Клуб любителей маленьких лисиц pt.2

Сону не понимает в чем причина. Или его намёки не такие уж и прозрачные, как он думает, или кто-то очень жёстко тупит. Ли Хисын либо действительно глупый, либо очень умный, всё понимающий гетеросексуал, у которого просто нет другого выхода, кроме как притвориться великим слепым. Что уже Ким только не делал. И шорты короткие носил, и марафон уборки с позами из плейбоя устроил, и интеллектом блистал, вдруг он сапиофил и разговоры о всемироном заговоре будут эффективнее, чем виляние бедрами. Глазками стрелял, хвостом крутил, чуть ли не кричал «я сама похоть и секс, как ты меня можешь не хотеть» и всё без толку. Как об стенку. У Сону терпения много, конечно, но второй месяц уже идёт, а он до сих пор свои ноги на чужих плечах не примерил, жар чужого тела не ощутил, скуление удовольствия на ухо не слышал. Он вообще много чего хочет от Хисына. В первую очередь его внимание, во вторую его заинтересованность в нем и в третью — член. Просто уже, пожалуйста, я задолбался хотеть и не получать. Сону так не привык. Он со дня первого знакомства себе его заприметил. Такой неловкий и неуклюжий, но милый и красивый. Когда Джей ему рассказывал о том самом своём друге, который ищет соседа, чтобы пополам квартиру снимать, он почему-то умолчал про то, что сосед удивительно сильно похож на идеал мужчины для Ким Сону. Высокий, смазливый, но с такой острой угловатой изюминкой, которая его очень мужественным делает. Широкая шея, крепкие плечи, узкий торс. Всё, что Сону любит ещё и приправленное чувством юмора, непосредственностью и природным обаянием. Надо брать. Точнее, надо, чтобы это его брали. Сону не думал, что придётся так заморочиться, чтобы соблазнить, как оказалось, простого додика, который кроме квартиры и своего компа ничего не видит. Он и кошкой выгибался, и полуголый ходил, и помочь с парной позой в йоге просил. Да там поза больше не из йоги, а из камасутры, а он ни в какую. Ходит, яму на месте пуза чешет и, вроде как, параллельно ему, что Ким ноги голые на стол выложил и банан ест. Боже, он столько бананов как перед чужими глазами за всю жизнь не ел. А вроде умный человек, программист там какой-то и не может понять, что ему под нос чуть ли ни секс в чистом виде суют и ждут, когда он возьмёт. У Сону скоро терпения не хватит и он просто в чужую комнату залетит с криком «или ты меня трахаешь, или у нас появляется проблема». Ну Хисын не похож на человека, который никогда не грешил однополым влечением, раз да было. Да о чем вообще можно говорить, если он ссыт кипятком по Джейсону Коллинзу и пересматривает все его игры по сто раз. Хисын делает вид, что он слишком нормальный для всего этого ненормального, но Сону-то краем глаза видит как он на его жопу смотрит. Бесится из-за этого, потому что Хисын точно хочет и он хочет, но гордость не позволяет ляпнуть что-то вроде «да возьми ты уже меня за задницу, я же только за». Сону уже хочет увидеть как раскраснеется чужое лицо, как набухнут вены на шее, как задрожит голос. Он хочет, чтобы его разрывало от чужого размера и сперму Хисына на своих бёдрах. Да, вот такие вот они ангелы двадцать первого века. На хуй нимб, дословно. Чтобы плотно чужой фаллос обхватило и мешало кончить, продлевая акт распутства на подольше. Сону хочет его. Себе. Ну почему он баран такой?! Между ними это сексуальное напряжение стеной стоит, но они слишком слепые (читать, как слишком тупые). Сону стремно сказать «давай ты сядешь на стул, а я сяду на тебя», а Хисын вообще ничего не говорит. Пялится незаметно (как он думает), шарахается, пытается делать вид, что его здесь вообще не существует. Если так и дальше будет, то Ким не знает, что делать. Голым уже ходить что-ли, он и так в одной футболке бегает, хотя и оправдания этому нет. Не было такого, чтобы он одеваясь, отвлёкся на что-то, не заметил, что низ голый и махнул в итоге рукой, якобы и так сойдёт. Сегодня Сону в штанах, зато кроп-топ. Он уже три раза в верхнюю полку лазил ради херни всякой — ноль реакции. Нет, реакция есть, Хисын его глазами жрёт, ногой припадочно по полу стучит и опять в планшет пялится, когда Сону на него смотрит. Боже, что за цирк, какая-то пантомима, а не обычный завтрак двух хороших соседей. Бутерброды, фрукты, шоколадка, чай на столе, а мог быть Сону. Хен, ну ты и тугой, я, кстати, тоже