***
— Г-герр англичанин спешил, — заикаясь, пробормотал кучер, активно избегая любого зрительного контакта с женщиной на коляске. — Вы хотели, чтобы он поехал в Буковину. — Не-нет, я… — Он замолчал, разинув рот, как рыба, умирающая на дне лодки. Этот мужчина с его широким, коренастым телом, мощными плечами и кулаками размером с окорок, был до глубины души напуган женщиной в черном пальто — стражем, — несмотря на ее тонкие черты лица и птичьи стройные очертания тела, ее изящные руки в перчатках. Уилл изумился этому разговору и остался безмолвен. Все это было похоже на сон. Он ожидал, что Абель Гидеон появится в любой момент. — Мне известно достаточно, — сказала женщина после того, как позволила возничему несколько мгновений подыскать слова. — А лошади графа Лектера быстрые. — Говоря это, она не улыбалась, но свет лампы падал на ее жесткий красивый рот, за которым прятались зубы цвета слоновой кости. Уилл почувствовал, как дрожь пробежала по спине. — Denn die Todten reiten schnell, — пробормотал кучер, отпуская все еще взволнованных лошадей и пятясь вокруг них, чтобы встать подальше от стража. — Гладка дорога мертвецам, — перевел себе под нос Уилл, прежде чем понял, что заговорил. Голова темноволосой женщины резко поднялась, и ее глаза встретились с его, удерживая его горящим взглядом в течение долгого мгновения. Сам того, не осознавая, но возродил в памяти фрагменты баллады, которую процитировал кучер, — «Ленора» Готфрида Августа Бюрге. «Леноре снились смерть и кровь, Проснулась в тяжком страхе. «Где ты, Вильгельм? Забыл любовь Иль спишь в кровавом прахе?» Он с войском Фридриха весной Ушел под Прагу в смертный бой И ни единой вести Не шлет своей невесте». — Отдайте мне его багаж, — приказала женщина после долгой паузы, когда единственным звуком было обеспокоенное ржание и фырканье лошадей дилижанса. Ее приказ был немедленно исполнен, и она одним совершенно грациозным движением спустилась с сиденья, чтобы собрать его сумки и поместить их в коляску. Казалось, кучер и пассажиры отказались от своего хитроумного плана. Уилл отправится со стражем в замок Лектер. Где-то в темноте, сгустившейся на странном перекрестке, Уилл мог поклясться, что слышал смех Потрошителя, ту же самую тихую трель, которую он издал в тот момент, когда Уилл ворвался в дверь с поднятым пистолетом. Смешок, который, казалось, говорил: — Ну, ты меня раскусил, да? Молодец. Мозг Уилла взбунтовался от полной нереальности ситуации, но он обнаружил, что его тело движется. Он спустился с борта кареты и вышел на дорогу. Женщина-страж, все еще злобно глядя на возничего, протянула руку, чтобы помочь ему сесть в экипаж. Ее рука в перчатке сжала руку Уилла стальной хваткой; ее сила, должно быть, была поразительной, и, опять же, так странно, что она исходила от столь стройной фигуры. Уилл вжался в сиденье; место, где она прикоснулась к нему, горело каким-то ледяным огнем, даже сквозь слои ее перчатки, его пальто и рубашки. Женщина снова взобралась на козлы еще одним завораживающе быстрым движением и без лишних слов взмахнула поводьями. Лошади повернули, и Уилла унесло в темноту перевала Борго. Он обернулся, чтобы посмотреть назад, и при свете фонарей увидел пар, исходящий от лошадей дилижанса, и спроецированные на него фигуры кучера и других пассажиров, которые смотрели ему вслед, крестясь. Затем кучер вскарабкался обратно на козлы и щелкнул кнутом. Карета с грохотом умчалась, увозя остальных людей в безопасную Буковину. Когда они погрузились в темноту, Уилл почувствовал, как холодок снова пробежал по его коже. Он стал адвокатом, чтобы убежать от странностей, от всего того, что будоражило его разум и делало его неуравновешенным, что делало его непригодным для любви. Конечно, мистер Браунер отправил его в это конкретное путешествие, потому что знал, что Уилл был бывшим инспектором и мог сам справиться с поездкой в такое отдаленное место. Прошлое всегда имело отношение к настоящему. Уилл ожидал увидеть карманников или разбойников