Вмешательство

Аунел лежал в кровати, на следующий день после совещания и думал: «Фронт, война это ужасно! Я вижу искалеченные жизни и искалеченные в бою тела. Если второе в прицепе можно исправить при возможностях медицины: заживить раны, вернуть потерянную конечность, то жизнь, душу не исцелит никто, иногда даже время. Я смотрю на них молодых солдат и вижу раненные сердца от сообщений о смерти или же от разбитой любви. Они озлобились против врага, но враг, яд внутри них, но им говорят, то, что враг снаружи, там по другую сторону фронта, но я-то вижу их чувства, мысли насквозь и это ранит меня. Это отчаяние от бессилья. Например, недавно я видел ужасное. Парень, хороший добрый молодой человек, он переживал о своей семье, я его всегда успокаивал, говорил, что всё в порядке, что родные живы и ждут его. Но однажды я нашёл его. Он чуть не плакал. Я начал утешать его, но перед этим посмотрел в глаза, после слова не смогли сорваться с языка, кроме общих, ему надеяться было не на что. Я видел в его глазах боль, я видел его глазами. Но для этого начало нужно сказать о вчера, вернее, что было вчера. Утром полк соединился с ещё несколькими полками и все вышли на поле. Когда армия отступала, то оставляла за собой минные поля, теперь же врага гнали на этом участке фронта. Здесь на границе с минным полем была страшная картина, я чуть не свалился в обморок. Всё поле было алое от крови, а на деревьях были повешены люди, но могу сказать, что перед этим их застрелили. Мой чувствительный солдат — Эдам остался позади помогать обозам, но это он увидит. Теперь я видел картину его глазами, это было страшнее, там были его братья, взятые в плен некоторое время назад. Он представлял, что произошло, это было ужаснее, чем мог представить я, их взяли в плен и отправили разминировать минное поле, они отказались, их расстреляли, и повесели на обозрения солдатам нашей армии, чтобы деморализовать войска. Что, я мог сказать в утешения ему?! Что я могу сделать?! Внушить, что всё хорошо?! Нет! Не чего не хорошо! Погибают люди! Мы… мы месяц пытаемся остановить безумие! Получается? Нет! Здесь… здесь нужен, человек, который поведёт за собой остальных. Нужен пророк со сверхчеловеческими способностями. Я говорил капитану, что не стану им, но мне придётся. Придаться внушать, гипнотизировать и подчинять, врать. Это противоестественно для любого асилийца. Однако придётся. Завтра генеральное сражения между двумя армиями. Сегодня я должен подготовить кое-что. Я связался с капитаном, кроме обещанного текста выступления голограммного бога и набросков рисунков, я попросил его: — Всеволод, мне нужна твоя помощь. В каюте, которую я занимаю, есть аптечка, в самом низу пакетик с надписью на асилийском, мне он очень нужен. — Каким образом, я его тебе отдам? — поинтересовался капитан. — Хоть с воздуха скинь, мне он очень нужен, — попросил я. Был вечер, я сидел у землянки смотрел на закат. Тяжёлый, бархатный зной летнего дня, как океанский отлив, медленно, но бесповоротно убегал прочь, все как будто замерло. Солнце, устав за день честной и совестной работы, перед этим медленно катясь по небосклону, приближалось к горизонту, словно все ускоряясь. Жёлтое, слепяще яркое днём, оно изменило свой цвет и оттенок на более мягкий и тёплый, который словно невесомая шаль укрывает все вокруг. На краткий миг создаёт атмосферу уюта и покоя. Вся природа в закатных лучах чудесным образом преображается. Зелёный цвет растений становится все насыщеннее, контрастнее. Все живое, которое вело активную деятельность днём, готовится к отдыху, сну. На все вокруг приятно смотреть, да что там, все вокруг кажется таким родным и дружелюбным, что готов все обнять, прижать к себе и никогда не отпускать. Краткий миг заката, к сожалению, быстро заканчивается, но так хочется его продлить, растянуть. Умение не только видеть красивое, но и по достоинству его оценить — дано далеко не каждому, но все люди рождаются и проходят почти одинаковый процесс становления и формирования. Конечно, база для внутреннего роста у всех получается разная, но на определённом этапе жизни человек начинает себя корректировать сам. Так почему не делать это в правильном направлении: наслаждаясь вечным и прекрасным? Ведь это так помогает понять, всю красоту мира и необходимость этой вечной гармонии, которую нельзя разрушать. Я настолько ушёл в свои мысли, что не заметил, как ко мне подошёл человек. Тронул меня за плечо и, я обернулся. Это был тот солдат, Ран. Он протянул мне пакетик и произнёс, толи обращаясь ко мне, то ли просто думая вслух: — С одной стороны я дал слово, что вернусь и мне интересно с вами, и вы мои способности недооцениваете. А с другой стороны я должен защищать Родину. — Вы должны сами выбрать для себя… — ответил я ему. Он ушёл. Выбрал что ему ближе…». После этого Аунел прошёл на кухню. Там стояли несколько бетонов с водой, потому что ближайшая река была в десяти километрах, а болот поблизости вообще не было. Священник взял ложку и насыпал в неё содержимое пакетика, затем опустил в воду. Туже операцию он проделал ещё несколько раз. Это было антигистаминное средство для асилийцев, а для этой расы нечто снижающее волю. Это он обнаружил случайно, когда у него началась аллергия на один местный фрукт, раньше, асилиец замечал за собой только на евоа — напиток, изготавливаемый из жареных семян (зёрен) нескольких видов растений произрастающих, на островах Золотого Архипелага. Так вот как-то разыгралась у Аунела аллергия, он принял таблетку и по забывчивости оставил пачку на столе, он не знал, как это получилось, но двое солдат съели их, а потом эти оболтусы подчинялись абсолютно всем словам, сказанным в их адрес. После того, как асилиец закончил с водой, он так же незамеченным покинул кухню. Утром все встали и за завтраком съели кашу, которую естественно приготовили на воде. После завтрака молитва. Аунел начал говорить, уже выученные речи и в это время священник внушал, зрительный образ. Он ясно заставлял верить, что из облаков начала по небу сходить фигура, она вскоре встала на земле. Аунел, подовая пример, первый пал ниц, а остальные последовали его примеру. Божественная фигура вещала о мире. После того, как бог закончил речь, он поднялся на небо. Голова у второго помощника гудела, как двигатель. Перед глазами начал плыть мир и стола не хватать воздуха. Он некоторое время держался, но потом упал в обморок. Солдаты перепугались, начали его приводить в чувство. Хорошо, что на этой планете существовало верование, что лицо священника видеть нельзя, а то бы пришлось дурно Аунелу. Он пришёл в себя и, сказав, что ему лучше ушёл полежать. Восстановить хоть какие-то силы удалось к обеду. Он вышел кушать, но обед дали только ему. Солдаты отказывались брать в руки оружие, а командиры шли на отчаянные меры.