тугой, давай проверим где более узко, в моей заднице или в твоём кругозоре, который сосредоточен почему-то на каких-то сайтах и программах, а не на моих губах. Кругозор, блять, обернись вокруг и посмотри! Я эту квартиру вылизал для того, чтобы потом вылизали меня. — Хен, — не выдерживает Ким, локти на стол обеденный складывая, — а у тебя был опыт с парнем? Хисын медленно глаза поднимает, на него смотрит удивлённо и даже ногой ритм настукивать какой-то свой перестаёт. — В чем? Крючком, блин, вязать. Сону, давай, ты же умный, побудь ещё немного наивной глупой девой ради этой дрыщавой швабры. — Ну, сексуальный, романтический? Нравились тебе когда-то парни? Хисын кажется смущенным. Он глазами по комнате бегает, его прямого взгляда избегает и после полуминутного молчания неуверенно плечами жмёт, и такой: — та нет, вроде. Боже, как всё запущено. Хен, не ломай мою веру в человеческую смекалку. Не рушь мои надежды. Не топчи мое чувство самодостаточности как человека и возбуждающего объекта. Я же тебя завалю из принципа. — А ты? — спустя несколько бесконечных секунд неловкости, выдавливает из себя старший и Сону чувствует приближающуюся катастрофу. — Тоже нет, — он сам стреляет себе в голову. «Тоже нет» стоит понимать как: умение засовывать в рот банан целиком не передаётся с молоком матери. — Что, вообще ничего гейского в твоей жизни не было? — Всё-таки не сдаётся Сону. У Хисына в глазах денжер, нервный тик, а на языке крутится «систематически почти каждый вечер я дрочу, представляя тебя на месте своей руки. Наверное, это можно считать гейским». Он говорит: — Никогда. Не было ничего такого, мне разве что в дрова нужно быть, чтобы чем-то подобным заняться. В дрова… Боже, Сону, и почему ты такой глупый. Конечно! Лучший двигатель отношений — алкоголь. Он покупает две бутылки того самого коньяка, который видел у Хисына, ну, чтобы наверняка и готовит немного закуски. Чуть-чуть, чтобы не засиживаться долго. И натягивает самый домашний, самый растянутый, самый легко снимаемый свитер в мире и хипсы. Да на нем разве что не весит поперёк лента «хочу, чтобы меня трахнул Ли Хисын». Интересно, если бы он такую нацепил на себя, чтобы старший сказал. Опечатка? Первое апреля? Чонсон заставил? Нет, это собственное желание. Это требование! Подсказка, сука. Хисын подсказки не воспринимает. Наверное, ему нравятся мучения. Сону запомнит. — О, а что за повод? — поднимает брови Хисын, когда на кухне Сону в окружении «уламывательной» провизии находит. Повод, пфф, либо рождение интересных взаимоотношений на любой ближайшей горизонтальной поверхности, либо похороны его надежд. — Кошка родила, — Сону больше ничего не говорит, никаких объяснений, никаких дополнений. Чья кошка, где, зачем. Хисын под его взглядом не решился уточнять. Первая идёт как в сухую землю, хотя Сону и не любит такую спиртягу, он больше по сладенькому. Но, что только не сделаешь ради прозрения. Хисын удивительно отзывчивый к его предложению и даже толкает речь типа, ну, чтобы росли здоровенькими. Преступная расслабленность приходит на четвёртой, язык развязывается на ней же. Смелости у Сону прибавляется на пятой с половиной (просто допить не может). — Ты бы меня трахнул? — Очень смелая половинка шестой. Хисын давится лимоном. Он должен, по идее, смотреть растерянно и удивлённо, а смотрит так, будто бы он уже доказывает, что трахнул бы. Они молчат две рюмки. У Сону начинают разъезжаться ноги. Не так сильно, чтобы можно было что-то увидеть, но достаточно, чтобы рациональность помахала им ручкой и вышла из комнаты. — Мне кажется или ты мне на что-то намекаешь? — уже не так чётко и осмысленно говорит Ли на юбилейной, пока Сону пропускает, заменяя выпивку фруктами. Сука, какой догадливый. А нужно было всего лишь десять тысяч вон на бутылку горького пойла, даже вторую не открыли. Теперь ноги Сону разъезжаются по его воле с агрессивным подтекстом и прямым взглядом в глаза. — Ли Хисын, — его завязанный язык лепечет на удивление строго, — выеби меня уже. Хисын будто бы протрезвел за секунду. За ту секунду, в которой Сону просто стягивает с себя мешковатый свитер и бросает прямо в лицо старшего. Подумать только, его талия и вправду крохотная. Первый поцелуй с Хисыном на удивление аккуратный, совсем не несёт в себе тот самый озвученный Сону «выеби» подтекст. Он гладит пальцами шею, так