с большой дороги, подстерегающих карету у черта на куличках. Он не ожидал… того, что сейчас бы, черт возьми, ни происходило. Это было похоже на дни работы над делом Потрошителя, когда его воображение и реальность сливались воедино в постоянном ощущении того, что он попал в ловушку кошмара, окруженный таинственной, но неотвратимой гибелью. — Мистер Грэм. Уилл вздрогнул, осознав, что возничая обратилась к нему через плечо. — На улице холодно. На сиденьи для вас есть плащ и плед. Уилл увидел толстый черный плащ и плед для коленей. Чары неподвижности рассеялись, он быстро набросил одежду на плечи и подоткнул плед вокруг ног. — Ночь холодна, — снова сказала женщина своим красивым, но странно змеиным голосом; ее английский впрочем был безупречен. — Граф Лектер велел мне позаботиться о вас. Под сиденьем есть фляжка сливовицы, если пожелаете. — Спасибо, — машинально сказал Уилл, хотя и содрогнулся при мысли о том, что спиртное сделает с его совершенно пустым желудком; последнее, что было в его животе сегодня, — это утренний чай. Теперь они двигались, стремительно удаляясь в неизвестность ночи. В темноте все пейзажи стали выглядеть одинаково, особенно когда они вошли в густой лес. Они ехали все дальше и дальше, страж сидела с прямой спиной, она была неподвижна, будто сделана из камня. Поездка была такой долгой, что, наконец, Уилл не выдержал и чиркнул спичкой, чтобы проверить свои часы. Была почти полночь, этот факт вызвал у него суеверный шок, с которым его рациональный разум отчаянно пытался бороться. Его переполнило болезненное чувство неизвестности. Потрошитель верил в силу полуночи. Это одна из причин, по которым Уилл поймал его. Неважно, что три утра было истинным часом колдовства, — все, что имело значение, это то, во что верил Абель Гидеон, а он верил, что злые люди творили злые вещи в полночь. Это было его любимое время для охоты. Где-то далеко на ферме завыла собака. Уилл немедленно навострил уши, пытаясь определить природу воя. Собаки выли по разным причинам — чтобы привлечь внимание людей, подозвать других собак, предупредить об опасности, или когда они были счастливы или взволнованы. Он все это слышал. На его вопрос был дан ответ, когда звук подхватила другая собака, а затем и еще одна. Их вой был похож на долгие, мучительные стенания. Теперь вой подхватила еще одна собака, затем еще и еще, пока, уносимые ветром, который теперь тихо вздыхал на перевале, не начались дикие завывания, которые, казалось, доносились со всех концов леса и сельской местности, насколько богатое воображение Уилла могло уловить их сквозь мрак ночи. Лошади начали идти настороженно, натягивая сбрую и ржа, но несколько тихих слов стража, и они немедленно успокоились. Уилл был впечатлен — у этой женщины, кем бы она ни была, должно быть, были длительные тесные отношения с этими животными, раз они повиновались ее едва слышному шепоту. Затем, далеко вдали, с гор по обе стороны раздался более громкий и пронзительный вой — волчий, предположил Уилл. Он никогда не слышал волчьего воя. Волки, что были в зоопарке, спали всякий раз, когда они с Аланой навещали их, или валялись без дела, как будто неволя высасывала из них жизнь. Уилл предполагал, что так и есть, а Алана всегда говорила, что ей их жаль. «Некоторых зверей не следует держать в клетке», — говорила она. Алана любила животных почти так же сильно, как Уилл, и это, как он предполагал, было частью того, почему он, в свою очередь, любил ее. Когда они были маленькими, у них всегда было тайное место с котятами, которых они растили, или пташкой, выпавшей из гнезда. Алане не разрешалось заводить собаку, но она всегда приходила поиграть со сворой Уилла, которую он держал в старом питомнике охотничьих собак рядом с коттеджем Бо. Кони опять заржали, выводя его из задумчивости. Еще несколько слов от стража, и они снова были полностью под ее контролем, хотя Уилл уже и сам был не прочь пуститься вскачь, как испуганная лошадь. Вскоре их густо окружили