О чём поют птицы

Следуя обыкновению, на утро Персиваль проснулся раньше Криденса. Ещё спозаранку Криденс сквозь сон услышал, как тот встал с постели и засобирался в душ. Нога Криденса торчала из-под одеяла, и Персиваль заботливо укрыл её, прежде чем уйти. Затем из ванной комнаты послышался шум воды, а после него — звук закрывающейся на ключ входной двери. Персиваль часто выходил покурить, чтобы не досаждать Криденсу дымом, так что у Криденса не было повода лишний раз накручивать себя из-за его отсутствия. У Криденса было много других поводов для того, чтобы накрутить себя. Открыв глаза, Криденс издал мученический стон. Он прокручивал в голове события прошлой ночи, уставившись в потолок, и отказывался верить в случившееся. Беря во внимание его прошлую выходку с поцелуем, складывалось впечатление, будто у него возникла какая-то тенденция к ночным обострениям. Персиваль был слишком тактичен: конечно, он не мог прогнать Криденса обратно на диван. Возможно, если бы Криденс упросил его спать на коврике у двери, как сторожевая собака, Персиваль бы согласился и на это, лишь бы Криденс угомонил свою истерику и оставил его в покое. Он свернулся калачиком и посильнее зажмурился, будто закрытые глаза могли каким-то образом спасти его от свалившегося позора. От места, на котором спал Персиваль, по-прежнему сильно пахло им. Протянув руку, Криденс коснулся тёплой простыни. Складки на ткани отпечатали формы тела Персиваля, и Криденс почувствовал необъяснимое желание перекатиться на его половину и завернуться в простынь, словно в кокон. Одно объяснение этому явлению, впрочем, было. Персиваль действительно нравился Криденсу. Причём уже какое-то время. Отрицать реальность и дальше было попросту бесполезно. Персиваль ему нравился. Ему нравилось проводить с ним время, разговаривать и жить в одном доме. Персиваль был добрым и внимательным, весёлым и привлекательным. С ним было интересно и хорошо, так, как Криденсу не было ни с кем другим. Даже сёстры Голдштейн, к которым Криденс питал симпатию, не заставляли его лёгкие столь же болезненно сжиматься. Он ещё не чувствовал этого, но предчувствовал, что Персиваль был способен сотворить с его сердцем то же самое, что делала весна с вишнёвыми деревнями. Но ничего из этого не было важным. Криденс был уверен, что не нравился Персивалю в ответ — по крайней мере, больше не нравился. Какое бы первое впечатление Криденс ни произвёл на него, с тех пор утекло слишком много воды. Доводы Частити лишь раздражали Криденса своей оторванностью от реальности: дело было не в Персивале и его мотивах, а в самом Криденсе. Он знал, что не мог получить Персиваля, и догадки сестры заставляли его сердиться. Он изменился. Может быть, в какой-то мере изменился даже сам Персивалем. И всё это стало бессмысленным. В нагретой солнцем постели было тепло и уютно, и, поддавшись искушению, Криденс передвинулся на вторую половинку кровати. В этом месте запах Персиваля был особенно силён: закрыв глаза, Криденс мог представить его, будто реально существующий океан, в который он мог погрузиться. Он потёрся лицом о подушку, чувствуя себя домашним питомцем, который соскучился по хозяину. Животные сравнения всё никак не могли окончательно выветриться из его головы. В своё время Генри так часто называл его котёнком, что Криденс начинал неиронично думать, что это прозвище оставило на нём какой-то отпечаток. Криденсу не нравились милые прозвища, которые ему давал Генри. Все они существовали не столько для того, чтобы сделать Криденсу приятно, сколько для того, чтобы максимально обезличить его — будто Генри боялся, что слишком сильно привяжется к нему, если начнёт обращаться по имени и считать полноценным человеком. У Персиваля не было никак проблем с тем, чтобы называть Криденса по имени: Персиваль называл его так с самого первого дня, с того самого момента, как сказал, что Криденс — это очень красивое имя. «Мой мальчик». Криденс вспомнил, как два эти слова мимолётно проскользнули в его речи вчера вечером. Наверняка Персиваль даже не отдавал себе отчёта в том, что говорил: Криденс легко мог представить, как он обращается так к своим подчинённым на работе или племяннику, составляющему ему компанию на семейном собрании. Но в том, как Персиваль произнёс эти слова, не было никакого обезличивания, ничего, что можно было счесть оскорбительным. Криденс не был его мальчиком, но хотел бы им быть, и мысль об этом преследовала его, будто взявшая след гончая на охоте. Как бы быстро Криденс ни бежал, убежать от неё было невозможно. Криденс запустил руку в штаны, ощупывая свою утреннюю эрекцию. Им двигало не возбуждение, но отчаянная грусть от неспособности получить желаемое. Он хотел поцеловать Персиваля ещё раз — на этот раз по-настоящему и искренне, — и чтобы Персиваль ответил на его поцелуй. Надавив подушечкой пальца на головку, он попытался воссоздать в памяти ощущение губ Персиваля на своих губах. У него были красивые, очень мягкие губы. Как будто он пользовался гигиенической помадой, хотя Криденс и знал, что Персиваль этого не делал — или, по крайней мере, делал не при нём. На его собственных губах была вечная обветренная корочка, которую Криденс сдирал, когда нервничал. Генри это всегда ужасно бесило, но это была одна из немногих вещей, сделать с которой ничего не получилось даже у него. Генри, Генри, Генри. Даже сейчас он продолжал неуклонно влезать в мысли Криденса, будто выбегающий на свет таракан. Криденс истреблял