньше меня с тобой не знакомил? — Стеснялся, наверное. — Не говори глупостей. Он часто о тебе говорит, и отзывается очень тепло... Ладно, я должна быть в гостиной, так что побегу. До завтра. Пандора молча машет ей рукой и они прощаются. Когда дверь стукнула снова, Дора укуталась в одеяло, и сжалась на кровати, притягивая колени к груди и тихо мыча от боли. Джеймса никто из двух пришедших не заметил, но в тени он оставаться не хотел, хотя и не рассчитывал говорить с кем-либо. Но Пандора была другим случаем. Он тихо встал со своей койки и на цыпочках подошел к ней. На полпути она услышала чьи-то шаги, обернулась и сильно испугалась, увидев Мародера. — Пандора, как я рад тебя видеть! — воскликнул Джеймс, присев на край ее койки. — Тебя судьбой сюда занесло! Мне срочно нужно с тобой поговорить! В общем.. — Джеймс, ты меня напугал, — перебила Пандора, отсев от него на какое-то расстояние. — Да, извини. Ну слушай, хочу обсудить с тобой... — Джеймс, — останавливает его Пандора твердым тоном. — В последний раз мы общались в день матча, после которого ты избил Эвана Розье. Не очень хорошее впечатление ты оставил о себе. После того случая ты ни разу меня не навестил, не объяснился, а это не очень похоже на дружбу. Джеймс замолчал. Он только сейчас понял, что за целый месяц мысли о Пандоре ни разу не посещали его. Он не думал и не скучал по ней, не желал повидаться. После такой безразличной паузы в общении неудивительно, что сейчас он выглядел так эгоистично в глазах подруги. Джеймсу было очень сложно себя оправдать, тем более перед Пандорой, речь которой даже сейчас не слишком его волновала. Но он представил, что слова девушки принадлежат не ей, а кому-то, например, из близких друзей. Это было не сложно и даже реалистично, потому что Мародеры, вероятно, тоже замечали его отстраненность в последнее время. Джеймс тяжело вздохнул, раскаиваясь в своем эгоизме, и виновато улыбнулся: — Прости меня. Я не хотел оставлять тебя, еще и так внезапно, но все было очень странно... Я не уделял особого внимания даже своим близким друзьям. Я понимаю, что это неправильно, оставлять друзей позади, совсем не думать о них только из-за нового человека рядом. Прости меня. Пандора смотрела на него недоверчиво и угрюмо. Такое выражение Джеймс видел впервые, и не могло больше не вызвать у него чувство стыда за себя и свое поведение. Парень понял, что слова проблему не решат, да и сказать нечего, зато можно сделать девушке приятно. Джеймс попросил ее подождать и быстро побежал к своей койке, рядом с которой лежала куча сладостей от друзей. Он захватил в кулак пару упаковок с мармеладом и шоколадными лягушками, после чего вернулся к Пандоре и протянул ей все. — Держи. Это тебе. Девушка отреагировала на такой подарок весьма уморительно. Ее брови поднялись в легком изумлении, а глаза вдруг сделались до умиления большими. До нее не сразу дошел смысл действий Джеймса, но поняв, что происходит, она благосклонно приняла его дары. Джеймс неуклюже вернулся на край койки, спросил: «Мир?», и тогда девушка улыбнулась. Вряд ли кто-то другой на ее месте так просто простил бы его, но Пандора, словно ребенок, не долго лелеяла в себе негатив. — О чем ты хотел поговорить? — вполне дружелюбно спросила она, открывая упаковку мармелада. — Помнишь ты мне как-то говорила о том, что любовь должна быть свободна от сдерживающих факторов? — спросил Джеймс. Пандора задумчиво кивнула. — Ты говорила, что даже пол человека не может быть преградой для нее. Но вдруг ты ошибаешься? Ты не думала о том, что, на самом деле, это не больше, чем болезнь? То