деревья, местами выгибающиеся прямо над дорогой, как туннель; и снова огромные хмурые скалы смело охраняли их с обеих сторон. Хотя это давало некоторое укрытие, Уилл мог легко слышать усиливающийся ветер, потому что тот стонал и свистел между расщелинами, а ветви деревьев сталкивались друг с другом, пока они проносились мимо. Становилось все холоднее и холоднее, начал падать мелкий снег. В течение получаса все было накрыто тонким белым покрывалом. Снег отражал кусочек луны, пробившийся сквозь облака, и позволил Уиллу видеть немного лучше. Он сдался и с трясущимися руками отпил немного сливовицы. Как он и подозревал, она обожгла весь его пищевод и забурлила в желудке. Алкоголь действительно временно согрел его, но оставил ощущение тошноты и опьянения. Что-то двигалось в лесу. Уилл встряхнулся и несколько раз моргнул, пытаясь разглядеть. Сквозь снежный вихрь ему показалось, что он увидел Энни Чэпмен, выглядывающую на него из-за дерева, с внутренностями в руке, с зияющим порезом на горле. Уилл снова посмотрел вперед, заставляя себя изучать напряженную спину стража. Он сделал еще глоток. Потом еще один. Женщина начала поворачивать голову то влево, то вправо, как будто искала что-то в лесу. Уилл осмелился взглянуть еще раз. Он не видел ничего, кроме темных деревьев и снега. Это принесло ему облегчение, но он все еще недоумевал, что она искала. Волков, подумал он. Вероятно, волков. Если волки так часто шныряли здесь, почему у женщины не было ружья? Он снова подумал о своем пистолете, подумал вытащить его и зарядить на случай, если на них нападут. Но если страж графа Лектера не была обеспокоена и, предположительно, жила в этом регионе, она знала об этом больше, чем Уилл. Внезапно далеко слева Уилл увидел слабое мерцающее голубое пламя между деревьями. Он потер глаза и лоб, затем посмотрел снова. Оно все еще было там. «Что, черт возьми…» — пробормотал он, быстро оглядываясь в поисках Гидеона или любой из его жертв. Его дыхание прерывисто вырывалось из горла, когда он пытался сосредоточиться на пламени. Он был хорошо осведомлен о таком явлении, как блуждающий огонь, происходящий естественным образом, но климат казался неподходящим. Был ли это какой-то цветной огонь, созданный путем сжигания какого-то определенного элемента? И зачем кому-то делать что-то такое… алхимическое… в лесу, в снегу? Страж тоже увидела огонек и остановила лошадей. Она спрыгнула на землю с той же сверхъестественной грацией и умчалась в темноту. — Эй! — крикнул Уилл ей вслед. — Куда вы? Она исчезла. Он был один, сидел в экипаже, наедине с лошадьми, которые терпеливо ждали возвращения своей хозяйки, от их шерсти и носов поднимался пар. Они тихо заржали. Уилл порылся в своей сумке и вытащил револьвер, трясущимися руками разворачивая его из ткани. Ему удалось найти коробку с патронами и с лязгом открыть барабан, дрожащими руками засовывая пули внутрь. Захлопнув его, он взвел курок большим пальцем и стал ждать. Как раз в этот момент луна, проплыв сквозь черные тучи, появилась из-за зубчатого гребня поросшей соснами скалы, и в ее свете Уилл увидел вокруг кареты кольцо волков с белыми зубами и высунутыми красными языками, длинными жилистыми конечностями и лохматой шерстью. Уилл ощущал тяжесть револьвера в своей руке, но чувствовал себя совершенно парализованным. Не страхом, а тем же осознанием, которое у него было много раз прежде, — что то, что он видел, не могло быть реальным, и все же ощущалось реальным, было реальным до мельчайших деталей. Некоторые волки были типичного темно-коричневого цвета с более светлым подбрюшьем, но трое из них были черными как смоль с желтыми глазами, а другой, самый крупный, был чисто-белым, как снег, который мягко падал на его шерсть. Волки расхаживали рядом с экипажем и лошадьми, оставляя следы на снегу, время от времени рыча и тявкая друг на друга. А потом они сели, прижавшись к земле, и все посмотрели в одном направлении. Женщина вышла из леса, неся огромный железный ящик, проржавевший от