Клуб любителей маленьких лисиц pt.2

Сону обгорел. Очевидно. Не было и шанса, при том, что действительно они провели всё утро и весь обед на солнце, и под вечер, когда они вернулись, Сону зашёл в дом и просто… а-а-ауч. Ему было больно даже снять одежду, поэтому Ники пришёл на помощь. Конечно, не так он себе представлял этот момент. Ну, где-то в самых тайных мечтах он уже нафантазировал как они с Сону могли бы снимать друг с друга одежду, конечно же, спехом, пытаясь не прерывать поцелуй, но ситуация кардинально другая. Ким скулил и почти плакал, пока поднимал руки, чтобы Ники стянул с него тонкую кофту под которой была майка, и вот если с первой всё было просто, то майка… даже лёгкое прикосновение сопровождалось болью и Сону, хотя за ним этого никогда не прослеживалось, но просто умолял прекратить тянуть вещь и капризничал. Да, романтике не было и места. У Ники даже вскользь такой мысли не было, пока он смотрел на чужие мучения. Нишимуре хотелось просто опустить его в бассейн со льдом, когда он смотрел на кожу старшего. Кажется, это была первая степень. Ники даже растерялся. Вся до недавних пор бледная кожа, которая так или иначе обнажалась перед ним в доступных невинных рамках, была ярко-розовая, особенно на плечах, шее, спине и лице. Ники с ужасом боялся найти там вздутые волдыри или типа того, но кожа Сону была просто бесконечно обожженная солнцем и болела до тихого скуления. Ники думал, что это, вероятно, даже не первая степень, когда Сону сказал, что у него болит голова и ему нехорошо. Ники тут же включил вентилятор в комнате и направил на присевшего на кровать Сону. Лечь ему может и хотелось, но было бесконечно больно, что груди, что спине, поэтому он сидел низко опустив голову и радуясь хотя бы прохладному ветерку, который гонял вентилятор. Ники в это время набрал Дона, который ещё на воде по одному взгляду на Кима определил, что ночка у него будет «весёлая». Тот сказал, что отправит к ним в домик штатного врача и попросил не заниматься самолечением. Ники слушался, ведь старший был прав, но врач почему-то не шёл так, как он хотел (а именно за тридцать секунд), а смотреть на страдающего от боли Сону не было никаких сил. Ники решил, что он может сделать хотя бы минимум, который не повредит. — Сону хен, выпей воды, станет легче, — Ким принял стакан с прохладной водой, но прежде чем выпить он поднёс его к лицу, с шипением и облегчением прикладывая стекло осторожно к полыхающей розовым щеке. Ники, сидя на корточках у его колен, буквально видел чужие страдания и ему стало бесконечно больно из-за этого. Где чёртов врач, пусть уже поможет его маленькому хену! Если бы Ники знал, он бы никогда в жизни не разрешил Сону переться в такой солнцепёк на яхте, где тень это что-то сказочное, в открытые воды. Кажется, Сону собой прогревал воду в стакане. — У тебя, наверное, жар, — прошептал Ники, наблюдая как старший понемногу начал осушать стакан, и боролся с желанием потрогать чужое лицо. И так понятно, что кожа Сону невероятно горячая. — У меня ощущение, что я и есть жар, — профырчал Сону почти бодро, но поморщился от, видимо, головной боли, передавая стакан Ники. Было видно, что его тело слабое и он просто хочет упасть на ближайшую горизонтальную поверхность. Нет, нет в Ники столько выдержки, чтобы ждать. — Так пошли-ка, — японец всё-таки взял Сону за локти, ощущая какие они горячие, хотя и покраснений на них сильных не было и поднял Кима осторожно, направляясь вместе с ним в ванную. — Что ты хочешь? — промямлил Сону, доверчиво позволяя себя вести и даже снимать брюки. Ноги, как хорошо, не пострадали сильно, хотя и было видно загар. — Нужно в душ, хен, давай, тебе станет легче. — Ты