Глава двадцать третья
В одной постели с одиночеством
Твои руки ласкали душу,
Но следы в ней от сапогов.
Я увы никому не нужен,
В этом мире лживых стихов.
Ты не бойся уйти на рассвете,
На ботинках оставив закат.
Бойся тех, кто идёт при свете,
Чтобы душу тебе растерзать.
Постель одиночества, скука,
Заправляет утром кровать.
Я увы никому не нужен,
Нету рук, чтоб меня разорвать
© Антон Дурасов, твои руки
Юрико стояла с широко открытыми от удивления глазами, руки, она чувствовала соль на губах Ёсико, которая заходила в своём поцелуе всё дальше, обездвижив тем самым одноклассницу. Крошка Сью не понимала, что делала, вся реальность провалилась куда-то под ноги, когда Юри наконец-то смогла обнять за талию дрожащею подругу, ладони чувствовали дрожь и возбуждение, когда та, бесцеремонно запустила руки под юбку и как следует сжала её сзади. Ёсико попыталась напрячь мышцы, но в ответ подруга начала вести по нежной обходя защиту кружевных трусиков, которые постепенно стали увлажняться от страсти, она хотела. Бессильная остановить себя и подругу, которую спровоцировала. Этот поцелуй казался самой сладкой ошибкой обоих девушек, и если ноги Сью с трудом, но удерживали её от греховного падения, то мысли уже укатились в аморальную пропасть. Попытки остановиться, ещё больше возбуждали девушку с короткой стрижкой, которая залезла пальцами под красивый узор нижнего белья... шла, не останавливаясь всё дальше и дальше, пока не поняла, что никого стоп слова не будет. Стыдно признаться, но её напор покрывал тело мурашками, поцелуи следовали один за другим, не давая дышать. Груди Ёсико, набухли и ныли, она чувствовала Юрико, ей казалось, что между ними нет тесной одежды. Юбка Крошки Сью упала поверх кружевных узоров на белой ткани, пальцы пианистки в отместку отстегнули пуговицу, а затем сломали сопротивление молнии на джинсах — желание рушит и не такие преграды…стоять голой по пояс и выше Сью не впервой, но то было без извращённых и изобретательных рук ударницы, чьи пальцы довольно ловко находили новые способы извлечения стонов и вздохов, она изучала тело Ёсико на ощупь, даже там куда казалось лезть не следовала. Они стояли друг против друга, красные от смущения и страсти, Сью провернула тот же трюк, что подруга ранее. Ей понравилось её выражения ужаса и вожделения. Да, отныне, им обеим придёться хранить тайну о дегустации запретного плода пополам. Не боясь, что их застукают, девушки всё больше и глубже погружались в пучину. В какой-то момент незаметно для самой себя Ёсико опомнилась, но Юрико уже надёжно придавила её своим телом. Защитного барьера из брендовых тряпок между ними исчез в очертаниях кровати, лишь маленькая, но ярко выраженная грудь упиралась на встревоженную таким поворотом крошку Сью, чью негу нарушило соприкосновения с лоно Юрико. Держась за руки, девушки не прекращали обмениваться поцелуями, пока той, что сверху не пришла идея пройтись по шеи языком, увлекаясь, она сомкнула губы, чем заставила Ёсико взвыть от боли и наслаждения. Она хотела испить её сполна, а для этого стала спускаться всё ниже и ниже. Казалось это безумие будет длиться бесконечно, ей нравилось прижимать голову Юрико к сокровенному, ей хотелось схватиться за волосы, но причёска барабанщицы лишь слегка колола ладони. Впрочем, сознание вскоре оставило Сью и унеслось в Эдем, она окончательно потеряла счёт мгновениям и минутам, будто-то попала в какую-то временную петлю другой реальности, где подруги делили одно пространство. Насытившись друг другом, подруги перешли к более обыденному использованию кровати: Ёсико лежала на спине глядя в потолок, а Юри облокотилась на локти, чтобы держал голову на весу: — Стало легче? Ёсико едва заметно кивнула. — А теперь в ванную, похотливая девчонка! — Кто?! Я?! — Не я же! — Юри снова легла сверху и поцеловала Ёсико. — Я вот всё брату расскажу, моя радость! Какая ты на самом деле! — Ах, ты дрянь! — Да, я дрянь. Дрянь, у которой есть шампанское! — Я тебя обожаю!