времени и покрытый коркой грязи. Существа просто наблюдали за ней, когда она водрузила коробку на сиденье рядом с собой и забралась обратно на козлы, взяв в руки поводья. На ее лице было выражение триумфа, и он мог видеть легкую улыбку, играющую в уголках ее рта. Страж повысила голос и произнесла слово, которого Уилл не понял. Оно было ясно и звонко, как колокольчик, очевидно, какая-то команда. Волки повернулись и убежали в лес. Уиллу все еще казалось, что он не может пошевелиться, револьвер дрожал в его руке. Время казалось бесконечным, пока экипаж мчался вперед, теперь почти в полной темноте, поскольку облака закрыли луну. Внезапно Уилл осознал, что женщина загоняет лошадей во двор огромного полуразрушенного замка, из высоких окон которого пробивался прерывистый свет. Разрушенные зубчатые стены западного крыла вырисовывались неровной линией на фоне залитого лунным светом неба. В полумраке двор казался внушительных размеров, а поскольку из него под большими круглыми арками вели несколько темных проходов, он, возможно, был меньше, чем казался. Тени придавали пространственную глубину, которая, как думал Уилл, могла бы исчезнуть при дневном свете. Они прибыли. Все еще дрожа, Уилл большим пальцем отпустил курок пистолета и сунул его в сумку, прежде чем женщина могла бы это увидеть. Она повернулась к нему и протянула руку, чтобы помочь ему спуститься. Он уставился на нее не двигаясь. — Добро пожаловать в замок Лектер, мистер Грэм, — сказала она. «И томилось верное сердце по далекому любимому». И снова Уилл не мог не заметить ее невероятную силу. Ее рука сомкнулась вокруг его руки чуть выше локтя, чтобы помочь ему сделать шаг, и ее хватка показалась стальными тисками, которые могли бы легко раздавить его плечевую кость, если бы она захотела. Уилл оцепенело наблюдал, как страж сняла его сумку и положила ее к его ногам, пока он стоял рядом с большой дверью, старой и усыпанной большими железными гвоздями, установленной в выступающем дверном проеме из массивного камня. Даже в тусклом лунном свете он мог видеть, что камень был когда-то покрыт массивной резьбой, но она была стерта временем и погодой. Пока Уилл осматривал вход в замок, страж забралась обратно в коляску и направила лошадей в один из темных проемов внутреннего двора. Стук копыт затих вдали, эхом отдаваясь по камням. Уилл стоял в тишине, наблюдая за падающим с чернильного неба снегом. Его разум был подобен снегу — мягко плыл, запечатляя окружение. Он чувствовал себя кораблем без швартовки, без руля, полностью дезориентированным. Уилл поймал себя на том, что плотнее закутывается в плащ, благодарный стражу за то, что она не попросила его вернуть. — Наверное, я должен… — пробормотал он себе под нос, погружаясь в пограничное состояние момента. Звонка или дверного молотка не было; сквозь эти хмурые стены и темные оконные проемы вряд ли мог бы проникнуть какой-либо голос. Что, черт возьми, это было за место? Уилл побывал в самых темных уголках Лондона, видел вещи, которые других людей привели бы в больницу Пурфлит для душевнобольных преступников, откуда бы они никогда больше не выбрались. Но здесь, после пяти лет совершенно монотонной жизни, где он работал юристом, изучал литературу, растил своих собак и ужинал по воскресеньям с Аланой и ее матерью Пруденс Блум, он чувствовал себя так, как будто эта нормальность была сном, а эта реальность была той, в которой он наконец проснулся. В каком-то извращенном смысле это было облегчением. Он чувствовал себя как дома. Если он покопался бы глубже в своем сознании, в своих мыслях, в вопросах без ответов и подводных течениях ужасающей нереальности — он чувствовал себя… в безопасности. Как будто это было место, к которому он принадлежал. В этом не было никакого смысла. Как может быть хорошо в таком чужом и непривычном месте? Противоречиво хорошо? Хорошо, как нажать на спусковой крючок. «Не думай об этом». Он снова терял рассудок, в конце концов. Уилл потер глаза и ущипнул себя за шею. Его плоть