О чём поют птицы

В неестественном молчании брат с сестрой проследовали на парковку. Криденс шёл за Частити, будто её безвольный хвостик: через дорогу и на парковку, мимо закрывшегося на ночь ресторана, мимо удивлённого Якоба, выскочившего из машины, чтобы открыть для него дверь пассажирского сидения. Криденс не знал, что сказать ему, и даже не попытался. Оставил его озираться по сторонам в поисках Генри. Только сидя в автомобиле Лэнгдона, Частити наконец заговорила. — Знаешь, — сказала она, — я рада, что не пригласила маму. Она так долго молчала, чтобы выдать такую нелепую фразу. Криденс нервно засмеялся. — Можешь себе представить, что бы тогда было? — В лучшем случае, она бы вылила Генри на голову ведро пунша, — ответил Криденс. Частити положила руку ему на колено. — А в худшем, огрела бы тебя этим самым ведром вдобавок. — Если ты и впрямь воображаешь, будто это худшее, что она могла бы придумать, то не очень-то богатая у тебя фантазия. — Наверное, ты прав. Согнувшись, Криденс закрыл лицо ладонями. Просидев так некоторое время, он вдруг задумался, что бы было, если бы он сказал Генри «да». Шоу Старший был бы в ужасе, но все остальные, скорее всего, поздравили бы их и пожелали счастья. Какая-нибудь особенно впечатлительная девушка заплакала бы от радости, хоть прежде и не видела никого из них двоих. Генри бы его поцеловал. Хотя бы для того, чтобы у них была фотография для таблоида. Думать об этом было невыносимо, и Криденс постарался перестать. Частити обняла его, прислонившись щекой к его спине. — Мне жаль, — сказала она негромко, и Криденс ей поверил. Лэнгдон вернулся, тяжело плюхаясь на водительское сидение. Криденс настолько потерял ощущение времени, что не мог сказать, произошло это спустя пять минут или пятьдесят. Было почти двенадцать, когда они трое приехали в квартиру самых младших Шоу-Бэрбоунов. Это были более скромные апартаменты, чем те, в которых жили они с Генри, но более шикарные, чем дома восьмидесяти процентов жителей этого города. «Они с Генри». После того, что произошло, Криденсу стоило начинать потихоньку отвыкать использовать этот оборот в своей речи. Криденс стоял в прихожей, будто бедный родственник. Частити пришлось силой проводить его сначала в ванную, чтобы умыться, а потом — в гостевую спальню. — Хочешь, я заварю тебе чай? — предложила она. — У нас есть чёрный и зелёный. При мысли о еде Криденса снова затошнило. Нет, он не хотел. Частити вздохнула. — Я принесу тебе одежду Лэнгдона, если захочешь переодеться. Тебе подойдёт его размер, — сказала она, прежде чем закрыть дверь и оставить его одного. — Где туалет с кухней ты знаешь. Не стесняйся. Позови, если тебе что-нибудь понадобится. Криденс пообещал, что так и сделает, и Частити ушла. За закрытой дверью он слышал их с Лэнгдоном разговор. Они обсуждали стирку, туфли на каблуках, которые натёрли Частити ноги, и то, чья очередь будет готовить завтрак. Ничего, что касалось бы Криденса. Может быть, они знали, что из гостевой спальни всё прекрасно слышно, и не хотели обсуждать его в его же присутствии. Криденс неподвижно сидел на кровати, слушая их бытовые перепалки. Однако всё, что он в действительности слышал — вновь и вновь повторяющееся в его разуме признание в любви, которым Генри, словно вишенкой на торте, украсил предложение руки и сердца. Криденс приложил ладонь к груди. Он переживал, но сердце его билось не слишком часто. Раскинув руки, он обессиленно упал на спину. Его телефон лежал в кармане, неудобно упираясь Криденсу в ягодицу. Криденс вытащил его и поморщился из-за яркого света от экрана. Пропущенных не было, значит, Генри ему не звонил. Он разблокировал телефон и покопался в интернете, чтобы чем-нибудь себя занять. Количество подписчиков на его канале превысило четыре тысячи, хоть Криденс и бросил выкладывать новые видео с птицами. В первые дни люди оставляли ему много комментариев, надеясь подружиться с ним и выведать какие-нибудь секреты Генри, но потом перестали. Криденс не знал, на что они вообще рассчитывали и почему так хотели покопаться в чужом грязном белье. Он предпочёл бы, чтобы они оставляли ему комментарии связанные с птицами. Но, кажется, орнитологов среди них было не очень много. Так что он игнорировал их, и людям надоело. Несколько положительных комментариев, впрочем, было. Какой-то пользователь под ником «Инишмор» хвалил его навыки монтажа и интересные ракурсы камеры. По его мнению, видео Криденса были милыми и создавали у зрителя ощущения покоя и уюта. Криденс порадовался