О чём поют птицы

Геллерт Гриндевальд снимал пентхаус на тридцать четвёртом этаже в противоположном от дома Криденса районе Нью-Йорка. Войдя внутрь, Криденс был шокирован огромным свободным пространством. Панорамные окна открывали великолепный вид на город с высоты птичьего полёта. Смеркалось, и в окнах домов напротив загорались огни. Когда Криденс подошёл к окну, чтобы осмотреться получше, ему стало страшно из-за высоты. Стёкла выглядели очень хрупкими, хотя Геллерт заверил его, что они не разобьются. Даже предложил кинуть в них стулом, чтобы доказать на практике, но Криденс сказал, что и так ему верит, и швыряться ничем не нужно. Обнимая себя за плечи, Криденс смотрел на муравьёв-людишек, снующих по дорогам где-то далеко внизу. Отсюда он действительно мог почувствовать себя птицей. — Если тебе нужно принять душ, то это третья дверь направо, — сказал Геллерт, пальцем указывая в нужную сторону. — Пожалуйста, воспользуйся именно ей. Следующая по коридору — моя личная ванная комната, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний входил в неё. — Потому что вы там прячете трупы своих жён? — пошутил Криденс. Геллерт не понял шутки и поднял белёсые брови в ожидании объяснений. Криденсу пришлось коротко рассказать. — Ах, «Синяя Борода», — понимающе протянул Геллерт. — Конечно. У тебя тоже есть чувство юмора. — Простите. Дурацкая вышла шутка. — Почему же, вполне забавная. — Геллерт, оскалившись, не остался в долгу. — А ты какая из шести жён Генри? Обезглавленная или любимая? Криденс неловко замолчал, а Геллерт рассмеялся. — Третья дверь направо, — напомнил он, — полотенца прямо в шкафчике. Криденс ушёл в ванную, слишком поздно задумавшись о том, что Геллерт, в сущности, действительно мог оказаться Синей Бородой. Или кем угодно ещё. Криденс видел его второй раз в жизни, а о том, куда он поехал, не было известно никому, кроме них с Геллертом. Раздевшись, Криденс встал под горячий душ. Задумай Геллерт что-то с ним сотворить, и его даже не сразу хватятся. Его телефон молчал всё время, что он сидел с Геллертом в баре, а длилось это немало. Впрочем, даже это не заставило Криденса волноваться. Такова была его новая реальность. Когда он вышел из ванной, распаренный и полностью чистый, Геллерт наливал в бокалы вино. «Чтобы задать настроение», — объяснил он, поймав растерянный взгляд Криденса. Криденс не возражал, хотя сам пить не собирался. Даже если Криденс и собирался наказывать себя, повторного похмелья ему бы хотелось избежать — в сравнении со всем остальным, оно было наиболее невыносимым. Завернувшись в белый халат, он бесцельно бродил по гостиной. Халат, который Криденс нашёл прямо в ванной комнате среди полотенец, был так похож на те, что выдавали постояльцам в отеле, что Криденсу даже пришло в голову, а не украл ли Геллерт его для себя во время одной из поездок. Криденс представил, как он прячет добычу в чемодане среди бесплатных шампуней и гелей для душа, и, может быть, даже тапочек. Это было так абсурдно, что слегка позабавило его. — Веселишься? — хмыкнул Геллерт, наблюдая за ним краем глаза. — Какую музыку ты предпочитаешь? — Не знаю. Джаз? — Не слишком ли ты молод для джаза? Криденс повёл плечами. — Мне нравится всё старое, — ответил он. Судя по самодовольной ухмылке, эту шутку Геллерт понял сразу. Пока он выбирал, какую музыку поставить, Криденс осматривался вокруг. На глаза ему попалась фотография, стоящая на книжной полке. Она была чуть задвинута назад, и томик сочинений Гессе почти полностью закрывал её. Пристав на цыпочки, Криденс достал фоторамку. На снимке были изображены два молодых человека, в одном из которых, благодаря редкой гетерохромии в глазах, Криденс без труда узнал Геллерта — только, кажется, лет на двадцать моложе. — Что ты делаешь? Геллерт появился за его спиной столь бесшумно, что Криденс чуть не выронил фотографию от испуга. — Ничего, — сказал он. — Просто осматриваюсь. — Понятно. — Это… — Криденс замялся в поисках формулировки. — Это ваш брат? Геллерт с минуту молчал, обдумывая. — Мы были ближе, чем братья, — ответил он в конечном счёте. — Но это продлилось недолго. — Оу. Мне жаль. — Не стоит. — Эм… — Теперь Криденс чувствовал себя неловко. Он не мог придумать, о чём ещё спросить. — Так вы… В разводе или типа того? Геллерт