его всеми способами, но тщетно. Обхватив свой член ладонью, Криденс сделал несколько резких движений вверх-вниз. Разрядка, хотя бы такая, была ему жизненно необходима. Закрыв лицо второй рукой, он стал перебирать картинки своих самых грязных фантазий: вот мистер Грейвс пересаживает его на водительское сидение, чтобы трахнуть у себя на коленках, пока на утренней пустой парковке нет других машин; вот мистер Грейвс перекидывает его через стол своего рабочего кабинета и зажимает ему рот, чтобы коллеги не услышали стонов. Криденс держал их всех под замком, не давая перерасти ни во что большее, чем клишированные сюжеты из порно-фильмов, и теперь, отворив запретную дверцу, он оказался погребён под их весом. Яростно надрачивая себе, Криденс всхлипнул в подушку. Что, если бы мистер Грейвс вошёл сюда прямо сейчас? Он был таким вежливым, что, скорее всего, извинился бы и оставил Криденса приводить себя в порядок в одиночестве, а затем делал бы вид, что ничего не произошло. Как будто Криденс не дрочил себе в его кровати, воображая, как они будут трахаться во всех мыслимых и немыслимых местах. Криденс попытался представить удивление на его лице, когда глаза Персиваля найдут обнажённый член Криденса, и мысли Криденса плавно переползли к члену самого Персиваля. Криденс никогда не видел его. Даже отдалённо не представлял, каким он мог бы быть, но само желание увидеть его, обхватить его так же, как обхватывал свой собственный член, помогли Криденсу кончить. Он высунул замызганную спермой руку из трусов, немедленно почувствовав себя отвратительно. Кончать в одежду было мерзко, и его пошлые фантазии о сексе также не отличались особой изысканностью. Сняв трусы вместе со штанами, Криденс обтёр гениталии нижним бельём, а потом надел штаны обратно на голые ноги. Затем он скомкал трусы и понёс их в ванну. Там он немного ополоснул их под водой, а затем отжал и кинул в корзину для стирки. Была его очередь нести вещи в химчистку, так что Персивалю всё равно не придётся иметь дела с его грязным бельём — и в прямом, и в переносном смысле. Взгляд Криденса скользнул к зеркалу. Он выглядел заспанным и жалким. Его нечёсаный горшок походил на птичье гнездо, и Криденс с недовольством попытался приладить его мокрыми руками. Стало только хуже. Криденс ненавидел его. Ненавидел то, как сильно он нравился Генри, и как само нахождение горшка на голове Криденса вынуждало последнего чувствовать себя, будто кукла, которую наряжают и причёсывают другие люди. Он хотел избавиться от него прямо сейчас. Когда Персиваль вернулся из магазина с пакетами продуктов, Криденс не вышел его встречать. — Криденс? — позвал Персиваль и прошёл внутрь, чтобы поставить пакеты на кухню. Бумага шуршала в его руках. — Ты дома? Персиваль уже было подумал, что тот ещё не успел проснуться и выйти из спальни, однако в ванной горел свет. Дверь была распахнута, и Персиваль заглянул внутрь. Понурый Криденс сидел на краю ванны, уставившись пустыми глазами на разбросанные по полу пряди чёрных волос. — Что ты тут наделал? — Персиваль не хотел, чтобы его слова прозвучали, будто осуждение, но Криденс, по-видимому, воспринял их именно так. Его удивлённый тон уже заставил плечи Криденса согнуться. — Криденс, если ты так сильно хотел подстричься, то тебе нужно было просто сказать мне. Неужели мы бы не нашли денег для того, чтобы отвести тебя в салон? Брови Криденса сдвинулись к переносице, и это было настолько нехарактерным для него жестом, что Персивалю ненадолго подумалось, что тот на него за что-то рассердился. — Не знаю. Я хотел сейчас. Я терпеть не могу эти волосы. Вздохнув, Персиваль осмотрел ванную комнату, а затем и голову Криденса, чтобы оценить масштабы катастрофы. — Где ты вообще взял ножницы? — Вы вчера принесли вместе с клеем, — признался Криденс. Персиваль потянул две его оставшиеся на голове пряди, сравнивая длину. Такое пристальное внимание к его голове явно смущало Криденса, но он стоически вытерпел осмотр. — Тебе нужно было хотя бы намочить волосы для начала, — посетовал Персиваль. — Так проще контролировать длину. Сейчас ты выглядишь так, будто тебя покромсал Эдвард Руки-ножницы. Криденс издал невольный смешок в ответ на шутку и тут же погрустнел обратно. — Давай я запишу тебя в салон, — предложил Персиваль. — Они всё исправят. — Боже, не нужно! — взмолился Криденс. — Пожалуйста, мистер Грейвс, не заставляйте меня показываться людям в таком виде! Персиваль застыл на месте, растерянный его реакцией. — Ну, — замешкался он, — а что ты тогда предлагаешь? Криденс не знал. Закусив губу, он запустил пальцы в волосы, взлохмачивая то, что от них осталось. — Я могу поправить сам. Просто скажите, что мне делать. Персиваль устало покачал головой. — Давай лучше я. — А вы умеете? — А ты умеешь? — парировал Персиваль. Криденс не нашёл, что возразить. — В любом случае, мне будет проще сделать это, чем тебе. Кто вообще стрижёт сам себя, Криденс? Криденс виновато поник. — Извините. Он даже не знал, за что именно извиняется. Наверное, за то, что был самим собой. — Не расстраивайся, Криденс, — сжалился над ним Персиваль, похлопав по плечу. — Я, конечно, не мастер, и не обещаю тебе профессиональную стрижку, но в том, чтобы хотя бы подкорректировать длину, не должно быть ничего чересчур сложного. Персиваль переоделся в домашнее, и под его руководством Криденс намочил голову и обернул свои шею и грудь полотенцем. Затем, вооружившись ножницами, Персиваль приступил к делу. Он