бы, не чувствуй он себя таким убитым. На электронной почте тоже было новое сообщение. Криденс удивился. Обычно он не получал писем, кроме массовых рассылок и всякого рода спама. В теме письма было его имя. Криденс открыл его, рассчитывая столкнуться с ещё каким-нибудь сумасшедшим, охочим до потайных делишек Генри Шоу Младшего, но ожидания Криденса не оправдались. Это был Персиваль. Вежливо представившись в начале письма, он просил у Криденса возможности всё обсудить. Он приносил свои соболезнования в связи со статьёй, раскаты которой долетели и до самого Персиваля, но утверждал, что, по всей видимости, между ними с Криденсом возникало недопонимание. Сообщение было написано больше недели назад. Практически сразу после того, как Криденс его заблокировал. «Мудак». Криденс до сих пор поверить не мог, что отправил это. Обычно он старался вести себя более культурно. Впрочем, сейчас он даже не злился. По крайней мере, если бы у Персиваля получилось рассорить их ещё тогда, то сейчас этого кошмара удалось бы избежать. Он не горел желанием вновь обсуждать это. Но это было лучше, чем бесцельно лежать, предаваясь страданиям. Криденс напечатал быстрое сообщение, особо не надеясь, что Персиваль станет отвечать на него спустя столько времени. «откуда вы вообще знаете мою почту. тоже меня сталкерите? если честно крипово» Криденс отложил телефон и сомкнул веки, давая глазам отдохнуть. Не может быть, чтобы у Персиваля не было дел поважнее переписки — тем более, в двенадцать часов ночи. Но к удивлению Криденса, уведомление о новом входящем сообщении пришло раньше, чем он успел уснуть. «Здравствуй! Твой адрес электронной почты указан в описании твоего канала. Это информация из общего доступа, поэтому я не очень уверен, что это действительно крипово» Криденс фыркнул. «ок. откуда вы тогда знаете мой канал» Оттуда же, подумал Криденс, откуда и все прочие сталкеры. Кто-то вычислил и слил. И Персиваль тут же этим воспользовался. «Ты рассказал о нём мисс Голдштейн, и она поделилась со мной ссылкой. Мне понравились твои видео. Ты не против, если мы поговорим по телефону?» Криденс задумался. «не хочу. я не люблю болтать по телефону» «Хорошо. Тогда ты не против, если мы поговорим здесь? Мне кажется, у тебя сложилось ложное мнение о моих действиях и об их мотивах. Я понимаю, что наш разговор при всех последующих событиях вызвал в тебе подозрение и закономерные выводы, но, могу тебя заверить, я не имею никакого отношения к опубликованной статье» «очень правдоподобно» «Почему ты думаешь, что я бы стал поступать так с человеком, который вызвал у меня симпатию?» «янз. потому что я не захотел идти с вами на свидание» «Ты правда считаешь, что у меня настолько хрупкое самомнение?» Криденс пожевал губу. Уместный ответ не приходил ему в голову. «:/» «Прости, я не понимаю, что это означает» «неважно. что вы хотели мне сказать?» «Я связался с Геллертом Гриндевальдом, и он признался, что вычислил вашу связь благодаря какому-то приглашению. Он сказал, что нашёл его на одном мероприятии, и что это своего рода удача. Не знаю, как он мог его найти, так что я предположил, что, возможно, ты сам отдал его ему по какой-то причине. В любом случае, на нём были ваши с мистером Шоу имена, и он выстроил из этого логическую цепочку. В Нью-Йорке сложно спрятаться, если люди знают, где тебя искать» Криденс перечитал сообщение трижды, прежде чем его смысл в полной мере дошёл до его мозга. Приглашение. Вот, где он потерял его. Он оставил его на аукционе вместе с бутоньеркой, пока выкладывал всё из карманов в поисках телефона. Должно быть, затерялось среди бумажек. Персиваль отвлёк его, и Криденс не успел прибраться. Геллерт Гриндевальд был там, и отдал Персивалю одну из своих визиток. А потом нашёл его — приглашение на репетицию свадьбы для Генри Шоу Младшего и Криденса Бэрбоуна. Криденс не отвечал настолько долго, что обеспокоенный его молчанием Персиваль прислал ещё одно сообщение. «Можешь сам позвонить Гриндевальду, и он подтвердит тебе мои слова. Разумеется, у тебя есть полное право считать, что я его подкупил и он сыграет на моей стороне, что бы ты ни спросил, но какой смысл лгать? Слишком много затраченных усилий впустую. У меня нет никаких проблем с мистером Шоу. Меня это не касается» Если бы Гриндевальд получил информацию от него, то указать данные Персиваля в качестве информатора — это гораздо более выгодный ход, нежели ссылаться на некий сомнительный анонимный источник. Это был вполне логичный вывод, напрашивающийся сам