есть... Я не утверждаю, а просто хочу услышать твои рассуждения, потому что ты тот редкий случай, когда кто-то так легко относится к такой теме. Разве ты была знакома с такими людьми? Как ты можешь говорить, что это нормально, если сама не видела подобных проявлений в свою или чью-то сторону? Возможно, такие люди только кажутся адекватными на первый взгляд, а на самом деле скрывают в себе недостойные надежды и похотливые намерения... Джеймс хотел сказать больше, но понимал, что продолжение будет походить на истеричный выплеск эмоций, исключающий адекватную структуру речи. Но Пандора и без лишних частей поняла, что здесь что-то не так. Она смотрела на друга пронзительным взглядом, и впервые он видел в нем такую яркую осознанность. Джеймс даже подумать не мог, что Пандора может слушать так внимательно, и смотреть так проницательно. Он вдруг понял, что, на самом деле, никогда особо не воспринимал ее всерьез до этого момента. — Джеймс, ты в кого-то влюбился? Вопрос заставил парня смутиться, но он не вызвал особо сильных эмоций, хотя парень и понимал, что она уже догадалась что к чему. Но его это не пугало, потому что об это узнала именно Пандора. Человек, ярче всех излучающий свет и невинность, любовь и принятие. Человек, страннее которого вряд ли кто-то может показаться. Поэтому хорошо, что Пандора оказалась здесь именно сейчас. Хорошо, что Джеймс может поговорить с ней и не чувствовать себя грязным. — Я поцеловал его... — тяжело признался Джеймс. — Без разрешения и особого контекста. Я просто сделал это, и теперь жалею. Знаю, что по характеру я бываю очень порывистым и инфантильным, но в тот момент совсем потерял голову, и сделал огромную глупость... Может это проявление моей ненормальности? — Внезапные поцелуи не к месту — всегда плохая идея. Но я не думаю, что ты стал из-за этого ненормальным. В любом случае, такую глупость мог совершить кто угодно. Джеймс тяжело вздыхает, словно мученик, слезает с кровати и опускает колени на пол, прижав голову к матрацу. Из-за раздумий болит голова, и он боится, что вот-вот потеряет себя. Но разговор нужно довести до логического конца и хоть что-то усвоить из него. Пандора в этом ему помогает, продолжая: — Джеймс, почему ты думаешь, что это ненормально? — удивленно спрашивает она. — Ты ведь чистокровный волшебник, проживший всю жизнь среди себе подобных. Откуда в тебе эти магловские переживания? Кто тебе о них рассказал? Ответ искать долго не пришлось. — Мои родители. Они настоящие маглолюбы. Они любят изучать их культуру, историю, и всегда обсуждают достоинства и недостатки магловского мира. Как-то раз они говорили о мужеложестве, и я подслушал их разговор. — В нем звучали плохие вещи? — Да, и звучали очень убедительно, потому что я в этой теме тогда не разбирался, а они рассуждали так, словно были знатоками. — А что говорили? — Что не просто так маглы относятся к мужеложеству так скверно, и к их мнению, скорее всего, стоит прислушиваться. Они, мол, лучше нас разбираются в психологии, поэтому не могут ошибаться. Такие же мысли я услышал от своих однокурсников. — А ты сам что же? Чувствуешь себя ненормальным? Джеймс помолчал, подумал, как было бы лучше описать свои чувства к Снейпу, и после недолгих раздумий понял, что глупо даже выбирать из разных вариантов, когда есть один единственный, правильный: — Я чувствую себя влюбленным... — Ну вот. Разве это плохое чувство? — Да? Не знаю. Нет... Но тогда почему я потерял голову и так бессовестно его поцеловал? — А почему ты набросился на Эвана после матча? Почему такой вспыльчивый, горделивый и был столь