стриг его очень медленно и осторожно, явно не до конца уверенный в том, что делает, но старательно. Криденс боялся поднять взгляд к зеркалу и столкнуться лицом к лицу с тем, что теперь находилось на его голове. Количество чёрных волос на полу, неумолимо увеличивающееся с каждым новым движением Персиваля, его пугало. Криденс действовал под влиянием момента, на эмоциях не особо задумываясь о последствиях, но теперь эти самые последствия начинали постепенно нагонять его. Когда Персиваль объявил, что закончил, и предложил Криденсу оценить результат в отражении, худшие опасения Криденса оправдались. — Это просто кошмар, — сказал Криденс вместо «спасибо». Персиваль нисколько не обиделся, видимо, чего-то такого и ожидая. — Что ты ожидал, состригая горшок? — Вопрос был риторическим. — Я постарался, чтобы это хотя бы выглядело аккуратно. — Я выгляжу, как урод. — Не думаешь, что «урод» — это довольно громкое слово? — спросил Персиваль. — Даже если тебе настолько сильно не нравится твоя новая причёска, она тебя не портит. Можешь мне поверить, Криденс. Ты выглядишь нормально. — Это слишком коротко. — Это всего лишь волосы, Криденс. Они отрастут. Криденс опустил голову, прячась от своего отражения. Он уже забыл, каково это — иметь комплексы из-за своей внешности. — А что мне делать до тех пор, пока они отрастают? — Терпеливо ждать этого счастливого момента, — посоветовал Персиваль, стряхивая волосы с полотенца. Криденс оказался явно разочарован его ответом. — Может быть, в следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем наугад резать свои волосы канцелярскими ножницами. Криденс уязвлённо зыркнул на него. — Приготовишь завтрак, пока я тут прибираюсь? — попросил Персиваль, игнорируя его испепеляющий взгляд. — Нужно подмести останки твоего горшка. В магазине была акция на твой любимый джем, ну, тот, малиновый, так что я взял две банки на будущее. Можно испечь панкейки, как в прошлые выходные. Было вкусно. «На будущее». Сознание Криденса зацепилось за эти слова против всякой воли. — Я правда выгляжу нормально? — спросил он, прежде чем отправиться разбирать пакеты на кухню. — Ну, то есть… — Криденс указал пальцем себе на голову. — Это точно не катастрофа? Персиваль улыбнулся ему, сгребая пряди волос в кучу. — Если где-то и катастрофа, — сказал он, постучав пальцем у себя по виску, — то у тебя она вот тут. Криденс неловко улыбнулся. Персиваль даже не представлял, насколько был прав. Вскоре возможность оценить его новый внешний вид представилась и у Тины. Персиваль с Криденсом заехали за ней в следующее воскресенье, чтобы всем вместе отправиться на презентацию книги Ньюта Скамандера. — Новая причёска? — спросила она, запрыгивая в машину на заднее сидение. Криденс подвинулся, чтобы они могли сесть вместе. — Весьма… кардинально. Но смело! Тебе идёт. Криденс улыбнулся, смущённо ощупывая голову. К длине он всё ещё не привык: не считая Персиваля, никто из знакомых ещё не лицезрел вживую его новый образ, и не было мнения, кроме его и Персиваля, на которое Криденс мог бы опереться. Даже Тина, время от времени присоединяющаяся к нему за обедом, в эту неделю была занята по горло: сначала она брала отгулы, чтобы помочь Куинни собраться и проводить её до аэропорта, а затем впахивала, как лошадь, чтобы догнать упущенные рабочие часы. — Ты голодна? — спросил Персиваль у Тины, неспешно ведя машину. — Если да, то можем заехать куда-нибудь перекусить. У нас ещё есть время. — Я поела дома, — ответила та. — К тому же, там наверняка будет шведский стол. — Так вот о чём ты думаешь? О шведском столе? — Персиваль бросил на неё лукавый взгляд через зеркало над приборной панелью. — Тебе вообще нравятся птицы, Порпентина? Тина покосилась на них обоих, раздумывая над своим ответом дольше положенного. — Да? — произнесла она неуверенно, не желая показаться белой вороной в их компании. Персиваль недоверчиво хмыкнул, и Тина насупилась. — Ой, да ну вас! Можно подумать, мистер Грейвс, вы идёте туда, потому что по уши влюблены в орнитологию. Персиваль покраснел и весь остаток дороги больше не предпринимал попыток подшутить над ней. В самом сердце Нью-Йорка, на Гринвич-стрит, находился книжный магазин «Три жизни и компания». К удивлению Криденса, внутри оказалось довольно многолюдно: посетители магазина, в том числе несколько людей с фотоаппаратами, дожидались начала презентации. Одних только стульев было, по меньшей мере, штук сорок или больше. У Криденса даже голова закружилась. Втроём они прошли к заднему ряду, садясь на пустые места. — Не думала, что здесь будет так много народу, — призналась Тина, стараясь ничем не выказывать своего разочарования по поводу отсутствия стола с закусками. — Этот твой мистер Скамандер… Он что, довольно известный? — В определённых кругах, — ответил Криденс, почёсывая кончик носа. Он и сам ожидал, что мероприятие будет гораздо более локальное: по тому, как скромно выражался о своих успехах Ньют в их переписке, у Криденса, кажется, сложились не вполне верные представления о его популярности. Едва Криденс вспомнил о нём, как Ньют Скамандер собственной персоной появился в зале, держа в руках один из свежеотпечатанных экземпляров своей новой книги. Криденс моментально узнал его благодаря фотографиям из интернета. В жизни он выглядел точно так же, как и на фото: довольно высокий и худощавый, с такой же неидеальной осанкой, как и у самого Криденса, и россыпью веснушек на лице. Он улыбнулся, стянув губы в