выдержала испытание, и его глаза его не обманывали. Уиллу пришлось признать, что он действительно не бредит и стоит у входа в замок Лектер. Как раз в тот момент, когда он наконец затащил себя обратно в настоящий момент, Уилл увидел сквозь щели в старой двери отблеск приближающегося света. Затем звук бряцающих цепей и лязг отодвигаемых массивных засовов. Ключ нехотя повернулся с громким скрежещущим звуком, и дверь распахнулась внутрь. Перед ним был большой зал, массивная изогнутая каменная лестница бросалась в глаза, она разделялась наверху, ведя в два отдельных крыла жилой части замка. Стены были из выветренного камня, укрепленного толстыми древними деревянными балками, и украшены большими гобеленами с изображением лесных сцен, а также охотничьими трофеями и старинным оружием. В поле его зрения стояли три человека. Первый мужчина — явно только что открыл ему дверь. Он был хорошо одет, хотя и в стиле, который Уилл видел только на иллюстрациях из старых книг, в темно-оранжевом жилете и сюртуке верблюжьего цвета с лацканами, отороченными мехом. Ему было, возможно, под тридцать, на голове аккуратными волнами лежали каштановые волосы, его светлые глаза блестели так же потусторонне, как и глаза стража. Уиллу сразу же не понравилась его сардоническая улыбка. Позади, справа от мужчины, стояла женщина, еще более миниатюрная и похожая на птичку, чем страж, — эффектная блондинка с холодно–красивыми чертами лица, одетая в темно-синее платье с высоким воротником и расклешенными рукавами. Он отметил, как приоткрылись ее губы в легком вдохе. Мир был ничем иным, как тенью и бледной акварелью, все исчезло, когда Уилл увидел третьего человека — мужчину, стоящего на лестнице, как будто только что закончившего свой спуск. На нем были темные брюки и ботинки и яркая красная шелковая рубашка, расшитая золотыми узорами, похожими на крылатых существ. Одна из его длинных рук покоилась на каменных перилах, другая свисала вдоль тела. На костяшках пальцев поблескивали золотые кольца с драгоценными камнями. Его волосы отливали блестящим серебром, переходя к более темной стали. Он носил их длиннее, чем было принято, по крайней мере в Лондоне, и они касались воротника его пиджака и прилегали к одной из резко очерченных щек. Его гладкое лицо было благородным, особенно выделялся чувственный и гордый рот. Не будь волос цвета грозовой тучи на его голове, было бы трудно угадать возраст. Уилла охватило ощущение, что то, что он видел, что этот человек перед ним, был кем-то одновременно мирским и потусторонним. Кто-то экзотический, совершенно незнакомый, и все же его глаза, сверкающие, как глаза стража, были такими знакомыми, что Уиллу показалось, будто мир вот-вот ускользнет у него из-под ног, подбросив его в небо, чтобы он парил среди звезд. Вид его, этого человека — должно быть, графа Лектера, — вызвал у него самое сильное, сокрушительное чувство дежавю, которое он когда-либо испытывал. «Я знаю его». Лицо графа Лектера, на первый взгляд, было холодным и неподвижным. Но Уилл проследил за пульсирующей мышцей на его щеке и блеском слез в глазах, за тем, как он изо всех сил вцепился в перила. «И он знает меня». «Вильгельм! В какой ты поздний час! От слез я не смыкала глаз, Кляла я свет постылый, Откуда ты, мой милый?» Уилл почувствовал, как его тело напрягается, конечность за конечностью, дыхание со свистом вырывается из горла. Ощущение холода, похожее на тающие льды, сковало его голову и сознание. «НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ», — последовала властная команда. Но Уилл знал, что он не слышал этого своими ушами. Человек на лестнице что-то делал с ним. Но Уилл не имел ни малейшего представления, как или что он мог сделать, чтобы остановить это. Все, что он осознавал, — это низкий, гулкий пульс в ушах и эхо команды. «НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ». Он не может дышать. «Я теряю сознание», — спокойно подумал он, а затем быстро исполнил свое собственное пророчество.***