Клуб любителей маленьких лисиц pt.2

Джей покупает гитару чисто для себя. Ну, он с детства мечтал играть, столько концертов пересмотрел, а сколько альбомов собрал, а про тот самый пик тинейджерской независимости и самостановления вообще можно помолчать. Как сейчас помнит огромные наушники от Xiaomi, которые у каждого второго были, джинсовка безразмерная, джинсы драные, дурацкая чёлка, которая и была все волосы на голове. Много времени уже прошло с того момента, и джинсовку пиджак заменил, и наушники от Samsung уже, и джинсы больше не выглядят так, словно их собаки грызли. Но одно осталось неизменным: любовь к року, гитаре и Linkin Park на повторе. Не то чтобы они лучшие, но определённо из любимчиков. Он, вообще-то, меломан и попса ему тоже к сердцу близка, как не слушать её, когда ты буквально сочиняешь глупые песенки на повтор для айдолов, но вот гитара… Гитара это прям для души. Это про юность, про свободу. Он покупает её для себя, но первое время даже не прикасается. Так и стоит она в кейсе, выполняя чисто декоративную функцию в студии, пока её один из младших не замечает. С Сону они тогда знакомы были то ли всего неделю, то ли и вовсе меньше. Он отбор в их агентство проходил, айдолом хотел стать, бегал из зала в зал, то хореографии разучивая, то голосок свой надрывая. Голосок, кстати, интересный, есть и получше из поступивших новичков, но у Сону какой-то прикольный, запоминающийся. Джей на него, если честно, не ставил. Танцор так себе, пение тоже не лучшее, разве что глазки мимишные, личико невинное и вот эта вот мимика его. Цепляет парень, симпатичный, но здесь таких много, а вот по остальным качествам другим он уступает. Джей на нем несильно внимание заостряет и замечает в другой раз уже тогда, когда его в состав трейни берут, приводя к нему на запись. — Вы играете? — не без восхищения тогда тянет Ким, пробегаясь пальцами по охеренно дорогому кейсу, снимая с него притрушенную пыль. В принципе, вот и ответ, но Джей даже глазом не ведёт, настраивая оборудование. — Нет… можешь заходить. У Сону фальцет мягкий и чистый, голос сладкий, высокая нота хромает, не хватает силы, но с практикой такая птичка получится, что все трейни его бояться будут. И чувства. Много чувств. На лице написано, между нот слышно, Джея пробирает. — Свободен, — чеканит он, махая рукой, когда запись готова и даже не смотрит как Ким губки дует, себя по плечам наглаживает с похвалой, ведь записали они со второй попытки и не уходит как бы того хотелось. — Получилось что-то? Джею смешно с него, ведь он и сам знает, что если бы не получилось, то его так просто не выпустили бы из кабинки, а если бы и выпустили так только с пинком под жопу и домой. В итоге Джей включает дорожку, на которой ангельский голос поёт о сложной и притворной любви. — Хорошо, правда же, сонбэним? — с улыбкой выпытывает Ким, переминаясь с ноги на ногу рядом и Джей усмехается. — Есть и получше… но есть и хуже. Чужие пухлые губы поджимаются, а в глазах грусть вселенская, словно он его тут раскритиковал по всем параметрам. Джей бы мог, но критиковать тут толком и нечего, а расхваливать не в его стиле. Хочет, чтобы ему расплылись в комплиментах, пусть к Бомгю идёт. Тот на такое не скупится. — Ясно… — и отходит забавно плечами виляя и руки на груди складывая, — а гитару хоть протрите, — и сделав паузу уже бубнит себе под нос так, что почти и не слышно: — а то похоронили Ямаху под слоем пыли и умничаете. Возмутиться Джей не успевает, дверь за узкой спиной захлопывается быстрее. Вот малолетняя… С этого момента Пак его и запоминает. Надолго. И гитару берёт впервые с момента покупки. Осваивает азы и уже сочиняет отсебятину на вторую неделю практики. Ким Сону к нему больше не приходит, словно по божьему велению, записываясь у Бомгю. Новое расписание спасает Пака от кучки