тонкую полоску, и неуклюже помахал собравшимся в качестве приветствия. Заговорил Ньют с сильным английским акцентом, и Криденсу, не привыкшему сталкиваться с британским английским в своей ежедневной жизни, пришлось сосредоточить на его речи всё своё внимание, чтобы случайно не пропустить чего-нибудь мимо ушей. — … большая честь быть здесь сегодня. — Ньют потрогал себя за бабочку, будто за петлю, стянувшую ему шею. — Я хотел бы немного рассказать о пути, который я прошёл во время написания своей книги «О чём поют птицы», а затем, если у вас появятся вопросы, я с радостью отвечу на них сегодня. Пожалуйста, поднимите руку, если хотите заговорить, и я обращусь к вам. Криденс нетерпеливо заёрзал на стуле, будто на иголках. Конечно, презентация сама по себе была интересна ему — в конце концов, орнитология и была причиной, по которой он познакомился с Ньютом изначально, и книга, которую тот написал, обещала войти в список любимых книг Криденса, и так далее, и тому подобное. Однако куда сильнее было желание Криденса поговорить с ним. Не только о птицах, но и просто так. Встреча с Ньютом была для него своеобразной целью, маленькой радостью, ожиданием которой он жил все последние недели, и теперь время его томительного ожидания подходило к концу. — Почему вы выбрали для книги такое название? — задала вопрос одна из присутствующих журналисток. У неё были правильные, в некотором смысле аристократические черты лица, а накрашенные ярко-красной помадой губы в сочетании с чёрными волосами наводили на ассоциации с Белоснежкой. — В разработке были другие варианты? — Я начал писать эту книгу уже с намерением дать ей такое название по завершению, — ответил Ньют, очень осторожно подбирая слова, как человек, говорящий не на своём родном языке. — Мне хотелось постараться создать связь между птицами и обыкновенными читателями, возможно, даже ничего пока не понимающими в орнитологии. Это не научный доклад в полном понимании этих слов, но сборник историй, который может заинтересовать энтузиастов, привлечь внимание к проблемам окружающей среды и, наконец, перекинуть мост между небом и землёй, чтобы тем самым раскрыть то, о чём поют птицы. Криденс украдкой посмотрел на Персиваля. Откровенно скучающим он не выглядел, но и заинтересованным энтузиастом назвать его было сложно. Криденс тронул его за рукав, чтобы привлечь внимание. — Что такое, Криденс? — шёпотом спросил Персиваль. — Вам не скучно? — Почему мне должно быть скучно? Криденс не знал, чем объяснить причину своего волнения, и потому ничего не ответил. — Я хорошо провожу время, — шепнул Персиваль, поняв, что ответа от Криденса он не дождётся. Криденс продолжал выглядеть неубеждённым, чем вызвал у Персиваля вздох. — Что мне сделать, чтобы ты расслабился? — Кому нужно расслабиться? — вклинилась в разговор Тина. — Криденс переживает, что нам скучно. — Ну что ты, Криденс. Этот британский парень просто душа компании. Персиваль удержал во рту смешок, а затем поднял в воздух левую руку. Криденс был настолько шокирован этим внезапным решением, что — сам от себя такого не ожидая — силой опустил руку Персиваля обратно. — Вы чего? — Это ты чего? — удивился Персиваль. — Я собираюсь задать вопрос. — Вы серьёзно? — Не понимаю, что тебя так удивляет. Я же говорил, что мне нравятся птицы. Криденс всё ещё держал его за левую руку, так что Персиваль поднял правую. — У вас есть вопрос? — подал голос Ньют, и Криденс заметил, что все на них смотрят. — Пожалуйста, сэр, говорите. Персиваль встал, поправляя галстук. — Как человеку, далёкому от орнитологии, мне интересно услышать немного о вашем личном опыте, мистер Скамандер, — заговорил он под неотрывным взглядом Криденса. — С какой птицы началась ваша любовь к этому разделу зоологии? — Дайте-ка подумать, — пробормотал Ньют, то и дело возвращаясь руками к бабочке. — Возможно, красноголовый сорокопут? Когда я был ребёнком, я прочитал некоторые наблюдения о том, как глобальнеое потепление влияет на жизнь сорокопутов, и меня это сильно впечатлило. В девятнадцатом веке они ещё могли позволить себе такую роскошь, как гнездиться на кладбище Пер-Лашез, но уже в тысяча девятьсот двадцать шестом году Жан Ласнье сообщил о сокращении их численности на юге Франции. Первым улетел серый сорокопут, а затем и его красноголовый сородич. Невольно задумываешься о том, что произойдёт, когда больше не останется мест, в которые птицы смогут улететь. — Улететь — это минутное дело, — согласился Персиваль. — Но птицам также нужен длительный период на то, чтобы найти другой, более гостеприимный дом, и обосноваться в нём. Он наклонил голову, чтобы заглянуть Криденсу в глаза, и, поймав его взгляд, ненадолго улыбнулся. — Птицам действительно требуется время на коллективный поиск, — подтвердил Ньют. — Тем более, что на новом месте их могут ждать другие, более враждебные виды. — Человеческая цивилизация не слишком гуманна по отношению к птицам. — Думаю, гуманность — это, прежде всего, человеческое определение, и сами птицы не мыслят подобными категориями, — сказал Ньют. — Однако, будучи человеком, сложно отказаться от человеческих концептов. В одной только Европе за последние тридцать лет вымерла почти каждая четвёртая птица, и ответственность за это лежит на людях. Возможно, самым враждебным видом, который может поджидать птиц на земле, являются сами люди. Садясь, Персиваль поблагодарил Ньюта за ответ, и Криденс осознал, что всё это время не переставал держать его за