собой. Криденс был не в состоянии мыслить логически тогда. Не был даже уверен, что он в состоянии сейчас. Но Персиваль старался изо всех сил, чтобы донести до него правду. Почему-то для него это было очень важно. «К тому же, в статье была указана твоя фамилия. Откуда бы мне знать её?» Криденс не называл фамилии. В тот день на аукционе он был просто Криденсом. «Ты мне веришь?» «почему вы сразу мне не сказали» На этот раз паузу выдержал Персиваль. «Потому что ты меня заблокировал? Прости, я не до конца улавливаю суть твоего вопроса. Я не собирался звонить тебе с других номеров, Криденс, или как-либо докучать тебе. Это крипово, как ты сказал» Боже. Господи, только он мог оказаться в двух неудобных ситуациях за один вечер. «я вам верю» «Я искренне рад это слышать, Криденс. Мне бы не хотелось расставаться с тобой на плохой ноте, так что, надеюсь, между нами не осталось недомолвок» «извините что назвал вас мудаком» Криденс с трудом заставил себя нажать на кнопку «отправить». Ему было до смерти стыдно. «В твоём понимании я, должно быть, заслуживал этого. Не могу тебя судить. Надеюсь, ваши с мистером Шоу отношения не пострадали из-за общественного внимания. Мне жаль, что вам пришлось через это пройти» Криденс горько усмехнулся. «мне сегодня сделали предложение» Он даже не собирался скрывать это. Какой в этом был смысл? Даже если Персиваль продолжал ему лгать, даже если он пойдёт и растреплет Гриндевальду свежие сплетни сразу же после того, как пожелает Криденсу спокойной ночи и закроет электронную почту, Криденсу до этого не было дела. Может быть, в глубине души ему этого даже хотелось. Устроить пожар и смотреть, как всё вокруг полыхает. Чтобы Генри было так же плохо, как и ему. А ещё хотелось выговориться: хоть кому-то, даже если этот кто-то находился от него далеко-далеко, за экраном телефона. Персиваль не отвечал довольно долго, и Криденс уже было подумал, что он заснул. Или решил прекратить диалог. В конце концов, они помирились, и не было больше никакого смысла поддерживать с Криденсом беседу. «Прими мои поздравления! Это огромный шаг» «я сказал нет» Ещё одна пауза. «Ох. Тогда сочувствую? Извини, Криденс, я не вполне уверен, что следует говорить в таких случаях» «если честно я тоже» — Криденс? — позвал Лэнгдон, приоткрывая дверь. — Ты не спишь? Полоска света упала Криденсу на лицо, и он быстро вырубил телефон. — Я принёс тебе сменную одежду, — сказал Лэнгдон, кладя пижаму на край кровати. Криденс поблагодарил его, но Лэнгдон, замявшись на пороге, не спешил уходить. — Могу я поговорить с тобой? Криденс неопределённо хмыкнул. О чём тут можно было разговаривать? — Я просто хотел сказать, что мы за тебя волнуемся. И Частити тоже. — Я испортил вам репетицию, — уныло ответил Криденс. — Извинись, пожалуйста, за меня перед Частити. Если я сам пойду, то она, наверное, попытается огреть меня чем-нибудь по голове. Лэнгдон медленно моргнул. — Ты что, из-за такой ерунды переживаешь? Криденс пожал плечами. — Ты член нашей семьи, Криденс. И навсегда останешься им. Вне зависимости от того, что происходит между тобой и Генри, — произнёс Лэнгдон настолько серьёзно, что Криденс мигом смутился своих слов. Лэнгдон мимолётно улыбнулся ему. — Вы же с Частити родные брат и сестра. Криденс спрятал взгляд. Лэнгдон был кое в чём не прав, но сейчас это не имело значения. — Как там Генри? — спросил он, потому что это нужно было спросить. — Он сильно ругался, когда я убежал? — Он не ругался. Просто растерялся и сел обратно за стол, пока все кругом причитали, — ответил Лэнгдон с сочувствием. — Думаю, ты заставил его здорово опешить. Обычно он привык получать всё, что хочет. Так что ты в каком-то роде выбил коврик у него из-под ног, понимаешь о чём я? Криденс понимал. Сгорбившись, он удручённо взъерошил волосы. — Ты никогда не думал о том, что совершил ошибку, когда сделал Частити предложение? — спросил он прямо в лоб. — Эм, — растерялся Лэнгдон. — Что, прости? — Я имею в виду, — объяснил Криденс едва слышно, — неужели ты никогда не сомневался? Не взвешивал все «за» и «против»? Как ты понял, что поступаешь правильно? Что она — это тот человек, с которым ты хочешь прожить свою жизнь? Понимающе ахнув, Лэнгдон хлопнул его по плечу. — Когда ты встретишь нужного человека, — сказал он, — ты сразу это поймёшь, Криденс. Криденс печально вздохнул. Легче ему от этого ответа не стало. Оставшись в одиночестве, Криденс свернулся калачиком и попытался уснуть. Переодеваться ему не хотелось. И в душ идти тоже. Да и спать, говоря