желторотых новичков, а каждый взгляд на гитару напоминает об ангельском голосе с прекрасным фальцетом. С Сону он на удивление практически не видится. Тот постоянно практикуется, постоянно в зале. Джей этого участка их агентства не касается, да и странно будет туда прийти. Да и зачем? Для чего? Бред какой-то лезет. Джей, наверное, плавно начинает перекатываться в ту самую категорию вечно загруженных людей, иначе как объяснить кучу всякой херни в его голове. Да, он не думал, что старость будет поджидать его на пороге двадцати восьми лет. Двадцать восемь это крутая дата и отмечать её нужно с размахом, но не тогда, когда вся твоя родня в другой стране, друзья слишком заняты, а коллеги ни сном ни духом о том, что у него бывают праздники помимо одного единственного выходного в субботу. Свои унылые двадцать восемь Пак отмечает один в баре недалеко от дома. Он пьёт пиво потому, что что-то крепкое просто в горло не лезет и наблюдает за стандартной атмосферой лофт бара, в котором освещения ещё меньше, чем в его студии. Не происходит ничего хорошего. И ничего интересного тоже не происходит. Джей пьёт, немного ест, немного смотрит на людей вокруг, с ним даже пытаются познакомиться, но он слишком в себе, чтобы резко изменить траекторию и захотеть быть в ком-то другом. Когда совершенно ненавязчивая и приятная на внешность дама всё-таки понимает его намёк и растворяется в красно-жёлтом свете удушающего лофта, на маленькую сцену выходит он. В гигантских ботинках прибавляющих ему сантиметров пять в росте, из одежды на нем что-то до ужаса странное: низко посаженные широкие штаны-багги, какой-то короткий топ с длинными рукавами, висящими на руках до самых кончиков пальцев. На волосах какой-то кошмар, который сделал либо супер-мега стилист, либо миксер, на лице столько макияжа, что сначала Пак даже думает, что он ошибается. Но потом в тонких руках появляется акустическая гитара, а тот самый ангельский голос заполняет бар. Мелодия до неприличия знакомая, но Пак уверен, что никогда раньше не слышал эту песню, текст какой-то несуразный, сразу видно, что не профессионал работал, но с первых слов цепляющий. К припеву Джей уже растворяется в диапазоне чужого голоса. Сону не поёт даже, он почти шепчет и это как левитировать в пространстве. Чонсон касается неба. Сону это делает с чувствами, Сону своим голосом заставляет и его чувствовать всё это. Каждое слово будто бы проходит через его тело. А его подача. Я на вершине мира, но при этом я не свободен. Это секрет, который я храню Пока он со мной, я не обрету покоя Я бы пожертвовал целой жизнью, чтобы быть таким… Песенка могла бы быть очередной отсебятиной, для которой в студии Пака есть отдельное мусорное ведро, но как-то всё слишком гармонично. Она была бы ужасная, если бы её исполнял не Ким. Пушистые взъерошенные волосы, хищный лисий взгляд и гитара в тонкий пальцах, кончики которых были обкручены пластырями. Джей рефлекторно касается своих, оказывается это достаточно большая проблема, когда играешь на гитаре. И как он раньше на этих соломинках огромных мозолей и ран не замечал. Наверное, потому, что не смотрел. Сейчас он неотрывно смотрит на парня на сцене и не знает, что хочет с ним сделать: придушить за внешний вид и нарушение правил или молить не заканчивать. Выступление в итоге подходит к концу, гитару Сону ставит на стойку и под редкие хлопки сходит со сцены прямо в зал. Молодой парень садится прямо напротив Джея, хватая пальцами с тарелки кимпаб и бросая его себе в рот. — Значит, публичные выступления? — спрашивает он, беззастенчиво рассматривая парня. Тот прыскает смешком. — Если публика это бармен, два официанта и от силы пять пьяных в стельку клиентов, то каюсь. — Пришёл просить не сдавать тебя агентству? — Да пожалуйста! Агентству на меня наплевать так же, как и