навязчив с Лили? Ты просто не умеешь вовремя остановиться. В этом весь ты. Неужели твой объект влюбленности был единственным, кому не посчастливилось повстречаться с твоей импульсивностью? Джеймс вспомнил, как пытался поцеловать Лили и постыдился, но эффект, которого добивалась Пандора, все-таки произвелся. «Никакой я не сумасшедший, просто дурак» — подумал он и усмехнулся. — Мои чувства к этому человеку светлы... Я не ощущаю в них зла. Мне не хочется причинять ему боль и с силой заставлять находиться рядом со мной... Я желаю ему только добра. — Вот видишь. С тобой все в порядке. Ты просто влюблен, — улыбнулась Пандора. — А с влюбленными часто случается недалекость. Джеймс улыбнулся, как вдруг подумал о родителях. Как бы они отреагировали на его новый внутренний мир? Как бы пережили мысль о том, что наследников им лучше не ждать? Джеймс считал, что у него не будет будущего с Северусом, но вдруг после осознания своих чувств он больше никогда не сможет полюбить девушку? — Родители бы разочаровались во мне... — печально прошептал Джеймс, тяжело вздыхая. — Расстроились — может быть, но никак не разочаровались. Я видела много записей в Ежедневном пророке про вашу семью. На фотографиях вы всегда выглядите очень счастливыми. Парню не слишком полегчало от этих слов, но он посчитал, что эту тему лучше оставить на потом. Сейчас думать об этом бессмысленно, поэтому и переживать пока нет причин. Не будет ведь Джеймс говорить с родителями на такую тему просто так и без должных обстановки и повода? — Пандора, извини, что был для тебя плохим другом. Ты мне очень помогла. Спасибо. Ты очень смышленая и красноречивая, Дора, — со всей искренностью произнес Джеймс и улыбнулся. — Смышленая? — Пандора ярко покраснела и прижала ладони к щекам. — Как приятно... Ой, как приятно! Говори мне это почаще. Они пообщались еще немного, пока не пришла мадам Помфри и не объявила время для сна. Пандора переместилась на койку поближе к Джеймсу, и они говорили еще час после отбоя, а затем уснули. Ожидаемая бессонница, к счастью, не настигла Джеймсу, и он спал спокойно. Мысли расплелись, и теперь беспокойство не мучало его. Он знал, что ничего еще не кончено, и у него есть шанс на разговор со Снейпом. Потому что он увидит его завтра. И послезавтра. И будет видеть еще полтора года. За это время Джеймс как-нибудь сможет заслужить его прощение, а дальше уже как пойдет. На утро Джеймс был достаточно бодр, но энергию на жалостливых посетителей ему тратить совершенно не хотелось. Когда мадам Помфри отлучилась на обед, Джеймс как можно быстрее убрался из Больничного крыла и поспешил к себе в гостиную. Со Снейпом он встретиться не решался, и знал, что какое-то время он посвятит всего себя подготовке к соревнованию. Джеймс придумал, как порадовать его, поэтому спешил добраться до башни Гриффиндора и отыскать Мэри Макдональд для помощи в этом деле. Он знал, что она будет там, потому что девушка редко посещала трапезы в Большом зале. Джеймс рассчитывал на теплую, уютную обстановку, в которой сможет поработать вместе с ней, и никак не ожидал, что станет свидетелем странной, драматичной сцены. Как только Джеймс оказался внутри, то сразу услышал крики, исходящие из стороны женских спален. Комната мародерских подруг была совсем рядом с лестницей, поэтому он сразу смог различить голоса: — Мэри, прекрати истерить! Во-первых, ты не одна в этой комнате, чтобы разводить хлам, а во-вторых, ты вредишь себе! — кричала Марлин МакКиннон, да так, как Джеймс никогда не слышал. — Хватит на меня кричать! Вы мне вреда наносите куда больше! — рыдающим