Клуб любителей маленьких лисиц pt.2

Ники наслаждался своей работой. Помимо того, что это делало огромный вклад в экосистему, это ещё было и просто весело. Дон его неоднократно брал с собой нырять с аквалангом, он ездил с другими рейнджерами в джунгли и на так званое индонезийское сафари, где он просто восхищался окружающим миром и терроризировал свой фотоаппарат. А ещё Ники совсем немного, чуть-чуть, кажется, был зависим Сону. Сону красивый всё время. Даже с утра, с отпечатком подушки на щеке, с заспанными глазами и гнездом на голове. Внутри Сону розовый шторм. Ники розовый ненавидит, но если он на Сону, то автоматически прекрасно. Лето, розовый, что дальше?.. Начнет губы мазать какими-то маслами? Ладно, он их только в одном случае намажет, если Сону ему это средство лично со своих предложит. Сону много говорит, мало отдыхает, любит кофе, хотя у него периодически мигрени из-за этого напитка, и сладости. У Ники на этот случай теперь в кармане всегда какая-то шоколадка и вечная дебильная улыбка на лице. Даже Дон говорит, что он очень улыбчивый парень, хотя раньше за ним такого не прослеживалось. Ники ещё и капризный очень был, но это с ним осталось до сих пор, а Сону как-то не против побыть нянькой, он и так с сотнями черепах возиться и ещё одного утенка потерпит. — Хен, дай мне мандаринку тоже, — мурчит он, кутаясь в плед, ведь на улице уже вечереет и прохладно становится. Они сегодня никуда не идут, ведь целый день проработали в инкубаторах и возились с новорожденными малышами, поэтому они после ужина на веранде их домика собираются пойти отдыхать. — Возьми эту, — Ким тут же протянул свою, но японец замахал головой. — Нет, хочу другую, большую, — отказался Ники, кивая на большую тарелку с фруктами. Сону лишь вздохнул, якобы ну что за ребёнок и с улыбкой потянулся к тарелке, выбирая самую крупную: — это так важно? — Конечно, это важно, разве ты будешь брать что-то хуже, когда есть возможность взять лучшее? — Ты так хорош в корейском, что я даже боюсь с тобой спорить, — зафырчал Сону и протянул на этот раз очень симпатичную и круглую мандарину. — Почисть, пожалуйста, я руки грею, — клянчил мило Ники и как только Сону приступил покорно, заулыбался хитренько, — мой корейский стал лучше, да, Сону хен? — Он и в первый день был хорош. С твоими языковыми способностями нужно было идти на лингвиста или куда-то в эту степь. Был бы полиглот и смог бы зарабатывать много денег на репетиторстве, — говорил Сону мечтательно, медленно снимая мягкую кожуру с фрукта, но Ники мычит отрицательно. — Звучит скучно. — Зато не рассекать ластами океан полный опасных существ и не бродить ночами по холодному пляжу, — вздохнул Ким, разделяя сладость на доли. — Ты будто бы не любишь это… Тебе не нравится твоя работа? — просто звучал Ким как-то пренебрежительно, будто он это действительно и имел в виду. — Нет, с чего ты взял?! Приперся бы я сюда из Кореи, если бы не хотел этим заниматься. У меня было много разных предложений по практике, но я захотел сюда. И я не ошибся. — Прости, просто вдруг… — Ники пожал плечами, понимая, что, возможно, он и не может о таком спрашивать. — Я, на самом деле, разочарование родителей, — натянуто посмеялся Сону, скрупулезно снимая белые ниточки, хотя он это делал вероятно, чтобы не остаться без дела и не смотреть Ники в глаза. По позвоночнику младшего прошёлся холодок и вовсе не от ветра. — Ты шутишь, наверное, — смешок парня нервный и короткий, потом он им же и давится, когда Сону всё-таки поднимает глаза. — Папа ведущий хирург, мама учёный в области нейрохирургии, старшая сестра держит собственную косметологическую клинику и я. Ким Сону. Мальчик с рюкзаком в виде акулы и сказками о том, что он изучит весь океан. Когда говорят хирург, нейрохирург и дерматолог, то несчастный зоолог звучит уж совсем ущербно. Родители до последнего отговаривали и до сих пор против, говорят устроим тебя куда хочешь, только выучись. А я с пятнадцати по всем организациям по защите диких животных и в итоге практикующий ветеринар и зоолог. Голос Сону необычно нежный, взгляд противоположно острый, а губы сухие из-за того, что он их сам облизывает и под ветер подставляет. — Ты не прав, — шикнул Рики, — ничего это не ущербно, разве ты должен делать то, что тебе не нравится ради кого-то?! Если ты любишь то, как ты живёшь, значит живёшь ты правильно и никакая нейрохирургия не принесёт тебе счастье. — Всем бы так думать, Никия. Мои родители свято верят, что я здесь бегаю с аборигенами и как Маугли таскаюсь с волками. — Бред… здесь даже нет волков! — Я образно, — Ким фыркнул, это рассмешило его. Скорченное лицо Ники было