откровенно, не было никакого желания. Он крепко зажмурился, стараясь абстрагироваться от тягостных мыслей, немного поворочался и даже, прибегнув к старому детскому способу, попробовал считать перепрыгивающих через оградку овец, но ничего не работало. Лежать в постели ощущалось ненормально. Почти на грани мучения. Криденс сел по-турецки, уткнувшись взглядом в чёрную стену, и понял, что сидеть было столь же невыносимо, сколько и лежать. Дело было отнюдь не в положении тела. Частити и Лэнгдон сидели на кухне и, несмотря на столь поздний час, пили кофе. Увидев Криденса, они тут же прервали свой разговор на полуслове — о чём бы он ни был. — Я передумал, — объявил Криденс застенчиво, держа руки сложенными перед собой. — Я возьму такси и поеду домой. Простите, что потревожил вас. Частити с Лэнгдоном переглянулись. — Ты уверен? — спросил Лэнгдон. — Мы совсем не против, чтобы ты остался на ночь у нас. Правда, Час? — Да, да, — поспешно подтвердила Частити. — Криденс, не глупи. Ночь на дворе. Но Криденс был непреклонен, и им пришлось сдаться. — Я всё равно не усну, — сказал он, возвращая Лэнгдону его аккуратно сложенную пижаму. — И не успокоюсь до самого утра. Это была плохая идея с самого начала. Нужно было вернуться и поговорить с Генри, как взрослые люди. Если я продолжу игнорировать проблему, то она ведь всё равно никуда сама не денется, правда же? Частити была вынуждена согласиться. Лэнгдон, отдав ей одежду, проводил Криденса до двери. — Ты же знаешь, что в случае чего можешь всегда позвонить нам? Криденс знал, хоть и не собирался пользоваться этой возможностью. — Всё будет хорошо, — пообещал он. — Хочешь, чтобы я что-нибудь передал Генри? Лэнгдон раздумывал совсем недолго. — Передай ему, что он конченый идиот, — сказал он и закрыл за Криденсом дверь. Криденс не мог поклясться, что выполнит эту просьбу. Спустя примерно полчаса он вышел из такси на залитую фонарным светом улицу. Квартира Генри находилась в доме напротив, и, подняв голову, Криденс увидел свет в одном из принадлежащих им окон. Значит, Генри ещё не ложился. Криденс постарался подавить чувство разочарования. Часть его надеялась, что он застанет Генри мирно спящим на своей половине постели. Может, оно и к лучшему. Откладывать разговор до утра было такой же пыткой, как и начинать его. Генри сидел в гостиной со стаканом виски, вперившись глазами в какую-то телевизионную передачу. Это выглядело настолько нормальным, что казалось странным в сложившихся обстоятельствах: Криденс часто возвращался домой, чтобы найти Генри в гостиной, распивающим стаканчик чего-нибудь крепкого и смотрящим новости. Но сейчас это выглядело как-то неправильно. — Привет, — поздоровался Криденс неловко. Генри даже не обернулся, чтобы посмотреть на него. — Где ты был? — У Частити с Лэнгдоном, — ответил Криденс. — Я думал, ты знаешь. Генри сделал довольно внушительный глоток, а затем долил в стакан ещё спиртного. — Тебе следовало спросить у меня, прежде чем уезжать. Криденс устало покачал головой, вышагивая из обуви. Он знал и готовил себя к тому, что разговор предстоял тяжёлый, но не ожидал, что на него набросятся прямо с порога. — Извини, Генри. Но теперь уже слишком поздно спорить об этом. Давай я лучше заварю тебе чашку кофе, — предложил он. — Нам нужно серьёзно поговорить. Генри предупреждающе поднял руку. Криденс почти был готов к тому, что сейчас от него снова отмахнутся — словно от приставучего насекомого, совсем как в тот раз. — Лучше молчи, — посоветовал он. — Не хочу даже слышать твой голос. Унижение разлилось по телу Криденса, словно введённый через шприц препарат. Как много раз он слышал в свой адрес подобное обращение? Как много раз проходил через это? Генри говорил что-нибудь жестокое и обижал его, а затем извинялся и обещал, что такого больше никогда не повторится. До тех пор, пока оно не повторялось. И всё не начиналось сначала, снова и снова, по бесконечному порочному кругу, из которого Криденс не видел выхода. Что-то щёлкнуло в нём. Стянув ботинки в прихожей, он молча направился спать. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Ты сам велел мне молчать, — напомнил Криденс, проходя мимо телевизора. С экрана на него смотрел мужчина в поварском кителе, представляющий своё блюда на суд жюри. Генри такое никогда не нравилось. На него это было непохоже. Наверное, просто включил, чтобы не сидеть в тишине. — Что я должен тебе сказать? — Ты хоть понимаешь, как ты меня сегодня опозорил? Криденс остановился у двери в спальню, круто развернувшись. — Ты сам себя опозорил, — выпалил он. — Только не делай из себя жертву, Генри. Дело не в твоей карьере и не в выборах, а в нашей жизни. Предложение! Сейчас! Генри так сильно взмахнул рукой, что Криденс услышал, как плещется в виски, разбиваясь о стенки, лёд. Немного алкоголя пролилось прямо на паркет. — Почему тебя это так удивляет? Мы встречаемся два с половиной года. — Мы встречаемся два года, Генри, — поправил его Криденс, — и все эти два года мы только и делаем, что ссоримся. Мы ссоримся даже сейчас. — Мы ссоримся, потому что ты повёл себя, как капризный мальчишка. Криденс чудом сдержался, чтобы не начать биться головой о стену. — Как тебе вообще пришло в голову использовать меня в этих целях? — воскликнул он. — Что случилось с твоим любимым «помешает политической карьере»? Генри выбирал слова, прежде чем ответить. — Мне показалось, что это хорошая идея, — сказал он невозмутимо. — И что это сыграет мне на руку. Тем более, я думал, что ты только этого от меня и ждёшь. — Если ты так действительно думал, Генри, то ты меня совсем не знаешь. — Генри поморщился. Ему не нравилась критика, и вдвойне не нравилось слышать её от Криденса. — О каком браке может идти речь, Генри? Ты себя слышишь? Ты вообще когда-нибудь испытывал ко мне хоть что-то, кроме желания трахнуть меня? Потому что ты сам себе боишься признаться, что у тебя встаёт только на парней моложе тебя. В раздражении Генри отставил стакан на стол и встал на ноги. Криденс рефлекторно отпрянул. — Лучше следи за своим языком, мальчик. Я вытащил тебя с той помойки, которую ты называл своим домом, — напомнил он, чётко разделяя слова. — Я тебя кормил, одевал и покупал тебе всё, что тебе только могло потребоваться. Тебе сказать, сколько денег я на тебя потратил? А нервов? И ты говоришь, что этого недостаточно. Что я тебя не люблю. Какого чёрта тебе ещё от меня нужно? — Почему ты так уверен в том, что людям от тебя нужны только деньги? — Хочешь сказать, ты начал встречаться со мной не из-за них? В носу Криденса предательски защипало. Всё было совсем не так! Да, Генри очень помог ему деньгами, помог ему переехать от матери и зажить другой жизнью, но это не было главной причиной! Генри правда нравился ему. Он был умным, уверенным и красивым. Криденс поднёс руку к лицу. Если он расплачется прямо сейчас, то это взбесит Генри ещё сильнее, и их разговор окончательно превратится в крики двух неуравновешенных людей. — Если ты так воспринимаешь наши отношения, Генри, то вместо того, чтобы жить со мной два года, мог бы просто нанять эскортника и сэкономить нам кучу времени. Лицо Генри презрительно исказилось, когда он заметил борьбу Криденса со слезами. — Да, — сказал он немного погодя. — Возможно, так мне и следовало поступить. Оскорблённо стиснув зубы, Криденс ушёл в спальню и громко хлопнул дверью. Это был пошлый, отдающий театральщиной жест, но от неконтролируемых рыданий Криденса отделяло ещё одно обидное слово или два. Алкоголь развязал Генри язык ещё сильнее, чем обычно, раз он позволял себе озвучивать подобные вещи. Вот, каким его было истинное отношение к Криденсу. Странно, что он не предложил ему заключить рабочий договор ещё на первом свидании — секс за деньги, а ещё готовность положить свою личную жизнь на алтарь политической карьеры великого Генри Шоу Младшего. Тьфу. Расстегнув рубашку, Криденс кинул её на спинку стула. Он как раз собирался расправиться с брюками, когда Генри, открыв дверь, подошёл к нему сзади. Криденс ощутил его пропахшее виски дыхание у своей шеи. — От тебя пахнет, — пожаловался Криденс. — Пожалуйста, не трогай меня. Руки Генри скользнули по его обнажённой спине, обводя очертания побелевших со временем шрамов. Криденс знал, что его спина была испещрена ими навсегда. К чести Генри, он никогда не акцентировал на них внимания. — Что мне сделать, чтобы ты поверил, что я тебя люблю? — Не знаю. Это неважно. Ты мне больше не нравишься, Генри. Генри взял его за талию, и Криденс выпутался из его рук. Ему было неуютно. Генри вёл себя настойчивее, чем обычно, и Криденс постепенно погружался в лёгкую панику. — Мне некомфортно. — Я ничего не делаю. — Делаешь, — настоял Криденс, поёжившись. — Всё. Забудь об этом. Я буду спать на диване. Всё это начинало выводить его из себя. Генри никогда не слушал его, не мог послушать даже сейчас. Выйдя из спальни обратно в зал, Криденс наткнулся взглядом на пустую бутылку из-под виски. Она стояла чуть поодаль кресла, и Криденс поначалу не заметил её. Как много Генри