руку. Когда презентация была окончена и присутствующие люди стали образовывать очередь за автографом, Криденс едва не подпрыгнул, чтобы втиснуться в неё — даже при том, что собственного экземпляра книжки у него пока не было. — Как вам подписать? — спросил Ньют, не отрывая глаз от стола. — Криденсу Бэрбоуну, — ответил он. — От друга. Услышав имя, Ньют поднял на него пару растерянных глаз. — Криденс? — переспросил он, и по тому, как смягчились черты его лица, Криденс понял, что Ньют узнал его. — Ты всё таки пришёл. Как замечательно. Я так рад тебя видеть. Кто-то, стоящий в очереди позади, нетерпеливо закашлялся. — Прошу прощения, — извинился Ньют, не желая заставлять людей ждать. Обнаружив, что книги у Криденса нет, он взял со стола один из экземпляров для демонстрации, подписал и вручил Криденсу. — Пожалуйста, считай, что это мой тебе подарок. Подождёшь, пока я закончу? Я уже совсем скоро. Под неодобрительные взгляды собравшихся, Криденс пообещал, что так и поступит. «Совсем скоро» растянулось ещё приблизительно на двадцать минут, но затем Ньют, уставший и чуть более взъерошенный, чем в начале мероприятия, отыскал компанию Криденса среди полок с фэнтези для молодых взрослых. — Привет, Криденс, — поздоровался Ньют, смотря куда-то в область его плеча. — Я правда рад, что ты пришёл. Ты совсем пропал, и я начал опасаться, что ты передумал принимать моё приглашение. — Я тоже рад, что пришёл, — искренне ответил Криденс, приглаживая волосы. Всю неделю он волновался из-за того, как будет выглядеть во время их первой встречи, хотя понимал, что Ньюту вряд ли есть какое-то дело до того, какой длины его причёска — тем более, что его собственные кудрявые волосы непослушно вились, торча в разные стороны. — Поздравляю с изданием книги. Он задумался о том, стоило ли им с Ньютом обняться, но тот, казалось, не делал к этому никаких сподвижек. Он стоял, свесив длинные руки вдоль тела, и зелёного оттенка костюм, в который он был одет, придавал Ньюту странное сходство с чем-то вроде бамбуковой трости. — А это, должно быть, твой бойфренд? — спросил он, взглянув на стоящего за спиной у Криденса Персиваля. — Криденс рассказывал мне о вас. Тина прыснула от смеха, а Криденс едва не осел от подобной прямолинейности. — Вообще, мы с Генри расстались, — ответил он с плохо скрываемым смущением, боясь даже обернуться, чтобы проверить выражение на лице Персиваля. — Уже какое-то время назад. — В самом деле? — Ньют склонил голову набок. — Как жаль. — Это мой сосед по квартире, — сказал Криденс и сделал несколько глуповатых движений рукой, представляя их друг другу. — Знакомьтесь. Ньют, мистер Грейвс. — Приятно познакомиться, Ньютон, — произнёс Персиваль ничего не выражающим тоном, а затем протянул ладонь для рукопожатия. Ньют полностью проигнорировал его жест, будто и не заметив вовсе. — Прошу, зовите меня Ньютом, — сказал он. — Ньютоном меня звал мой старший брат, когда сердился, и теперь всякий раз, как я слышу это имя, мне кажется, что я в чём-то облажался и совсем позабыл об этом. Персиваль моргнул, переваривая информацию, и Тине пришлось приложить нечеловеческие усилия для того, чтобы вновь не засмеяться. — Тогда и вы можете звать меня Персивалем. — Ладно, — брякнул Ньют. — Вы задали хороший вопрос. Я запомнил ваше лицо. — Он это сделал, чтобы покрасоваться, — протянула Тина с ехидной улыбкой, радуясь возможности отыграться на Персивале за все сегодняшние тычки. — Готовился всю ночь, чтобы поразить всех своими знаниями о птицах. Не так ли, мистер Грейвс? Криденс взглянул на Персиваля и задался вопросом, а правда ли это. Или Тина всего лишь делала предположения в надежде слегка поддеть его? — Понятия не имею, о чём она говорит, — сдержанно ответил тот. — Чепуха. Тина фыркнула себе под нос, и глаза Ньюта наконец переползли на неё с плеча Криденса. — Это Порпентина Голдштейн, — представил её Криденс. — Моя подруга. — Просто Тина. Во взгляде Ньюта появилась заинтересованность, как у кота, принюхивающегося к руке, которую ему протягивает человек, чтобы проверить, таится ли в этой руке лакомство или опасность. — Вам тоже нравится орнитология? — О да, — подтвердила Тина, складывая руки на груди. — Особенно голуби. Голуби. Ну конечно. Криденс даже не мог сказать, издевается она или нет. — Я тоже люблю голубей, — улыбнулся Ньют. — Это замечательные птицы, хотя, кажется, многие люди не слишком-то их ценят. Когда постоянно сталкиваешься с ними в повседневной жизни, то начинаешь воспринимать их как нечто естественное и не слишком занимательное. Кстати, вы знали, что существует более трёхсот различных видов голубей? Эти птицы обитают на всех континентах, кроме, разумеется, Антарктиды. Так что когда люди говорят, что видят голубей каждый день, то на самом деле они говорят лишь о двух-трёх видах из трёхста. Может быть, у вас есть среди них любимый? Убрав прядку волос за ухо, Тина в лёгком замешательстве улыбнулась ему. Она совсем не была готова к просветительной лекции в ответ на своё невинное замечание. — Боюсь, что нет. На самом деле, я не настолько сильно увлечена орнитологией. — Орнитология — моя главная специальность, — сказал Ньют. — Но в мире довольно много захватывающих сфер. К примеру, ихтиология. К сожалению, моих познаний в этой области может не хватить для полноценного научного доклада, хотя я совру, если скажу, что мне никогда не хотелось написать книгу о морских созданиях. — Руководство по рыбной ловле? Ньют посмотрел на