собираешься здесь быть? — разволновался старший, мигом опуская руки на бедра и стыдливо их прикрывая, будто это какая-то суперважная часть тела, которая не доступна чужим глазам. Хотя, мало ли, кто же знает какие у Сону загоны. — Можешь не беспокоиться, хен, я не буду смотреть. Просто переживаю, чтобы тебе не стало плохо, — Ким поджал губы, он понимал, что Рики ничего плохого не имел, но ему было всё-равно немного стыдно. — Я останусь в белье, — спустя пару секунд раздумий твёрдо решил Сону и Ники вовсе не собирался заставлять его раздеваться до гола. Он поставил в душевую кабину небольшую пластмассовую табуретку и Сону осторожно на неё сел, ведь сил стоять не было, ожидая пока Ники настроит воду. Он отвёл напор в другую от Сону сторону, с переживанием выбирая максимально комфортную прохладную температуру. Ники начал с малого: он набрал в ладонь воды и вылил её на плечо Кима от чего тот тут же завопил, дергаясь на месте, но Ники даже не успел испугаться, как Сону попросил ещё. Он повторил несколько раз, прежде чем навести слабый напор воды на Кима, омывая его плечи, шею, спину и грудь. Он был ещё более осторожным, когда Сону подставил лицо. Это принесло облегчение, но голова ещё болела. Пальцы Сону лежащие на бёдрах безостановочно дрожали и Ники мог поклясться, что его тело вело себя похожим образом. Его просто трясло ровно до того момента, пока к ним не пришёл врач. Он с одного взгляда поставил так называемый диагноз, который знали все, успокаивая Ники насчёт степени ожога, ведь второй не могло быть — не было характерных надутых волдырей. Не без труда они уложили Сону на его постель на живот, ведь пострадала в большей степени спина и накрыли мокрой тканью от пяток до шеи. Врач дал противовоспалительные препараты, антигистаминные и схему, когда их принимать. Лечение помимо препаратов оставалось тем же: мокрая ткань и никаких контактов с солнцем. Врач оставил и аэрозольную пену, которую посоветовал нанести утром, когда кожа немного успокоится и сказал больше отдыхать. Очевидно, что рабочий день Сону был отменен, а Ники полночи ходил вокруг спящего парня, проверяя его состояние и меняя ткань, смачивая её новой порцией холодной воды. Японец не мог нормально спать и в итоге встал до будильника, не выдерживая. Он снял с обожженного тела простынь, снова морщась от того состояния, в котором оно было. Вроде ничего страшно, ну не умрёт никто, да, неприятно, но не настолько же. Ники было так больно, будто это он сгорел на солнце, лучше бы так и было. И почему Ким Сону такой нежный цветочек, и мы умолчим, что именно этим он ему и нравится, но нельзя же быть таким беззащитным. Нужно просто принять, что он в зоне риска. Всегда в риске. — Сону хен, — Ники будит его мягко, трепля нежно за запястье, потому что выше, вроде как, больно и терпеливо ждёт, когда же Ким откроет глаза. Так как сон у него чувствительный, ждать долго не приходится. — Пора вставать? — шепчет Сону, вздрагивая от неожиданности и кое-как раскрывая большие, но в этот момент очень непослушные слипшиеся глаза. — Тебе точно не пора, — фырчит Нишмура, поднимая с тумбы аэрозоль, — давай, я хочу обработать кожу пенкой. Сону слушался беспрекословно, он приподнялся на локтях, но резко почувствовал боль в животе и груди от того, что не менял позу всю ночь и сперва решил просто пройтись. Ники ходил за ним хвостиком, упрашивая съесть чего-нибудь, ведь Ким не ел с самой яхты, ничего со вчерашнего дня. — Я буду чай, — в итоге буркнул Ким и Ники тут же пошёл выполнять. В итоге получился чай и тарелка с фруктами. Конечно, так себе сочетание, но лишь бы Сону поел. — Я готов, — Ким выглядел куда лучше, хоть и его тело бесконечно