милым. Эта его мимика. — Нужно просто принять, что кому-то мало кабинета и мягкого седалища на кресле. Я не могу себя представить в каком-то белом офисе в уродской тройке. — Тебе бы подошла тройка, — мягко мычит Сону, всё-таки засовывая в чужой рот дольку мандарина. Слишком уж этот парень правильные слова говорит, Сону так не привык. Сону привык к «ну что за ребячество», «почему ты позоришь семью своим упрямством», «будешь до старости бегать с яйцами», «пусть какой-нибудь шимпанзе укусит и заразит бешенством», «кто же лезет из князей в грязи». Он точно не «князь» так званый, он любит животных, ему нравится дарить любовь и творить добро. Сону хочет возиться с яйцами, если это значит, что он может спасти редкий вид от вымирания. Сону не нужен белый кабинет отца и заслуги как у матери. Ему нет дела до кучи денег, которые лопатой гребёт его сестра, помогая людишкам с проблемной кожей. Они же их получают по большей части потому, что экология загибается. Сону даже немного стыдно, что он человек, поэтому он берет из своих возможностей только те, которыми может помочь. Пусть помогает он не людям, но это вовсе не значит, что помощь не нужна другим. Ники ловит слезливый взгляд Сону, и в его груди штормит от боли. — Хен… — рука Сону все ещё тёплая, когда Нишимура берет её своей большой ладошкой. — Ники, я всё делаю правильно, — шепчет Сону, кусая наливные губы, его глаза не роняют слёзы, но они буквально на пороге этого, — я знаю это. У Ники боль сравнима с химическим ожогом в желудке и ноет, и ноет, и ноет в груди. Он даже представить не мог, что Сону, чтобы здесь оказаться, принёс в жертву свои хорошие отношения с родителями. — Главное, что это знаешь ты, — всё-таки находит в себе силы отлепить язык от неба Ники. Проходят долгие минуты тишины, прежде чем Сону начинает убирать со стола и спрашивать будет ли Ники чай. — Хен, — вместо ответа прерывисто вздыхает Ники, вытягиваясь к уже стоявшему парню, — я влюблён в… в-в то, что ты делаешь. Ты не разочарование. Ты для меня мотивация и ты правда крутой. И самый лучший, он этого уже не успевает сказать, ведь Сону смеётся мягко, красиво, опускает тарелку, которую держал на стол и ерошит ему по-братски волосы. Ники в этот момент словно щеночек, особенно с вот этими вот блестящими чёрными глазами. — Я рад, Никия, что у меня такой хороший младший как ты! Чай с мятой или малиной? Но не успевает Нишимура и задуматься, что же он действительно хочет, помимо того, чтобы обнять Сону крепко-крепко за талию, как они слышат крик. Такой раскидистый, долгий, противный, чайку напоминает. Но это всего лишь один из работников заповедника, перебирающий на коротких ногах как пингвин и тяжело дышащий. — Там Дон вас зовёт, нужна помощь. Сегодня аж двенадцать кладок нашли, — у него в глазах паника граничит с «охренеть» и сердце не на месте от бега. Ну да, мужчина пузатенький, взрослый, да ещё и к сигаретам охочий. — Двенадцать?! — пораженно вскрикивает Сону, параллельно из бутылки воды знакомому наливая, — когда же такое было. Дон рассказывал, что раньше за сезон сотня черепах могла вернуться, а это уже вторая. — А по твоему зря мы здесь днём и ночью черепах пеленаем, все кто возвращаются это черепахи, которые когда-то уплыли отсюда и вот! Годы-то идут, самки растут и приходят сюда со своими яйцами, — звучит этот мужчина почти гордо, сёрбая воду между словами, — я лично несколько миллионов черепашат выпустил за все свои годы работы, думаешь среди них нет моих. Возможно и твои подопечные когда-то придут сюда. Так, ну что стоите! Быстрее, быстрее… Они бегут к инкубаторам, в которых такая загруженность, что приходится рыть ямки на проходах в домиках и закладывают свежие яйца. — За сегодня в целом тысяча четыреста яиц. Ты представляешь вообще?! — шепчет Ники Сону на ухо, помогая закладывать оставшуюся партию. Сону лишь качает головой: — Я до сих пор удивлён. Даже Дон говорит, что этот сезон сумасшедший. А вот скоро они лупиться начнут. Первые уже на подходе. Представляешь, что это будет, — расплывается в улыбке Сону, ему от одной визуализации бассейна кишащего миниатюрными черепахами тепло на душе. — Будет много черепах, — невозмутимо мычит Ники, якобы ну вот, и Сону глаза закатывает, скалясь. — Да, будет очень много черепах и ты будешь придумывать имя для каждой! — почти злорадствующе шипит он, ямку начиная зарывать, но Ники всё за чистую монету принимает. — Да в японском столько слов нет, сколько черепах будет. — А ты из корейского возьми у тебя хорошо получается, полиглот, — и смеётся. Смеётся так, как нравится Ники. Так воодушевляюще и с надеждой. Действительно сумасшедший сезон.