выпил за сегодня? Криденс не помнил, сколько виски оставалось в ней с последнего раза. Но ведь Генри начал ещё одну. И пил за столом, пока они были на подготовке к свадьбе. Генри был пьян. По-настоящему, серьёзно пьян. — Ты говорил, что у нас будет разговор. Взяв с дивана пульт, Криденс выключил кулинарную передачу. Генри выглядел почти комично рассерженным этим фактом, как ребёнок, которого оторвали от развлечения. — Я не буду разговаривать с тобой, пока ты не проспишься, — сказал Криденс. — Это плохая идея. Он подхватил опорожнённую бутылку со стаканом и собрался отнести их на кухню, когда Генри, опередив его, буквально преградил ему путь. Во всех смыслах этого выражения, Генри был единственным, кто преграждал Криденсу путь к свободе. — Пропусти меня, — попросил Криденс тихо. — Я просто выкину мусор. Генри попытался забрать у него бутылку. Криденс растерянно вцепился в неё обеими руками, как будто та была бесценным сокровищем, за которым Криденсу наказали следить даже ценой собственной жизни, но Генри без особого труда перетянул её и вернул обратно на журнальный столик. Криденсу не нужно было мериться с ним силами, чтобы понимать, насколько Генри превосходил его в физическом плане. Криденс не умел защищаться, никогда не давал сдачи, попросту не был приспособлен к этому. Что-то было не вполне так. Они больше не кричали, но угроза, исходящая от Генри, нарастала с каждой проходящей секундой. Криденс чувствовал её, как нечто липкое на своей коже. Генри занёс руку, и Криденс резко зажмурился, приготовившись к новой порции боли. — Ненавижу то, какой ты красивый, — сказал Генри ничего не выражающим голосом. Его ладонь, мягко опустившись на лицо Криденса, погладила его по щеке. Криденс не открывал глаз. — Если бы ты только знал, как это бесит. Несправедливо, что такая внешность досталась кому-то вроде тебя. Генри шагнул навстречу к нему, и их тела ненадолго соприкоснулись. Криденс ощутил прикосновение его горячего тела к коже на своей груди. Запах алкоголя изо рта Генри жёг ему ноздри. Он сделал шаг назад, Генри сделал шаг вперёд. Они шагали и шагали, пока Криденс, отступая назад, не упёрся ногами в край дивана и не вынужден был сесть. — Я всё время гадаю, откуда это в тебе, — произнёс Генри, задумчиво обводя большим пальцем уголок его губ. — Твоя мамаша просто стервозная старуха и, могу поспорить, в молодости была такой же серой мышью. А твоя сестра? Не знаю, что Лэнгдон в ней нашёл, но она всего лишь простушка. Криденс сжал губы в одну тонкую линию. Его желудок скрутился в узел. — Эй, — позвал Генри. Криденс не отреагировал, и Генри потрепал его за плечо. — Я разговариваю с тобой. Посмотри на меня. Криденс нехотя открыл глаза. Он смотрел не на Генри, а на далёкую точку на стене позади него, и старался не думать о том, что говорил Генри, потому что если он задумается, если он только встретится с ним взглядом, то сдерживать слёзы больше не выйдет. И станет только хуже. Генри пришлось взять его за подбородок, чтобы заставить их глаза столкнуться. Светлые радужки Генри против тёмных, почти что чёрных омутов Криденса. Генри часто говорил, что смотреть ему в глаза — это всё равно, что вглядываться в бездну, зная, что бездна уже смотрит на тебя в ответ. Это было самым романтичным, что Криденс слышал от него за эти пару лет. — Какого цвета глаза у твоего отца? — спросил Генри таким флегматичным тоном, будто интересовался, сколько ложек сахара положить Криденсу в чай. Криденсу потребовалось время, чтобы понять суть вопроса. — Голубые. — Надо же. — Генри хмыкнул. — Значит, дело и не в твоём умотавшем папаше. Должно быть, ты просто ёбаная генетическая ошибка в фамильном коде Бэрбоунов. Генри громко и пьяно рассмеялся, удовлетворённый своей шуткой. Криденс почувствовал новый прилив тошноты. Он не хотел здесь находиться, но не знал способа вырваться. Наклонившись, Генри накрыл губы Криденса поцелуем. Криденс поморщился от горького вкуса виски. Язык Генри толкнулся ему в рот, передние зубы ударились друг о друга. Криденс упёрся рукой Генри в грудь, останавливая, но Генри продолжал целовать его. Агрессивно, напористо, яростно, с непонятным для Криденса отчаянием. Будто стремился задушить. Генри хотел его. Это была почти животная жажда обладания, физическая страсть, не дающая Генри покоя долгие два года. Он хотел Криденса очень, очень сильно, и был не в состоянии принять это. В вопросах смирения ему стоило многому поучиться у Криденса. Генри отстранился, и ниточка слюны соединила их рты на пару