голосом отвечала Мэри. — Прошу, не надо так плакать, — послышался мягкий, но громкий голос Лили. — Мы ведь просто хотим о тебе позаботиться! Ты не представляешь, как то, что ты делаешь, нас пугает! — Так не обращайте внимания! Я вынесу тарелки, только давайте замнем эту тему... — голос Мэри срывался на каждом слове. — Ничего не замнем! Я обращусь к Мадам Помфри! — ответила Марлин. — Сейчас мы не будем никуда обращаться! — отрезала Лили. — Но не закроем глаза на твою проблему, Мэри. И если понадобится — пример меры, чтобы ты перестала так относится к себе. Джеймс стоял в дверях и в шоке прикрывал уши от таких криков. Он приблизился к лестнице, ведущей к женским спальням, попытался взобраться по ней, но полетел обратно вниз, когда она преобразилась в скользкую горку. Тогда ему захотелось позвать девушек, чтобы узнать, что происходит, но он банально не успел, и растерялся, увидев Мэри Макдональд. Она выбежала из спальни и остановилась, встретившись взглядом с парнем. Остальные вышли за ней, крича что-то вслед. — Джейми!! — горячо воскликнул Мэри, и тут же кинулась на встречу к нему. Девушка прыгнула на него и обвила шею Мародера руками. С порыве эмоций она вскинулась в попытке поцеловать, но только больно ударила зубами о зубы. Джеймс тут же оттолкнул ее и ошарашенно уставился на ее плачущее лицо. Он совершенно не понимал, что происходит, так же, как и остальные подруги. Марлин и Лили смотрели на них в шоке, не веря своим глазам. Никто из даже подумать не мог, что Мэри и Джеймса может связывать что-то, помимо дружбы. — Скажи, чтобы они перестали кричать на меня! — потребовала Макдональд, словно она обращалась к своему парню. — Скажи, что я не сделала ничего плохого! Джеймс перевел взгляд на подруг и не мог решить, что сказать. Нужно было оправдаться как-то перед Лили и Марлин, но и Мэри оставлять в таком состоянии было тоже нельзя. Парень быстро сделал выбор в пользу Макдональд: схватил ее за руку и потянул за собой. Он увел ее из гостиной, оставляя остальных в полном смятении. — Мэри, ну зачем нужно было так делать? Еще и перед всеми, — осторожно проговорил Джеймс, усадив девушку в дальнем конце коридора, чтобы Полная дама не услышала их. — Потому что ты единственный, кто знает меня настоящую, и кому я действительно доверяю! Я не хочу обсуждать с другими мои проблемы! — Мэри не могла успокоиться, захлебываясь слезами. — А что случилось? — Джеймс пытался отвлечь ее от плача. — Я говорила девочкам, чтобы они не приносили мне еду! А они специально тащили мне тарелки с Большого зала и заставляли есть! Я всегда прятала их под кровать, но они учуяли запах и устроили цирк! Ну какая им разница, что я не ем!! Джеймс не замечал этого раньше, потому что долгое время не обращал на Мэри никакого внимания, но теперь видел, как сильно она исхудала. Хотя она не стала стройной и талия ее не сузилась, щеки и бока заметно уменьшились. Он знал, что Мэри давно перестала посещать трапезы, но не думал, что это серьезная проблема. — Ты вредишь себе, Мэри. — Ну не окружающим ведь! — За тебя сильно волнуются. — Так пусть перестанут! Марлин и Лили легко говорить! Они худые, красивые, и все мальчишки смотрят на них с восхищением. А я всем противна. Мальсибер еще с первого курса называет меня кабаньей головой, а недавно Джордан и Финниган сказали, что метла не выдерживает меня, поэтому я никогда на ней не летаю! Мэри снова разразилась громкими рыданиями. Она уткнула лицо в колени и горько плакала. Джеймс не знал, как ее успокоить. Он просто сидел рядом и молчал, поглаживая ее по спине. Ему приходилось мысленно