болело, а слабость не позволяла даже нормально ходить. В итоге Рики превратил старшего в снеговика, покрывая белой пеной. — Бесконечно смешно, — фыркнул Сону с чужих попыток сдержать смех. — Прости, ты милый просто, — что же, это, видимо, Сону успокоило и он пошёл обратно ложиться, даже не споря с тем, что ему не на работу. Хотя мог. А вот Ники на работу. Он в последний раз перед выходом проверил Кима, проследил, чтобы он выпил лекарства и пошёл на работу. В итоге все его мысли всё-равно возвращались к хену. Хоть и понимал он, что хорошего в ситуации вообще ничего, но заботиться о любимом было приятно. Получилась какая-то новая степень доверия, даже тот душ показал, что пусть Сону и стесняется, но не реагирует отрицательно на него. Возможно, это, конечно, безысходность, но. Ники нравится, он придумывает себе сказку и никак иначе надеется на то, что в будущем будет первым к кому Сону сможет обратиться. Он так чертовски много думает о нем. Ники не хочет видеть между ними границы, он их мечтает стереть как ластик неровную линию от карандаша, да так, чтобы без следа того, что она вообще была. Конечно же, многие спрашивают о самочувствии Сону, приходится их успокаивать. Именно потому, что все очень переживают, у Ники получается не рабочий день, а практически свободное время; его просят часто проведывать Кима, хотя телефон никто не отменял. Но, конечно же, Ники вовсе не против. Когда он появляется на пороге в третий раз за первую половину дня, Сону не может сдержать возмущение: — Ты сегодня вообще работаешь? На Кима направлен вентилятор, он все ещё без одежды, а пена уже давно впиталась в его кожу, оставаясь на ней лишь прозрачным чуть липким слоем. — Работаю, да ещё как! — ухмыляется японец, в этот раз он пришёл не с пустыми руками, а с просто невероятной, невообразимой вещью, точнее существом. — Ты только тропинку протаптываешь от инкубаторов к нашему домику, не боишься получить от старших? — Сону откладывает телефон, которым был занят до этого и чуть приподнимается, он снова лежит на животе, но уже настолько надоела это поза, что нет сил. — Они сами меня сюда отправляют, так что не волнуйся, если это было волнение, — Ники оставляет небольшой пластмассовый террариум на кухне, чтобы Ким его не заметил раньше времени и идёт в спальню, — как самочувствие? Ники привычно присаживается и его лицо оказывается на уровне лица Сону. Ким смотрит на него секунд и всё-таки не выдерживает. Нежная добрая улыбка располагается на его лице, и Ники тает подобно тому как это делала остужающая пена на горячей розовой коже. Момент до чего трепетный для японца, отдающий приятным покалыванием в животе и ответной улыбкой на лице. — С твоим приходом стало лучше, — ладно, Ники чувствует как у него перехватывает дыхание. Наверное, это не у Сону солнечный удар, а у него, ведь такое только в бреду могло случиться. — Ой, да у тебя походу температура, бредишь, — смеётся он и руку к щеке Сону подносит, осторожно костяшками пальцев прикладываясь. Сону мелко вздрагивает и сильнее в его руку вжимается, глаза прикрывая. — Ты такой холодненький, — мычит Сону, расплываясь в новой теплой улыбке. И она невыносимо прекрасная, как и всё в нем. — Ты всегда говорил, что я тёплый, — фырчит, медленно волосы падающие на лицо убирая. — Сейчас холодный, мне так жарко, что, кажется, мне всё холодненькое. Я к чему только сегодня не прикладывался в поисках холода. — Заразу собираешь, а вентилятор тебе зачем. — Он не помогает долго. Запшикай меня уже той фигнёй, горит всё — не могу. И чешется. — Надеюсь ты не трогаешь кожу? — уточняет Ники, вытягиваясь за аэрозолем. — Это невыносимо больно, я даже не пытаюсь. Ким мычит двояко, когда