внимательно посмотрел на него, прежде чем забрать фото и вернуть на место. — Хочешь пообсуждать наших бывших? — хмыкнул он. — Мне казалось, несколько часов трёпа о Шоу было более, чем достаточно. — Нет. Извините, сэр. Повисла тишина, и Криденс услышал, как в гостиной тихо заиграла смутно знакомая мелодия. Криденс не знал названия, но предположил, что слышал её когда-то до этого. Хотя на его любительский слух, весь джаз был немножко похож друг на друга. Персиваль бы, наверное, с ума сошёл, если бы услышал от него такое заявление. Криденс зажмурился. Не стоило думать о Персивале. Это было больно. — Давайте поцелуемся, — предложил Криденс прежде, чем дать себе шанс передумать. Холодные пальцы Геллерта погладили его под подбородком, словно кошку. А затем Геллерт поцеловал его. Рот у него был очень сладкий после кальяна. Геллерт целовал его, чтобы помочь разогреться, но Криденс не мог думать ни о чём другом, кроме как о том, какой мокрый у него язык, и как сильно чувствовался на нём вкус яблока или груши. Криденс положил ладонь ему на грудь, мечась между тем, чтобы оттолкнуть его или притянуть ближе. Он сам это предложил. Поздно было сдавать назад. Рядом с Геллертом он хотя бы не чувствовал себя столь беспросветно одиноким. — Я должен спросить, пока мы не начали, — предупредил Геллерт. — Есть что-то, что для тебя абсолютно неприемлемо в сексе? Криденс завис над ответом. — Мне не нравится вкус спермы, — признался он и потупился, будто сомневаясь, это ли Геллерт хотел от него услышать. — Меня после неё тошнит. Почему-то это откровение заставило Геллерта рассмеяться. — Очаровательно, — сказал он. — Просто очаровательно. Но, если начистоту, у меня всё равно нет настроения для орального секса. Я рассчитывал на что-нибудь другое. Одна из рук Геллерта скользнула по позвоночнику Криденса вниз. Вопрос о том, кто из них будет сверху, даже не стоял. Они перебрались на диван, и Геллерт поцеловал его ещё разок. Усы Геллерта так кололись, что Криденс подрагивал от щекотки. Ни у кого из тех, с кем Криденс целовался прежде, не было ни усов, ни бороды, и Криденс даже не предполагал, что в реальной жизни это будет ощущаться так необычно. — Хочешь пойти в спальню? — предложил Геллерт, развязывая узел на халате Криденса. Тот отрицательно помотал головой. — Там довольно широкая кровать. — Мне нравится вид здесь, — сказал Криденс. — Из окон. Это признание вызвало у Геллерта новую порцию смеха, и Криденс почувствовал себя глупо. — Всё же жаль, что ты подстригся, — сказал Геллерт, покровительственно потрепав его по голове. Криденс инстинктивно вжал голову в плечи. — Не за что подержаться. — Они отрастут. — Ну, конечно. А пока будем довольствоваться тем, что есть. Они стали раздевать друг друга. Волосы на груди Геллерта оказались точно такими же пепельно-белыми, как и на голове. Криденс задумался о том, были ли его лобковые волосы такими же светлыми, но, впрочем, ему и так предстояло выяснить это в скором времени. В конце концов, халат Криденса был сброшен на пол. Он оказался перед Геллертом полностью обнажённым, и под оценивающим взглядом Геллерта его член заинтересованно дёрнулся, будто польщённый вниманием. Но на этом всё. Возбуждения Криденса не испытывал, но надеялся, что оно, как и аппетит, может прийти в процессе. — Ты напряжён, — заметил Геллерт. — Вина? Криденс сказал, что на самом деле не очень умеет пить, но Геллерт всё равно подал ему бокал с журнального столика. Он сделал маленький, совсем крошечный глоток, и скривился. — Кислятина, — пожаловался Криденс, вытирая губы тыльной стороной ладони. Геллерт лукаво усмехнулся. — Это одно из лучших вин в моей коллекции, — сказал он. — Хочешь узнать, сколько оно стоит? — Даже не знаю… — Криденс сомневался, не напугает ли его сумма. — Не уверен. Как бы то ни было, Геллерт не нуждался в его согласии. — Тридцать тысяч долларов. — Боже. — Да. — Это чудовищно много! — Это приблизительная сумма. — Приблизительно чудовищно огромная сумма. Геллерт с удовольствием сделал глоток, искренне забавляясь всем происходящим. Затем он наклонился, чтобы оставить поцелуй на ключице Криденса, а вслед за этим мягко перевернул его на живот. — Ого! Растерявшись, Криденс обеспокоенно обернулся. — Что? — спросил он в смущении, взволнованно