подбирать слова, чтобы Мэри не воспринимала его речь как что-то больше, чем просто дружескую поддержку. — Ты единственный, кто не смотрит на меня с отвращением... Единственный, кого я не стесняюсь. Мне было грустно, когда наша связь... Ну... сам понимаешь... Она куда-то пропала... Я надеялась, что если не отношения, то ты продолжишь любить меня физически. Я была счастлива в эти моменты... Я знаю, что ты никогда не смотрел на меня как на девушку, и ни на что я рассчитывать не могла. Но мне хотелось продолжить спать с тобой и быть тебе нужной... Джеймс смутился от такой откровенной речи, и не сразу вдумался в смысл ее слов. Он огляделся по сторонам в надежде, что никто не подслушивает их, выдохнул, и попытался объясниться: — Мэри, послушай. Согласись, что никто из нас не получал удовольствия. Думаю, наши сексуальные желания были куда более скудными, чем мы себе представляли. Мы не получили ничего, кроме удовлетворенного любопытства. — Я искала не любопытство... — Ты пыталась найти в сексе то, что гораздо легче отыскать другими способами. Ты должна полюбить себя. Мэри вздохнула, тяжело и разочаровано, но, кажется, немного успокоилась. — Скажи, я правда не имела никаких шансов? Может мне надо что-то в себе поменять? Ну... для будущих отношений. — Знаешь, я полюбил человека, узнав которого ты бы сказала: не может быть! Думаю, я влюбился в самую сложную и неопределенную личность. В общем, для любви нет никаких преград, так что не надо себя менять. — Ты считаешь, что Лили сложная? — Нет-нет! Я не про нее. Я к ней давно остыл, так что больше меня ее мужем представлять не стоит. Мэри задумчиво промычала. Она полностью успокоилась, хотя лицо до сих пор было красным и опухшим от слез. Кажется, этот разговор ей в чем-то помог, хотя Джеймс не мог понять, в чем именно. Это ее трагедия, в которой значимость парня была слишком преувеличена когда-то. — Знаешь, Мэри, ты правда очень красивая. Питер рисовал тебя в своем альбоме. — Питер? — удивилась она. — Да. А Лили говорила, что ты очень красиво одеваешься. А Сириус по секрету сказал, что ты самая милая девушка в Хогвартсе. Мэри заулыбалась. Она смущенно прикрыла лицо ладонями и затрепетала, хотя и не выразила это словами. Когда ее руки отлипли от лица, она выглядела совсем по-другому: бодро и расслабленно. — Джеймс, а в кого ты влюбился? — В полнейший хаос, Мэри, — усмехнулся Джеймс. — Пока не хочешь говорить, да? Джеймс с улыбкой кивнул. Разговор о Северусе не причинял ему боль. Он до сих пор осознавал, что сделал ужасную вещь по отношению к нему, но точно знал, что имеет силы все исправить. Попытаться, по крайней мере. Джеймс не оступиться, и не будет врать самому себе в том, что чувства к Северусу наивны и несерьезны. Отныне он не будет обманывать себя. Он хочет открыться Северусу, и если тот никогда не сможет ответить ему взаимностью и будет для него потерян — пускай. Джеймс либо предпримет что-то еще, либо уйдет из его жизни навсегда, зато точно будет знать, к чему его тянет. — Мэри, на самом деле, мне очень нужна твоя помощь, — улыбается Джеймс. — Ты же прекрасная художница. Я хочу нарисовать с тобой вывеску для соревнований. — Хочешь поддержать Лили и Римуса? — Нет. Я хочу поддержать человека, в которого влюблен. Он из Слизерина. — Так твоя дама Слизеринка? — изумленно спрашивает Мэри, подняв брови. — Мы думали, ты их всех презираешь, даже несмотря на перемирие. — Да ну, там есть много неплохих ребят. Они поднялись, направляясь к гостиной и отошли в кладовую, где лежали все краски и большие отрезы холстины для росписи. Мэри взяла один из них