мне на него. Я ушёл неделю назад. Голос Сону такой беззаботный и безразличный, будто бы это не он плакал на каждом этапе отбора, переживая, что не пройдёт в состав трейни. Сейчас перед ним вообще будто бы другой Сону. С глубоким голосом, тёмным макияжем, наглым поведением. Одно лишь неизменно — хищные, будто бы нарисованные кистью глаза. — Смеёшься? — не верит Пак. — Представляете, сразу начал как покинул этот ад. Оказывается людям можно делать что-то ещё помимо того, что танцевать двадцать четыре часа подряд, а потом находить в сутках ещё семь и рвать голос на тонкие лоскутки ради дорожек, которые потом просто удаляют. Сону кошмар какой довольный и как бы Пак не искал, он не видит и капли сожаления или печали. — Я думал это мечта детства и бла-бла-бла… хочу петь для людей и нести радость, — усмехается Пак, неожиданно понимая, что ему невероятно легко, видимо это пиво уже бушует в его крови. — Да, мечта… Только знаете, сонбэ, в чём вся соль? Глаза его сверкают неожиданно хитро, будто бы с пьяным блеском. Какие манипуляции эти глазки проводят, Джей и не замечал раньше какой обманчиво невинный Сону и что кроется за притворной скромностью. Он даже не отвечает, Сону продолжает сам: — Мечты имеют свойства сбываться, так что нужно быть очень осторожным со своими желаниями. Джей не может оспорить или возразить. Джей даже первое время сказать ничего не в состоянии, наблюдая как на его глазах рушится детский сказочный образ. Джей видит другого Сону. Повзрослевшего. За пару месяцев. Так не меняются, не так быстро такого эффекта добиваются. Лишь одним способом — обжигаясь об то, что никогда не могло принести боль и ломаясь с хрустом костей. — Сколько тебе лет, Ким Сону? — Восемнадцать. — Полных… Секунда. Сону растягивает губы в улыбке. — Семнадцать. — Знают ли твои родители, что ты в свои семнадцать шляешься по подработках в барах, сверкая голым животом и подсаживаешься к взрослым дядям за столик? — Настолько сильные моральные ценности? Этот паршивец ему ещё и отвечает вопросами. Джею хочется дать по жопе и отправить в комнату под домашний арест. Он не знает, что ответить, давненько такого не было. Тянется за бокалом, собираясь затянуть время своего ответа и когда уводит взгляд, краем глаза видит как Ким смотрит на него. Он смотрит слишком… слишком глубоко. — Вам понравилась песня? — Нет, — и он врёт, а Сону это знает, иначе почему бы так довольно улыбался. — Я писал её думая о вас. — Так себе у тебя обо мне мнение. — Самое честное, — Сону жмёт плечами и опускает взгляд в стол, на том помимо поцарапанной поверхности его привлекают чужие руки. Расслабленно лежащие чуть согнутые пальцы, широкие ладони, бежевые пластыри на подушечках. Ким и сам не замечает как тянет по столу свою руку к чужой, зато это замечает Джей. Но никак не останавливает. Не препятствует. Как мудак. Указательным пальцем Сону касается его указательного, осторожно подталкивая, почти без движения. Почти незаметно, но Джей без шуток чувствует разряд тока, который шандарахнул по всему телу. Во рту невозможно сухо и он бы выпил ещё пива, но то закончилось, а спугнуть Сону своими резкими движениями не хотелось. Хотя, кажется, спугнуть Сону не так-то уж и просто. — Хотите я вам струны на нейлоновые поменяю, мозолей и боли не будет…? Да, звучит вообще-то невинно, но в купе со взглядом и бурной фантазией Джея, получается как-то странно… очень… И Джей понимает, что если он и придумывает, то только в том направлении, в котором удобно Киму. — Сону, я взрослый мужчина. Он, конечно же, имеет в виду, что поменять струны он в состоянии, даже если никогда в жизни этого не делал, но тот взгляд, который поднимает на него Сону, мог снести с ног, если бы Пак стоял. Джей чувствует безграничную опасность, когда красные губы растягиваются в улыбке. — Я знаю, Джей-щи…