Ники снова распыляет на него пену. Сону улыбается от осознания того, что о нем заботятся. Это же бесконечно приятно, он даже не может подобрать похожую ситуацию, чтобы сравнить. Ники этим напоминает его сестру, с которой у него всё-таки остались нормальные отношения. Нуна всегда поддерживала его, знала много его тайн и заботилась как могла. Когда советом, когда объятиями, а когда и денежкой, спонсируя очередную прихоть, которая заключалась в пожертвованиях на какой-то вымирающий вид животных или в приюты, или в заповедники. Он по ней скучает. Пена пахнет приятно, чем-то освежающим, не как большинство лекарств и процесс становится куда лучше. Тандем из приятных ощущений и запаха заставляют Сону растечься на кровати мягким желе. Ники убирает волосы Сону, которые скоро уже до плеч будут доставать и просит его прогнуть шею, чтобы намазать воздушную пену и на эту часть. Нишимура средства не жалеет, пшикает даже там, где не беспокоит, просто потому, что ему кажется это необходимым, чем вызывает улыбку на пухлых губах. — А я заметил, как ты пялился на мою задницу. Ники чувствует себя загнанным в угол мышонком, когда это слышит. Ну, в своё оправдание сложно не смотреть, когда перед тобой лежит желанное тело почти в чем мать родила, прикрывая самое уязвимое лишь тонкими хипсами. Ну и задница эта… он не извращенец, но как не посмотреть, как не воспользоваться ситуацией, хоть немного попускать слюни на сочную филейную часть Сону. Задний вид вообще шикарный. Талия Сону маленькая на фоне мясистых бедер и мягкой задницы, а плечи широкие. Ники отчётливо видит те самые «песочные часы» и ему никак не становится легче от этого. — Может ты и задницу свою поджарил, кто же знает, — оправдывается он, с сосредоточенным лицом распределяя пену кончиками пальцев даже не касаясь кожи. На самом деле уже нет в этом необходимости, но Ники сложно устоять. Нужно ловить момент. — Хочешь проверить? Хорошо, он не выдерживает, особенно этого провоцирующего тона. — Кому-то уже легче раз он шутки шутит, может и на работу пойдешь? Ники дуется в шутку и снова к лицу загадочному приближается, он собирает на пальцы пену из распылителя, ведь тем в лицо пшикать неудобно, боится попасть в глаза или на волосы, и просит без слов лицо приподнять, чтобы ему удобнее было. Сону к нему голову поворачивает и глаза прикрывает покорно, позволяя обработать свои щеки, нос, лоб и подбородок. — Я может… не шучу, — тихо шепчет он и Ники понимает, что начинает терять контроль. Как минимум ничего сделать он не может потому, что чужое тело больше похоже на оголенное мясо, которое болит от малейшего прикосновения и ни о каком драматично-романтичном «повалить на спину и страстно приложиться губами» и речи быть не может, а ещё Ники просто морально, наверное, не готов. Не готов в случае чего принять то, что ему всё кажется и Сону вовсе не это имеет в виду, если он вдруг всё-таки решится на что-то, что выходит за рамки «друзья». Он решает сам прекратить это. — Я принёс тебе кое-что, — вместо всего остального и под пытливым взглядом Кима идёт на кухню мыть руки и за тем самым «кое-что». Ники заносит переносной террариум с водой, прикрывая его своей рубашкой, ведь момент не хочется портить. Ему интересны чужие эмоции. Он верит, что эффект будет потрясающим. Сону всё пытается заглянуть, что же там младший несёт, но в итоге быстро сдаётся и верно ждёт, пока Ники снова опускается на колени и смотрит с блеском в глазах. — Я принёс тебе друга, чтобы не так скучно было и, между прочим, сейчас вы больше похожи на близнецов, — Ники прыскает от смеха и, честно говоря, Сону на секунду забывает обо всем на свете, очарованный чужой мимикой и обаятельными