смотря на Геллерта из-за плеча. — Что-то не так? — Твоя спина. Ах. Его шрамы. — Да, это… Ничего. — Это Генри сделал? — Нет, — ответил Криденс поспешно. — Нет, он тут не при чём. — Тогда кто? Криденс отвернулся, утыкаясь носом куда-то в диван. — Моя мама. Геллерт задумчиво цокнул языком. — Бедный мальчик, — сказал он без особого сожаления. — И с мамой тебе тоже не повезло. Жизнь к тебе не особо милосердна, не так ли? Криденс промолчал. Холодные пальцы Геллерта проехались между его лопатками, с интересом ощупывая кожу. — Тебе больно, когда я дотрагиваюсь? — Нет. Почему-то у Криденса создалось впечатление, что Геллерт рассчитывал на другой ответ. Смазка, которую использовал Геллерт, пахла клубникой или земляникой, или другой похожей ягодой. Он в избытке нанёс её на свои пальцы, прежде чем толкнуться одним из них внутрь Криденса. Тем не менее, Криденс немедленно вздрогнул и отпрянул. — Эй, тише. Я ещё ничего не делаю. Криденс нашёл в себе силы пробормотать ответ: — Извините, сэр. Его тело, сопротивляясь вторжению, плотно обхватило палец Геллерта. — Сэр? — переспросил тот с любопытством. — У тебя какой-то фетиш? — Н-нет. Простите. — Кстати, — продолжил Геллерт, — всё интересно было спросить. Штука с женским бельём — это серьёзно ваш кинк или литературное допущение? Залившись краской, Криденс не удостоил Геллерта ответом. В каком-то смысле, это и было ответом само по себе. Погладив большим пальцем проход Криденса, Геллерт предпринял ещё одну попытку протолкнуть палец внутрь. На этот раз, Криденс поддался. Слегка отведя одну ногу в сторону, он свесил её с дивана и постарался заставить себя расслабиться. На какое-то время он даже добился в этом успеха, подстроившись под ритмичные движения, но, стоило Геллерту добавить второй палец, Криденс всхлипнул от боли. — Если ты продолжишь в том же духе, то, боюсь, у нас ничего не получится, — сказал Геллерт с едва уловимым раздражением. — Когда ты в последний раз трахался с Шоу? Криденс потряс головой, чувствуя себя ужасно скованно. — Я не помню. Извините. — Прекрати всё время извиняться, Криденс. — П-прос… Гхм. Вздохнув, Геллерт придвинулся к нему вплотную и поцеловал один из его бледнеющих на коже шрамов от пряжки. Криденс в ответ на это издал прерывистый вдох, и Геллерт, добравшись поцелуями до его загривка, легонько прикусил его. Тело Криденса чуть обмякло, подстраиваясь под ласку, и этого хватило, чтобы второй палец Геллерта успешно вошёл внутрь. Перекинувшись через подлокотник для удобства, Криденс сильнее прогнулся в спине навстречу его толчкам. Если только позволить себе забыться, если представить, что сзади на месте Геллерта был Персиваль… Вообразить, будто это те самые мягкие и гладкие губы Персиваля нежат его уродливые шрамы, его тёплые пальцы бережно растягивают его вход… Дать себе хотя бы на время поверить, что хоть что-то из этого могло выпутаться из рамок его фантазии и стать действительностью. Сквозь полу-опущенные веки, болтаясь в странном ощущении нереальности на грани сна и яви под однообразные звуки тихой музыки, он смотрел на догорающее в окне закатное солнце. Геллерт развёл пальцы в стороны, вырывая из Криденса жалостливый скулёж. Он опустил голову и посмотрел сквозь окно вниз, на переплетения дорог и полосок пешеходных переходов, и на какой-то страшный миг ему показалось, будто он падает. Его голова закружилась, и, когда рука Геллерта обхватила его мягкий, безвольно болтающийся между ногами член, Криденс сдавленно застонал. — Поможешь мне с презервативом? Криденс ощутил пустоту в том месте, где недавно были пальцы Геллерта, а потом вторая рука мужчины обняла его под животом, чтобы повернуть к себе лицом. Он чувствовал себя грязным и липким. Капли чрезмерно сладко пахнущей смазки стекали из его заднего прохода и были размазаны по внутренней стороне его бёдер, несомненно, оставляя отпечатки на обивке дивана. Криденс не имел понятия, почему Геллерта это нисколько не беспокоило. Может быть, он просто вызывал горничных. — Почему ты плачешь? Криденс растерянно уставился на него. — Что? — Почему ты плачешь, Криденс? — повторил Геллерт свой вопрос, пытливо смотря на него своими каре-голубыми глазами. — Я сделал тебе настолько больно? Рассеянно прислонив пальцы к щеке, Криденс стёр что-то влажное со