неё глазами, полными ужаса. — Я шучу, — объяснила Тина, видя его смятение. — Простите, мистер Скамандер. На самом деле, я не имела этого в виду. — Понятно. — Ньют расслабился столь же быстро, сколь и напрягся. — Смешно. Криденс внезапно почувствовал, как его потянули за руку. — Я ненадолго украду у вас Криденса, — попросил прощения Персиваль, благожелательно улыбаясь. — Мы отлучимся совсем недалеко. — Эм. — Тина вопросительно изогнула бровь. — Удачи? Ньют кивнул им, в тысячный раз за день поправляя бабочку. — Что вы задумали? — удивился Криденс, когда Персиваль аккуратно оттащил его обратно к полкам с литературой. — Что-то случилось? — Давай не будем им мешать, — предложил Персиваль. — Пусть поболтают пару минут. Криденс нахмурился, не понимая, к чему тот клонит. — Но я тоже хочу поболтать, мистер Грейвс. Вообще-то, Ньют мой друг. Выглянув из-за книжной полки, он посмотрел на Тину с Ньютом. Они продолжали переговариваться, смотря куда угодно, но только не друг другу в глаза, и теперь до Криденса долетали лишь обрывки их разговора. Кажется, они всё ещё болтали про рыб. Криденсу даже не нравились рыбы. Он был почти что готов заревновать. Криденс ведь взял Тину с собой просто ради компании, а не для того, чтобы она развлекала Ньюта своим присутствием. Неделю назад она даже о существовании его не знала! Тем временем, Тина попыталась разрядить атмосферу. — Если когда-нибудь решите издать книгу об ихтиологии, я могу помочь вам с названием. На самом деле, у меня уже даже есть одна идея. — В самом деле? Если честно, я… — «О чём молчат рыбы». На этот раз Ньют, распознав шутку, рассмеялся. — Это хорошее название, — сказал он, вытирая пальцем уголок глаза. — Я подумаю об этом, Тина. В ожидании объяснений Криденс повернулся к Персивалю. Он уже готовился собрать всё своё недовольство, чтобы высказать Персивалю всё, что думал, но его эмоциональный порыв был прерван самим Персивалем. — Никогда бы не подумал, что Порпентине понравится кто-то вроде него, — задумчиво выдал тот вполголоса. — Хм. Новый день — новые открытия. — Понравится? — обескураженно переспросил Криденс. — С чего вы взяли, что Ньют ей нравится? По-моему, он её раздражает. Она над ним весь день подшучивает. Персиваль снисходительно взглянул на него. — Святая юность, — произнёс он, будто это всё объясняло. Криденс закатил глаза. — Зато вам он не очень нравится, да? — спросил он, а затем передразнил: — «Кто-то вроде него». Персиваль взял с полки книгу, делая вид, что заинтересовался её описанием. — Он кажется весьма благоразумным молодым человеком. — Ха! — Криденс ткнул пальцем в его грудь. — Подловил. — Он не вызывает у меня неприязни. — Тина мне тоже самое сказала, когда я спросил, нравятся ли ей птицы. Персиваль вернул книгу на место. — Я не собираюсь складывать впечатление о Ньютоне за несколько минут знакомства, Криденс, — произнёс он, и Криденс мгновенно потерял спесь от его серьёзности. — Он твой друг, а значит я постараюсь с ним поладить. Не думаю, что ты бы стал считать своим другом плохого человека, не так ли? Этих слов более чем хватило, чтобы подавить лёгкую вспышку его недовольства. Криденс повернулся к книгам, постучал пальцами по корешкам. Он знал, что его лицо залило румянцем. — Не хочешь пригласить мистера Скамандера на ужин? — спросил Персиваль. — Уверен, что Порпентина будет тебе благодарна. К тому же, могу поспорить, она будет так увлечена ужином, что ты даже сможешь вдоволь поболтать со своим дорогим Ньютоном. Криденс улыбнулся, всеми силами сдерживая смешок. Он всё ещё чуть-чуть обижался. — Не подшучивайте над Тиной, — сказал он, наугад вытаскивая книгу. Это был раздел подростковой литературы, и на обложке красовались кролики в клеверном лугу. — Иначе я решу, что вам она тоже нравится. — Ты знаешь, что это не так. Открылась и закрылась входная дверь магазина. В книжном ещё оставались люди, кое-кто из журналистов и персонала, и Криденс услышал, как кто-то из них был вынужден сообщить посетителю о том, что мероприятие, к большому сожалению, уже подошло к концу. — Я пришёл не для того, чтобы купить книгу, — сообщил тот. — Я кое-кого ищу. Криденс оказался настолько не готов услышать этот голос, что книга выпала у него из рук. — Всё нормально? — спросил Персиваль с удивлением. Опустившись на корточки, он поднял книгу с пола и вернул её на полку. — Эй, Криденс? Ты весь побледнел. Тебя так напугали кролики? Криденс втянул голову в плечи, буквально прячась за книжным стеллажом. Ему хотелось стать маленьким и незаметным, превратиться в ползущего по стенке муравья или частицу пыли. Тогда поиски человека не увенчаются успехом, и ему ничего не останется, кроме как разочарованно развернуться и уйти. Но Персиваль уже выдал его с потрохами, сам того не осознавая. — Криденс? — В голосе мужчины появилось нетерпение. — Я слышал твоё имя. Криденс тяжело сглотнул и вышел из-за стеллажа. — Что ты здесь делаешь? Мужчина смерил Криденса критическим взглядом. — Ты сам пригласил меня на презентацию, разве не так? — Это не так, — осторожно возразил Криденс, стараясь сделать так, чтобы его голос не дрожал. — Я говорил, что пойду один. К тому же, ты опоздал. Она уже закончилась, так что… — Ты сменил причёску? Криденс заставил себя дышать и усилием воли расслабил плечи. — Это моё личное дело. — Зря. Теперь ты похож на общипанного цыплёнка. Персиваль вырос за его спиной, кладя руку Криденсу на плечо. — В чём проблема? — спросил он. — Ты его