бережно сосёт его губы и дышит тяжело, смотрит неверяще. Сону не хочет даже терпеть этот взгляд, который говорит «я не знаю, что мне делать и сейчас вообще сбегу». Ким седлает чужие бедра и несдержанно трахает его рот языком, мешая хоть что-то ляпнуть, но позволяя скулить восхищённо и требовательно. Когда пальцы Ли хватают его за волосы крепкой хваткой, а зубы вгрызаются в шею, Сону думает «вот оно». Наконец-то… Постанывает тихо и ерзает на чужих бёдрах, к ширинке ближе пододвигаясь. Громкое дыхание Сону как триггер, напоминающий о том, как Хисын стирал собственную руку о член, слушая каждый его вздох за стенкой и сил держать себя в узде просто не остаётся. Хисын прёт на Сону диким голодным тигром, рвёт зубами ранку на губе, ласкается языком с чужим и шарит руками по всему обнажённому мягкому телу. Хисын жаждет чужой рот, губы, язык, слюну, он всё хочет, но Сону закидывает голову выше, прерывая их поцелуй, который больше был похож на сражение языками и дышит загнано. — Я уже думал ты не решишься, — шепчет в потолок Сону, наслаждаясь рассыпающимися поцелуями по своему телу. И Хисын так думал. Он и представить не мог, что эти ноги так легко для него разойдутся. — Я тебя хочу с первого дня, — с сочувственной усмешкой говорит Хисын. Я заметил, думает иронично Сону, но ничего не говорит, сползает на пол, на колени, и стягивает чужие штаны до щиколоток. Мычит от ощущения тяжести чужой наливающейся кровью головки члена на языке и губы сжимает, немного в рот берёт, соскальзывая с кончика в тот же час. Опять лижет. Будто издевается. Хисын молится, чтобы выдержки хватило хотя бы для того, чтобы его член полностью оказался в чужом рту, а не позорно кончить уже на начале. Сону медленно просто ведёт губами, смещает их понемногу всё ниже и ниже, проходится языком. Хисын смотрит на него с обожанием и очарованием, будто то, что делает Сону это самая милая вещь в мире. Он проводит пальцем по виску, гладит ушко покрасневшее, убирает мешающую челку с глаз. Сону тут же глаза поднимает, губами снова на головке громко причмокивает и сердце Хисына куда-то в пятки падает. В голове почему-то слова Джея при знакомстве. «Это Сону», «…ангел». Кто бы мог подумать, что даже с членом во рту и бегущей слюной по подбородку все ещё ангел. — Хватит пялиться, трахни мой рот, — хрипит по-ангельски, кажется, Хисын слышал между слов пение хора. Он вскидывает бедра вверх, вбивается в чужой ротик, насаживает голову Сону рукой и хрипло дышит, когда начинает доходить до разрядки. Ли кончает глубоко в глотку, заливая кухню рычанием и дрожит бедрами, которые Сону сжимает ощутимо. Он отстраняется как только вязкая теплота расходится внутри, соскальзывая с члена, словно с замороженного спирального льда и тянется за рюмкой старшего, запивая семя коньяком, закусывая долькой лимона всю эту гадость. Сону толкает посуду на другую часть стола и падает на свободное место грудью. — Только попробуй сказать, что ты больше не сможешь, — шипит он, стаскивая белье, в котором сюрприз прячется. Блядская пробка между светлых половинок. Не сможет? У него стояк на Сону это обычная реакция. По бедрам течёт смазка, пробка с блестящим стразом лежит в морских грибах (Хисын бросал не глядя). Стол ходит от того напора, с которым Ли вколачивается в обожаемое тело, а наградой служит вокальный голос Сону и дрожь в коленках, когда он новый угол берёт, закидывая одну ногу Сону на стол, теснее прижимаясь. Они сбиваются со счёта сколько этих раз уже было. На столе, на стуле, у стены. Нет чтобы как нормальные люди в спальню пойти, хотя бы до дивана, но судя по продвижению их отношений, будет и диван, и кровать, и подоконник. И ванная будет, сегодня там не получилось, потому что Сону валился с ног, а Хисын чисто физически больше не мог кончать, но целовались они ещё долго, медленно и очень жадно. — Не вздумай утром сбежать, сделать всё неловким и это вообще алкоголь. И всё, что было между нами это ошибка, иначе отрежу яйца, — предупреждает Сону, скручиваясь на его груди, когда они в его спальне на кровать заваливаются. У Хисына просто нет сил, чтобы рассказывать, как долго он мечтал хотя бы о примитивном столкновении телами в коридоре. — О, я бы никогда… если на утро это всё не окажется сном, то мои яйца и так в твоём распоряжении. То-то же, такой расклад Сону уже больше нравится.