своего лица. И в эту конкретную секунду что-то в нём надломилось. — Я не… — Голос Криденса непроизвольно вздрогнул. — Я не могу. Простите. Криденс ожидал, что его резкий отказ вызовет у Геллерта злость и непонимание. Но тот, пускай и не скрывая своего разочарования из-за обломавшейся ночи, спокойно слез с него без лишних вопросов. — Я так и знал, что с тобой ничего не выйдет, — посетовал он, натягивая домашние штаны на голую задницу. Криденс не успел разглядеть, какого цвета были волосы вокруг его члена. — Спать с неженками вроде тебя, пока они не переболели своими бывшими — это дохлый номер. Без обид, Криденс. Сев, Криденс прикрыл наготу халатом. Впрочем, Геллерт больше не смотрел в его сторону. Вырубив музыку, он потянулся, хрустнув косточками, и сделал пару упражнений для разминки плеч. Должно быть, его руки здорово затекли, пока он пытался добиться от тела Криденса какого-нибудь содействия. — Я не собираюсь выгонять тебя, если хочешь остаться до утра, — предупредил он и, забрав со столика один из бокалов, стал медленно пить вино. — Здесь дохрена свободных комнат, так что спи, где угодно. Могу постелить тебе даже у окошка, если тебе они реально так нравятся. Вытирая глаза от слёз, Криденс огляделся в поисках своей одежды. Он совершенно не помнил, где оставил её. Всё это было каким-то бредовым эпизодом. — Мне не стоит… — Криденс схватился за голову, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я стесняюсь. — О, брось. Не будь таким младенцем. — Мне всё же стоит поехать домой. — В тот самый, куда ты так не хотел ехать? Не ответив, Криденс упал лицом в руки. Это всё было ошибкой. — Ладно, перестань, — сказал Геллерт чуть погодя, видимо, немного расчувствовавшись из-за этой картины христианского страдания. — Окей, я вызову тебе такси. Скажешь адрес водителю сам. Он принёс вещи Криденса из ванной и бросил их на диван рядом с ним. Пока Геллерт копался в телефоне и занимался вызовом машины, Криденс молча стал натягивать на себя свитер. Стоило сходить и принять душ после того, что только что произошло, но одна только о мысль о подобном подвиге вызывала у Криденса сопротивление. Он хотел уйти отсюда как можно скорее и, обтершись халатом, насколько было возможно, понадеялся, что Геллерт относился к его чистоте столь же беспечно, как и к чистоте дивана. Когда со сборами было покончено, Геллерт вышел из соседней комнаты, чтобы передать ему, что таксист уже ждёт его снаружи. — Спасибо, сэр, — поблагодарил Криденс, нервно вытирая глаза. Слёзы капали и капали, будто кто-то наслал на Криденса проклятие. Он ничего не мог поделать, чтобы остановить их, хотя и не понимал, почему именно продолжал плакать. Взъерошив пепельные волосы, Геллерт испустил вздох. — Окей, — произнёс он и мягко подтолкнул Криденса к выходу. — Поторопись, пока без тебя не уехали. — Хорошо. — И будь на связи, — велел Геллерт. — И если однажды переживёшь наконец своё расставание, то звони. Хотя должен признать, что оно у вас, парни, выходит просто грандиозное. Криденс даже не стал спорить с этой объективной правдой. Когда он вернулся в квартиру Персиваля, на улице уже было темно. В квартире, собственно, тоже. Из-под щели в двери, что вела в спальню Персиваля, не горел свет, но его верхняя одежда и обувь стояли в прихожей. Персиваль был дома и спал. Этому Криденс не удивился — было уже довольно поздно, когда такси довезло его до цели. В таком городе, как Нью-Йорк, всегда полно пробок. Однако чему Криденс удивился, так это тому, что обнаружил диван полностью разобранным, будто готовым к его возвращению домой. Он достал из кармана телефон, чтобы воспользоваться фонариком, и с изумлением обнаружил, что телефон был выключен. Криденс безрезультатно потыкал на кнопки, прежде чем текст на экране оповестил его об отсутствии заряда. Он вздохнул. Криденс не стал включать свет и, ориентируясь в темноте, сел на его край. Наконец, он перестал плакать. Он плакал всю дорогу до дома, и водитель такси, хоть и был достаточно вежливым для того, чтобы не мучить его расспросами, время от времени подозрительно косился на него. Но теперь глаза Криденса были сухими. Он даже прикоснулся к ним, чтобы проверить. Отпустило. Он снял с себя свитер с джинсами и, оставшись в одном нижнем белье, обессиленно рухнул спать.