и с помощью магии окрасила ее в зеленый цвет. Она до сих пор была удивлена и ожидала, что Джеймс признается в шутке, но он молчал. Рабочее место было готово, и теперь они принялись за кропотливый процесс. Мэри куда лучше удавалось держать кисть и делать ровные мазки, потому что Джеймс никогда не занимался рисованием. Его линии получались кривыми и неаккуратными, но он старался, как мог. Ему хотелось сделать подарок Северусу и вложить в него всего себя. — Джеймс, я понимаю, что ты любишь эту таинственную девушку, но зачем поддерживать ее факультет? — Хочу порадовать. — А разве за Лили и Римуса ты не болеешь? — Болею, но для моего любимого человека победа куда важнее. Джеймс доделывает оставшийся набросок и пишет имена слизеринских участников: Северус Снейп, Доркас Медоуз, Барти Крауч и Эван Розье. Мэри задумчиво переводит взгляд то на полотно, то на друга. Кажется, в ней проснулась мощнейшая магия, называемая в народе "женская интуиция". — Она участвует в соревнованиях? — спрашивает Мэри. — Нет, — отвечает Джеймс, сделав перед этим растерянную паузу. — Это Доркас Медоуз? — Хватит задавать вопросов, Мэри. Я с Доркас не общаюсь. — Остальные имена мужские. Джеймс отрывается от работы и смотрит на Мэри. Он потерялся в своих же оправданиях, и смог выдать лишь: «Не говори глупостей», но девушку это не убедило. Взгляд ее был шокированным, но в нем не чувствовалось презрения. Она словно видела Джеймса впервые, и не могла понять, что он за человек. Парень молчал. Он захотел высмеять ее слова и уйти, и сделал бы это, если бы девушка не опередила его: — Я буду молчать, Джеймс. Никто не узнает. — Не понимаю, о чем ты, — неловко проговаривает парень, и снова принимается за работу. — Я никому ничего не расскажу. Теперь и Мэри склонилась над полотном, продолжая рисовать. Оба молчали. Джеймс чувствовал панику, но надеялся, что Мэри вскоре поймет, насколько глупы ее предположения, если он продолжит делать вид, что не влюблялся ни в какого парня со Слизерина, участвующего в соревновании. Друзья работали усердно, но быстро. Им не хотелось, чтобы какой-то Гриффиндорец застал их за созданием подобного дара для вражеского факультета. Работа выглядела просто, но довольно привлекательно. На зеленой холстине была изображена змея, а под ней фраза: «Вперед, Слизеринцы! Лучшие зельевары!» и перечисление имен. Вокруг надписи красовались небольшие, простенькие рисунки, вроде звезд, колбочек с зельями и завитушек. Джеймс смеялся про себя, и понимал, что, узнав о такой поддержке со своей стороны вражеского факультета еще пол года назад, он точно не поверил бы. Да и сейчас верилось с трудом. — Что вы делаете? — вдруг спрашивает Лили, возникая рядом с ними совершенно бесшумно. Мэри и Джеймс в панике прикрыли полотно и обернулись на нее. «Ну уж нет!! О моих секретах сегодня больше никто не узнает!» — думает Джеймс, встает, и быстро подходит к Лили, закрывая ей весь обзор. Он берет ее за плечи, поворачивает и уводит прочь из гостиной. — Мы сейчас немного заняты, — убеждает ее Джеймс. — К нам пока нельзя. — С Мэри все хорошо? — Да, отлично. — Не знала, что вы встречаетесь. Поздравляю. — Нет-нет! Вы не правильно поняли. — Да ладно, чего скрывать то? Джеймс останавливается с Лили в основной гостиной и садит ее на диван, а сам садится рядом. — Слушай, не надумывай ничего. Мэри была в меня влюблена а я не отвечал ей взаимностью, а в порыве эмоций она поцеловала меня без моего желания, — честно признается Джеймс, но старается говорить как можно тише, чтобы Мэри не услышала. — Но мы с ней поговорили, и теперь все хорошо. Мне