мгновений. — Я хочу уйти, — выдохнул Криденс. Даже в полной тишине квартире он едва услышал сам себя. От нехватки кислорода у него закружилась голова. — Выпусти меня, Генри. Генри просунул пальцы в его волосы и сжал. Не больно, но достаточно сильно для того, чтобы тело Криденса вытянулось и напряглось. — Ты хоть можешь себе представить, сколько женщин были бы рады оказаться на твоём месте? — спросил Генри, будто не слыша его. Криденс растерянно помотал бы головой, если мог, но рука Генри в его волосах крепко удерживала Криденса на месте. — Сколько тупых куриц спят и видят, как бы так удачно запрыгнуть к кому-нибудь в постель, чтобы больше не пришлось ни о чём заботиться? Когда я выиграю выборы, очередь только увеличится. Не то чтобы твоё место надолго останется пустующим. Хватка на голове Криденса ослабла, и он смог наконец замотать головой. Он не понимал Генри, не понимал, к чему он вообще вёл. Всё это запутывало его и заставляло чувствовать себя неудобно. — Тебе не нравятся женщины. — К сожалению. Генри поцеловал его в шею. Криденс ожидал этого, но всё равно подскочил на месте от влажного прикосновения. На нём не было рубашки, только брюки и нижнее бельё под ними, и в таком виде он был слишком уязвимым. Он огляделся по сторонам, ища, чем прикрыться, но его сиреневая рубашка осталась в спальне. Грязная футболка, которую Криденс не донёс до прачечной, болталась на спинке кресла. Кресло было так же далеко от него, как квартира Частити, как другое побережье Атлантического океана или созвездие Лисички. Существовал только он и горячие губы Генри, бескомпромиссно изучающие его шею, покусывающие, прихватывающие, оставляющие засосы. Генри никогда не считал нужным сдерживать себя: Криденс почти ни с кем не общался, и не вокруг не было никого, у кого могли бы возникнуть вопросы к его внешнему виду. Всё его тело было не только печальным напоминанием о детстве, проведённом с жестокой матерью, но и картой их с Генри отношений. — Любая из них с радостью согласилась бы на роль моей маленькой любовницы, — продолжал Генри. Поцелуи делали его слова неразборчивыми. Алкоголь развязал ему язык, и теперь они выплёскивались из него одно за другим без какого-либо фильтра. — Но тебя это не устраивает. Ты вечно ждёшь от меня чего-то большего. «Чего-то большего»? Понимания? Уважения? Что из этого Генри собирался ставить ему в упрёк? — Я не… — И даже когда я сделал тебе чёртово предложение, — перебил его Генри, не замечая жалких попыток Криденса оправдаться, — ты устраиваешь истерику. Какая тебе разница, почему именно я решил сделать его именно сейчас? Твоей маленькой глупой головке не нужно беспокоиться о таких вещах. Ты должен был сказать «да», как хороший мальчик, и дать мне со всем разобраться. Если бы ты знал, как вести себя, я бы даже разрешил тебе дать парочку интервью для этих в жопу трахнутых интернет-изданий. Показал бы всем твоё красивое личико. Руки Генри уже какое-то время пытались справиться с ремнём на его брюках. В сознании у него было мутно, и пальцы слушались плохо. Криденс попробовал остановить его, но Генри хлопнул его по пальцам, будто он был всего лишь крошечной помехой на пути к цели. — Но тебе вечно нужно демонстрировать свой ёбаный характер. Генри нравилось, когда он сопротивлялся: Криденс не совсем разделял этот его фетиш, но ему было несложно время от времени, когда Генри предлагал ролевые игры, подыграть ему в постели и сделать вид, что просит его остановиться. Генри это заводило: если Криденсу удавалось изобразить достаточно жалобные просьбы и подёргаться достаточно достоверно, то Генри мог кончить в рекордные сроки. Иногда Криденсу даже не приходилось прикасаться к нему для этого. Но сейчас у него не было настроения на игры. Он правда не хотел. Всё это вышло из-под контроля. — Мне нужно в туалет, — соврал Криденс, но Генри только сильнее придавил его к дивану. Наконец, он справился с ремнём и спустил брюки Криденса до щиколоток. — Серьёзно, Генри, перестань. Давай не будем. Генри перевернул его лицом вниз, будто бездушный мешок. От неожиданности у Криденса выбило воздух из лёгких, и он ойкнул, ударившись носом о диван. Этого хватило, чтобы паника, до сих пор потрескивающаяся где-то на задворках его сознания, разгорелась, будто лесной пожар. Генри был не в себе и мог легко сделать ему больно. Он и прежде мог ненароком причинить ему боль, но теперь сдерживающий механизм в виде элементарного здравого смысла был затуманен выпивкой. Криденс попытался закричать, чтобы припугнуть