чертами, а потом забывает как дышать, потому что… — О Боже, Ники! Это неправда! — Сону чуть не подрывается с кровати, когда Нишимура показывает, что же принёс с собой из самого инкубатора, и смотрит огромными глазами на то, что ползает по пластмассовой коробке с водой на дне. — Это Широ, она получила свое имя не просто так, а все признаки на лицо, так сказать. Ники рад видеть эту реакцию, он не прогадал, когда выпросил у смотрящего за новым выводком эту черепашку, которая родилась сегодня ночью. Конечно, он не хотел давать, но когда услышал, что для Сону, махнул рукой, перекладывать всю ответственность на Ники. — Не могу поверить, никогда такого не видел, — Сону зачарованно тянется к коробке, заглядывая внутрь, как только Ники снимает крышку, на маленького подопечного. Широ, как прозвал черепаху Ники, альбинос. У неё полностью белое тело и панцирь и лишь ласты, голова и хвостик имеют лёгкий розовый оттенок. Глаза у черепашки красные, пугают попервой из-за того, что кажется, будто черепаха ранена в глазницы, но с ней всё в порядке. Ники достаёт детёныша, который активно гребёт ластами в воздухе и передаёт в руки Сону, восхищенно наблюдающим за особью. — Ники, это фантастика. — Ребята говорили, что это редко очень, у Пима это пятый альбинос за всю его карьеру, а он больше десяти лет работает. Удивительно, что мы смогли вообще такое увидеть. Кстати, по температуре это вроде девочка. Ники смотрит со всей существующей в нем нежностью и позволяет себе невиданную роскошь — прикоснуться пальцами к предплечью Сону осторожно, наблюдая за черепашкой и невесомо поглаживая тонкую кожу с редкими светлыми волосками. — Спасибо, Рикия, — шепчет Сону, ласково поглаживая светлый панцирь пальчиком, — она такая красивая, я очень рад, что увидел её. — Я просто как только увидел Широ, так о тебе и подумал, тоже беленький с розовеньким, и беззащитный, — Ники улыбается, потому что Ким поднимает черепашку ближе к своему лицу и целует нежно её белую голову, почти не касаясь. — Я бы бесконечно сильно хотел, чтобы с ней всё было хорошо. Представь только сколько опасностей ей угрожает. Помимо того, что она слабее, чем её братья и сёстры, так и точно желанная мишень для браконьеров и коллекционеров. Её панцирь на вес золота. — Ребята сказали, что будут дольше её держать в бассейне, чтобы проследить за её самочувствием. Возможно, она останется при заповеднике. Дон бы не выпустил эту просто так. Он тоже знает о рисках. — Это так грустно, не хочу даже думать об этом, — на лице Сону появляется печаль и это уж точно последнее, что хочет видеть Ники. Он гладит чужую руку чуть настойчивее, успокаивающе и заглядывает в глаза. — Её не бросят, уход за ней будет колоссальным. Ты же сам в первых рядах и будешь с ней носиться. Сону кивнул мило в подтверждение слов и снова поцеловал черепашку. — Мы с Ники тебя вырастим, Широ — пообещал он тихо девочке, разливая в чужой груди щемящий трепет. Да, он её вырастит. Вместе с Сону. Обязательно. Последняя наглость, которую себе сегодня позволяет Нишимура, это приложиться пухлыми губами к горячему предплечью, пока Сону играется с черепашкой, не обращая внимание ни на что больше. По статистике альбиносы у черепах случаются раз на сто тысяч, по личной статистике Ники шанс встретить Сону у него был один на восемь миллиардов. И в первом, и во втором случае сыграла судьба и, вероятно, удача. И в первом, и во втором случае сложно, но всё зависит от той любви, которую нужно вложить. Как Ким будет вкладывать свою любовь и заботу в выращивание черепахи, так и Ники будет делать тоже только по отношению к старшему. И он верит, что плоды определённо будут и в первом, и во втором случае.