нужно работать, пока. Джеймс подрывается с места и только хочет вернуться к работе, как вдруг Лили хватает его за рукав и с силой тянет на себя. — Сядь, — настойчиво требует она, пронзительно глядя на него. — У меня к тебе разговор. Джеймс не может противостоять такому строгому тону. Он усаживается обратно и настороженно ожидает разговора. Ему вдруг становится немного страшно, что девушки все же услышали его разговор с Мэри за пределами гостиной. — Джеймс, скажи, — серьезно начинает Лили. — Я тебе нравлюсь? И все живое, что было в Джеймсе, в момент его покидает. Он вдруг представляет, как долго придется объяснять Лили, что его чувства прошли и она ему больше не нужна, и сделать это нужно в мягкой форме. Он снова злится на себя за то, что так долго оставлял многие важные вопросы на потом, и теперь, когда это "потом" наступило, был вынужден решать их все скопом и в срочном порядке. — Нужно было раньше поговорить с тобой об этом, — тяжело вздыхает Джеймс. — Я бегал за тобой целых пять лет, романтику создавал, а потом взял и отстранился. Прости, что морочил тебе голову своими чувствами, и не сказал о том, что охладел. Но я и подумать не мог, что ты в меня... — Постой, Джеймс, — останавливает его ошарашенная Лили. — Думаешь, я в тебя влюблена? Джеймс моргает и недоуменно глядит на подругу. — Я не так воспринял твой вопрос? — Похоже, что не так. — неловко улыбается Лили. — Тебе не надо оправдываться, и тем более думать, что все прошедшие дни я страдала из-за нехватки твоего внимания. Я просто хотела понять, остались ли у тебя ко мне какие-либо чувства, и сказать, что если они и имеются, то пора бы о них позабыть. Но ты, похоже, сделал это без моих напоминаний, чему я, признаться, очень рада. — Грубовато, но честно и оправдано, — со стыдом кивает Джеймс, не представляя, как навязчиво выглядел в глазах Лили все эти годы. — Значит, вопрос между нами решен навсегда? — Да, — кивает Лили. — Мне было необходимо знать об этом и перестать тяготиться. Кажется, в моей жизни появился человек, который мне нравится. — И кто же? — хитро протянул Джеймс, ожидая услышать имя Римуса. — Не скажу, — отрезает Лили, смущенно улыбаясь. Впервые она выглядела такой милой, думая о ком-то. — Знаешь, я тоже влюбился, — говорит Джеймс, улыбаясь также ярко. — И тоже не скажешь? — Пока нет. Сложно все. Но я правда счастлив быть влюбленным в этого человека. Еще недавно чувства к Северусу грызли его изнутри, но теперь Джеймс Поттер чувствовал, что может преодолеть все на свете. По крайней мере, он отыскал в себе корни, из которых росли тело и душа, открывшие ему новый мир, который он рассчитывал подавлять всю свою жизнь. Но теперь Джеймс осознал себя, и чувства возросли, удвоили силы. Новый мир вырвался из паутины сомнений и страхов, и теперь Гриффиндорец точно понимал, что может принять себя всего, целиком и полностью, продолжая и дальше тянуться к Северусу. Ему всего-то нужно с ним поговорить, объясниться, но не забирать обратно те слова, сказанные после поцелуя. Лили и Джеймс улыбаются друг другу. Оставшись в дружеских отношениях, они наконец перестают чувствовать напряжение, и теперь могут полностью расслабиться. Как же хорошо, что теперь никто из них больше не ждет от другого неловких, псевдоромантических действий! — Джейми, ну куда ты пропал? — Зовет Мэри, заглядывая к ним.— Нам нужно закончить, пока никто из наших не вернулся с обеда! — А что вы все-таки делаете? — не перестает интересоваться Лили. — Не скажем! — хором произносят Мэри и Джеймс, переглядываются, одновременно смеются, и удаляются в отдельную комнату.