знаешь, Криденс? — Я… — Конечно, он меня знает. — Криденс оказался немедленно перебит. — Скажи ему, детка. Криденс замер. — Это Генри, — сказал он, избегая смотреть мужчине в лицо. — Генри Шоу Младший. — Раз так, — предположил Персиваль холодно, — мистеру Шоу, возможно, лучше уйти? Генри мельком взглянул на Персиваля и вернулся к Криденсу, будто не найдя в мужчине ничего, достойного его внимания. — Скажи своему новому приятелю, — произнёс он, обращаясь к Криденсу, — что он может избавить нас от своего присутствия. Я пришёл поговорить с тобой, и я предпочту сделать это, пока мы будем наедине. Пойдём, Ковальски отвезёт нас в какое-нибудь более приличное место. Криденс помотал головой. Его язык отказывался поворачиваться, чтобы произнести твёрдое «нет», но сама мысль о том, чтобы остаться с Генри наедине, внушала ему ужас. Мерзкое, отвратительное чувство давления вновь появилось в его груди, относя Криденса обратно в кошмарный сон. Генри подался вперёд, чтобы взять Криденса за руку, но Персиваль оказался быстрее: выступив из-за спины Криденса, он остановил руку Генри одним спокойным, но уверенным движением. Криденс беспомощно уставился в его поясницу, бывшую теперь перед его лицом, ошеломлённый этим жестом Персиваля сильнее, чем появлением Генри или, возможно, любым другим событием в своей жизни. — Оставьте Криденса в покое, — сказал Персиваль тоном максимально вежливым. — Он не хочет идти с вами, мистер Шоу. Разве вы сами не видите? Генри дёрнул рукой, высвобождаясь из его некрепкой хватки. — Я уже сказал, что разговариваю не с тобой, приятель, — процедил Генри. — Тебя это не касается. — Думаю, что касается. Не стоит устраивать сцены в публичном месте. — Сцены? — переспросил Генри насмешливо. — Не я был тем, кто устроил истерику и сбежал, будто малолетняя девчонка. Я всего лишь пытаюсь уладить то, что он заварил. Криденс понял, что кое-кто из присутствующих людей уже косится на них. Персиваль и Генри разговаривали достаточно тихо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но манера их речи, а также сама ситуация, в которой они оказались застигнуты, могла быть прочитана людьми недвусмысленно. — Сейчас не место и не время обсуждать это, — произнёс Персиваль, бросив на Криденса обеспокоенный взгляд. Было бы правильным позволить Криденсу вступить в разговор и самому постоять за себя, но Криденс, приросший ногами к одному месту на полу позади Персиваля, выглядел так, будто его мысли находились где-то далеко не здесь. Его сердце готовилось остановиться в любую секунду. Персиваль вздохнул. — Полагаю, если Криденс захочет, он сам свяжется с вами. Так что, возвращаясь к моему первому вопросу: почему бы вам сейчас не уйти? Генри выглядел так, будто собирался сказать что-то ещё по этому поводу, однако что-то выражении в лица Персиваля — или, быть может, испуганная интимность, с которой тело Криденса жалось к спине Персиваля, — вынудило его пустить разговор в другое русло. — Его задница настолько хороша, не так ли? — Генри саркастически улыбнулся, понижая голос до того уровня, на котором его могли услышать лишь они двое. — Стоит всех этих приложенных усилий? Я смотрю, ты готов впутать себя в любые из его проблем в надежде, что он разрешит тебе трахнуть себя. Персиваль смотрел на него ещё секунду, прежде чем ясно дать понять, что не собирается участвовать в этом диалоге. — Вам стоит прекратить это сейчас же. — Потому что я попал прямо в точку? — Генри презрительно рассмеялся, и Криденс непроизвольно дёрнулся от звука его смеха. — Тебе не стоит стараться так сильно, приятель. Попробуй просто попросить его по-хорошему. Он никогда не отказывается. Криденс стоял, не в силах вмешаться. Это было хуже, чем всё, что он когда-либо себе воображал об их следующей встрече с Генри. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько униженным. Его личная жизнь была не только выставлена напоказ в самом неприглядном свете, но и обсуждалась Генри настолько буднично и легко, что Криденс понял, что в глазах Генри он не просто не был достоен минимального человеческого уважения — он не являлся человеком вовсе. Персиваль был так шокирован издевательской откровенностью его слов, что не сразу нашёлся с тем, что ответить. — К слову, — продолжил Генри без тени смущения, — это ты уговорил его так подстричься? Любишь, когда покороче? Я бы сказал, что у тебя хреновый вкус, но всё таки ты клюнул на его милую мордашку. В чём-то мы с тобой похожи. — Вряд ли мы с вами похожи хоть в чём-то. — Действительно, — издевательски согласился Генри. — На моём лице не написано, что я ёбаный педик. Персиваль брезгливо скривился. — Какая пошлость, — сказал он. — Слышали когда-нибудь о внутренней гомофобии? — Просвети меня, — ответил Генри с вызовом. Криденс с тревогой заметил, как руки Персиваля сжались в кулаки. Его терпение медленно, но верно приближалось к критической отметке, и Криденс боялся узнать, что случится, когда от него ничего не останется. Он не хотел ни насилия, ни драк — даже если они могли случиться за его честь. Он не хотел даже этого спора. Он хотел вернуться домой и спрятаться под одеялом, как страус, сующий голову в песок. — Пожалуйста, — проговорил Криденс одними губами. — Пожалуйста, не нужно. Судя по тому, никто из мужчин даже не повернул головы в сторону Криденса, никто из них не услышал его. Он был на грани отчаяния, когда Тина появилась из-за книжных полок в сопровождении Ньюта. — Что здесь происходит? — спросила Тина, присоединяясь