Генри хотя бы силой своего голоса, но тот, надавив ему на затылок, ткнул его обратно лицом в диван. Криденс безрезультатно дёрнулся. Дышать таким образом было тяжело, и Криденсу стало ещё страшнее — что если Генри этого не понимал? Что если он даст ему задохнуться и даже не заметит этого? Сколько Криденс сможет пролежать так, с заткнутым носом, прежде чем его вырубит от нехватки кислорода? Криденс истерично замычал, и Генри, видимо, поняв причину его беспокойства, убрал руку. Холодный воздух лёг Криденсу на ягодицы, и та же рука, что держала его на месте, скользнула к его заднему проходу. Движение было настолько знакомым, что тело Криденса сумело почти что расслабиться по старой памяти. Генри всегда становился добрее и сговорчивее после секса. Возможно, ему следовало просто сдаться, закрыть глаза и дать этому случиться, а затем разбираться с последствиями. Это было куда проще, чем перекрикиваться с Генри до самого утра. Криденс практически уговорил себя сделать это, когда сухая подушечка пальца Генри обвела кожу вокруг его ануса. Смазка. У Генри не было с собой смазки, понял Криденс. Ему придётся встать и поискать её в спальне, если он действительно настолько сильно хочет переспать с ним прямо сейчас. В конце концов, Криденс может использовать этот момент, чтобы встать и выйти за дверь. Никакого внятного разговора у них с Генри не состоится, пока тот не вернётся в адекватное состояние. Эта мысль моментально помогла Криденсу успокоиться. Генри сунул пальцы ему в рот. Вторжение было настолько внезапным, что Криденс подавился и закашлялся. Давление на язык спровоцировало его рвотный рефлекс. Паника вернулась с новой мощью. Генри не мог всерьёз рассчитывать использовать его слюну вместо смазки? Это будет больно. Они уже пробовали прибегать к этому раз или два, когда обстоятельства принуждали их, и Криденсу это совсем не понравилось. Генри обещал, что этого не повторится. Вот только это собиралось повториться. Как всегда. Криденс стиснул зубы вокруг пальцев Генри и укусил, вложив в этот укус всю обиду, всю злость и весь страх, что Генри заставлял его испытывать — не только сейчас, но и прежде. Выругавшись, Генри одёрнул руку, и, воспользовавшись его замешательством, Криденс перевернулся на спину. Генри смотрел на него всё с тем же тупым выражением расстроенного ребёнка, лишённого сладостей. Он даже не понимал, какую боль он причинял Криденсу. А если и понимал, его это не слишком волновало. — Ты просто долбаный фрик, Кри… Он уже занёс руку, чтобы ударить Криденса, но опоздал всего на секунду. Криденс столкнул его с себя, и Генри, неуклюже пошатнувшись, завалился в сторону. С чудовищным грохотом он рухнул прямо на журнальный столик, и стекло, треснув под его весом, посыпалось на пол. Криденс следил за его падением с широко открытыми глазами, будто в замедленной съёмке. Грудь его тяжело вздымалась. Откуда-то из гортани вырвался сдавленный, похожий на всхлип звук, когда он заметил кровь, выступившую на руках Генри. Он упал прямо на разбитое стекло, и несколько маленьких осколков вонзилось ему в ладони. Глаза Генри были полны чистой ярости. На какой-то страшный миг Криденс всерьёз подумал, что Генри собирается убить его. — Генри, я… — Скажи ещё хоть слово и ты об этом пожалеешь, маленькая ты дрянь. Генри зашипел от боли, попытавшись подняться и потерпев неудачу. Криденс знал, что должен был подать ему руку, что нужно было помочь ему подняться и, возможно, отвезти его в больницу, но не мог заставить себя сделать ничего из этого. С трудом мог заставить себя пошевилиться, чтобы застегнуть брюки. Куда бы он ни поворачивался, его глаза неминуемо возвращались к входной двери. Она манила его к себе, словно приоткрывшаяся дверца в птичьей клетке. На дрожащих ногах спустившись с дивана, Криденс схватил с кресла футболку и наскоро оделся. — Куда ты собрался? Криденс не знал. Не имел понятия. Ни единой идеи. Это было неважно. — Стой на месте, Криденс. — Между нами всё кончено, — сказал он, буквально толкая своё сопротивляющееся тело к двери. Даже желая этого от всей души, ему всё равно было физически тяжело ослушиваться чьего-то приказа. Послушание было вбито в него вместе с ремнём матери. Его зубы стучали от мерзкого, но навязчивого страха. — Пожалуйста, не звони мне. Криденс вывалился за дверь под крики Генри. Он слышал, как Генри звал его по имени, требовал вернуться и поговорить с ним, но не собирался подчиняться. Закрыв уши руками, он оставил дверь распахнутой и побежал по лестнице вниз.