к Персивалю. — Вы знакомы? Её плечи расправились, окончательно загораживая Криденса от Генри. Тина излучала силу и уверенность. Ещё не разобравшись, что стряслось, она была готова защищать Криденса от незнакомца — будь он хоть случайным прохожим, хоть криминальным авторитетом, хоть самим дьяволом воплоти. Несмотря на то, что сам Криденс ничем не уступал ей ни в росте, ни в возрасте, ни, может быть, даже в физической силе. — Это мистер Генри Шоу, — ответил Персиваль, чуть погодя. Его кулаки разжались, зато фигура Тины сделалась ещё более напряжённой. — И он как раз собирался уходить. — Генри? — растерянно переспросил Ньют и посмотрел на Криденса. — А разве вы не расстались? Криденс не успел объясниться: Генри, устав бороться с раздражением, грязно выругался. — Ни к кому из вас это не имеет даже малейшего отношения, — сказал он, предприняв попытку отстранить Тину от Криденса. Тина не двинулась с места. Ровно как и Криденс. Криденс так долго оставался неподвижным, что это становилось опасным. Что, если он больше никогда не сможет пошевелиться? — Детка, скажи им. Я всего лишь хочу поговорить с тобой. — О чём вам разговаривать? — спросила Тина. — О том, какой ты мудак? Генри сделал вид, что не расслышал её замечания. — Я облажался и хочу всё исправить, — добавил он. — А ты только всё усложняешь, Криденс. Подумай сам. Если на то пошло, то это тебе нужно просить у меня прощения, а не наоборот. Криденс зажмурился. Его разум скользнул назад в воспоминания о ночи их с Генри расставания, о том, каким несчастным, маленьким и потерянным он чувствовал себя, одиноко бродя по улицам, и всё, что Криденс мог сделать, это цепляться пальцами за пиджак Персиваля и держаться как можно крепче. — Он тебе ничего не должен! — воскликнула Тина, возмущённая его наглостью. — Боже, поверить не могу, что ты это серьёзно. — Я пойду попрошу вызвать охрану, — оповестил Ньют. — Это выходит за рамки. Просунув руку между телами Персиваля и Тины, Генри удалось взять Криденса за руку. Криденс опустил глаза и увидел полу-зажившие следы от царапин, полученных в результате столкновения с журнальным столиком. Они больше не кровоточили и выглядели почти нестрашными, но по собственному опыту Криденс предполагал, насколько больно это могло быть. Он продолжал смотреть на эту чужую и одновременно знакомую руку, обхватившую его, и, словно тупая безвольная кукла, не мог пошевелиться, чтобы прекратить этот нежелательный контакт. Генри был прав. Он никогда не отказывался. — Убери руки, Генри, — предупредил Персиваль, и по тому, как его речь внезапно соскочила на фамильярное «ты», Криденс догадался, что его терпение вконец истекло. — Криденс не хочет с тобой разговаривать. Если ты любишь его, ты должен уважать его право на мнение. Он такой же человек, как и ты, и заслуживает уважения. Генри взглянул на него так, будто впервые видел. — Криденс? — переспросил он. — Криденс всего лишь… Раздался странный неприятный хруст, и Криденс почувствовал, как рука Генри выпустила его руку. А потом Генри упал на пол. Криденс наблюдал за его падением без единой эмоции на лице, будто не совсем понимая, что происходит. Всё вокруг двигалось, как в замедленной съёмке. Он поднял голову и увидел открытый в изумлении рот Ньюта, возвращающегося в зал в сопровождении двух работников магазина. — Тупая сука! — крикнул Генри, держась за нос. Тина встряхнула правой рукой, потирая ушибленные костяшки. Генри смотрел на неё в упор, будто отказывался верить, что та всерьёз осмелилась ударить его. — Порпентина! — Персиваль изумлённо выдохнул, выглядя таким же сбитым с толку, как и сам Генри. Он привык решать конфликты, не прибегая к физической силе. — Ну что?! — рявкнула Тина, не собираясь выслушивать упрёки. — Кто-то должен был это сделать. Или вы предлагали бы дальше стоять и смотреть, как этот… Тина не договорила, видимо, так и не сумев определиться с новым оскорблением для Генри. — Я не собиралась и дальше выслушивать этот бред, — закончила она в конце концов. — И не врите, что не хотели сделать то же самое. Казалось, прошли часы, прежде чем Криденс почувствовал, как его ноги отлипли от пола. Он сделал шаг в сторону выхода, а затем ещё и ещё, медленно переставляя ноги одну за другой. Персиваль что-то сказал ему вслед — или, кажется, это был Генри или Ньют, — но Криденс не разобрал слов. Будто обезумевший, ведомый лишь одной неизвестной целью, он добрался до двери и вышел на улицу. Сбегать — это единственное, что он умел. Якоб, налетевший на него у входа в книжный магазин, едва не сбил Криденса с ног. — Прости, парень, прости. Ты как, цел? — Якоб отряхнул его свитер, но Криденс, не обращая внимания на заботу, пошёл дальше. — Я пытался убедить мистера Шоу, что это плохая идея, но он и слушать меня не хотел. Мы все пытались отговорить его. Криденс двигался вперёд с отупелым упорством, минуя дороги и перекрёсток, ничего не видя и не слыша. Его желание оказаться как можно дальше вело его прочь от книжного, словно какой-то настойчивый внутренний инстинкт, велящий птицам мигрировать с севера на юг и обратно. Персиваль выбежал из магазина следом за ним, да так резко, что на этот раз они с Якобом действительно сбили друг друга с ног. Якоб неуклюже плюхнулся на задницу, и Персиваль, чертыхнувшись, потёр ушибленный локоть. — Криденс! — позвал он, оглядываясь по сторонам в поисках знакомой фигуры. — Криденс, постой! Куда ты убегаешь, вернись сюда! Но Криденса уже нигде не было.